* * *

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рассказ жены Веры:

“Когда Митя учился в шестом классе, у него обязательно должна была быть хорошая отметка по биологии. Она ведь прямиком шла в аттестат, тогда был этот дурацкий конкурс аттестатов при поступлении в институт. И вот звонит мне милейший преподаватель зоологии, фронтовик Григорий Наумович и говорит: “Если ваш сын не сдаст завтра доклад “Морфологический ряд лошади на примере лошади Пржевальского”, он выше “тройки” не получит”. Боже мой, думаю, где Митя?! Мити не было даже близко. Он где-то прыгал с крыш гаражей, тогда у них это было модно. Звоню в школу и спрашиваю: “Что же делать, где взять материал?”. “В музее Дарвина”, — отвечают. И я села в свой “жигуленок” и с тетрадью под мышкой поехала на Пироговку. Начало пятого, майский теплый день, дело к вечеру.

Музей, рядом с МГПИ им. Ленина. Здание, похожее на бывший храм, в вестибюле пусто, не считая огромного облезлого мамонта. Выходит какая-то дама среднего возраста и несколько испуганно спрашивает: “Вам что?”. “Старшего научного сотрудника!” — это я твердо заявила тоже с испуга. “Старшего нет, — отвечает, — есть только младший”. “Давайте младшего”, — говорю. Но еще больше, замечаю, волнуется вышедшая по тревоге чудная девочка с русой косой, младший, стало быть, сотрудник. Приглашает меня в зал, садимся на скамеечку, рядом еще один мамонт, тоже очень несвежий, и картинки развешаны на стенде про нашу вожделенную лошадь. Девочка все подробно рассказывает, я записываю в тетрадку, как вместе с травой, с изменениями почвы менялась малюсенькая лошадка, а морда и уши были те же, только больше, и копыта не двупалые, а трехпалые, шея крепла, грива подрастала, и так дошла постепенно до наших времен, эволюционировала, но себя не теряла. Невысокая, крепенькая, устойчивая, любимая моя лошадка Пржевальского. Уже совсем сумерки, стрельчатые окна музея пропускают последние лучи солнца. И я, подробно записав всю биографию лошади (завтра Митя ее доложит на уроке), спрашиваю: “А, скажите, откуда взялась самая маленькая, наскально изображенная, самая первая, давшая ход всей этой морфологии?”. И моя спасительница, помолчав и оглянувшись, слегка тряхнув русой косой, тихо ответила: “Бог”.

С этим я, несколько одуревшая, и она, похоже, тоже, расстались, почему-то обнявшись на прощанье”.