Кровавый альков Клавдия Тиберия

Это случилось, конечно, в Риме. Только там было много и Тибериев, и Неронов, и Цезарей, и Октавианов, так что перепутать их совсем нетрудно. Мы расскажем о внешне отвратительном Клавдии Тиберии, жестоком, но хорошо образованном и очень даже немолодом, когда он на императорский римский трон уселся после убийства своего племянника, знаменитого деспота и самодура Калигулы. А кровавый альков касается его жены Мессалины.

Вы, конечно, знаете, что ее имя давно уже стало в устах народа нарицательным именем, как символ неудержимого распутства и нимфомании. И иной какой не слишком осведомленный в истории и литературе супруг вполне правдоподобно может и сейчас брякнуть своей жене: «Вырядилась Мессалиной», не вполне понимая, что это означает, имея в виду платье с большим декольте, поскольку Мессалина чаще вообще без туники ходила.

Но вернемся к ее мужу Клавдию Тиберию. Он и жестокая, и одновременно жалкая личность. Его, заикающегося, неуклюжего, хромоногого, с отталкивающей внешностью, вечно слюнявым ртом, никто, даже собственная матушка, серьезно не воспринимал, и все над ним, кому не лень, надсмехались. А Калигула, грозный самодур римский император, которому Клавдий Тиберий дядей приходился, так прямо издевался над ним. Чего только с ним не вытворял! То в гневе с моста в ледяную воду бросит, то заставит из своего кармана свои карточные долги платить, то последнее платье с себя снять и ему, Калигуле, подарить, а того ничего не брало. Из любой воды, как говорится, сухим выходил. И не только, он даже умудрялся еще и польстить императору, так сказать, расположение того снискать. И нередко подшучивал над самим собой и своей находчивостью жизнь себе спасал, которую у необузданного Калигулы раз-два плюнуть лишиться было. Головы он, как луковки, по меткому замечанию одного из историков, срывал без всякой видимой причины, а тут причина была. Клавдий Тиберий осмелился предстать перед лысеющим Калигулой во всем блеске своих великолепных рыжих волос. «Как ты смеешь являться ко мне во дворец с такой чуприной? — в гневе закричал император и тут же приказал слугам: — Снять ему голову!» Те опешили и не знают, что делать, на всякий пожарный случай уже за мечи схватились, но Клавдий Тиберий еще пуще закричал: «Чего уставились, олухи? Не слышите, император приказывает снять мне волосы». Словом, своей находчивостью жизнь себе спас.

Анна Клевская, жена Генриха VIII. Художник Г. Гольбейн-младший.

И такие изуверства этот жестокий император творил, что, конечно, тирана убили, его жену тоже, а дочь головенкой о мраморные стены дворца, «аж мозги брызнули», как один хроникер описывал.

Клавдия Тиберия тоже убить хотели, он за портьерой прятался в это время. Но по странному стечению обстоятельств, когда его местонахождение открыли, один из легионеров закричал, может, от испуга: «Да здравствует император!», другие подхватили, и так вот пятидесятилетний Клавдий Тиберий совершенно случайно стал римским императором. Конечно, ему для начала было предложено свои личные дела в порядок привести. А то больно уж не все с его женами понятно. Правда, в Древнем Риме, где поголовно кровосмешение происходило, женились и на сестрах, и на племянницах, и на собственных тетушках, трудно было порядок требовать. Но все же…

Два его предыдущие супружества с римлянкой Ургуланиллой и Элией, от которых родился сын и дочь Антония, были признаны недействительными. Клавдий Тиберий получил развод, поскольку утверждал, что его заставили жениться, сам он никаких чувств ни к первой, ни ко второй жене не имел. А вот третью жену, красавицу Мессалину, он безумно любит — глубоко и сильно. И даже его отцовские чувства, которых абсолютно не чувствовал ни к умершему одиннадцатилетнему сыну от первой жены, ни к дочери Антонии от второй жены, вдруг обнаружились во всей своей полноте. Насмотреться и налюбоваться не может на сыночка Британика и Дочь Октавию, которых ему Мессалина родила. И все уговаривает жену самолично детей грудью кормить, но Мессалина категорически отказалась: она там не будет свою красивую грудь женским молоком портить. Словом, мамки деток выкармливали. А так во всем остальном жена, каких днем с огнем не отыщешь. И умная, и раскрасавица, и скромная, и добродетельная. Днями и ночами Клавдий Тиберий своим римским богам молился, что ему такое счастье, наконец, послали после двух неудачных супружеств. Мессалина, действительно, очень умная и хитрая была. Чтобы вполне свободно свои развратные наклонности проявлять, ей большая свобода нужна была. А как ее получить, если внешне отвратительный, хромой, заикающийся и даже иногда мочившийся по ночам Клавдий Тиберий так плотской страстью к жене горит, что ни одной ночи в ее спальне не пропускает! Она на хитрость пустилась! «Дескать, любимый мой муженек, моя страсть к тебе, некогда раздиравшая меня, как огнедышащий дракон, несколько начинает затухать, того и гляди совсем заглохнет. А все потому, что наше ложе стало таким повседневным и даже скучным. Чтобы мою страсть к тебе разогреть, нужна нам разлука небольшая. Ну, скажем, несколько недель отдельно поспать. Разлука в таком случае очень даже благожелательно на секс влияет, а посему разреши мне свой дворец построить и там себе спальню устроить, где я денно и нощно буду о тебе думать и свою страсть к тебе развивать».

Ну, наивный Клавдий Тиберий про которого родная матушка сказала: «Сшитый природой на скорую нитку», поморщился, конечно, от печальной перспективы будущего сексуального поста, но спорить с Мессалиной не стал: и впрямь нужна разлука, чтобы любовь ее с новой страстью к нему разгорелась. А она уже прекрасно знает, что будет в том дворце делать и какие замечательные оргии устраивать. Но чтобы пресечь ненужные разговоры, которые могут дойти до ушей Клавдия Тиберия, мужа предупреждает: «Ах, дорогой Клавдий, мои враги будут шептать тебе, что я веду двойную жизнь, как распутница живу с гладиаторами, актерами там разными. Так вот, во имя нашей горячей любви ты не верь этим сплетням, хорошо?» А сама как танк на Клавдия Тиберия своей красивой грудью наступает и целует его, и ласкает. Ну как тут не дать торжественное обещание? Не только обещал Мессалине сплетням не верить, но еще и с некоторых подданных слово взял, что будут они ее слушаться беспрекословно абсолютно во всем. Один актер довольно знаменитый (он трагиков хорошо исполнял) по фамилии Мнестер переспросил для верности: «Во всем слушаться?» — «Абсолютно во всем», — подтвердил Клавдий Тиберий. Ну, Мнестер успокоился несколько: Мессалина с некоторого времени его совращала, а он боялся гнева Клавдия Тиберия. Но раз муж требует приказов жены слушать…

И вот, дорогой читатель, в отдаленном дворце начинаются такие дикие оргии, что даже видавший виды Рим вздрогнул. Мы, конечно, знаем, что с моральностью в Риме испокон веков плохо было. Там, как сказал историк И. Шерр, «деморализация шла попутно с его цивилизацией»^[68]. В этом чудном лесе из храмов, дворцов, форумов, театров, цирков, портиков, триумфальных арок, как в котле, кипел разврат, разврат, сопровождаемый жестокостью. И Мессалина в этом отношении — лучшая его представительница. Никто не мог отказаться от ее сексуальных притязаний. Если кто противился, того ожидала смерть. В ход шло все: отрава, меч из-за угла, меч от руки палача, когда Мессалина жаловалась мужу и Клавдий Тиберий приказывал неугодного вассала его жены прикончить. До такого дикого разврата дошло сладострастие Мессалины, что однажды, охладев к молоденьким и хорошеньким мальчикам, она вдруг почувствовала сексуальное влечение к своему отчиму, старше ее мужа на пять лет. Мать Лепида, находящаяся под полным влиянием Мессалины, не возражала против такого полового кровосмешения, но Силан (так отчима звали) ни в какую. Ему нравственность его, видите ли, не позволяет после жены с ее дочерью в постель улечься.

Мессалина, рассвирепев от такого отказа, сложную интригу провела, и Клавдий Тиберий приговорил Силана к смертной казне. Но тот был настолько «нравственен», что Даже под угрозой отрубления головы не признался в сексуальных домогательствах Мессалины. Ему неловко огорчать великого императора. Так и голову свою невинную сложил. А вместе с ним еще три вассала, лучшие помощники Клавдия Тиберия, — они тоже отказались стать любовниками Мессалины и тоже не признались в ее домогательствах. Такое, значит, своеобразное в Риме было понятие чести: уж лучше я невинный умру, чем подвергну императора сомнениям в добродетельности его супруги. «Жена Цезаря должна быть выше подозрений». Да? Ну и чувствовала себя Мессалина целых девять лет абсолютно безнаказанной. Ее оргии стали приобретать дикую патологическую форму. Но те мужчины, кто без лишних слов соглашался стать ее любовником, могли надеяться на благосклонность императора, который, правда, никогда не догадывался, почему Мессалина так настаивает на благосклонности к тому или иному вассалу. Придумала награду своим верным сексуальным слугам: орден туфельки. Слышали вы об ордене Подвязки, самом высшем ордене в Англии? Так вот, Мессалина для своих любовников учредила орден туфельки. У нее однажды слетела на мраморных ступеньках дворца с ноги туфелька. Один из придворных поднял ее, поцеловал и вручил Мессалине. Она засмеялась: «С этого момента я утверждаю орден туфельки». Клавдий Тиберий был горд, что большинство его подданных то и дело вынимают из карманов туфельки Мессалины и целуют их, как драгоценную реликвию. Он, глупый и наивный, считал, что этим его подданные из-за любви к нему высказывают почтение к его супруге. Наивность Клавдия Тиберия, во всем верящего своей жене, нас просто ошеломляет и еще раз подчеркивает известную истину, что влюбленный муж что глупый баран — никаких пороков в жене не видит и всегда последний узнает об измене. Мессалина, видя свою безнаказанность и слепоту мужа, начинает удовлетворять свою натуру сочетанием сладострастного вожделения с изощренной жестокостью, которую проповедовал Маркиз де Сад. Молодого актера, который раньше был любовником Калигулы, подвергает жестокому бичеванию и сама этого же просит. Ничем и никем неограниченное распутство Мессалины достигло своей наивысшей фазы тогда, когда, неудовлетворенная, она начинает ходить в публичные дома и предлагать себя, как дорогая и совершенно неподражаемая в сексуальных услугах проститутка. Даже имя себе придумала: Лициска. Поздно вечерком, когда Клавдий или крепко спал в своем одиноком дворце, грезя о своей жене, или был в походах, она, закутавшись в длинный черный плащ, в сопровождении одного только слуги, выскальзывала из своего дворца в дом терпимости. Там заставляла богатых римлян очень дорого платить за свои услуги, а если у кого не было такой колоссальной суммы, ничего, Мессалина прощала отсрочку: она заставляла клиента написать расписку и потом, как заботливый барин в своем поместье, непременно этот «оброк» с процентами взимет с клиента. Нередко устраивала состязания в любовных услугах с другими проститутками. Самая сильная и развращенная из них, приняв за ночь двадцать пять клиентов, чуть ноги или кое-что посущественнее не вытянула. Мессалине хоть бы хны: она еще после этого могла танцевать как победительница в этом необыкновенном конкурсе.

Вечная жажда сладострастия и вечная ненасытность — такова трагедия этой нимфонической женщины. Психопатологи к таким личностям относятся вполне гуманно: это просто для них больные, патологические пациенты. Народ и мы вместе с ним на это смотрим несколько иначе: наш разум не желает принимать такое неподвластное ни воле, ни рассудку вожделение, всецело направленное только на одно — удовлетворение своего полового желания. Для Мессалины не существовало никаких препятствий для достижения своей цели. Если какой римлянин, на котором она остановила свой выбор, не желал подчиняться ее часто кратковременному или даже единичному желанию, она брала его силой, шантажом, угрозой, обрекала на смерть. В ее сладострастие примешалась кровь, смерть. С одинаковым безразличием убивала она и своих любовников, и своих неприятелей. Ее рукой была убита племянница Юлия, несколько любовников, других она заставила убить своего мужа Клавдия Тиберия под разными предлогами, часто достаточно было только одного слова Мессалины без всякого предлога. Никто не осмелился открыть правду Тиберию — все боялись его гнева и его непредсказуемой реакции. А он, жалкий тиран, совсем изнемог без физического общения с Мессалиной, которая всегда находила миллионы поводов, чтобы не иметь физической связи с мужем. Он, безумно влюбленный в Мессалину, вынужден был взять себе Двух любовниц: Кальпурию и Клеопатру — обе дорогие проститутки.

Свой дворец, в котором Клавдий Тиберий не имел права пребывать, Мессалина превратила в притон разврата: голые сливающиеся тела, наполовину пьяные, под звуки музыки и в окружении невообразимой роскоши стали там постоянным явлением.

Но как всегда бывает с излишне темпераментными личностями, не придающими сексуальным связям никакой ценности и трактующими предмет своей любви как инструмент наслаждения, пришла пора и на Мессалину, как говорится, влюбиться глубоко и сильно. А предметом ее страсти стал молодой римлянин Кай Силий. И вот они уже вдвоем и еще с какими-то сообщниками начинают подумывать, как бы убить идиота Клавдия Тиберия, а самим Римом править. И настолько смелый план выдвинули, что он просто казался нереальным. Сторонники испугались и отошли от Мессалины, а вместе с ними знаменитый секретарь Клавдия Тиберия Нарцисс. И вот, когда ничего не подозревающий Клавдий Тиберий где-то там расположился со своим лагерем у врат неприятеля, Нарцисс ему сообщает жестокую правду о Мессалине. Заика Тиберий от такой новости совсем дар речи потерял. Весь трясется, слезы у него градом льются, и по всему видно, что переживает он великие муки. А Нарцисс совсем его последним аргументом добил: «Ты, император, думаешь, что в это время твоя Мессалина проделывает в Риме? Она накладывает венок императора своему мужу Силию. Его, разведя с законной женой Юнонией, теперь считает своим законным мужем и императором». Клавдий Тиберий от такой ошеломляющей новости только и смог пролепетать одну идиотскую фразу: «А я?» — «Тебя они уже не считают императором, если мы сейчас же не начнем действовать». Словом, с этой минуты Нарцисс, окончательно перешедший на сторону Тиберия и решивший, что с мессалинизмом надо бороться кровавыми методами, взял все дела и руководство в свои руки. Он приказывает от имени императора войска повернуть к Риму и наголову разбить мятежников. А в это время в Риме праздник виноделия и коронация Кая Силия разгорелись вовсю. В огромных чанах, из которых стекает кровавое вино, полуголые, полупьяные женщины весело пляшут, топча кисти винограда и обвиваясь ими как лианами. Рыжая Мессалина с распущенными буйными волосами и почти нагая, едва прикрытая шкурой пантеры, бешено пляшет. Рядом Силий с таким же венком из лавра и тоже едва одетый, сильный и мускулистый, как гладиатор, скользкий от пота и ароматных масел. Их тела вот-вот публично сольются в одно целое, и запах пота, масел, порока, звуков музыки, вид плясок и красный виноградный сок, как кровь, льющийся повсюду, увенчает эту дикую вакханалию. Но вдруг на площади стало тихо, и люди в страхе разбежались. Это прибыл со своим войском Клавдий Тиберий, чтобы восстановить наконец порядок в Римской империи и навсегда покончить с мессалинизмом. Мессалина в ужасе бежит в свой дворец в Лукулловых садах и там вдвоем с матерью ждет дальнейшего развития событий. Но постепенно приходит в себя, успокаивается и решает дурачить Клавдия Тиберия, как дурачила и раньше. И вот она шлет ему слезные послания, в которых умоляет простить ее, ибо, в сущности, она всегда любила и любит одного только мужа Клавдия Тиберия, а все, что было, мишура мишурой и грех попутал. Клавдий Тиберий, не успев оправиться от удара и очень мучившийся и по-прежнему любящий Мессалину, готов согласиться, готов ей все простить, готов поверить, но на страже теперь твердо стоит Нарцисс. Мессалина должна быть уничтожена — таков его вердикт. Слишком это опасное явление для Римской империи и никогда в будущем не должно повториться. И он совершенно изолирует Клавдия Тиберия и не допускает до встречи Мессалины с мужем. Он опаивает Клавдия Тиберия вином с сильно действующим усыпляющим средством, и, пока Клавдий Тиберий спит, от его имени в Риме происходит подавление мятежа. Прежде всего, надо покончить в Мессалиной, и, как жене императора, ей уготована почетная смерть — самой пронзить себя кинжалом. Так всегда делали по отношению к знатным аристократам. Они по приказанию императора должны были сами убить себя. Философу Сенеке ведь тоже предложили эту почетную смерть. И даже жестокий самодур и тиран Калигула позволял аристократам самостоятельно лишить себя жизни. Но вот когда пришли к мальчику, двенадцатилетнему Тиберию Гемелюсу, и объявили волю императора, ребенок растерялся, побледнел, покраснел и прошептал, что он не знает, как это делается: он никогда воочию не видел, как убивают, Да и сам никогда не убивал, так нельзя ли попросить какого из воинов показать ему, как это делается, чтобы он достойно из жизни ушел. Ну, воины гуманные были. Они показали мальчику, как надо это сделать и где сердце находится, и Даже принесли какую-то куклу и позволили ребенку прорепетировать. Ребенок несколько раз прорепетировал, затем вонзил меч в свою грудь и угодил прямо в сердце.

Словом, пришли воины к Мессалине и объявили волю императора: покончить с собой посредством меча.

Мессалина в плач: ей страшно. А рядом мать стоит, у которой Мессалина мужа увести хотела и смерти его предала, и уговаривает дочь: «Доченька, ты не бойся. Это ведь совсем не больно. Ты только вонзи меч поглубже». А Мессалина не может поглубже. Она приставила меч к груди, а проткнуть глубже боится. Ну, воин не выдержал, подошел и, взяв руку Мессалины, помог ей проткнуть свою грудь, и так глубоко, что смерть наступила тотчас.

Когда Клавдий Тиберий очнулся, наконец, то с ужасом узнал, что Мессалины уже нет в живых. Он заплакал, бедный, судьбу свою проклиная, да делать нечего, надо начатое заканчивать. Нарцисс рядом стоит и императора увещевает: «Начал дело, кончай смело». Теперь Клавдий Тиберий сможет наконец проявить свою жестокость. Всех зачинщиков бунта быстро под суд и к смертной казни. Виселицы там некогда сооружать, слишком много было бунтовщиков. Одних прямо привязывали к двум близ растущим деревцам и разрывали наполовину, для других был приготовлен длинный шнур, привязанный к двум деревьям, и их вешали между этими деревьями, заставив подогнуть ноги, ибо под тяжестью тел шнур провис и совсем низко над землей находился. А для знатных аристократов и смерть была знатная: Клавдий Тиберий обычаи предков уважал. Он им обещал, что мечи будут остро наточены и ни одного из них палач не будет мучить неточным взмахом меча. «Обещаю вам, ваши головы упадут с первого разу», — говорил он им. Это свое обещание он выполнил. А другое? Ведь это он во всеуслышанье сказал своим воинам, узнав об изменах Мессалины: «Если я после смерти Мессалины женюсь еще раз, можете рассечь меня на кусочки, а моей головой играть как мячом». И что же? Не прошло и года, как женился в четвертый раз, да на такой женщине, которая сама мужа отравила.

Король Зигмунт Август.

Королева Бона.