9. Таблетки, сломанные кости и обручальные кольца

Всякий раз, когда Blink-182 отправлялись в кругосветное турне, мы совершали около пятидесяти перелетов между городами. Я занимался тем, что люблю, – играл на барабанах – и зарабатывал много денег. Но пятьдесят раз за два-три месяца мне приходилось делать то, что я ненавижу и боюсь больше всего на свете. Во время взлета я очень волновался, и иногда Марк с Томом шутили и издевались надо мной, потому что я говорил: «Чувак! Ты слышал этот звук?» Обычно это был звук, с которым убирали шасси.

Однажды мы полетели в Майами, отыграли концерт, а потом сразу отправились на Багамы, где снимали что-то для MTV. Как-то на Багамах я курил сигарету, а ко мне подошел менеджер группы Рик Девой и сказал: «Тебе надо бросить курить, Трэвис. Ты должен позаботиться о себе. Через двадцать лет у тебя, вероятно, будут дети, или тебе захочется расслабиться и насладиться тем, ради чего ты работал».

Я ответил: «Чувак, мы в любой момент можем погибнуть в авиакатастрофе. Какая разница, брошу я курить или нет, – кто знает, какое еще дерьмо может случиться?» Так я и жил изо дня в день с тех пор, как умерла мама. Я не хотел умирать, но и не рассчитывал, что доживу до старости, – каждый год я удивлялся, что всё еще жив.

Чем успешнее становилась группа, тем больше мы летали – мы даже стали брать частные самолеты. Я принимал таблетки, чтобы пережить перелет. Если мы летели в Лондон, чтобы три дня играть на «Уэмбли-Арене», я принимал снотворное, чтобы проспать весь перелет, и добавлял викодин в виски с колой. Мне даже пить не нравилось. Когда я начал это делать, у меня была цель не переборщить, чтобы, когда мы приземлимся, у меня был весь день на то, чтобы привести себя в порядок. Но скоро я стал принимать всё больше и больше таблеток.

В один рейс в Австралию я взял таблетку ксанакса. Это не обычная таблетка, а такая длинная, как плитка, которую можно разломать на четыре части. Я съел ее целиком и заснул. Проснулся я на полпути, где-то над Тихим океаном, принял еще одну плитку и снова заснул. Я проспал все девятнадцать часов перелета, и, когда самолет приземлился, меня пытались разбудить: «Извините, мистер Баркер. Мистер Баркер?» В общем, из самолета меня пришлось чуть ли не выносить. Я был настолько не в себе, что в аэропорту Сиднея не мог сообразить, как встать на эскалатор. Я просто стоял наверху и недоумевал, как мне наступить на что-то движущееся. Минут десять люди проталкивались мимо меня к эскалатору. В конце концов я спустился вниз – и снова заснул в багажном отделении.

Потом я начал принимать таблетки для удовольствия, когда не летал. Я ничего не принимал перед концертами, но, как только уходил со сцены, глотал пригоршню викодина и курил сигареты одну за одной. Мне нравилось это ощущение расслабления, как будто я вот-вот растаю.

Один друг пригласил меня на мальчишник в Лас-Вегасе. Мы не гастролировали, поэтому я был бы рад остаться дома в Риверсайде: покурить сигарет, травы, принять пару таблеток, поболтать о машинах. Но он сказал: «Чувак, просто приезжай – это же мой мальчишник, ты не можешь его пропустить». Я сказал, черт с ним, и решил полететь. Я взял своего приятеля Брента – мы сняли номер в отеле.

В самолете я принял кучу таблеток. Таблетки по-разному действуют на разных людей: если я приму горсть обезболивающих, то следующие двадцать четыре часа не буду спать. У меня высвобождается чертовский запас энергии, но всё, что я могу, – это разговаривать.

Вечеринка была в стрип-клубе. Я бывал в стрип-клубах в гетто Риверсайда, но никогда не видел ничего подобного: повсюду красивые девушки и первоклассное безумие. Все на вечеринке развлекались с разными девушками. Я отдал девушкам кучу денег, всего примерно пару тысяч долларов, и попросил их убедиться, чтобы о виновнике торжества как следует позаботились, – я хотел, чтобы они провернули с ним самые грязные штучки, на какие способны. И тут одна из них неожиданно сказала: «Я хочу тебя».

Она была самой классной девчонкой во всём клубе – по крайней мере, на мой вкус. И я подумал, почему бы и нет. Она устроила мне несколько горячих танцев на коленях. Я провел в стрип-клубе от силы два часа, а потом ушел с этой горячей стриптизершей и ее подружкой. Мы пришли ко мне в отель и провели самую сумасшедшую ночь в моей жизни. Брент спал на соседней кровати и девушки не привел, но это нам троим никак не помешало.

Я никогда не встречал никого более дикого и свободного, чем эти двое. Они творили друг с другом безумные вещи и затрахали меня до потери пульса. Я был на седьмом небе. Но вдруг у нас порвался презерватив. Лучшая ночь в жизни вдруг превратилась в ночной кошмар. На следующий день я так нервничал: а что, если она забеременеет? Я был пьян и не помню: я вообще кончил? Эти мысли не давали мне покоя весь следующий год. Я всё время ждал звонка или сообщения, где она скажет, что беременна.

Я стал понимать, что мне нужно быть осторожнее с близостью. С того дня я стал вести себя словно Мистер Безопасность, но мало ли что может случиться. Мне не хотелось случайно чем-нибудь заразиться, и я был просто в ужасе от вероятности зачать ребенка с девушкой, с которой мне даже не хочется встречаться второй раз.

В Риверсайде я по-прежнему жил с Геем Рэем и тусовался у него дома. По соседству жил парень по имени Эйч-Дог. Иногда мы его накуривали. Однажды мы покурили травки и приняли какие-то таблетки, и Эйч-Дог ушел, сказав: «Чувак, чувак, я плохо себя чувствую, Трэв. Мне херово, что-то не так».

Я говорю: «Эйч-Дог, я провожу тебя домой. Иди приляг – всё будет хорошо». – «Трэв, я ведь пил еще. Не знаю, чувак. Может, «Скорую» вызвать? Чувак, я дышу как бешеный».

Я отвел его домой и уложил в постель. На следующий день я зашел к нему домой посмотреть, как он себя чувствует, подкрался к его окну и сказал: «Проснись! Уже полдень!»

Эйч-Дог так и не заснул – он лежал в той же позе, в какой я оставил его вчера. Он лежал и смотрел в потолок уже двенадцать часов подряд. «Как мне с этим справиться, Трэвис? Чувак, я не знаю, что делать». Это было похоже на сцену из фильма «Пятница». Днем он лег в больницу.

У Эйч-Дога была сложная семейная ситуация. У него было три младших брата. У них было не так много денег – если ребята хорошо себя вели, то самой большой наградой было то, что он разрешал им сесть в багажник пикапа и заводил двигатель. Потом заболела его мать, и ее бросил муж. У меня от этого сердце разрывалось – это напомнило мне о том, что случилось с моей мамой. Поэтому, когда я возвращался домой с гастролей, я каждый раз водил его маму поужинать. Я не пытался как-то к ней подкатывать: просто составлял ей компанию, чтобы убедиться, что у нее всё хорошо.

Мы с моим другом Тимом часто ходили в местные клубы: одними из наших любимых были «Ин Кахутс», «Метро», «Клаб Раббер» и «Баха Бич Хаус». Мы заходили и какое-то время просто стояли, не танцуя и мирно наслаждаясь атмосферой, в надежде, что диджей поставит какой-нибудь Method Man или Cypress Hill. Разумеется, к нам подходили девушки. Если они нам нравились, мы говорили, что уже возвращаемся домой, и приглашали их пойти с нами. Они запрыгивали в машину.

Такая стратегия иногда приводила к неприятностям – бывало так, что девушка приходила в клуб с парнем, которому не понравилось, что она ушла с нами. В следующий раз, когда мы приходили в клуб, парень подходил к нам и говорил: «Бро, это была моя телка». Там было слишком много таких братанов – и всегда нужно было уйти пораньше, потому что в ту минуту, когда клубы закрывались, на парковке начинались перестрелки и какие-то потасовки, от которых мне хотелось держаться подальше. Но это не мешало мне ходить в клубы.

Многие из этих девушек были довольно пустыми. Но и я был таким же: я искал подруг на одну ночь. Все понимали, зачем мы пришли, и никто не обижался.

Как-то вечером в «Баха Бич Хаус» мы познакомились с тремя девушками, которых назвали платиновым трио: горячие платиновые блондинки. Я заговорил с одной из них, ее звали Мелисса, и она оказалась более умной и настоящей, чем большинство девушек, которых я приводил домой. Я даже взял у нее номер телефона и позвонил на следующий день. Спустя несколько месяцев мы стали парой: я был без ума от нее и был рад держаться подальше от клубов.

К тому времени у меня уже было три «Кадиллака». Тот с ржавыми дырками, который взорвался на шоссе, в итоге я продал за 200 баксов, потому что это был обычный металлолом. Потом я купил зеленый «Кадиллак» 1966 года и белый с откидным верхом 1970 года. Еще я купил пикап, и все эти машины стояли в гараже у Гея Рэя[23]. Я получал деньги за работу в Blink-182 и всё тратил на машины, покупая их одну за другой. Марк, Том и все остальные, кто общался с Blink-182, твердили мне, что мне нужно научиться обращаться с деньгами: «Чувак, прекрати покупать машины. Тебе нужно купить дом».

В конце концов до меня это дошло. Люди в Риверсайде знали, где я живу, и приходили ко мне целый день, от чего я ужасно устал. Как-то утром я гулял с Мелиссой и сказал: «Я собираюсь посмотреть дома – хочешь со мной?» Она ничего не знала о недвижимости, но согласилась.

МЕЛИССА КЕННЕДИ (бывшая жена)

Мы с Трэвисом познакомились в клубе во Внутренней империи, когда он был молод, а я ужасно молода. Он тогда только начал играть в Blink-182; кажется, они собирались снять свой первый музыкальный клип. Сначала Трэвис мне не очень понравился: мне показалось, что он какой-то странный. Мы подружились – а потом, после того как хорошенько выпили ночью, не отходили друг от друга несколько лет.

Всё время, пока мы были вместе, Трэвис не выходил на сцену, пока я не поцелую ему обе руки и обе палочки: одну, вторую, одну, вторую. И каждый раз, когда мы летели на самолете, мы надевали одну и ту же одежду, потому что он очень боялся летать. У него были его счастливые летные штаны, а у меня – счастливый летный камень: маленький камушек, который помогал пережить волнение. Мы передавали его друг другу, в зависимости от того, кому в тот день было страшнее.

Как-то раз мы были в Италии – Blink-182 снимались на итальянском MTV. Когда они записали интервью, мы вышли на улицу и пошли к фургону. Но полицейских не хватало, и фургон окружила толпа итальянских подростков. В то время Blink-182 были самой известной группой в Италии, даже более известной, чем Backstreet Boys. Ребята стучали в окна, и было очень страшно – страшно было даже нашим охранникам. Нам всем пришлось лечь на пол в фургоне, чтобы не пострадать, если ребята разобьют окна. Я лежала на полу и думала, что нас сейчас убьют. К счастью, нам удалось уехать – но один парень бежал за нами километров восемь. Мы ехали и ехали, а он всё не отставал. В конце концов мы остановились и подарили ему билеты на вечерний концерт.

Когда мы устроили свадьбу, на ней была пара сотен гостей – собрались вся наша семья и друзья. Мы тогда только вернулись домой с гастролей, которые длились три с половиной месяца, и было очень душевно. Трэвис надел «Конверсы» и галстук-бабочку: он был похож на Пи-Ви Германа.

Трэвис купил еще один «Кадиллак», но оба его автомобиля были слишком старыми и не очень хорошо ездили. Нашим самым надежным автомобилем в то время был мой голубой трехцилиндровый хетчбэк «Гео Метро» 1993 года. Трэвис называл его Роликом. Мы ездили на нем по городу, и Трэвис захотел затонировать стекла, потому что люди стали узнавать его в машине. Тонировка стоила больше, чем вся машина.

Спустя какое-то время нам обоим надоело водить эту консервную банку. Мы подъехали к дилерскому центру «Кадиллак» и припарковали свой Ролик у входа. Мы вошли, купили «Эскалейд» за наличные и поехали на нем домой. «Гео» мы просто оставили на улице. Я даже не знаю, оставили мы в нем ключи или нет.

Я нашел дом в Короне: во Внутренней империи, недалеко от Риверсайда и Фонтаны, где я вырос. Дом был площадью 300 квадратных метров – просто дворец по сравнению со всем моим прошлым жильем. Мы договорились о цене примерно в 325 тысяч долларов, я получил ипотеку (моя кредитная история окупилась), и мы закрыли сделку. Я переехал в этот дом, а Мелисса переехала ко мне. «Это самый большой и самый лучший дом, который я только видел, – сказал я ей. – Мне больше никогда в жизни не придется переезжать».

Мелисса училась в колледже на психолога, но бросила учебу и стала ездить со мной на гастроли. Впервые во взрослом возрасте я узнал о преимуществах длительных отношений: когда вы с женщиной достаточно долго вместе, вы питаетесь друг другом и поддерживаете друг друга. Вы делаете друг друга лучше, и жизнь становится лучше.

В дороге мы постоянно были вместе, и наши отношения не были идеальными – любой паре было бы трудно общаться 24/7, так что, думаю, именно из-за этого в конце концов мы друг другу надоели. Но мы были без ума друг от друга, и перед нами стоял выбор: либо путешествовать вместе, либо не видеться по полгода подряд, и мы решили быть вместе.

МАРК ХОППУС (басист / вокалист, Blink-182)

В разгар популярности альбома «Enema of the State» мы как-то играли в Лондоне. После концерта, около трех часов ночи, мы с женой возвращаемся в свой номер в отеле и собираемся лечь спать. И вдруг слышим стук в дверь: тук-тук-тук-тук. Открываем дверь и видим, как двое ребят убегают за угол по коридору. Я звоню охраннику, который ездил с нами на гастроли, и говорю: «Слушай, просто чтобы ты знал, какие-то ребята нашли наш номер и постучали в дверь. Возможно, ты захочешь предупредить остальных». Мы все останавливались в отелях под вымышленными именами, и единственный способ, каким кто-то мог узнать, в каком мы номере, – это если отель выдал наши данные. Так вот, наш охранник звонит охраннику отеля, а тот звонит управляющему отеля домой. Управляющий приходит, они осматривают коридоры на всех этажах, но так никого и не находят.

На следующий день я спускаюсь в вестибюль и говорю Тому и Трэвису: «Ребят, в ваши номера вчера кто-нибудь стучал? В три часа ночи к нам стучались какие-то ребята».

А Трэвис говорит: «Чувак, это были мы с Мелиссой». Он просто издевался над нами – они решили, что будет забавно постучаться в дверь в три часа ночи.

В то время моим охранником работал мой друг по имени Фуси: он был родом из Самоа и жил в Карсоне, где раньше тусовался с бандой «Крипс». Я увидел, как он разбирает оборудование групп на площадке «Палладиум» в Лос-Анджелесе, и мы подружились. Было странно, что мы вообще нуждаемся в охране, – это еще один знак того, как быстро мы перешли от турне с другими панк-рок-группами к появлению в передаче TRL. Некоторые охранники, которых предоставляли охранные организации, были отстойные и постоянно закрывали нас собой. Поэтому я стал брать с собой Фуси: я знал, что мы хорошо проведем время и вместе будем слушать рэп Западного побережья у меня в автобусе. Мы ездили вместе пару лет, и было просто здорово. Как-то раз мы вместе выпивали после концерта в баре пятизвездочного отеля. Я вернулся в свой номер, а Фуси сказал, что еще посидит внизу. Через час мне позвонили из службы охраны отеля: «Сэр, можете спуститься? У нас здесь проблема в вестибюле». Я спустился и обнаружил, что Фуси сильно напился и начал танцевать с девушками, даже с теми, которые пришли не одни. Никто не хотел отказывать 160-килограммовому самоанцу с неправильным прикусом: мне-то он казался плюшевым мишкой, но я понимал, что других людей он пугает. Охранники мне говорят: «Он превратил весь вестибюль в танцпол и заставил включить Тупака».

К сожалению, такое случалось не раз. Менеджер группы решил положить этому конец и сказал, что я больше не могу его брать: он становится обузой. Но в моем сердце он навсегда останется моей правой рукой.

Примерно через полгода у него умерла мама. Я был на похоронах, и это было ужасно: он был первым среди моих знакомых, кто потерял мать с тех пор, как умерла моя мама, и я словно терял ее снова. Было очень больно видеть в слезах этого огромного человека, который меня защищал. Я несколько часов просидел с ним в обнимку и старался убедиться, что он в порядке.

Моя боязнь перелетов никуда не делась. Каждый раз перед взлетом я закрывал глаза, ожидая увидеть яркую горизонтальную линию, которая бы говорила мне, что всё будет хорошо, – но, даже когда я ее видел, полет проходил неспокойно. Как-то раз мы летели в Европу, и, когда самолет взлетал, мы с Мелиссой увидели, как падает другой самолет. Он дымился и летел прямо в землю. Мы чуть с ума не сошли: «О боже, только посмотри». Стюардесса увидела, что происходит, и закрыла шторки на всех иллюминаторах. Это увидели всего несколько пассажиров, но большинство не увидело. Остальные ребята в группе говорили: «Чувак, тебе просто показалось – слишком много таблеток. Тебя глючит». – «Нет, я точно знаю, что видел». И конечно же, когда мы приземлились, это уже было в новостях: в авиакатастрофе погибло более двухсот человек. Этот случай только всё усугубил. С каждым разом, садясь в самолет, я всё больше боялся и принимал всё больше таблеток.

Я не рассказывал о таблетках Мелиссе. Я ото всех это скрывал. У таблеток есть невероятное свойство – никто не видит, что ты их принимаешь. Руки не пахнут дымом, и нет совершенно никаких улик. Если я был в ресторане, то шел в туалет, принимал пару таблеток и запивал водой. Никто об этом не знал: я всегда был в хорошем настроении.

Как-то раз в клубе я потерял сознание, и Мелиссе и моим друзьям пришлось меня выносить. Даже тогда я не признался ей в том, что происходит, – сказал только, что, наверное, слишком много выпил. Но через два или три дня у меня закружилась голова, а кожа пожелтела, как от желтухи. Я поехал в больницу, и мне сделали спинномозговую пункцию. Они не знали, что случилось, и настояли, чтобы я им всё рассказал. В конце концов я признался: «Пару дней назад я принял хренову кучу таблеток».

Почему-то я убедил себя, что должен постоянно пить таблетки: мне нравились ощущения, которые я испытывал, когда принимал их, поэтому мне казалось неправильным, что мне их никогда не прописывают. Я даже не думал о них как о наркотиках. Мне просто казалось разумным принимать их каждый день как мультивитамины.

МЕЛИССА КЕННЕДИ (бывшая жена)

Я не знала, что у Трэвиса проблемы с таблетками. Я даже не знала, что можно на них подсесть. Я была наивна и сама никогда не делала ничего подобного. Мне показалось странным, что он принимает таблетки, но они приходили по почте от доктора, так что всё выглядело нормально. Иногда он говорил: «Возьми одну! Ты же не хочешь рано вставать!» Я говорила ему: «Я устала, мистер Энергия». Как-то раз он потерял сознание в клубе, и я подумала: «О боже, нужно вытащить его отсюда, пока не появились копы». Друг помог мне дотащить его до машины. Всё было не настолько серьезно, чтобы везти его в больницу, – я просто отвезла его домой и всю ночь за ним присматривала. Но всё же я не знала, что ему нужна помощь. Я попросила у него прощения за это много лет спустя – если бы я тогда знала, что ему нужна помощь, я бы ему помогла, но я была так глупа, что и понятия не имела, что происходит.

В 2000 году мы устроили турне по всему миру под названием «Шоу Марка, Тома и Трэвиса». В Кайахога-Фоллз, в штате Огайо, недалеко от Кливленда, у нас был выходной. Нам с Мелиссой наскучило есть в отелях, и мы взяли такси до «Тако Белл» недалеко от отеля, чтобы там поужинать. Мы приехали и заказали еду, а потом я пошел в туалет.

Когда я вышел, Мелиссу уже обхаживали какие-то два здоровенных деревенщины. Она их игнорировала, но, когда они увидели, что она пришла со странным тощим парнем в татуировках и с дредами, они вышли из себя. Мы пытались спокойно поесть, а они всё пялились на нас: было так странно, и я чувствовал себя подсадной уткой. У меня было плохое предчувствие, поэтому мы не доели ужин и ушли оттуда. Мы зашли в телефонную будку, чтобы вызвать такси и вернуться в отель. Мы стояли и ждали такси, как вдруг около нас остановилась красная машина, и из нее вышел один из тех деревенщин.

Этот парень был вне себя – по какой-то причине он всё называл меня «педиком» и воспринял тот факт, что Мелисса со мной, как личное оскорбление. Я попытался его успокоить и сказал, что не хочу драться, – я даже показал ему, что у меня на правой руке фиксатор. Но парень не отступал: он продолжал нести чушь, а потом замахнулся на меня.

Этот парень был старше и крупнее меня, но в тот момент мне пришлось защищаться. Я ударил его правой рукой, и он упал. Когда он упал на землю, я сел на него сверху и начал бить его по лицу. Его друг вылез из машины и начал меня пинать – это вывело меня из равновесия, и вместо лица парня мой кулак вошел в асфальт. Я сразу понял, что с рукой что-то не так.

Теперь парней было двое, а с поврежденной рукой я не мог их побить. Я старался держать их подальше от себя, пиная их ногами и поднимая шум, пока люди на парковке не подошли посмотреть, что происходит. Как только собралась толпа, парни сели в машину и уехали.

Мы позвонили в полицию, но не запомнили номер машины. Когда они проверили «Тако Белл», то заведение оказалось совершенно бесполезно – оказалось, что камера видеонаблюдения там не работает. Рука дико болела, поэтому мне сделали рентген, и оказалось, что, когда я ударился об асфальт, у меня случился «боксерский перелом» – я сломал костяшки мизинца и безымянного пальца.

Врачи наложили мне на правую руку гипс. Я хотел продолжать выступать – я решил, что если Рик Аллен продолжал играть в Def Leppard, когда потерял руку, то я смогу так же настроить ударную установку, со всякими электронными устройствами. Но врачи сказали мне, что придется прекратить играть на пару месяцев, поэтому Марк с Томом пригласили барабанщика из группы, которая играла на разогреве. Я сидел дома в Короне и печатал имейлы левой рукой, сходя с ума от невозможности играть. За это время я купил пару проигрывателей и научился чесать руку под гипсом.

Этот перелом стал тревожным звоночком: я понял, что мне нужно больше думать головой. Мне нельзя ввязываться в драки, не стоит даже кататься на скейте. Со сломанной рукой я не мог ни одеться с утра, ни принять душ нормально. И я не мог играть на барабанах, что было и моей страстью, и средством к существованию.

Жизнь – это гонка, пусть ломаются неудачники.

Однажды Мелисса сказала мне, что у меня на банковском счету почти миллион долларов. «Да ладно?» – удивился я. Я за этим не следил – я быстро перестал волноваться о деньгах. Я играл на барабанах и, пока мне хватало на жизнь, не обращал внимания на банковский счет. Я принимал решения, основываясь на том, к чему лежит душа. Как говорится, найди дело, которым готов заниматься и бесплатно, а потом найди способ на нем зарабатывать.

У меня нет вкуса к дорогим вещам. Я никогда не любил красиво одеваться. И меня не интересовали часы и кольца с бриллиантами[24]. Что я действительно хотел покупать – это хорошие вещи для своего нового дома: всё то, что я буду видеть там каждый день. Так что, пока я был дома, я потратил до хрена денег на мебель. Я всегда покупал дешевую мебель в «Гудвилл»: мы жили бюджетно с другими холостяками, а это значит, что мы могли разнести свой дом и не беспокоиться об этом. Но теперь я хотел купить самую классную мебель, которую только можно приобрести за деньги, в магазинах вроде «Би-энд-Би Италия» и «Минотти».

Лучшим предметом мебели стал итальянский кожаный диван. Он был весь такой ровный и суперсовременный. Стоил он 10 тысяч долларов – и я знаю, что это дорого, но такие вещи дешевле не купишь. Я даже не мог сказать своим друзьям, с которыми вырос, сколько он стоит. За такие деньги, сказали бы они, он должен ездить или летать. Я очень уважал этот диван: я даже на него не садился. Он до сих пор у меня стоит. Хороший дизайн не устаревает.

Слишком много людей знало, где я живу. В Короне было не так много знаменитостей, поэтому я оказался в центре внимания. И я этого не скрывал: ко мне постоянно приходили друзья, или я катался по городу на одном из своих «Кадиллаков». Каждый день к моей входной двери клали записки, в которых люди признавались, что они мои самые ярые поклонники. Всё это было довольно мило.

Однажды ночью я услышал какой-то шорох на балконе. Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть, в чем дело, и нашли цветы с запиской: «Поправляйтесь скорее». Вот это уже было жутковато. На следующий день на балконе появились новые цветы: кто-то залезал туда уже не первый раз. У меня была собака – маленький мопс, которого я назвал Кларенсом, – но он не лаял на посторонних.

Однажды вечером, примерно через неделю, мы с Мелиссой куда-то пошли. Когда мы вернулись домой, на входной двери висело жуткое письмо. В нем говорилось: «Я иду за тобой. Не пытайся сбежать от меня». Похоже на какое-то дерьмо из фильма ужасов, но я сказал: «Да по барабану, глупость какая-то». На следующий день мы опять куда-то пошли, а когда вернулись, все двери в доме, снаружи и внутри, были открыты. Там было новое письмо: «Видишь, я же говорю, что могу войти в твой дом».

Вот тогда мне стало страшно. У меня не только рука сломана, но еще и какой-то придурок забирается в мой дом. Я не знал, шутка это или человек представляет потенциальную опасность. Может, он слесарь? Это единственное, что пришло мне в голову. Я купил двух ротвейлеров и американского бульдога. Все три собаки жили на моем заднем дворе – не таком уж большом. Еще я поставил камеры и сигнализацию.

Иногда я не спал всю ночь и дежурил со своим приятелем Джимми Галли. Мы вооружились бейсбольными битами и пистолетами и ждали, когда этот человек появится, – но, конечно, никто не пришел. Раньше у меня никогда не было оружия: когда я его купил, я стал ходить в тир каждую неделю.

Пока всё не стало совсем плохо, я решил: «Давай найдем другой дом». Я купил дом с забором на той же улице, где жил мэр Короны. По соседству со мной жил Реджи Райт – в то время он был главой службы безопасности Шуга Найта и «Дэт Роу Рекордс». Это был крутой одноэтажный дом, и я построил там невероятный бассейн. На заднем дворе у меня был целый акр земли, и я нанял людей из Диснейленда для строительства бассейна. Там были черепа и потайные пещеры с черепами на дне. Еще там было двадцать четыре водопада. Он обошелся мне в 800 тысяч долларов, и это того стоило. У нас были шумные вечеринки. Иногда все, кто работал в «Famous», приходили к нам купаться в обеденный перерыв.

В тот день, когда мне сняли гипс, мне нужно было пойти на физиотерапию. А я не пошел и вместо этого играл на концерте с Blink-182. Я решил, что это лучшая терапия, потому что боль всё равно в голове. После этого я каждый день выполнял свои старые маршевые упражнения. Это был самый глупый поступок, который только можно совершить, но мысль о том, чтобы пропускать концерты и дальше, просто не укладывалась у меня в голове.

Я вернулся в группу в конце лета, как раз к началу европейского турне: мы ездили на двухэтажном автобусе. Той осенью, когда Марк женился, мы снова встретились с Джерри Финном и начали работать над следующей записью после «Enema of the State». (Между альбомами мы выпустили концертную запись, чтобы поклонники оставались довольны, – она называлась «Шоу Марка, Тома и Трэвиса», и там были все наши песни на большой скорости и пошлые шуточки.)

На тот момент я технически являлся гастролирующим музыкантом с Blink-182 и официально не был участником группы. Несмотря на то что я вместе с Марком и Томом сочинял все песни альбома «Enema of the State», я не получил ни авторских прав, ни гонораров. Это было нормально – группа существовала много лет и до меня, и мне нужно было вложить в нее свое время. Только у меня не было медицинской страховки, и я хотел получить ее через федерацию АФТРА[25], а для этого мне нужно было официально быть автором песен. Поэтому я заявил: «Послушайте, ребят, если вы не считаете, что я помогаю вам в написании песен, просто напишите альбом сами. Когда закончите, я приду и добавлю ударную партию». Конечно, никто не хотел так делать, поэтому меня повысили до неофициального партнера. Я был рад стать частью группы.

При работе над этим альбомом мы ощущали на себе гораздо большее давление, чем в прошлый раз, когда, казалось, всем было всё равно. Мы добились огромного успеха, но от этого только чувствовали, что нам придется что-то доказывать. Вместо того, чтобы сказать «Давайте напишем несколько простых песен, которые все полюбят», мы решили попробовать что-то более мрачное и технически сложное. Мы хотели, чтобы нас воспринимали всерьез, и хотели бросить самим себе вызов.

Мы закончили процесс, который называется подготовкой к производству, когда делаешь демозаписи всех получившихся песен. Потом мы показали их людям, в том числе своему менеджеру Рику Девою, который заключил: «Звучит неплохо, но как будто не хватает пары песен». Они хотели услышать несколько песен с формулой Blink-182, к которой все привыкли, слушая последний альбом.

Тогда Том написал «First Date», а Марк придумал основу песни «The Rock Show». Мы еще поработали над этими песнями в репетиционной комнатке на складе «Famous Stars and Straps» – и очень скоро у нас появились два новых хита для альбома.

Мы снова отправились в студию «Сигначе Саунд» в Сан-Диего, где записывали предпроизводственную версию альбома «Enema of the State». И снова мы сработали очень быстро и записали всё за несколько недель. Мы почти закончили запись – остался один день до того, как альбом нужно было отдать на сведение, – и Том придумал гитарную партию под бит, с которым я баловался. Это превратилось в песню с очень простой аранжировкой: вступление, куплет, припев, проигрыш, куплет, припев, бридж, два припева, конец. Том пел припевы, а Марк – куплеты. Она была очень простая, но это сработало и получилось круто. Эта песня называется «Stay Together for the Kids» («Останьтесь вместе ради детей». – Прим. пер.): как и огромная часть населения Америки, Марк, Том и я были из неполных семей, так что для нас эта тема много значит[26].

Когда мы закончили альбом, мы назвали его «Take Off Your Pants and Jacket» («Сними штаны и куртку». – Прим. пер.). На обложке было три эмблемы, по одной на каждого участника группы: самолет, штаны и куртка. Когда я увидел макет обложки, я думал только об одном: «Пожалуйста, только не самолет, я ненавижу самолеты, чтоб их». Я хотел, чтобы моей эмблемой стали штаны или куртка, но каким-то образом в итоге мне достался самолет. Твою ж налево.

Альбом вышел весной 2001 года и стал большим хитом, пусть и не повторил успех альбома «Enema». Мы сняли клип на песню «Rock Show», которая получила массу положительных откликов. Лейбл выделил на клип бюджет в 500 тысяч долларов: примерно 50 тысяч мы потратили на клип, а остальные деньги раздали бездомным и просто прохожим. Еще один клип мы сняли на песню «First Date», и он тоже здорово получился. Затем, через несколько месяцев после выхода альбома, пришло время снимать клип на песню «Stay Together for the Kids». Лейбл выделил нам бюджет в миллион долларов. «Это видео будет крутым, – сказали они нам. – Его должен снять Сэмюэль Бейер. Идите и отожгите как следует».

Мы наняли Сэмюэля Бейера, который снял миллион музыкальных клипов, начиная со «Smells Like Teen Spirit» группы Nirvana. Он приехал на съемочную площадку на какой-то дорогой машине, «Феррари» или «Ламборгини», и помощники установили над его машиной навес. Это были серьезные съемки, копы даже перекрыли улицу в округе Ориндж. Концепция видео заключалась в том, чтобы мы играли в доме, который прямо сейчас сносят. В дом летел огромный тяжелый шар, и всё разбивалось на куски. Идея в том, чтобы это олицетворяло то, как дети себя чувствуют, когда родители разводятся, – как будто весь мир рушится на части. Единственный пунктик: мы снимали это 11 сентября 2001 года.

Съемки были в самом разгаре, когда мы узнали о теракте. Два самолета врезались во Всемирный торговый центр, погибли тысячи людей. Мы не знали, что делать, поэтому прекратили съемки. Это был ужасный день. Как только мы закончили съемки, MTV попросили показать им материал, и он был слишком похож на все те ужасы, которые произошли в Нью-Йорке. Рушились дома, плакали дети. MTV сказали нам, что это будет крайне неуместно, и они не пустят это в эфир. Нам пришлось снять еще одну версию без сноса и разрушения здания.

Мы исполняли песню «First Date» на передаче «Поздно вечером с Конаном О’Брайеном». После выступления ко мне подошел Макс Вейнберг и сказал: «Это было великолепное представление. Но если ты и дальше будешь так играть, то долго не протянешь. Твое тело начнет отказывать».

Сначала я подумал, что это какая-то чушь, но он рассказал мне о своих многочисленных травмах и операциях на спине. Он настоящий олдскульный барабанщик[27]. Хорошо бы помнить об этом, но, когда я выхожу на сцену, я играю дико и жестко. Мое тело за это расплачивается, но я не хочу играть по-другому. Быть барабанщиком – всё равно что быть спортсменом: нужно тренировать тело, чтобы играть так, как играю я. Сейчас я стараюсь делать всё по уму: я очень хорошо разогреваюсь, а после концертов принимаю ледяные ванны по необходимости.

В те времена моей единственной физической активностью была пробежка в магазин за пачкой сигарет. Я курил постоянно – в какой-то момент я вообще не играл без сигареты во рту. В одной руке я держал барабанную палочку, а в другой сигарету. Когда песня была быстрая и у меня не получалось держать сигарету в руке, я оставлял ее во рту и так и играл, выкуривая при этом одну за одной. Потом я сменил сигарету на косяк. Мне казалось, я такой крутой, но на самом деле я просто хотел узнать, насколько далеко я смогу зайти в своем невежестве.

Мне диагностировали тендинит: сказали, в запястьях не осталось хрящевой ткани, поэтому, когда я играю, я просто перемалываю их в пыль. Иногда я так сильно царапаю костяшки пальцев, что на них не остается кожи, и вся ударная установка оказывается забрызгана кровью. Я научился склеивать незаживающие открытые раны суперклеем. Но всё время так делать не получается: как-то раз из-за суперклея мне в большой палец попала инфекция, и врачи решили, что у меня гангрена. Им пришлось выкачать весь гной. Поэтому, когда с руками всё плохо, я пользуюсь чем-нибудь вроде дермабонда: это такой хирургический клей, который еще используют, чтобы закрыть разрез после кесарева сечения. Всё это неизбежно. Я мог бы взять и сказать: «Черт, у меня руки всё время в крови, а тело болит – нужно играть поспокойнее». Но этого никогда не случится. Просто тогда это буду не я.

Той осенью мы с Мелиссой поженились в отеле «Мишен Инн» в Риверсайде. Это крутое место, такое историческое здание с сумасшедшей архитектурой. До того, как мы поженились, я постоянно цеплял других девушек в стрип-клубах и везде, где мне удавалось их найти. Даже в ночь своего мальчишника – я ведь еще не был женат. Как только мы стали мужем и женой, я решил быть хорошим мужем и придерживался этого решения. Но, даже идя с невестой к алтарю, я чувствовал, что совершаю ошибку.

БРЕНТ ВАНН (друг)

Мальчишник Трэвиса проходил в маленьком местном баре под названием «Гудфеллас». Мы пригласили пятьдесят парней максимум – близких друзей Трэвиса. Девушки тоже приходили, и мы их впускали, но, если они приводили парней, парней мы просили уйти. Девчонки были хороши – они входили, а своих кавалеров оставляли на улице. Некоторые ушли со своих смен в стрип-клубах, чтобы прийти на вечеринку: а мы их всё впускали и впускали. К концу вечера девушек стало в два раза больше, чем парней.

Трэвису не потребовалось много времени, чтобы напиться: он выпил три или четыре «Короны». Смотрим – какая-то девчонка стала отсасывать ему прямо на танцполе. Они вытащили его на сцену и сказали: «Хорошо, пусть стриптизерши начинают», – и всё превратилось в сумасшедший дом. На сцене двадцать стриптизерш занимались своим делом, а Трэвис просто сидел там и улыбался.

Девушки, которые даже не были стриптизершами, тоже выходили на сцену и раздевались догола. Стриптизерши заревновали, поэтому стали вытворять всякие сумасшедшие штуки. Потом девушки снова сосали ему член. Не одна, не две и не двадцать. Каждая женщина хотела взять у него в рот. За два дня до свадьбы член Трэвиса побывал во рту тридцати-сорока разных женщин.

А потом началась оргия. Девушкам отлизывали на барных стойках. Это был полный беспредел. Все были на пике возбуждения. Это было похоже на Камасутру Внутренней империи. Это одна из самых грязных, отвратительных и самых чертовски крутых вечеринок, на которых я только бывал.

Наши отношения с Мелиссой начались с феерического секса, но скоро переросли в нечто вроде дружбы. У нас не было близости по несколько месяцев, и я стал воспринимать ее как друга.

Еще один факт, который меня расстраивал, – то, что я узнал ее настоящий возраст. Когда мы поженились, мне было двадцать шесть, и я был уверен, что она младше на год или два. Но когда она подписывала свидетельство о браке, я узнал ее дату рождения: она оказалась на пять лет моложе, а это значит, что она была очень юна, когда мы начали встречаться. Я почувствовал себя обманутым, потому что всё это время она скрывала от меня, сколько ей лет. Это меня по-настоящему расстроило. Я не должен был огорчаться, потому что обещал любить ее в горе и радости, но я всё не мог перестать об этом думать. Из-за разницы в возрасте я стал чувствовать за нее отцовскую ответственность. Я брал ее на гастроли, а больше ничего у нее в жизни не было. Это было несправедливо по отношению к ней, и я это чувствовал. Я старался игнорировать эти чувства и быть хорошим мужем.

Между тем, у блинков было некоторое время простоя – после 11 сентября нам пришлось отменить целую кучу концертов. До этого, когда мы еще гастролировали, мы с Томом играли каждый день. Я включал ему свою любимую постхардкорную музыку, которую он никогда не слышал, вроде Fugazi, Quicksand, Rocket from the Crypt и Pitchfork. Благодаря этому Том стал изучать совершенно новый стиль музыки. Мне нравилось, как далеко он продвинулся с того времени несколько лет назад, когда говорил мне, что метал – отстой. Он так полюбил эту музыку, что стал писать песни под ее влиянием. Он сыграл мне пару риффов, и они звучали потрясающе.

«Мы включим их в новый альбом Blink-182?» – спросил я его.

А он сказал: «Думаю, может, не в альбом Blink-182, а используем в каком-нибудь стороннем проекте».

Я искренне считал, что Том уже поговорил об этом с Марком. Они были так близки и неразлучны – я и представить не мог, что Марк ничего не знает. Мы с Томом занялись этим сторонним проектом и начали сочинять. Он пригласил своего друга Дэвида Кеннеди на место гитариста, а я позвал своего друга Энтони Селестино. Я рассказал Тому, что, когда жил в Риверсайде, играл в группе под названием Box Car Racer, которая исполняла подобную музыку, со своими друзьями Билли Мейером и Алексом Баррето[28]. Тому понравилось название Box Car Racer – я полагал, что раз мы не выпустили ни одного альбома, а группа уже не существовала, то и права на это название никому не принадлежат. Я попытался связаться с Алексом, который играл в оригинальном составе Box Car Racer, потому что хотел пригласить его в этот новый проект. Но он исчез, и никто не мог до него дозвониться.

Как-то я разговаривал с Марком и упомянул, что Box Car Racer едут на гастроли. А он такой: «Чего?»

«Черт. Марк, ты что, не знал?»

«Чувак, Том говорил мне, что вы, может, запишете альбом, но про гастроли не говорил».

Я чувствовал себя полным уродом. Мы отправились в большое турне с H2O и the Used. И в итоге «Эм-Си-Эй» выпустили альбом Box Car Racer. Я не думал о том, как это выглядит, пока не стало слишком поздно: в группе нас было всего трое, и двое решили создать сторонний проект, а Марк в нем не участвовал. И он даже не знал о наших планах. Получилось чертовски некрасиво, и Марк по-настоящему расстроился. Я чувствовал, что подвел его.

ТОМ ДЕЛОНГ (гитарист / вокалист, Blink-182)

По мере развития Blink-182 мне хотелось внести свой вклад в прогресс: добавить немного модернизма и изменить представление людей о том, на что мы способны. Я пока не знал, как это сделать, поэтому лучшим способом поэкспериментировать было выйти за пределы привычных четырех стен, где мы все втроем садились и вместе принимали каждое решение, и посмотреть, что получится, если я сделаю что-нибудь сам. Так появился проект Box Car Racer.

Думаю, этот альбом стал началом того, на что Blink-182 были способны в музыкальном плане, – но это стало проблемой, потому что всё выглядело так, словно двое ребят из группы занялись своим проектом, не позвав третьего парня, а должно было получиться совсем не так. Нас хорошо приняли, и мы хотели всего лишь дать несколько концертов – а не соревноваться со своей собственной группой. Намерения были безобидными, но, возможно, мы занялись этим в неподходящее для группы время. Даже не знаю – не я же придумал сторонние проекты! Теперь у всех в группе так много сторонних проектов, что это одна большая непонятная каша.

Марк был одним из моих лучших друзей – он все эти годы находился рядом. Думаю, он считал меня полным уродом, когда я стал заниматься этим проектом, но он точно еще больше расстроился из-за Тома, потому что они и до меня дружили десять лет. Вся эта история вызвала большое напряжение в Blink-182. Все стихло, когда мы договорились, что съездим в одно турне и успокоимся: пусть люди покупают альбом, а мы больше не будем его продвигать.

Между тем, отношения с Мелиссой становились только хуже. Я работал в Лос-Анджелесе и познакомился в клубе с одной девушкой. В тот вечер ничего не произошло, но я не мог перестать о ней думать всю следующую неделю. Я знал, что у нас с Мелиссой не всё в порядке, и нужно было положить этому конец. Я вернулся домой в Корону, чтобы с ней поговорить. «Послушай, думаю, нам нужно развестись, – сказал я ей. – Я перегорел. Прости». Мы не были женаты и года, а я уже хотел двигаться дальше.