* * *

Леонид Максимович Леонов сказал: “Не пейте водку, молодой человек. Платонов — какой талант был, да и тот с трещинкой. Его не советская власть, его водка сгубила”.

Позже стало понятным, что Леонову до Платонова все же не дотянуться. А тогда, в шестьдесят пятом, я этого не понимал. Еще не было для меня “Чевенгура” и “Котлована” и многого другого. Леонов не пил водки, выращивал кактусы, и однажды я привез ему с острова Маврикий эндемический цветок с корнями и землей, название которого он проверял по своей британской ботанической энциклопедии. Цветок прижился, и Леонов радостно сообщил мне об этом по телефону.

В глубине души (в отличие от Андрея Платонова) он всегда не любил советскую власть. После “Метели” и “Нашествия” ему сломали художественный хребет, и он затаился, стал осторожным и неискренним. “Вор” специально переписывался им, как “Молодая гвардия” Фадеевым. Но талант национального художника с неповторимым слегка вычурным литературным стилем был всегда с ним. В “Русском лесе” есть великолепные страницы, не говоря уж о ранних вещах. Последний, так и неоконченный роман “Пирамида” — запоздалая попытка диалога с мирозданием, Богом, на которую не было ни сил, ни подлинной веры, только энергия мысли, бьющейся в тисках истории.