Альков Людовика XV

Людовик XV относится к тем монархам, которым жены не изменяли, а изменяли любовницы. То есть их «рога» были не авторства их супруг. Людовик XV, казалось, был очень снисходителен к своему «рогачеству». Это даже забавляло вечно умирающего от скуки короля. Ему как будто даже нравилось это сомнительное украшение, если судить по тому диалогу, который происходил у него с его любовницей госпожой д’Эспарбес, так славившейся многочисленными внебрачными связями, что ее прозвали «Мадам Версаль».

Людовик XV: «Вы уже спали со всеми моими подданными?»

Госпожа д’Эспарбес: «О, государь!»

Людовик XV: «Спали вы с герцогом де Шуазелем?»

Она: «Он такой сильный мужчина».

Людовик XV: «А с маршалом Ришелье?»

Она: «Он такой умный».

Людовик XV: «А с Монвилем?»

Она: «У него такие стройные ноги».

Людовик XV: «Ну хорошо, а с герцогом д’Омоном, у которого нет достоинств предыдущих?»

Она: «О, государь, он так предан вашему величеству»^[127].

Да, находчивая дама: столь же остроумна, сколько и развратна. Когда запас желающих среди придворных посетить альков Мадам Версаль иссяк, она принялась за мальчиков-пажей, предлагая им почитать вечерком ей книжку. «Книжка», конечно, читалась до самого утра, а утречком юнцы с просинью под глазами, шатаясь, плелись исполнять свою дворцовую службу. О ее двузначном остроумии, что особенно в Версале ценилось, ходили целые анекдоты. Скульптор Бумордон без всякой задней мысли показал ей свою новую скульптуру античного бога, обнаженность гениталий, как и принято, была прикрыта фиговым листком, и спросил, как ей нравится его новое произведение искусства? Мадам д’Эспарбес немедля ответила: «Увы, чтобы по достоинству оценить это совершенство, мне придется ждать осени, когда опадут листья».

Ну совсем из жизни Бальзака взято. Помните, когда он, полный страсти к какой-то герцогине (не Эвелину Ганскую мы в виду имеем), назначив ей свидание в Луврском музее, среди мраморных обнаженных античных богов, с болью и мукой в голосе спросил коварную кокетку, водившую его за нос: «Господи, но что же вам еще надо?» И она, поглаживая нежным длинным пальчиком по стройной мраморной скульптуре Аполлона Бельведерского, вдруг кладет ладонь на фиговый листок и произносит: «Станьте им».

Король Людовик XV.

Ну разумеется, от такого холодного душа у толстого, неуклюжего, страдающего одышкой, великого писателя любовь мигом испарилась, ибо он, наивный, считал, что его талант выше там какого-то фаллоса. Ан нет! Фаллос, оказывается, во все времена и народы был в большой цене. Стоящие навытяжку гренадеры, то есть попросту ротмистры, в белых обтягивающих рейтузах перед великой государыней Екатериной II вам знакомы?

Хотя, дорогой читатель, новое учение современных сексопатологов однозначно гласит: это не имеет никакого значения. Главное тут не анатомическая зрелость, а психическая. И у нас была знакомая милая дама, которая, вернувшись с южного курорта, на своего мужа! — коротышку набросилась, ибо, как потом признавалась: «Боже, величина там, у этих южан, что обух, а вкуса никакого. Деревянная палка, и все».

Людовик XV и характером, и своим анатомическим строением, вероятно, нашей Мадам Версаль вполне отвечал, если она не преминула откровенно свой восторг по этому поводу в письме к подруге изложить. Письмо попало в руки королю (ох уж эти дворцовые интриги)! Он прочитал, чуть поморщившись, и покраснел, узнав о достоинствах своих «подвигов», и нескромную даму мгновенно удалили из дворца. У скольких еще смертных язык будет их врагом?

Из всех многочисленных фавориток короля самой значительной была мадам дю Барри, которую король для приличия замуж выдал. Но, так сказать, фиктивно, то есть фамилией мужа жена пользоваться будет, а вот его ласками ни в коем случае. Муж даже толком и рассмотреть-то жену не успел. Получил денежную мзду и какую-то там должность, и айда! Долой из дворца. Теперь там на любовном алькове все добропорядочно будет, и никто не сможет обвинить Людовика XV в незаконнорожденном плодении детишек. Тем более что у него своих-то четверо дочерей некуда девать. Ни один захудалый монарх даже руку и сердце им не предлагает, так и стареют девственницами, злыми и мрачными, за амурными делишками отца злостно подглядывающими. А с этой дю Барри дело было так.

Пока с ней, этой самой могущественной дю Барри, изумительная метаморфоза произойдет, такой великолепный прыжок она сделает из кухни своей матери (та кухаркой была) в спальню короля, — промежуточное звено еще будет. Это когда она, по одной версии историков, продавщицей в магазине работала, мадемуазелью Ленж называясь, по другой версии, швеей в мастерской мадам Тюбор — неважно. Может, она и там и там маленько поработала. Ибо первоначально эта мамзель возымела благородное намерение честной девушкой быть и трудом рук своих на хлеб себе зарабатывать. Да разве в Париже дадут? Не хлебный это город. Не то что наш когда-то Ташкент. Ну разве позволят хорошенькой девушке в Париже, в этом притоне разврата, руками трудиться, когда кругом столько желающих до других частей ее тела? И вот пришла как-то в мастерскую известная сводница мадам Гурдон (она бордель содержала), увидела мадемуазель Ленж и ахнула: «Эдакое добро за иголкой пропадает!» И сказала девушке дословно следующее: «Нечего тебе, милочка, с таким ангельским личиком и уже хорошо развитой грудью над чужими платьями корпеть, руки свои искалывая и глазки портя. Вот тебе шесть франков, малость приоденься, и, когда какой благородный мужчина захочет твоего общества, я тебя позову. А ты уж постарайся ему угодить как следует». Ну наша Ленж от радости такой скорой перемены своей жизни к лучшему на шею благодетельнице бросается и бежит домой — мать-кухарку обрадовать. «Вот, значит, матушка, кончились для нас трудные времена. Сейчас мною хорошие, благородные господа интересоваться будут». Ну и правда, здорово семейный бюджет подправился, поскольку пожилые господа, имеющие не слишком соблазнительных жен, обремененных вечными беременностями и грудой живых ребятишек, очень даже охотно начали услугами мадемуазель Ленж пользоваться. А некто дю Барри, почему-то бесправно называвший себя графом, к ней очень привязался и даже ею свои карточные долги выплачивал. Проиграет он, скажем, в карты пару тысяч франков, а платить неохота, он и говорит своему выигравшему партнеру, что не желает ли тот бумажные деньги на живой товар обменять? Партнер как увидит этот «товар», красивую девицу с огромными голубыми глазами, белоснежным личиком, белокурыми локонами, с пышной грудью и хитрой таинственно-лукавой улыбкой, сразу соглашается.

Но мы, дорогой читатель, не знаем, по причине ли карточного выигрыша, или по какой другой надобности, но только попала эта самая Ленж в поле зрения самого могучего господина Лебеля, камердинера Людовика XV. Как известно, Лебель вошел в историю как исключительный поставщик девочек королю в его «Оленьем парке». Он вместе с мадам Помпадур весьма успешно эту поставку осуществлял, и девочки росли «как на дрожжах», дорастая до вполне приличного возраста, четырнадцати-пятнадцати лет, когда их можно было смело в разврат пускать. Но сейчас мадам Помпадур умерла, «Олений парк» несколько опустел, а Людовик XV изрядно приуныл. Этот король, дорогой читатель, был такой, что он вечно скучал. И наверно, его историки имели в виду, когда говорили о каком-то монархе, назначившем большую награду тому, кто выдумает новое наслаждение. Все-то этому королю скучно, все-то ему подавай новое удовольствие. Маркиза Помпадур, когда сама после двадцатилетней любовной связи с королем малость ему опостылела и он начал явно от ее любовных утех отлынивать, с ног сбилась, выискивая королю все новые развлечения. От этой заботы, может, и чахоткой заболела, и раньше времени из жизни ушла. А Людовик XV теперь угрызениями совести мучается. Такое у него, значит, правило было «грешить и каяться». Ну прямо по Островскому, когда героиня успокаивает свою маменьку: «А я буду грешить и каяться, грешить и каяться». Или по примеру нашей царицы Елизаветы Петровны, у которой ни один грешок не прошел без последующего совестливого покаяния. А Людовик XV после смерти своей очередной любовницы (они почему-то у него часто умирали) здорово мучился угрызениями совести. Такая у него привычка была. Мучиться угрызениями совести и с женой и богом мириться. Но поскольку жена его, полячка Мария Лещинская, тоже умерла, пришлось раскаиваться в своих грехах перед одним только господом богом, а это, как известно, невеселое занятие. И такое вынужденное истязание плоти, вообще-то несвойственное этому королю, на психике его отразилось. Он по своему королевскому дворцу мрачный ходит, кофий, самолично приготовленный, дочери Аделаиде без обычной улыбки и остроумных шуточек подает и того гляди на пункте стресса в меланхолию ударится.

А меланхолия, дорогой читатель, — болезнь хуже некуда. Вы почитайте, что о ней ученые восемнадцатого века писали. Мы, конечно, не будем вас тут утомлять долгими научными цитатами Шарля Летурно и знаменитого психопатолога Крафта Эбинга, однако скажем: от меланхолии до сумасшествия — один шаг. Недаром знаменитый Потемкин, фаворит нашей Екатерины II, когда в меланхолию впадал, совсем невменяемым делался. Он или сырую морковку нечесаный на диване грыз, или в монастырь постригаться монахом бежал.

Ну, у Людовика XV меланхолия натурально протекала — он стал задумчивым и грустным, что Лебель правильно понял — как негативный результат отсутствия в алькове короля хорошей женщины. И в благородном побуждении о заботе настроения и здоровья короля привел к нему эту самую мадемуазель Ленж. Конечно, ее перед визитом к королю заставили хорошо помыться, в роскошное платье приодели и наказали не очень робеть, поскольку робких король не любит. Ну, думает Лебель, хоть часок-другой эта милая особа с таким просторечивым неправильным французским говором и меткими словечками, почерпнутыми из базарного фольклора, развлечет короля, и то хорошо. И никто, конечно, даже представить себе не мог, что «часок» обернется долгими годами яркого, сильного сексуального к ней чувства короля, вознесшего эту фаворитку на пьедестал самых могущественных и значительных фавориток мира. Так она и останется с королем до самой его смерти и, несмотря почти на полное отсутствие образования, даже в государственные дела начнет вмешиваться, меняя министров по своему усмотрению. Доказала воочию эта фаворитка правоту изречения гениального вождя, что «и кухарка может управлять государством». Словом, как вошла в альков короля, так уже из него и не вышла. Шестидесятилетний король был без ума от своей двадцатишестилетней фаворитки и так вот с придворными откровенничал: «Я без ума от нее. Во всей Франции она единственная женщина, которой удалось заставить меня забыть, что мне перевалило за шестьдесят».

Раскованная, веселая, в меру вульгарная, она, как острая приправа в пресном блюде, будоражила все сладострастные чувства короля и удовлетворяла все его разнузданные прихоти с такой простотой и естественностью, что окончательно сняла все покровы запретности, если они еще были у короля. Она сочетала в себе все, по чему так истосковались его душа и тело: по абсолютной раскованности. Разнузданность в соединении с невинностью — именно этого доселе не хватало королю.

Ему, к этому времени уже прошедшему большую сексуальную практику от светских дам с их чопорным соблюдением этикета даже в алькове короля до невинных девочек с их наигранным любовным мастерством, не хватало именно такой женщины, у которой распутство было бы органично связано с невинностью. Этот коктейль любовных утех, снявший все покровы, все запреты недозволенного и порочного и превративший распутство в нравственность, окончательно вылечил от меланхолии короля. В кровати перед дю Барри был не король, а парубок из соседней деревни. Это умиляло короля, приводило в неописуемый восторг. Сир стал просто мужчиной, которому можно было запросто сказать: «А ну валяй-ка, Франция, отсюда со своим кофе», когда король захотел самолично подать в кровать фаворитке сваренный им кофе.

Словом, дорогой читатель, понурое настроение исчезло у короля — он весел и доволен, а значит, довольна и вся Франция. Вспомним, что все великие люди, подверженные с точки зрения моральности каким-либо порокам, жестоко от них страдали. Людовик XV страдал от своей неумеренной чувственности. Александр Македонский после физических сношений со своим любимым мальчиком (он был бисексуален) впадал в страшное состояние психической угнетенности. Психопатологи это состояние объясняют тем, что «зачастую вслед за торжеством страсти после первого опьянения обладанием появляется сожаление и стыд, и жало угрызения совести начинает казнить человека за то, что он пренебрег тем, что его воспитание и организация признают моральным законом».

Каким же несчастным еще недавно чувствовал себя Людовик XV в своем алькове, в котором придворные дамы ни на минуту не забывали, с каким высоким лицом они имеют дело. Ну прямо по Зощенко: «Великая государыня и какие-то грубые дела». А тут является с улицы прекрасная, без всяких предрассудков и излишнего почтения к его величеству роскошная девка, хорошо обученная своему ремеслу, и обращается с великим монархом, как с мужичком из пригородного кабачка. Такое было в новинку Людовику XV. Именно это отвечало его скрытым сексуальным требованиям. Невинное бесстыдство — что может быть лучше в любовных утехах! Дю Барри, не стесняясь, голая поднималась с постели и заставляла эпископа надевать на ее ноги бархатные башмачки, и тот не только надевал, но даже целовал эту изящную ножку. Словом, как ни кривились высокие придворные дамы, король дю Барри от себя не отпустил. Особняк ей изысканный купил, лошадей, прислугу выделил и как заслуженному маршалу маршальскую зарплату назначил — один миллион двести тысяч франков в год. Это не считая драгоценностей, которыми король неизменно осыпал свою фаворитку! Словом, служи дю Барри на благо короля и отечества!

По мере роста любви и щедрости короля к ней начало расти и ее тщеславие. Ей непременно надо знатных дам у себя в особняке принимать. Но даже король усомнился в успешности сего намерения: ну какая высокорожденная знатная дама захочет навещать любовницу короля сомнительной репутации? «Да кто же согласится?» — поинтересовался король у своей возлюбленной. «Согласятся, никуда не денутся», — беспечно ответила та и пригласительные билетики знатным дамам выслала с таким вот приложением: «Его величество окажет мне честь своим посещением». Попробуй не приди на званый вечер! Всех строптивых дам укрощала дю Барри и хитростью, и силой, и прямой лестью. Не удалось ей только это сделать по отношению к Марии Антуанетте, жене будущего короля Людовика XVI. Эта юная, гордая австриячка, дочь известной Марии Терезы, никак не желает ни силу, ни могущество мадам дю Барри признавать и почтение ей оказывать. И в особо болезненной форме свое пренебрежение к королевской фаворитке выражает — полной индифферентностью. Не замечает всесильную фаворитку, и все тут! Как будто на балах и маскарадах не могущественная красавица дю Барри мелькает, а, извините, пустое место! Ни здравствуй, ни прощай фаворитке эта самая Мария Антуанетта не скажет, обходя гордым молчанием. Та на первых порах думала невестку своего короля бриллиантами подкупить — не принимает. Тогда дю Барри в плач, и в королевской спальне горько любовнику королю жалуется: «Да кто она такая, эта рыжая пигалица, чтобы со мной не здороваться и почтения мне не оказывать?» Король мнется, как-то ему, деликатному по натуре, неудобно силой заставлять свою невестку со своей фавориткой здороваться. К внуку, что ли, Людовику XVI, обратиться? Так тот со своей женой даже в постели справиться не может, семь лет она у него девственницей ходит, извелась вся и ошалела, в безумные траты на почве своей вынужденной девственности пустясь. Где уж такому тюхте с характером Марии Антуанетты справиться? И король решается обратиться за помощью к австрийскому послу. И тому дается конфиденциальное поручение написать письмо матери Марии Антуанетты австрийской королеве Марии Терезе и проблему французского двора деликатно изложить. Ну мать как мать, шестнадцать детей родила, все покорные, эта младшая строптивой оказалась, дает в письме нагоняй своей дочери: «Ты что, милая, хочешь поссорить Францию с Австрией? Мирная жизнь тебе надоела? Войны захотелось?» Словом, дала понять дочери без обиняков, что лучше ей не бороться с королевскими фаворитками, а здороваться с ними и почет им оказывать. «Что, коленки у тебя отвалятся — если ты реверанс перед ней сделаешь и пару слов скажешь?» Ну, реверанс делать, коленки сгибать перед этой мужичкой Мария Антуанетта не собирается. Не согнул своих коленей даже перед могущественным русским царем Иваном Грозным индийский слон, присланный царю в подарок, хотя за такое ослушание ему смертная казнь грозила. Словом, свои коленки сгибать перед королевской фавориткой Мария Антуанетта не собирается, а вот пару слов сказать… Ну пару слов можно, ради мира на земле. И вот разыгрывается в Версальском дворце великолепный спектакль: все придворные дамы и весь двор будут наблюдать, как Мария Антуанетта будет с дю Барри разговаривать. Все в ожидании и волнении ждут. Дю Барри в своем ослепительном наряде, хотя бледна от волнения, но вполне владеет собой. Меньше владеет собой Мария Антуанетта. Она то бледнеет, то краснеет, то ее холодный пот пробирает, то слезы на глазах выступают. И вот когда дальнейшее молчание и пристальное внимание всего двора становятся уж просто неприличными, Мария Антуанетта робко подходит к мадам дю Барри и произносит ровно восемь слов: «Ну и много же сегодня народу в Версале». Девятое слово она так никогда больше и не произнесла. Но дю Барри — не гордая. Она вполне довольна достигнутым и никакого зла на Марию Антуанетту больше не имеет. И вся Европа вздохнула с облегчением — мир между Австрией и Францией удалось сохранить.

И настолько дю Барри окажется лояльной по отношению к Марии Антуанетте и ее семье, что даже, когда после смерти короля Людовика XV ее, мягко говоря, вытурили из дворца, а Людовик XVI приказал даже близко к Версалю ей не показываться, она заложила все свои бриллианты с целью освобождения короля из тюрьмы. Но конечно, ни его головы, ни головы Марии Антуанетты не спасла, а только свою на плахе сложила. Во время французской революции ее, как заядлую роялистку, по приговору Конвента посадят в тюрьму, а потом гильотинируют. И вот только тогда юмор и вечное добродушие и сила духа изменят некогда могущественной фаворитке. Она очень даже недостойно свою смерть приняла. По дороге, сидя в телеге, все время хныкала и просила ее отпустить, а перед самым эшафотом в такой визг пустилась, что народ хоть уши затыкай. А потом палачу мешала своим цеплянием руками последний милосердный акт произвести — встать перед ней на колени и попросить прощения. (Таким гуманным обрядом сопровождалось в Европе отрубание человеческих голов.)

Но не удивляйтесь, дорогой читатель, что мадам дю Барри потеряла мужество. Кому же охота в возрасте 47 лет и при полном расцвете красоты смерть принимать? А она, по мнению Гуи Бретона, и в таком возрасте была изумительной красавицей: «В свои 47 лет она оставалась очень красивой. Хотя свежесть и блеск ее очарования давно пропали, следов их оставалось еще вполне достаточно, чтобы производить тот эффект, который могли оказать на мужчин ее огромные голубые глаза, наполненные нежностью, ее светло-каштановые волосы, круглое лицо, элегантная талия, сохранившая, несмотря на полноту, еще достаточно гибкости и грации».

И благодаря своим прелестям она молодых людей продолжала соблазнять, а вот мужа своего, «добровольного рогоносца», так и не смогла соблазнить. Не пожелал он ее больше в своей вотчине видеть.

Людовик XV, дорогой читатель, имел странную привычку брать себе в любовницы исключительно некрасивых женщин. Так во всяком случае на первых порах было, пока он с красавицами Помпадур и дю Барри не познакомился. Но это будет уже позднейший этап его жизни, а на раннем этапе что ни любовница, то урод уродиной, но с большой грудью обязательно. Неотразимый критерий женских прелестей, заметьте, часто у королей встречаемый. Ведь и наш Петр III, муж Екатерины Великой, выбирал себе исключительно некрасивых любовниц, и про его Воронцову, называемую повсеместно «трактирщицей», все без исключения историки и хроникеры выражаются очень даже отрицательно, подчеркивая ее грубость, толстоту, уродливость и «невыносимый запах изо рта», что, по нашему мнению, совсем уж плохо.

Учтите это, дорогие наши современные муженьки, что не только грязные носки могут служить причиной развода. Мы к тому, что в одной из рубрик ответа на письма читателей в польском журнале «Кобета и житте» возмущенный муж спрашивает: «Как? После тридцатилетнего супружества моя жена ушла от меня, потому что вдруг обнаружила, что мои носки дурно пахнут. Разве грязные носки могут быть причиной развода?» На что редактор дала самый короткий в мире ответ своему читателю: «Могут».

Короткий, но весьма конкретный ответ дала Полина Фелиста французскому королю Людовику XV на его вопрос, станет ли она его официальной любовницей: «Да». И стала, вопреки всем видимым «нет», вопреки логике и здравому смыслу.

Как мы знаем, Людовик XV, влюбленный вначале в свою жену польку Марию Лещинскую, ей не изменял и любовниц не имел. Ему тогда было 28 лет. Короля мучает совесть (тогда это был очень порядочный и несмелый юноша). Как можно изменять жене, если она такая добрая, такая сердечная и так обожает своего на шесть лет младшего супруга. Напрасно весь двор в недоумении шепчет, что, дескать, не принято, а даже просто неприлично королю не иметь официальной метрессы. Даром, что ли, все предыдущие короли французские эту государственную институцию метресс возвели на очень высокий пьедестал! Такое в истории Франции почти не случалось, ну разве там при благочестивом Людовике IX Святом, который, как собака на сене, сам любовных утех на стороне не имел и другим не давал, жестоко бедных проституток преследуя. Но это, скорее, исключение в истории Франции. А Людовик XV своей скромностью, своей неумеренной любовью к жене, своей застенчивостью непонятной нарушает ход французской истории. Так шептали при дворе и подсовывали королю все новых и новых красоток. Но красотки, упаси боже, не для Людовика XV. Он их боится как огня. Красивые дамы вместо восхищения и желания вызывали у него истинный страх и неуверенность в себе. Уж если изменять жене, то с кем-то попроще и понекрасивей, но с большой грудью. (Идея фикс Людовика XV на пункте больших грудей.) Ну тогда придворные подыскали ему соответствующую по вкусу кандидатку в любовницы — придворную даму де Моль. Та очень даже внешне некрасива. Вот ее портрет: длинный и бесформенный нос, плоские щеки, огромный рот, малюсенькие глазки. Но зато одевается хорошо, модно, даже со вкусом, не то что жена короля Мария Лещинская, вечно ходящая в кружевных черных чепчиках и окутанная бесчисленными шалями и косынками. А кроме всего прочего, де Моль ходит с грацией и очень даже остроумна, но без злословия, что, конечно, является редким даром. Остроумию до этого времени всегда злоязычность сопутствовала. Достаточно вспомнить фаворитку короля Людовика XIV, Монтеспан, от «язычка» которой страдали все придворные, а нередко и сам король с королевой. Но Людовик, одобрив в душе кандидатку в любовницы, все еще мнется, все не решается на любовные утехи «на стороне», все еще продолжает хаживать в альков к Марии Лещинской. Но Марысенька, вообще-то всегда покорная королю, начинает возражать и даже бунтовать! «Что, дескать, за жизнь у меня! Я вечно в горизонтальном положении». И в самом деле — она за десять лет жизни с королем одиннадцать раз рожала, родив однажды близнецов. Многие дети, конечно, как у королей часто бывает, поумирали. Остались всего один дофин и четыре девчонки, которых потом никакой монарх замуж взять не захочет. И вот как-то раз после очередного выкидыша Мария Лещинская категорически отказывает королю в своих сексуальных услугах. Плохо, конечно, она поступила, с этого-то времени Людовик XV окончательно развратился и вошел в историю как сладострастный и распутный король. А покорись она воле короля, может, он остался бы таким же благочестивым, как его предок Людовик IX. Подумаешь, рожать ей не желательно! Как будто бы это ее личное дело! Нет, раз ты королева, рожай сколько там потребуется, у иных жен монархов и до двадцати законных детишек по дворцу бегало, мы вам еще, дорогой читатель, о них расскажем! А тут — нет, и все! Ну Людовик XV сначала опешил, а потом, вскипев диким гневом, хлопнул альковной дверью так, что стены задрожали, а потом пустился в разврат с одной певичкой, а потом… Потом решил взять себе официальную любовницу! И пошло-поехало. С этого времени Людовик XV окончательно оставит спальню своей жены и переметнется со все большим и большим желанием к своим многочисленным (ох и много же у него их было, всех перечислить никаких цифирей не хватит) любовницам! Итак — де Моль!

И вот в 1735 году де Моль объявляют официальной метрессой короля. Муж, узнав из дворцовой хроники о своем «вынужденном рогачестве», запротестовал, конечно, энергично, но его быстро утихомирили, послав куда подальше, собственно, не так уж и далеко, поохотиться в королевских лесах, где «рогатых» оленей видимо-невидимо. И эта любовница короля служила ему своим телом несколько лет, пока не случилось непредвиденное. Сестра младшая де Моль, находящаяся в монастыре, пишет ей слезное письмо о том, как ей плохо живется наедине только с господом богом и молитвами к нему. И она умоляет свою сестричку быть великодушной и позволить ей служить верой и правдой хоть секретаршей, хоть лекторшей, хоть простой служанкой, но непременно при Версальском дворе и непременно вблизи короля. А поскольку была она еще уродливее своей сестры (низкая, толстая, с красной шеей и такими же алыми плечами), то верно рассудила: привлечь внимание короля. Ну старшая сестра, сердобольная дама, делает все, чтобы свою сестричку вызволить из монастыря, и вот та уже своей уродливостью начинает пленять короля и вскоре становится его любовницей. Но куда девать свою первую официальную метрессу? Не на помойку же ее выбрасывать? И король Людовик XV решает жить с двумя сестрами одновременно, и вот уже в Версальском дворе ни для кого не секрет, что Людовик XV сделал своими любовницами двух родных сестер. Но понемногу, понемногу, но та, вторая, более уродливая, начинает занимать в сердце короля большее место, чем ее сестра. Людовик XV очень ценил остроумие, а младшая сестричка ну прямо изощрялась в перлах остроумия, и между нею и королем такие вот диалоги происходили: «Вы угрюмы и язвительны, — говорил ей король. — Вас может излечить только одна вещь: вам надо отрубить голову. У вас такая длинная шея». На что Полина Фелиста (так звали любовницу) отвечала: «Но тогда все в Версале умрут от скуки». И это была правда. Людовик XV скучал и больше всего на свете боялся скуки. А поскольку в апартаментах своей супруги он, по словам придворных, развлекаться мог только тем, что ловил мух на окнах, остроязычие его любовницы было как нельзя кстати и развлекало его.

И вот Нель, так уменьшительно Полину Фелисту в Версале называли, как и полагается порядочной куртизанке, вскоре забеременела, и надо было срочно подыскать ей супруга. Король расщедрился: он кандидату в мужья давал приданое в двести тысяч ливров, шесть тысяч ливров в год постоянной пенсии, да еще бесплатную квартиру в Версале. Квартира в Версале — это очень заинтересовало некоего господина Винтимила, и он согласился на супружество с беременной невестой. Церемония брачной ночи совершилась по всем правилам католического законодательства. Король самолично освещал молодым супругам свечой вход в альков, но перед самым входом Винтимил послушно низко поклонился и откланялся, а место в супружеском алькове занял, конечно, король. Послушный «добровольный рогоносец», да не совсем. Вообразите себе, дорогой читатель, этот супруг, так снисходительно смотревший на любовные шашни своей фиктивной супруги с королем и получивший такую огромную денежную компенсацию, сейчас, после рождения Полиной ребенка короля, сына, вдруг заартачился и отказывается признать его своим. Не он, дескать, отец, значит, свою фамилию незаконнорожденному ребенку давать не будет. Ну король, конечно, прикрикнул на непослушного супруга, немедленно приказал признать ребенка своим. И очень даже вовремя он это сделал, потому что через несколько дней Полина умерла от родовой горячки и расти бы бедному ребенку сироте круглому: без отца и матери. Король был несказанно удручен утратой своей хотя и внешне безобразной, но внутренне наполненной каким-то содержанием любовницы, которая всей силой своего нескучного темперамента попрала все версальские каноны, весь дворцовый этикет и «в маленьких кабинетах» устраивала раскрепощенные и далеко не «маленькие» оргии.

Мария Лещинская, супруга Людовика XV.

Королева Мария Лещинская лично соболезнование по утрате любовницы мужу выразила, в горе утешила, ибо король закрылся и несколько дней не желал никому открывать дверь. Вот ведь как история повторяется! Ведь это прямо из жизни нашей Екатерины Великой взято, когда она после смерти своего любовника Ланского закрылась и несколько дней горько плакала, не желая никого видеть, и даже перестала управлять государством.

Первая любовница короля де Моль тоже прибежала короля утешать по утрате своей младшей сестрицы, которая фактически короля у нее отобрала, но она незлобивая, зла не держала. А вот народ французский не оценил горе короля. Для него, народа, все возлюбленные королей — это шлюхи беспардонные, с панталыку королей сбивающие да казну обирающие. И он, народ, не дал с честью и пышностью Полину похоронить. Он, народ, набросился на гроб, в котором труп ее везли, и изуродовал его. И так, дорогой читатель, на протяжении всех исторических эпох. Не любил народ и всех фавориток королей и во всех своих бедах именно их винил, и ни одному монарху не удалось наряду с любовью народа к себе привить и любовь к своим фавориткам! Бесполезное это было старание!

Продолжим наш рассказ о Людовике XV. Потеряв свою некрасивую, но забавную любовницу, монарх грустным стал, опять в свою меланхолию ударился, и надо было срочно ему фаворитку подыскать. Ну та же де Моль вспомнила, что у нее где-то там еще две сестры обитают, а собственно, даже еще три. И став, подобно нашему князю Потемкину, поставщиком фаворитов царице, де Моль стала поставщицей любовниц королю. И вот она приводит во дворец еще одну свою сестрицу, и той было без обиняков сказано короля любить и миловать без предварительных каких-либо условий, ну разве замуж ее подобно умершей сестре быстро выдадут. На этот раз желание стать мужем любовницы короля изъявил некий Лораж, но он, в отличие от предыдущих мужей, не до конца свою роль понял. Он, наивный, полагал, что просто так, с неба или авансом за его несуществующие пока заслуги перед государством на него, как из рога изобилия, королевские благодеяния посыпались. А когда узнал истинную причину своего возвышения и обилия материальных благ, то искренне удивился, потом не менее искренне возмутился, потом с большой искренностью, негодованием и гордостью вспыхнул, все милости короля отвергнул, дверью хлопнул и не пожелал больше свою супругу видеть. Ну ладно, пусть бы он ее не видел, что, собственно, от него и требовалось, но он ведь еще грандиозный скандал на весь Версаль устроил, что совсем уж было ни к чему, ибо от этих горестей и треволнений или от чего там другого, но и эта любовница короля умирает! Мор какой-то прошибает любовниц короля Людовика XV! Только приживутся в Версале и в алькове короля, глядь, уже трупы из них выносят!

Словом, не очень удачное было это начинание сводницы де Моль! Но она не унывает, у нее в запасе еще две сестры обитают! Но честное слово, уже последние! И она этих двоих, уже последних своих сестер опять тащит в Версаль. И король начинает к ним приглядываться, какую бы в любовницы себе выбрать. Если Флавакур, то трудности большие предвидятся, к которым король не привык: она, видите ли, любит своего мужа. А поскольку со строптивым мужем король уже дело имел, он не пожелал в новый скандал вмешиваться и перенес свое внимание на вторую: Ла Турнель. И она, дорогой читатель, станет герцогиней де Шатору и многолетней могущественной фавориткой короля. Эта предприимчивая дамочка, в отличие от своих наивных сестер, сразу же, с первого мгновения поставила жесткие условия королю и с заядлостью базарной торговки себе их выторговывала. Во-первых, она уже не маркиза Ла Турнель, а герцогиня де Шатору, во-вторых, король хорошо обеспечит ее быт в настоящем и в будущем, поскольку настроения короля меняются, как парижская погода, и не дай бог он вдруг вздумает разлюбить свою любовницу. Так вот, в таком случае, никаких подаренных драгоценностей, титула и поместий он не вправе у нее отобрать. А то мы знаем, знаем таких ветреных монархов, как Франциск I, которые, переметнувшись от одной любовницы к другой, у прежних драгоценности отбирали. Не на такую напали, де Шатору со своей особой это сделать не позволит. В-третьих, сестричку, сводницу де Моль, вон из дворца (вот неблагодарная!), и чтобы духу ее впредь в Версале не было! От такой несусветной человеческой неблагодарности де Моль за справедливостью к богу ринулась, в монастырь пошла! И вот де Шатору уже господствует в Версале и во французском королевстве и начинает понемногу прибирать к своим рукам и политику, и материальные блага. Помыкает министрами по своему усмотрению, а те перед ней в струнку стоят. Королева в рот ей заглядывает, желания фаворитки ловя, и вообще начинает эта самая де Шатору играть роль Ментенон при Людовике XIV. Только та хитрой и деликатной была, а эта упрямая, грубая и прямая, как железный танк. Прет со своими желаниями и требованиями, нимало дипломатией не мучаясь. Но и возбудила вокруг своей особы массу недругов и даже врагов. И неизвестно сколько эта женщина царила бы в алькове короля и во французском королевстве, если бы не появилась могущественная Помпадур в жизни короля. Впрочем, это произошло значительно легче, поскольку де Шатору умрет вскоре. Так что борьбы двух фавориток почти что не было, так, одни намеки. А история маркизы Помпадур такова.

В семейной жизни, немного мещанской, этой женщины все вполне благополучно: у нее детки и любимый супруг. И конечно, не вина этого благородного человека, что, женившись на дочери мясника, возымел он вполне естественное и благородное желание быт и жизнь свою упорядочить и устроить по-божьему, по-хорошему. Ну разве думал он когда-нибудь, что такое низкое, прямо скажем, происхождение его супруги даст ей право мечтать не о муже, а о том, чтобы сделаться любовницей самого короля. Стать первой дамой не только при версальском дворе, но даже во всем французском королевстве? Такое ведь и в лучших снах не снится! А в жизни просто никогда не бывает. А вот случилось все это не во сне, а наяву! И этот почтенный буржуа, не подозревая о фатальном для себя будущем, преспокойно женится на Жанетте Пуассон, лелея надежду, что она будет хорошей женой и матерью. Так и было на первых порах. Жанетта Пуассон мужа, кажется, полюбила, двоих детишек ему родила, но когда муж спрашивал ее, не будет ли она ему в будущем изменять, она честно отвечала: «Никогда». А потом загадочно добавляла: «Конечно, если соперником мужа не будет сам король». Когда муж потребовал объяснения сей загадке, она отвечала не менее загадочно: «Мне предопределена участь разделить судьбу с самим королем». Ну муж там в загадочные фантасмагории своей слишком впечатлительной супруги не вникал, он наслаждался нехитрым сегодняшним счастьем и домашним уютом у бока изнеженной жены (даром, что дочь мясника) и детишек. А «ларчик», оказывается, дорогой читатель, просто открывался. Девятилетней девочкой мать привела ее к одной цыганке, и та, посмотрев на удивительно грациозного ребенка с тонкими длинными руками, вдруг ни с того ни с сего ляпнет, что и по картам, и по рукам выходит, что девчушка залетит очень высоко и будет судьбу и ложе французского короля делить. Мать Жанетты от таких обнадеживающих слов цыганки встрепенулась, как уснувшая птица, и давай эти «высокие» мысли в сознании дочери взращивать. «Подумать только, ты, дочь моя, будешь любовницей самого короля!» — радостно восклицала она и начала подготавливать дочь к этой роли. Прежде всего — необходимо ей дать хорошее образование. Девочке нанимают лучших учителей и пичкают ее «высокими» науками. Ну латынь там, греческий и прочие языки, а также математику, включая тригонометрию. Потом манеры дворцовые, изучение этикета, и Жанетту, как дорогую гейшу в Японии, учат танцам, музыке, рисованию, умению отдавать реверанс и прочему, без чего куртизанка во дворе обойтись не может. Для тех любопытных читателей, которые спросят, откуда у мясника деньги на такое дорогое образование дочери взялось, ответим: он тут ни при чем. Это покровитель матери Жанетты, а попросту ее любовник, богатый человек, так серьезно к предсказаниям цыганки отнесся, что изрядную сумму на образование девочки выложил. Мадам Помпадур, когда много лет спустя умирать от чахотки начнет и последнюю свою наследственную волю изъявлять, цыганку не забудет, выделив ей шесть тысяч ливров за «точное предсказание».

А сейчас, уверовав в свою высокую миссию, Жанетта ждет своего «звездного часа», но согласно пословице «На бога надейся, а сам не плошай» решает помочь своей судьбе, подхлестнуть ее, что ли, а то вишь, как она замешкала, уже и первые морщинки на личике появились, уже и детки подрастают, у мужа животик округлился, а принца из сказки, то бишь короля Людовика XV, как не было, так и нет в ее жизни. И в королевский дворец за тем, чтобы прелести свои и образование свое показать, проникнуть ей нет никакой возможности: не придворная она ведь дама. Словом, решив несколько ускорить события, поскольку судьба не больно с ними спешит, Жанетта снимает прекрасный замок Этоль вблизи того места, где король охотиться имел обычай, и, убедив мужа, что детям нужен воздух, а ей природа, поселяется в нем. И терпеливо ждет этого своего «звездного часа». Ну и конечно же, стихия, только не в образе звезд, а сильнейшей грозы, помогла ей. Король со своей свитой, во главе которой мадам Шатору ехала, охотившись в близлежащих лесах, промок до нитки и приехал в замок просушиться. И к его величайшему приятному изумлению, на пороге его встречает не то что лесная фея, а даже нечто получше: обаятельная, очаровательная молодая женщина с прекрасными манерами, к тому же остроумная собеседница. Король в полном восторге от хозяйки замка и уже не прочь флирт завести, если бы не грозное око мадам Шатору, мечущей молнии гнева. Не позволяет она королю новый флирт с очаровательной хозяйкой замка завести, и все! Ну король, конечно, намерение поближе познакомиться с такой прекрасной женщиной не оставил, а только отложил до будущего времени. И вот однажды вечером посланец приносит Жанетте приглашение от короля на бал. А бал был маскарадом, что, конечно, очень даже на руку было нашей Жанетте, поскольку она могла в маске сколько душе угодно позволить себе флиртовать с королем. И она, одевшись охотницей Дианой, прибывает на бал. И все! Случилось! Цыганка оказалась права. Король влюбляется в нее сильно и, когда мадам Шатору благополучно умерла, делает Жанетту придворной дамой, потом представляет королеве, а потом, потом она становится могущественной маркизой Помпадур.

Между тем супруг маркизы Помпадур, который то конюшим был, то каким-то торговцем, возвращается из далекой командировки домой. Но что такое? Детишек своих он целует, а жену поцеловать не может, поскольку ее дома нет. «Где моя жена?» — грозно спрашивает он родителей Помпадур. Ну мать мнется, что-то невразумительное лопочет о судьбе и высоком предназначении дочери, а отец прямо и без обиняков (мясник ведь, чего с него взять, грубый, неделикатный человек) выпаливает: «Твоя жена стала королевской шлюхой». — «Как так шлюхой?» — муж понять ничего не может. Уезжал, жена порядочной женщиной была, возвращается — шлюхой стала. Ну, матушка, конечно, объяснила ему, какая участь его жене с малых лет была уготована. От судьбы, мол, не уйдешь, и лучше ему, мужу маркизы Помпадур, с судьбой не спорить, примириться, слезы свои утереть и спокойно взяться за воспитание родных деток, полусиротами ведь при родной матери, бедняжки, растут. Но муж успокаиваться не желает. Он, полный скорби и душевной боли, пишет своей жене вообще-то душещипательное письмо, да больно уж лаконичное по построению предложений, с одним подлежащим и сказуемым, ну прямо монолог Василия Лоханкина во время его порки в коммунальной квартире. Мы вам, дорогой читатель, это письмо бедного мужа слово в слово из достоверного источника приводим: «Жанна Антуанетта, возвращайся. Здесь твой дом. Я твой муж. Тут твои дети. Возвращайся к нам». Она ответила: «До конца своей жизни я буду с королем. Так было предназначено мне. Никогда, никогда я не покину короля». И не покинула. До самой своей смерти. Даже когда королю осточертела ее любовь и он убегал из ее ложа на твердую кушетку под весьма грубым предлогом, будто ему жарко с ней в одной постели. Она, когда лишилась его любви, сделалась ему верной приятельницей. Ну прямо повторение истории с нашим князем Потемкиным, когда он, перестав быть любовником Екатерины Великой, стал ее другом и точно так же, как Помпадур поставляла королю молоденьких девочек для любовных того утех, поставлял царице любовников.

Ну, что оставалось делать бедному мужу маркизы Помпадур? Пришлось с болью в сердце принять от короля большие отступные; и он уехал губернатором в какую-то выгодную провинцию. Надо отдать должное уму и такту маркизы Помпадур. Она, в отличие от высокомерной любовницы короля Людовика XIV Монтеспан, никогда свое высокомерие не показывала. С королевой обращалась вежливо, никаких иронических там усмешек, наоборот, вечная почтительность, каких эта провинциальная мещаночка Мария Лещинская не больно заслуживала.

Портрет госпожи Монтеспан.