Другие безумные

Безумие передается по наследству! Не всегда, конечно, и не в первом поколении! Удивительно, как этот тезис подтверждает семейка Изабеллы Арагонской и ее мужа Фердинанда. Каждый третий их ребенок объят чертами сумасшествия. Оно перенеслось и на их внука Карла V и на сына дон Жуана. Только их безумие обнаруживалось нетипично. Не было здесь ни диких меланхолий, ни прогрессирующей агрессии. Наоборот, у дона Жуана оно приняло какую-то в еще большей степени, чем у Иоанны, форму сексуальной мании. И если говорить простым языком, то дон Жуан, брат Иоанны Безумной, умер от полового истощения. Однако по порядку! Вот, значит, снаряжают любвеобильные родители Фердинанд и Изабелла свою дочь Иоанну ехать, то есть плыть, к мужу Филиппу Красивому. А поскольку война в то время Испании с Францией была, решили испанские короли двух, а даже трех зайцев одновременно убить: во-первых, Иоанну к мужу с флотом во сто хорошо снаряженных кораблей отвезти, во-вторых, Францию такой могущественной «армадой» маленько попугать, в-третьих, на обратном пути (не порожняком же возвращаться) прихватить дочь Максимилиана Австрийского Маргариту. Ее в свое время французский король Карл VIII здорово унизил: продержал в своем королевстве как невесту с двух до восьми лет, а потом несолоно хлебавши, как непотребную, отцу Максимилиану возвратил. Но сейчас она уже не девочка, а очень даже интересная девушка в прусском духе: блондинка с золотыми, как пшеничный сноп, волосами, белоснежными зубами и с фигурой полнеющей матроны. И только совсем немного хромала. Почти незаметно. Следует заметить, дорогой читатель, и это будет ценное замечание, на которое почему-то ни один из историков не обратил внимание, что неизвестно отчего, мы этот вопрос еще не исследовали, но как же много королевских детей и детей их метресс страдали от хромоты! Прямо эпидемия какая-то. Что ни королева, то хромая. Легендарная Ла Вальер, самая значительная по любовному к ней чувству метресса короля Людовика XIV была хромой, а его любимый сын от Монтеспан граф Мэнский даже очень сильно хромал. Жена Людовика XII Жанна Безобразная — хромая, жена Франциска I, дочь Людовика XII — хромая. Может, хромота по наследству передается? Случилось же такое вот необъяснимое событие в мире: отец князя де Конде потерял во время охоты один глаз, левый. И все его дети и законнорожденные, и внебрачные, от фавориток, начали рождаться слепыми на левый глаз. В чем дело? Неизвестно. Но думается нам, дорогой читатель, что, по отношению к хромоте, не генетика виновата, а несовершенный акушерский уход. Ведь в то время акушерство было на очень низком уровне, и каждое рождение ребенка при помощи клещей непременно делало его на всю жизнь хромым. Ну у красавицы Маргариты Бургундской это не очень заметно: она подкладывала в туфли искусные войлочные прокладки и сглаживала почти на ноль свою хромоту. Так вот испанские короли Фердинанд и Изабелла решили — почему бы испанскому флоту на обратном пути не прихватить Маргариту для обручения со старшим их сыном доном Жуаном? Отец Маргариты Максимилиан Автрийский не возражал: у него сразу невестка и зять, таким образом, появлялись. Перед тем как испанский флот к Максимилиану отправить, испанские короли спросили своего подданного мореплавателя Христофора Колумба, какая будет на ближайшие дни погода: не ожидается ли шторм. Ну Колумб их успокоил: по его данным, шторма в ближайшую неделю не будет — можно плыть. И вот на обратном пути испанский флот везет на своем борту драгоценный груз: невесту для наследника испанского престола. Но недаром дон Жуан был братом Иоанны Безумной: у него тоже какая-то любовная мания обнаружилась. Он как увидел невесту, то, подобно своей сестре Иоанне по отношению к Филиппу Красивому, тоже от Маргариты глаз отвести не может, то бледнеет, то краснеет, весь дрожит и по всему видно — горячкой любовной охвачен.

Король Ричард III.

Маргарита Австрийская. Портрет XV века.

Маргарита, полнокровная, здоровая, спокойная девушка, с невозмутимым спокойствием принимает все видимое наличие влюбленности жениха, спокойно соглашается, не дожидаясь официального обручения, тут же отправиться к священнику и сложить присягу в любви до конца жизни. Они взялись за руки, побежали к близлежащему костелу и тут, пробравшись сквозь толпу верных, подошли к батюшке, кинулись на колени и попросили благословения. Ксендз окропил их святой водицей и какую-то молитву над ними произнес. Через несколько дней наступило официальное обручение. Пир на весь мир, вино рекой льется, музыка вовсю наяривает, а молодоженов и след простыл. Они ни в балах, ни в фейерверках, ни в охоте, для них устраиваемых, участвовать не желают: они углубились в свою спальню и не выходят оттуда ни днем ни ночью. Они заняты любовью. А когда через несколько дней удалось дона Жуана вытянуть из супружеской спальни, мать Изабелла испугалась, увидя его: сын похудел, осунулся, скулы, едва обтянутые кожей, торчат, под глазами черные тени, а сами глаза изрыгают какой-то дьявольский лихорадочный огонь желания и нетерпения. И поняла Изабелла Испанская, что сын ее охвачен сексуальным наваждением. А дон Жуан бумаги какие-то быстро подписал, поднос с едой из рук лакея схватил и снова как одержимый помчался в свою спальню. Изабелла думала, что все это скоро кончится, когда первое насыщение молодой, аппетитной супругой пройдет. Не тут-то было. Здоровой Маргарите хоть бы хны эти любовные утехи, даже темных теней под глазами нет — как была спокойной улыбчивой самкой, так такой же здоровой кобылкой из спальни после нескольких дней непрерывных любовных наслаждений выходила, а дон Жуан таял на глазах. Врачи серьезно обеспокоились его здоровьем и прямо матери сказали: сын объят дьявольской похотью, это его может даже к смерти привести, необходимо супругов на какое-то время насильно разделить. От мужа отбирают законную супругу, помещают ее в другой комнате, его к ней не пускают, тогда он ложится в постель и заболевает дикой черной меланхолией. Не ест, не пьет, не моется, не спит и испражняться тоже не желает. Словом, ведет себя точно так же, как его безумная сестра Иоанна. Что прикажете матери делать? Не будет же она у изголовья супругов стоять и их половую связь в нормальное русло ограничения направлять.

Хотя история знает такие примеры, когда свекрови регулировали сексуальный процесс молодоженов. Бланка Кастильская так ревновала своего сына Людовика IX к жене, что бесцеремонно врывалась в их спальню в самые неподходящие моменты, во время полового акта, и стаскивала сына с постели: «Нечего прохлаждаться, когда государственные дела ждут». И так его «затюкала» понятием греховности наслаждения сексом, что он мобилизовал всю свою силу воли, чтобы с величайшим отвращением плодить своих 11 детей. А Софья, свекровь знаменитой австрийской Сисси, вечно входила в спальню молодоженов «подушки поправлять». Попробуй сосредоточься на любовных утехах, если у тебя каждую минуту над головой подушки пуховые взбивают? Изабелле пришлось возвратить дон Жуану супругу, и его страсть к ней начала принимать первоначальные формы сексуального помешательства. Так длилось полгода, дорогой читатель! За эти шесть месяцев дон Жуан потерял половину веса своего тела, начал кашлять, высыхать, и по всему было видно, что огромными шагами к нему приближается чахотка. Изабелла решает прибегнуть к хитрости и насильно разлучить супругов. Она придумывает повод, что старшему сыну, наследнику испанского трона, необходимо присутствовать на бракосочетании его сестры с португальским королем. Дон Жуана отправляют в путь. Он с тяжелым сердцем уезжает: он не хочет оставлять свою уже беременную супругу. На полдороге в Португалию он серьезно заболевает и уже не может встать с постели. Лежит в какой-то захудалой гостинице, и здесь, уже умирающего, его застала мать и приехавшая жена. Дон Жуану перед последним своим смертным вздохом удалось последним усилием воли еще обнять свою супругу. Он умер с головой на ее коленях. «Зае…ся» насмерть, так ординарно прокомментирует смерть своего дяди будущий король Карл V, сын Иоанны Безумной!

А жена его, Маргарита Бургундская, дочь знаменитого Максимилиана, недолго горевала о смерти мужа, который, конечно, скорее любовником был, чем супругом. Она решила вопреки всем и всему быть попросту по-человечески счастливой. Да не просто так, свить себе где-нибудь уютное семейное гнездышко, детей рожать и мужа почитать. О нет! Она хотела двух несовместимых вещей: власти и личного счастья. И что же? Ей это удалось, как редкое исключение в жизни монархов. Она стала наместницей Нидерландов, правила очень даже толково и хорошо, пользовалась громадным авторитетом, а свою личную жизнь устроила так замечательно, что когда умирала, после тридцати лет своего вдовства, то попросила похоронить ее рядом с любимым вторым супругом. А вышла она второй раз замуж за князя Фильберта II Сабаудского, и супружество очень даже было счастливым. Но, вероятно, такая уж темпераментная натура этой необыкновенной женщины, красивой, дородной, статной бургундки — «кровь с молоком», которая у нас ассоциируется с героинями Некрасова, русскими женщинами, что «коня на скаку остановят, в горящую избу войдут». Ну мы там не знаем, входила ли Маргарита Бургундская в горящую избу, но что альков у нее почище твоего пожара был, это нам достоверно известно. Один ее супруг умер от любви — причем от любви чисто физической, через три года второй умирает. Заморила насмерть своим темпераментом? Не исключено. Ну, Маргарита унывать там долго не стала. Похоронив своего супруга и навсегда сохранив о нем память в своем сердце, она принимается вовсю гасить свой темперамент. Любовников у нее — пруд пруди. А что, нельзя? Теперь ведь она двойная вдовушка — люби не хочу. И она в своих Нидерландах всех молодых и пригожих соблазняет беспардонно. Даже жениха сестры Генриха VIII Марии Тюдор (не путайте с кровавой Мэри) Соффолка соблазнила, и тот сколько времени пребывал в Нидерландах, столько был ее любовником. Наряду с горячим темпераментом имела и горячее, но доброе сердце. Прижитую своим племянником, будущим королем Карлом V, дочь от бедной монашки взяла на воспитание, заботилась о ней, как о собственной дочери, сделала ее принцессой, и впоследствии она тоже стала правительницей Нидерландов и целых восемь с половиной лет правила страной так же хорошо, как и ее воспитательница.

Карл V тоже очень даже хорошо относился к своей внебрачной дочери и никаких ненормальностей в ее психике не обнаружил, чего нельзя сказать о нем самом. Его ведь тоже не миновали искорки безумия. Ну не наследовал он этой дикой похоти своей матери и дяди, но иногда его поведение носило следы совершенной ненормальности. Даже внешний вид говорит о его, некоторым образом, идиотизме: вечно полуоткрытый рот, из которого капает слюна, глаза навыкате с полуопущенными веками и понурое состояние недовольства.

Боялся всего: один оставаться в комнате, после смерти матери Иоанны Безумной ему все время слышался ее голос, призывающий его прийти к ней. Очень часто он углублялся в свою молельню, всю обитую черной материей, освещенную несколькими факелами, которые бросали зловещие тени, и тут часами простаивал на коленях, то ли шепча внутренние молитвы богу, то ли углубляясь в себя, как это умеют делать йоги. В сумме это был неплохой король, он значительно расширил территории Испании, овладел новыми провинциями в Америке, но часто даже боялся элементарного шага решимости. С трудом ставил свою подпись на документах и неделями не мог принять нужное решение, которое подсовывали ему министры. Со временем стало обнаруживаться явное безумие короля. Однажды он приказал совершить над собой обряд погребения: лег в гроб, сложил руки крестом и в таком виде слушал реквием. Последние два года провел над чтением духовных книг и бесед с монахами. Единственным его развлечением была сборка и разборка часов. Сидел и целыми часами ковырялся в их механизме. В военные походы, некогда им любимые, перестал ходить: он все деревья в лесу принимал за врагов. Набрасывался с мечом и копьем и «ломил» во все стороны, приказывая своей армии следовать его примеру и не жалеть «недругов».

По-видимому, отдавая себе отчет в своей ненормальности, решил постепенно передать бразды правления своему сыну Филиппу II. Сначала отдал ему в управление королевства Неаполитанское и Сицилийское, а в 1556 году вообще отрекся от престола в пользу сына.

Филипп II прославился как могущественный монарх. Сильный и властный! Но как же много в нем безумных черт своих предков! И эта черта безумия передалась его сыну дон Карлосу.

Черта безумия у Филиппа II проявлялась не только в крайней депрессии, склонности к уединению, мрачности, холодности, но также в крайне неумеренной, как и у Иоанны Безумной, ревности. И на почве этой самой ревности на королевском дворе разыгралась подобно античной трагедия. Могущественный Филипп II (редко кто из европейских монархов с ним сравниться может) полмира хочет к своей Испании присоединить и вечно воюет, с переменным, конечно, успехом.

А в личной жизни неудачник неудачником. Четырежды вдовец. Да, да, дорогой читатель, четыре раза женился, и каждый раз жены намного раньше его умирали, и не он их жизни лишал. Ну с одной женой не совсем ясно было. Некоторые историки считают, что потихоньку, для мира незаметно, он все же ее умертвил, но полной определенности в этом вопросе нет. Полная определенность только в том, что разыгралась там великая трагедия на почве этой самой ревности. Но давайте по порядку.

От первой жены Марии Португальской у Филиппа сын родился, дон Карлос. Мать только четыре дня наслаждалась своим ребенком, умерла от родовой горячки. Собственно, наслаждаться и радоваться нечему было: ребенок родился калекой. Позвоночник искривлен, горб на спине растет, хромает, одно плечо выше другого, а по натуре злобный и садист. Вечно он животных мучил, а отец не всегда его наказывал, не в пример Генриху IV, который, когда увидел, что его малолетний сынок, будущий король Людовик XIII бабочек в порошок стирает и воробушкам о камни головки размозжает, живо сынка от садизма отучил, собственноручно отхлестав плеткой. А Филипп II сынка жалеет. Полусиротой и калекой растет, к тому же почти полоумный. Однажды он упал с мраморной лестницы и больно головой ударился, кровоизлияние образовало какую-то шишку, которую оперировать опасно было. Прибегли к помощи святых мощей Дидация. Гроб с мощами святого принесли в спальню к дону Карлосу, накрыли его голову пеленой, снятой с лица усопшего. Дон Карлос выздоровел от этого чуда, горячка прошла, только с этих пор стал обнаруживать признаки помешательства, проявляемые в неимоверном и иногда беспричинном бешенстве, и вообще нарушение, психического равновесия. Сошьет ему, скажем, сапожник слишком, по его мнению, узкие сапоги, он в гневе их разрежет на мелкие кусочки и заставит сапожника их съесть в прямом смысле, изрекая такие вот сентенции: «Дескать, ремесленник трудом рук своих кормится». Или, скажем, идет он с друзьями по городу вечером (а он часто бордели местные посещал), а из одного окна кто-то случайно воду выливает, и попадает она случайно на голову дона Карлоса, то он, кипя бешенством, приказывает этот дом поджечь.

Ну правда, оговоримся, оснований у дона Карлоса немножечко для бешенства было: тогда черт-те что из окон выливали, чаще содержимое ночных горшков. И никого не смущало, что внизу люди прохаживаются. Так было во всех европейских странах, а не только в грязноватой Испании. Прослушаем, как английский Ричард III со своим войском через свои провинции проезжает: «Едет с войском Ричард III по городам и весям Англии, и все держат у носа флаконы с ароматной жидкостью. Серединой улицы плывет ручеек вонючей грязи, помоев, вылитых просто из окон, по нескольку дней гниют трупы сдохших собак и котов. Утки хляпаются в грязной воде, свиньи в лужах лежат, козы бродят между базарными рядами»^[119].

Ну, картина прямо из «Миргорода». Словом, немножечко дон Карлос был прав в своем бешенстве, когда ему сверху на голову летела далеко не ароматная смесь человеческих экскрементов. С другой стороны, мог бы и привыкнуть: его дед Карл V среди экскрементов умер. Наш Григорий Орлов, фаворит Екатерины Великой, тоже умер, мажа лицо собственными экскрементами, и, как мы хорошо знаем, экскременты часто используются как хорошее навозное сырье. Но совсем уж без оснований дон Карлос бил по щекам министров, а раз даже самому герцогу Альбе оплеуху залепил. Или, скажем, придет ювелир с огромной жемчужиной, цены неимоверной, королевичу показать, авось купит его величество, а дон Карлос возьмет ее «на зубок», будто проверить, не фальшивая ли, а сам возьмет и проглотит. Ну ювелир три дня подряд в королевский дворец ходит осведомляться: «Его величество еще не…»

Великий драматург Шиллер в своей пьесе «Дон Карлос» малость слукавил против реальности, изобразив его таким вот несчастливым романтичным героем. А в жизни все хуже было. Вредный, скажем прямо, был юноша. А пока дон Карлос рос, Филипп II и второй раз жениться успел на Марии Тюдор, этой «кровавой Мэри», которая из-за непомерной любви к мужу-католику английских еретиков жгла, как хворост.

И вот когда она умерла, Филипп II в третий раз жениться собрался на молоденькой и прелестной Елизавете Валуа, дочери Екатерины Медичи и Генриха II. И вот с этой Елизаветой такой вот казус вышел. Первоначально она была предназначена в жены дону Карлосу. И по возрасту они подходили друг другу, и присланный на обозрение портрет невесты очень ему понравился, и он его всегда в виде большого медальона у пояса носил. И вообще он по наитию в ней духовно ему близкую особу усмотрел, постоянно ее портретом любовался и лелеял вполне реальные мечты жениться и стать нормальным человеком, людей не истязать, стать добрым, а уж любить свою супругу готовился, как в хорошей сказке только возможно. И даже от этих мыслей его приступы бешенства отступили на задний план, поскольку вера и любовь, как мы знаем, очень даже личность исправляют. Но коварный отец Филипп II как увидел будущую невестку, сам в нее влюбился, а поскольку со своей второй женой Марией Тюдор никакого счастья не знал, ибо была она уродлива, зла, бесплодна и ревнива не в меру, то он решил познакомить его с прелестной и молоденькой Елизаветой Валуа. Словом, он сыну Примерно так сказал: «Не для пса колбаса». И без всякого пардону у него невесту отобрал и сам на ней третий раз женился. Ну как тому было после этого не возненавидеть отца? В «черной» тетради (Такая, значит, тетрадочка у дона Карлоса была. Он в нее все преступления отца записывал.) прибавилось несколько новых нелестных отзывов об отце. Так бедный юноша, судьбой и жизнью обделенный, радовался получению молодой жены, а вместо этого получил молодую мачеху, что, конечно, далеко не одно и то же. И юноша очень мучается и страдает и пуще прежнего от тоски и печали начинает в разные безумства впадать. Мечется, как маятник на королевских часах, которые его дед вечно чинил. То во вражеские Нидерланды бежать собирается, то отца умоляет на войну его выслать, под верные пули неприятеля, то надуется и из своих покоев вообще не выходит и пищу почти не принимает. Словом — проблема у Филиппа II со своим сыном.

И камень дон Карлос за пазухой на отца носит, только не в переносном, а в прямом смысле. (У него все было в прямом смысле, без излишней метафорики.) Он приказывает изготовить ему четырехугольный камень, обшить его кожей, будто это книга в тисненом переплете, и этот камень с собой носит, изрыгая при этом угрозы и проклятья в сторону отца и даже намекая, что с тем какое неожиданное несчастье случиться может. Мало ли как неожиданно короли в истории умирали? Один даже от груши, которая застряла в горле, задохнулся. Комнату свою дон Карлос обвесил всю пистолетами, двери ее какими-то скрытыми пружинами укрепил — приготавливается к случайному нападению со стороны отца и своей от него защиты. А сам все чаще и чаще в окружении придворных громко пророчествует, каким это он будет мудрым и справедливым королем в отличие от своего тирана-отца. Словом проблема — отцы и дети, которая всегда была, есть и будет, хоть в нашу историю загляни на Петра I и его сына Алексея, хоть в западную какую. Отец, отдавая себе отчет в невменяемости сына, за ним надзор установил, и дон Карлос прямо под стражей очутился. В своем дворце, как в тюрьме. Но удивительное дело, дорогой читатель! Молоденькая жена Филиппа II тоже чувствовала себя, как в тюрьме, в чужой Испании при пожилом, строгом и неласковом супруге. И вот молодые люди, дон. Карлос и Елизавета, как-то незаметно для себя и окружающих, соединенные общим одиночеством и почти одинаковой сиротливой судьбой, начинают чувствовать влечение друг к другу.

Вдруг полюбили друг друга. Полюбили всей страстью молодых сердец, нуждающихся в ласке, теплоте и защите. Она, Елизавета Валуа, на некрасивую физическую внешность дона Карлоса ноль внимания, поскольку его большую душу почувствовала. Очень жалела этого несчастливого хромоножку, а у женщины ведь от жалости до любви — один шаг. А дон Карлос ее чудесной принцессой из детских сказок видит, поминутно ручки мачехе целует, у ножек ее покорно сидит, по-детски мирно беседуя. И стал очень даже часто в покои своей мачехи заглядывать. И что он там так долго делал — это тайна, покрытая мраком. Но догадаться, конечно, можно. На догадках вся интимная жизнь королей держится, хотя пословица и говорит, что «не пойманный — не вор». Может, они там в этих своих интимных покоях далеко не интимными делами занимались, но доказать, конечно, как это, так и обратное — трудно. И Филипп II с еще больше нахмуренным челом ходит и на растущий живот своей жены с сомнением поглядывает — он ли отец-то? У Филиппа удивительный характер, он не предпринимал никогда никаких действий, пока не получал неопровержимые доказательства чьей-то вины. И к сожалению для истории, любовники очень даже важные доказательства оставили. Они начали переписываться друг с другом, поскольку чувство так их переполняло, что язык устных слов казался им очень бедным, им надо было письменно в романтической форме свою страсть изложить. Ох уж это вечное желание влюбленных в письменной форме страсть свою увековечивать. Не лишился бы своей головы, предварительно страшные муки на колу испытав, любовник первой жены Петра I майор Глебов, если бы не собирал и не нумеровал письма Евдокии Лопухиной к нему. А так — письменное доказательство вероломства самое верное. А наш дон Карлос все письма своей мачехи в железный ящичек собирал и в изголовье своей кровати держал, почти на виду у всех придворных, которые не замедлили донести королю, чем это испанский дофин вечерами занят: он с упоением перечитывает любовные письма своей мачехи. Филипп II, который вообще-то очень выдержанным был и свои чувства внешним гневом не высказывал, тут впал в дикую ярость, ворвался ночью в спальню сына, ящик железный у изголовья схватил, а над сыном меч поднял. Убить, что ли, того хотел? Остановило его только то, что сын закричал: «Отец, не убивайте меня, я ваш сын». Ну на этот раз он намерение покончить физически с сыном оставил, но посадил сына под стражу. И всем европейским монархам, чтобы его тираном не объявили (одна Елизавета Английская чего стоит!), написал депеши, что сын его выступил против отца и обвиняется в государственной измене. Дон Карлос в отчаянии от своего тюремного заключения со своей неуравновешенной психикой опять в безумства пустился. То в камин в горящий головой бросается (еле потушили), то письма всем западным монархам строчит, приют от тирана-отца прося, и каким-то подкупленным слугам для передачи отдает, то голодной смертью погибнуть намеревается и несколько дней пищи не принимает. Словом, беда Филиппу II со своим необузданным сыном. Многие герцогства и княжества «легкой рученькой» обуздывал, а своего собственного сына не может никак. Очень скоро весь мир узнал, что дон Карлос из этой жизни ушел. Как? О, это уже другой вопрос. Большинство историков считает, что, конечно, не своей смертью. Что его в тюрьме отравили. Другие говорили, что он сам, истомившись от своей тяжелой жизни, покончил самоубийством — повесился.

Когда через столетие нашли саркофаг с телом дона Карлоса и открыли, то обнаружили там его голову, отделенную от туловища. Голову своему сыну ревнивый отец отрубил? Возможно, и так. Испанцы — народ гордый. Они вероломства не прощают. Потому-то и Елизавета недолго пожила. Она почти тотчас же после смерти дона Карлоса из жизни ушла. Заболела какой-то странной болезнью, на отравление похожей, и умерла. Рожденным детям, дочери Изабелле и сыну от четвертого брака Филиппа II и Анны Австрийской, отец не позволял даже разговаривать друг с другом без его позволения, не то чтобы воспитываться вместе. Боялся комплекса дона Карлоса? Вполне возможно.

Да, переворачиваются в своих гробах Фердинанд и Изабелла, соединившие Арагонию с Кастилией и давшие начало объединению Испании. Что ни потомок — то сумасшедший. И как не вспомнить здесь еще об одной дочери испанских королей Фердинанда и Изабеллы Елизавете? Подумать только, и эта… умерла от любви. Сын дон Жуан умер от любви, дочь Иоанна от любви свихнулась, а теперь вот еще и Елизавета. Что за несчастье на королевском дворе. Точно проклятие какое над ними тяготеет. Да, альковы, в которых умирали от любви. Редко, правда, но такое, как мы уже видели, случалось. Здесь короли так любили, что по утрате возлюбленных сами в могилу отправлялись. В смерти успокоение души находили. Третья трагедия ждет могущественных королей Фердинанда и Изабеллу. А все потому, что не послушалась королева народной приметы: не держать во дворце письменных принадлежностей, то есть попросту перьев, выструганных из «демонского» гуся. Не послушалась Изабелла, и начались ее несчастья. Вы в фатализм верите, дорогой читатель? Ну, хоть в самый маленький? Пошли вы, скажем, вечерком в булочную за хлебом, а вам черная кошка дорогу перебежала. Все! Можете дальше не идти: хлеба в булочной не будет. Наполеон начал терпеть одно поражение за другим, когда подарил свой драгоценный амулет одной даме из Австрии, а амулет этот был вытащен из гробницы египетского фараона. И что же? Дама хорошо замуж вышла, а Наполеона на английский остров Святой Елены услали, где его отравили.

Все несчастья Изабеллы и Фердинанда начались с того момента, когда королева начала подписывать свои указы «демонским» пером, вынутым у волшебного гуся. Очень поучительная эта история, и нам следует о ней рассказать. Сказочка про волшебного гуся, а скорее гусыню, такова: жил себе спокойно в испанском королевстве и в своем селе лесоруб Мендуз. Бедный, конечно, как на каждого лесоруба-работягу пристало. Одно богатство у него — белоснежная гусыня, да такая разумная, ну прямо человек. Когда кто молитву читает, гусыня в такт головкой качает и что-то клювиком шепчет, точно молитву повторяет. А она и впрямь человек. Соседи подсмотрели, как ночью эта гусыня, подобно лягушке-царевне из сказочки про Иванушку, стряхивала свои перья и превращалась в девицу. Лесоруб Мендуз тогда ее обнимать начинал, целовать, а потом в хату тянул. Но подсмотреть, что они там в хате делали, у соседей никакой возможности не было: лесоруб все щели законопатил, а окна тряпкой заслонял, но догадаться, конечно, можно было. И всем стало ясно, почему это молодой лесоруб Мендуз на местных девок никогда не заглядывается. И вот однажды у Мендуза эту гусыню украли. Он, совершенно от горя невменяемый, бежит за справедливостью к хозяину, князю Сидоно, и, плача, и рвя на себе волосы, сообщает, что гусыню украл Язон. Ну, конечно, Язона арестовали и подвергли пыткам. И под пытками он сознался, что украл гусыню. Ну тогда ему по справедливости отрубают, как вору, правую руку. И казалось бы, вопрос исчерпан, зло наказано и справедливость восторжествовала. Но тут является лесоруб Мендуз и, дико хохоча, сообщает, что не тому Язону руку отрубили. Украл гусыню повар Язон, а руку отрубили Язону-стрельцу. Тут князь рассердился и уже как справедливый судья всех трех наказывает: лесоруба Мендуза под колесование — зачем закон в заблуждение вводил, Язону-стрельцу пятьдесят ударов плетей, зачем невинный признавался, закон в заблуждение вводил, а Язона-повара на виселицу, как вора злостного. И вот не успели еще раны от отрезанной руки и поротого тела у Язона-стрельца зажить, а кости у «ломатого» Мендузы срастись, а тело повара еще на виселице болтается, как ни в чем не бывало гусыня приходит домой. Она, видите ли, малость где-то там по лесам поблуждала, соскучилась по дому, а может, тягу к сексу почувствовала и вернулась. И трется, как кошка, о ноги Мендузы. «Э нет, — сказал справедливый князь Сидоно. — Так дело не пойдет. Ты, голубушка, уже не вернешься к Мендузу, поскольку тут у нас сильно невинно пострадавший есть. Его и пытали, и руку оттяпали, и били по голому телу, ему теперь и полагается быть твоим хозяином». И князь приказывает отрезанную руку стрельца с почестями, молитвами и церковным пением по-христиански похоронить, а гуся взять тому себе. Ну Язон-стрелец, безрукий и поротый, решает, что с «паршивой овцы хоть шерсти клок», и заносит гуся самой испанской королеве Изабелле Кастильской и говорит ей так: «Всемилостивейшая королева, я, бедный, однорукий стрелец, дарю тебе самое дорогое, что у меня в жизни осталось, роскошного белоснежного гуся. Располагай им по своему усмотрению». — «Видишь, как меня народ любит? — говорит Изабелла своему мужу Фердинанду. — Последнего гуся мне несут». И, дав Язону-стрельцу мелкую монетку, поскольку скуповата была, отпускает его с богом. А гуся изжарили и вечером подали на ужин. Фердинанд морщился: мясо жилистое и нежирное оказалось. Секс жиру не служит. «С паршивого гуся хоть перьев горсточка», — сказала Изабелла и приказала выстругать ей с пару десятков перьев. Старушки крестились: «Плохо королева делает. Гусь — демонский, несчастья на страну принесет». Не послушалась королева, написала первое письмо своей старшей дочери Елизавете, которая вышла замуж за португальского короля Алонса. И что? Какое страшное несчастье обрушилось на нее!

Всего несколько месяцев прошло от брака дочери с португальским королем-наследником, и вот девятнадцатилетняя дочь совершенно больная и невменяемая возвращается вдовой к отцу с матерью. Как же она любила своего молодого, красивого супруга! Заметьте, в семье Арагонских всегда безумно, до умопомрачения любят, такова уж их генетика. И вот прекрасный юноша-наследник во время охоты упал с коня и разбился насмерть. А вблизи стоял цыганский табор. Цыгане быстро сняли с царевича все драгоценности, одежду и смылись. А Алонса голого бешеные собаки так поискусали, что у него только полголовы и полтуловища осталось. Крестьяне слишком поздно отбили псов и повезли истерзанное тело во дворец. Елизавета, как увидела супруга, или то, что от него осталось, упала перед костельной лестницей и с ужасом отшатнулась: такой был страшный вид изгрызенного тела. Она то плакать принимается, слезами труп орошая, то отворачивается, чтобы с отвращением вырвать, и наконец причитает: «Прости меня, Алонс, но я не могу сдержать своего отвращения, хотя так безумно тебя люблю». И с этого времени малость свихнулась. Приехав вдовой к отцу с матерью, ни есть, ни пить не желает и дико кричит: «Что вы мне даете? Не видите, что это его тело. Что вы мне пить подставляете? Не видите, что это его кровь?» По ночам по комнатам бродит как привидение. Лицо бледное, только два горящих как угли глаза в темноте сверкают. И стала замечать мать Изабелла, что по утрам дочь ее выходит из своей спальни с подсиненными глазами, какие были у ее сына дона Жуана во время альковных дел с Маргаритой Бургундской или у ее второй дочери Иоанны Безумной после ночей с Филиппом II. И действительно, по ночам начали из спальни дочери Елизаветы раздаваться дикие стоны и вопли, какие только в плохих современных эротических фильмах бывают, — словом, вопли дикого сексуального наслаждения. А Елизавета отвечала матери: «Да, каждую ночь Алонс посещает мою спальню и старается отворачиваться боком, чтобы не показывать покусанное тело и голову. Как он ласкает меня», — и блуждает по ее лицу абсолютно бесстыдная, распутная улыбка, испугавшая Изабеллу не на шутку. Решила королева выдать дочь снова замуж, чтобы ребенок родился, авось материнство от сумасшествия вылечит. Елизавета ни в какую. Ей никто не нужен. Она вполне счастлива ночами, какие ежедневно проводит с Алонсом. Днем стала тихая, в черной одежде молится, глаза в землю опустив, ночью кричит от неведомых наслаждений, гаснет, как церковная свечечка, на глазах и становится невыносимо красива. Увидел ее, такую неземную красавицу, король Португалии Эмануил и влюбился насмерть. И, не обращая внимания на явную ненормальность Елизаветы, женится на ней.

Елизавета уступила желанию матери, но поставила одно условие: всех еретиков и жидов изгнать из Португалии. И вот сто тысяч евреев, лишив домов, поместий и добра, сажают на корабли и вывозят. Куда? Неизвестно. Туда, какая страна захочет их принять. Беременная Елизавета приезжает к отцу с матерью. И Изабелла убеждается, что дочь хоть еще красивее прежнего стала: глаза горят двумя угольками, уста красные, как у вампира, лицо бледное, как у трупа, а в сумме неотразимая красавица, хотя ничуть психически здоровой не стала. Гладит свой беременный живот и с убеждением говорит матери: «Ребенок убьет меня. Мне это Алонс сказал. Он так не хотел, чтобы я за Эмануила замуж выходила. Теперь он будет мне мстить». И что вы думаете, дорогой читатель? Умерла Елизавета во время родов.

Надломленная психика часто гостила в королевских альковах. И если даже внешние признаки безумия явно не выражались, все равно, действия монархов, их образ жизни — все говорило о такой ненормальности. И стоит тут упомянуть о таком алькове австрийского императора Франца-Иосифа и его жены Елизаветы, Сисси, как ее популярно называли, конто сериалы про нее наводнили детские мультипликационные фильмы западного телевидения. Правды исторической там даже с горсточку не наберется, а этот альков был истинно трагическим.