ПОЛКОВАЯ САНЧАСТЬ

Не знаю, по какой причине, но после учений у меня заболела шея, да так что застегнуть воротник гимнастёрки, было больно. Ну, болит и болит, я сначала этому особого внимания не придавал, но в один из дней шея разболелась так, что я вынужден был отпроситься у командира роты и отправился в казарму. В этот день к нам в роту зашёл наш батальонный связист, младший сержант Васин, подружились мы с ним на марше по боевой тревоге и так продолжаем дружить. Увидев меня скрюченным, он спросил, что со мной. Я ему как мог популярно объяснил причины моего крючка, он меня выслушал и говорит: «А ну давай я посмотрю, что там у тебя». Я наклонился, чтобы ему удобно было рассмотреть мою болячку. Он посмотрел и говорит: «Сеня, тебе срочно надо идти в медсанчасть, у тебя чирей большой уже созрел и его немедленно надо удалить, а то он сам вскроется и туда может попасть грязь и получится заражение крови, а это уже серьёзно. Лучше до этого не допускать. Прямо сейчас пойдём, я как раз иду в ту сторону». Когда уже шли, он мне рассказал, что в санчасти меня посадят в кресло и медики медицинскими инструментами, такими как пинцетом и скальпелем, удалят чирей и тебе больно не будет. Я иду и, под впечатлением слов Васина, думаю: «Вот куда медицина шагнула, чирей удаляют и не больно. А Васин молодец, знает о медицине почти всё, а я о таких вещах даже и не слышал». Если честно, то до этого времени я в медицинских учреждениях и не бывал, не считая медицинскую комиссию при призыве в армию. Но она была организована прямо в здании Ипатовского райвоенкомата, поэтому в прямом смысле, это было не медицинское учреждение. Да и с врачами я не имел дела, опять кроме комиссии и нашей хуторской фельдшерицы, вот потому мне было и интересно посмотреть, как там у них, у врачей. Меня так захватила медицинская тема, что я воочию представил как там у них. Думаю, сейчас зайду к ним, а там большая комната, на окнах чистенькие тюлевые занавески, красивые медсёстры, все в белом, бегают туда-сюда, все куда-то торопятся. А врач, такой солидный дядя с усами, ходит по этой большой медицинской комнате и всеми руководит, вот он меня и будет лечить, а как же, он же не доверит меня кому попало.

Подхожу к тому месту, куда указал Васин, смотрю одноэтажное здание из кирпича, который кое-где вывалился, вот и дверь, вымазанная зелёной краской, точно такой же, как мы танки подкрашиваем, над дверью весит вывеска: «Санчасть», ну, думаю, мне сюда. Глядя на такое здание и дверь, вымазанную краской, я подумал, что-то не похоже чтобы в этом обшарпанном здании были тюлевые занавески, тем более бегали красивые медсёстры. Затем подумал, а кто его знает, может это с виду только так, а внутри здания исключительный чик брик, а может и лучше. Ладно, думаю, что загадки строить, вот зайду в здание, там и увижу. Захожу, небольшая комната с одним окном, на котором висят тряпичные занавески на пол окна. Стол табурет, на котором сидит солдат в армейской форме и белой застиранной с желтыми пятнами куртке. Ладно, думаю, не надо паниковать, значит, врач и кресло где-то в другом помещении, но что-то других дверей не видно, может, где потайная есть. Хожу по комнате смотрю, где же волшебное кресло, но кресла я не вижу, а слышу голос: «С чем пришёл?» Голос исходил от табурета, на котором сидел солдат в застиранной куртке. Я повернул к нему голову и говорю: «Пришёл к Вам с чирием, только что-то я врача не вижу» — «А зачем тебе врач, вот я тебя и буду лечить». Думаю, не может быть такого, чтобы солдат в грязно-белой куртке лечил людей, здесь, где-то должен быть врач. Но делать нечего, раз пришёл значить, надо лечиться. Лекарь говорит мне: «Садись на табурет». Ну, я сел, сижу, а сам глазами зыркаю по помещению, чтобы не пропустить тот момент, когда придёт врач и диковинными инструментами начнёт меня лечить. Но инструментов никаких не было, да и врача тоже. Этот в бело-грязной куртке подошёл к шкафчику, чем-то намочил ватку, затем зашёл ко мне со спины посмотрел на мою шею и говорит: «Чирей созрел, значить будем лечить». Услышав эти слова, я подумал: «Медицинский работник, а выражается бытовыми словами». Это выражение «созрел чирей», я слышал от мамы с детства, у нас таким заболеванием пол семьи переболело. Ну ладно, думаю, может это просто совпадение, скоро будет и кресло, и диковинные медицинские инструменты. Но медицинский работник меня разочаровал, он усадил меня на табурет и начал мой чирей самым вульгарным способом выдавливать.

Боль была невероятная, я от жуткой боли материл и чудо-горе лекаря, и заодно Васина. А этот эскулап не обиделся, да ещё и говорит мне: «Матерись, матерись, с матерками легче боль переносить». Операцию лекарь провёл как надо, это его слова, затем рану залепил пластырем, а после этого говорит: «Ну, с этим чирием вроде всё, но у тебя рядом наметился другой чирей, но он ещё не созрел, как созреет, то и его вылечим, таким же способом». На что я ему ответил: «Лучше бы он и не созревал, а то такая боль, что врагу не пожелаешь» — «Конечно лучше, — отозвался лекарь, — но он нас с тобой спрашивать не будет, как решит, так и сделает, а нам остаётся только ждать».

Ну что сделаешь, действительно он прав, всё это не от нас зависит, так что придётся ждать. Когда я уже собрался уходить, то спросил у медицинского работника: «Послушай, а где же ваши медицинские кресла, скальпели, пинцеты, и, в конце концов, медсёстры?» Он на меня как-то удивлённо посмотрел и, в свою очередь, спрашивает у меня: «А кто тебе сказал, что здесь всё это, должно быть?» — «Как кто? Васин» — «А, Васин? Васина ты только слушай, он тебе ещё и не такого наговорит, у него фантазия богатая». Потом я ещё несколько раз ходил к «Доктору», моя шея всё меньше и меньше болела, а затем настала долгожданная ночь, в которую я хорошо спал и ни разу не проснулся от боли. И самое для меня приятное, так это то, что чирей, который намечался, потихоньку начал затухать, а затем и совсем исчез. Этому феномену лекарь очень был удивлён, заявив, что это впервые в его практике, чтобы созревавший чирей сам исчез. Но это факт, и по этому поводу я думаю так. Он насмотрелся, как над его собратом издевался этот эскулап и решил не всовываться, и хорошо сделал. Вскоре я совсем выздоровел и приступил к несению службы. Всё как бы кончилось хорошо, но всё-таки было жаль, что я не увидел ни кресла, ни чудо-инструментов, а как хотелось на них посмотреть, особенно на молоденьких медсестёр, которые должны были ассистировать врачу. И всё-таки мой поход к медикам имел положительный результат, первое, мне дали освобождение от всех занятий на три дня, а затем продлили ещё на столько дней, сколько потребовалось, чтобы рана зажила.

Я совсем выздоровел и снова включился в полковую жизнь. Как-то с занятий мы пришли рано, до ужина ещё далеко, в казарме сидеть душно. Володя Ильин, командир танка нашего взвода, он на год меня моложе и прибыл в нашу роту осенью прошлого года. Сам он питерский и поэтому познакомил меня с питерскими ребятами его призыва, с боксёром Олегом, и Анатолием Максимовым. Они спортсмены- боксёры, в армии практически не служат, а только числятся, основная их служба — это тренировки и соревнования по боксу. Так вот, он подходит ко мне говорит: «Сеня, пойдём на улицу, там посидим в курилке за столиком, а то в казарме душно». Я согласился, проходя мимо дневального, я взял с его тумбочки брошюру «Краткая история коммунистической партии СССР». Пришли в курилку, я развернул брошюру, положил её на скамейку и сел на неё, для того, чтобы об пыльную скамейку не вымазать брюки. Посидели немного, затем Володя говорит: «Сеня, давай запустим ракету». Я посмотрел на него и удивлённо спрашиваю: «Какую ракету, о чём ты говоришь?» — «Да обыкновенную ракету», — отвечает мне Ильин. Достаёт из голенища сапога длинную трубочку пороха, который используется в снарядах, мы их называли «макаронинами», и говорит мне: «Давай брошюру». Я ему подаю агитку, он из серёдки вырывает два листа, разворачивает их, затем на них кладёт «макаронину», туго заворачивает её, при этом плотно закупоривая оба конца, и получилась «ракета». Затем он поставил коробок спичек на ребро, один конец «Ракеты» положил на коробок, а другой лежал на столе. Володя мне говорит: «Поджигай нижний конец «ракеты». Я поджигаю, а сам думаю, да никуда эта «агитка» не полетит, уж слишком всё просто сделано. Думать думаю, а сам поджигаю. Сначала загорелась бумага, затем из внутренней части «ракеты» повалил чёрный дым, а затем вырвалось пламя и наша «Ракета» взмыла вверх. Моему удивлению не было предела. Она пролетела метров пятьдесят от нас, оставляя за собой хвост из дыма и пламени, затем, поднялась на высоту метров двадцать, и, к моему удивлению, развернулась и спикировала на нас.

Мы с Володей еле успели нырнуть под стол. Ракета пролетела мимо нас, буквально в метре, снова поднялась вверх, развернулась над крышей казармы и снова спикировала на нас. Нам опять пришлось скрываться под столом. Ракета, снова поднялась вверх, примерно на ту же высоту, снова развернулась и как в первый раз спикировала на нас. Но на этот раз горючее у неё кончилось, и она шлёпнулась рядом со столиком. Ильин предложил запустить ещё одну ракету, но я ему сказал, что хватит и того что было. А вот позже, на дивизионных учениях мы с Володей, да ещё с саперами грохнули, так грохнули, но об этом расскажу потом, если не забуду.

Характерно то, что порох в этой «ракете», которую мы только что запускали, весь сгорел, а корпус из политической агитки остался целый. Отсюда вывод. Для политики никакой огонь не страшен, она все равно выживет. Но главный вопрос почему «ракета» себя так вела в воздухе, так и не был решён. Предположений было много, но точного решения данного вопроса найдено не было.