ВАЖНЫЕ КОММЕРЧЕСКИЕ ДЕЛА

Когда я утром добрался до дома, Зоя уже собиралась на работу в госпиталь, туда она ходила пешком. Это было не так далеко, но и не близко. Сначала меня это напрягало, но потом жена меня убедила, что ходить пешком на работу ей даже нравится, ведь в её интересном положении это делать даже необходимо. Этим заявлением она меня как-то успокоила, и я больше вопроса по этой теме не поднимал. Проводив Зою на работу, я тоже пошёл на завод, ведь мне надо было быстрее избавиться от контрабанды. В цеху встретил начальника цеха, он сказал мне, что бы я выходил на работу, я согласился, А что болтаться, лучше работать и зарабатывать деньги. В этот же день, договорились с паном Льяной, что сегодня же поедем к заказчику, чтобы сбыть ему привезённый мною товар.

Встречу он назначил на десять часов вечера, я, разумеется, удивился, что так поздно, но он сказал, что заказчик встретиться раньше не может. Ещё меня удивило то, что на встречу надо было ехать далеко за центр города, где я никогда не был. Но Льяна меня успокоил, что всё будет в порядке, возьмёшь такси, назовёшь адрес, и оно тебя довезёт. Я согласился, а самого червь сомнения грыз весь вечер, до самого отъезда. Обдумывал разные варианты, как себя обезопасить в случае непредвиденных обстоятельств. Решил, что один не поеду, а возьму с собой, кого-нибудь из парней с общежития. Думаю, пойду раньше, пока зайду в общежитие, поговорю там с ребятами, а потом поедем и ко времени успеем. В половине девятого вечера я начал собираться, Зоя увидела мои сборы и с тревогой спросила: «А ты куда собираешься, ты же говорил, что сегодня на тренировку не пойдёшь?» Я, согнувшись, уже надел ботинки, затем выпрямился и говорю: «Мне надо поехать в город по одному очень важному делу, вернусь, примерно к полуночи». О том, что я привёз с собой из отпуска ценный товар на продажу, жена не знала, я ей об этом не говорил из-за секретности операции. Жена настаивала, чтобы я ей сказал, куда я иду, но я ей пообещал, как вернусь, вот тогда и расскажу. На этом и расстались. На проходной завода я встретил Володю «Молдаванина», кликуха у него была такая, он на неё отзывался и не обижался. Поздоровались и я его спрашиваю: «Володя, а ты, куда это на ночь глядя собрался?» — «Да перед сном решил прогуляться за территорией завода, а то всё до чёртиков надоело, и завод, и общага, не дождусь когда контракт закончится, чтобы уехать домой» — «Так, а ты почему в отпуск не поехал, ведь тебе он положен?» — «А зачем, Сеня, ведь у меня срок контракта кончается в декабре, вот тогда и поеду уже совсем. Скучно у нас сейчас в общежитии, как ты женился и ушёл жить на квартиру, так наша жизнь захирела. А как было весело с тобой, бывало на праздник или выходной устроим гулянку, соберутся три или четыре комнаты и гудим до утра, затем что-нибудь не поделим и подерёмся, разобьём носы, а на другой день собираемся, чтобы помириться, снова выпьем, вспомним старые обиды и снова подеремся. Ох и хорошо тогда было. А сейчас живут такие уроды, что спасу нет. Как крысы залезли в норы-комнаты и сидят там, и никому ни открывают, сидят там до следующего утра, а на другой день то же самое. Тоска, Сеня, да и только, даже в госпиталь на танцы сходить не с кем» — «А Виктор Решетько?» — «Так он же с Лидкой из ОТК сошёлся и сейчас живёт у неё» — «Ну, тогда всё понятно, одним словом, из старой гвардии остался один ты. Слушай, Володя, а я к тебе шёл по делу» — «Так говори», — решительно потребовал он. «Володя, ты сможешь сейчас со мной поехать в одно место в город?» — «Так поехали», — быстро согласился «Молдаванин», вот и автобус идёт.

Действительно, к нам подошёл автобус мы сели в него и поехали. Едем в автобусе до кольца седьмого трамвая, Володя молчит, и я молчу. Потом я не выдержал молчанки и спрашиваю у него: «Володя, а ты почему меня не спрашиваешь, куда мы едем?» — «А зачем спрашивать? Если надо, что бы я знал об этом, то ты мне сам скажешь, а если нет, то на нет и суда нет» Затем он немного помолчал и добавил: «Понимаешь, Сеня, после того как ты за меня полез в драку с четырьмя молдаванами и пятым татарином, я тебе верю больше чем себе. Ведь они били меня скопом ни раз, и ни два, приходили в нашу комнату и требовали, чтобы я к ним перешёл жить, раз ты, мол, молдаванин значит должен жить среди молдаван, видишь ли, у них диаспора. А я и их, и их диаспору терпеть не мог, вот они меня и воспитывали кулаками. Мне это не нравилось, но что я один с ними мог сделать, а защитить меня было не кому, хотя со мной в комнате жили три человека. Но они боялись, что и им попадёт. А вот ты не побоялся, пошёл в их комнату и навешал им так, что они забыли, где я и живу. Вот с тех пор ты мне друг до гроба» — «Послушай, Володя, а почему ты в дежурную часть на КПП не заявил? Ведь там находится патруль, он бы принял меры» — «Та понимаешь, Сеня, жаловаться — это похоже на детство, а я уже взрослый человек и жаловаться мне не с руки, да и думал, что они поймут и от меня отстанут. А видишь, поняли тогда когда ты к ним в комнату зашёл. Сеня, вот посмотри, тогда в комнату к этим гадам ты один пошёл, а ведь ни Витька Клименко, ни Решетько, не пошли с тобой, видать, побоялись. А ты вот не струсил, пошёл один, не думая, как всё обернётся» — «Володя, а что тут думать, ты мой товарищ, с которым я живу в одной комнате, делим, с тобой, как говорится, и хлеб, и соль, да ещё ты и старожил нашей комнаты. Знакомил меня с заводом, заводской жизнью, и вот ты, забегаешь в комнату с окровавленным лицом, твои руки прижаты к лицу, а сквозь пальцы струится кровь, и я ещё буду думать, что делать. Нет, Володя, в таких случаях думать некогда, в таких случаях надо действовать. Хотя если бы это было сейчас, возможно я бы и проговорил с ними, но тогда, да и они себя повели по отношению ко мне агрессивно, вот и пришлось кулаки пускать в ход. Да ладно, что теперь об этом вспоминать, было это давно и всё быльём поросло. Хорошо ещё, что дело до суда не дошло, а то неизвестно чем бы кончилось» — «Для тебя, Сеня, может и поросло, а для меня нет, вот потому-то я с тобой еду, не спрашивая, куда и зачем». На трамвайном кольце пересели на трамвай № 7, на польском языке «СЮДЕМКА», и поехали в центр города. Едем дальше опять молча, каждый думает о своём, дорога у нас длинная и время на раздумье хватит.

Я мысленно вернулся в тот вечер, это было 31 декабря, мы вчетвером сидели и встречали новый 1958 год. Я был на заводе ещё мало, но уже успел отличиться в соревнованиях в футболе, и, особенно, в волейболе. Играл я хорошо и поэтому меня быстро узнавали, а при встречах старались пожать руку. Как же, каждый хочет прикоснуться к звёздной руке, хоть и местного уровня. Так вот, сидим за столом, спокойно выпиваем и кушаем. Из выпивки у нас было бутылка Сливянки и шампанского бутылка, так что на четверых хватит. Вечер был в самом разгаре, вдруг открывается дверь и входит какой-то парень и зовёт Володю в коридор. Володя ушёл, а мы сидим и рассуждаем, идти сегодня в госпиталь к девчатам или не идти. Потом решили что уже поздно, поэтому не пойдём, отложили на завтра. Только взяли стаканы, чтобы выпить, вдруг с треском открывается дверь, в неё влетает Володя, с зажатым руками лицом, через пальцы которых струится кровь, и буквально валится на свою койку. Я схватил полотенце и быстро под кран, что бы намочить его и вытереть Володе кровь, а Решетько говорю: «Витя, намочи ещё одно полотенце и дай мне его. Общими усилиями мы привели пострадавшего, в кое-какой порядок, осмотрел его повреждения и я остался доволен, что повреждения были не велики, разбит нос, но не сломан, и верхняя губа с внутренней стороны тоже была разбита. «Ладно, — говорю, — Володя, ничего страшного, а теперь расскажи, что же произошло?» Из его рассказа стало понятно, что у него с его земляками произошёл конфликт, а причиной стало то, что он живет в комнате с русскими, пьёт с ними водку, хотя мы водку никогда не пили, если выпивали, то только вино и то немного. Володя дальше рассказывает: «Они, мол, говорят, учишься у них плохим привычкам, а главное, ходишь с русскими парнями в госпиталь, к русским женщинам. По их понятию, молдаванину так вести себя не пристало, он должен жить среди своей национальности и только с ними общаться». Володя замолчал, сидит, повесил голову. «Выходит здесь назрел национальный вопрос», — подумал я. «А что дальше было, — спрашиваю я его, — кто тебе лицо разбил?» — «А дальше я говорить не буду, так как они о тебе говорили плохо» — «А что именно? Говори же, Володя, что ты как кисейная барышня раскис, какие-то нерусские нас с тобой, русских, терзают, а ты молчишь» — «Они мне сказали, а с Семёном, чтобы мы тебя больше не видели, он на тебя плохо влияет, да и вообще ведёт себя заносчиво, как будто он здесь самый главный. Он думает, если он спортсмен, то значит ему всё позволено. Ну, а потом ещё о столовой сказали, в смысле, что все стоят у окошка за едой, а ему повариха Зоя на подносе еду на стол подает. Лично им это не нравится, так они сказали. Ну, дальше я их слушать не стал, послал их подальше, повернулся, чтобы уйти в свою комнату, в этот момент один из них меня и ударил» — «Ладно, — говорю, — пойдём, там разберёмся». Тут Володя схватил мне за руку и говорит: «Сеня, ни ходи туда, там их пятеро мужиков, мы с тобой с ними не справимся» — «Подожди, Володя, а почему пятеро, их же там четверо живёт?» — «Так у них постоянно тусуется татарин, они же мусульмане вот вместе и держатся. Этот татарин собирался жениться на Дине, а ты ему помешал, потому что стал с ней встречаться и это его до сих пор злит. Вот он молдаван против тебя и настраивал, никак за Дину тебя простить не может» — «А что, Володя, молдаване тоже мусульмане?» — «Да некоторые мусульмане, в частности, те, которые живут в той комнате, мусульмане» — «Ладно, — говорю, — на месте разберёмся».

Если коротко, то в комнате противников, мы практически не говорили, один из Вовкиных земляков буквально налетел на меня, но получил сильный удар моей левой в лицо, свалился на пол, и на этом аудиенция закончилась. Я ждал, что остальные его друзья набросятся на меня, но они сидели, опустив головы и даже попыток не делали, чтобы защитить своего товарища. На второй или третий день после этих событий я пошёл в клуб, чтобы поиграть в бильярд, там, у стола находилось несколько офицеров нашего завода. Как только я подошёл к бильярдному столу, наши заводские офицеры один за другим начали меня поздравлять и при этом каждый что-то говорил, вроде того: «Ну, Сеня молодец, вот это удар, одним взмахом два зуба на вылет». Мне было не понятно, откуда они знают, что именно два зуба были выбиты в момент посещения мною молдавской комнаты. А ещё мне было ужасно неудобно за то, что они меня поощряют за мои хулиганские действия. Ведь какими бы благородными позывами я это не мотивировал, а всё-таки мои действия в той комнате смахивали на хулиганские. Позже стало известно, что потерпевший написал заявление нашему заводскому следователю, о том, что я его избил. Я ждал вызова к следователю, и оно состоялось. После праздников меня вызвал к себе наш заводской следователь. Но он мне объяснил причину вызова.

Оказывается, во время моего визита к Володиным землякам, один из них потерял два передних зуба, и сказал, что я их ему выбил. Его заявление было похоже на правду, и я отпираться не слал. Там же у следователя я встретился с потерпевшим, и следователь посоветовал нам помириться, а мне сказал, чтобы я оплатил лечение недостающих зубов у потерпевшего в результате наших разборок.

Я пообещал, что дам ему деньги на лечение зубов. На том и помирились, правда, деньги он с меня так и не взял, хотя я ему их предлагал. Почему? Не знаю, Вовка такой феномен мне тоже не мог объяснить, но при этом сказал: «Вообще-то они жадные, даже на еде экономят, но почему он не взял деньги, меня удивляет. Может они гордые и поэтому твои деньги не стали брать». Не знаю, но факт остаётся фактом от моих денег он отказался, а заодно со мной при встрече не стал здороваться. Ну и хорошо без этого мы поживём. Но зато после моего посещения молдавской диаспоры они, Володю оставили в покое, как будто он для них престал существовать. Но больше всего пострадал татарин, который находился в той же комнате и сетовал на то, что я хочу у него отбить Дину, кстати, тоже по национальности татарка. Он усиленно хотел жениться на ней и своего добился. Они поженились. Правда до этого Дина вела весёлый образ жизни. Весело знакомилась с заводскими парнями и через некоторое время так же весело с ними расходилась. Ну, и правильно, а что тянуть, не хочет жениться, и до свиданья другого найдём, благо холостых парней на заводе работает человек сорок. Будущий муж Дины знал это, но всё-таки женился. Спрашивается, почему он это сделал? Думаю, причин было две. Первая, это потому что они оба были по национальности татары, и, как он говорил своим друзьям, что родители его настаивали, чтобы он обязательно женился на татарке, жену другой национальности они в свой дом не примут. Вторая же причина, и думаю, она была главной, это то, что у него буквально через месяц заканчивался срок пребывания за границей, а Дина на заводе работала всего от силы три месяца, то есть, срок пребывания за границей у неё только начинался. И вот он рассчитывал, что когда он на ней женится, то и его оставят за границей ещё на три года. Но из его затеи ничего не получилось, для завода он оказался не таким ценным специалистом, и наше заводское начальство не захотело заниматься бумажной волокитой. Поэтому муж Дины уехал, а Дина осталась, и я думаю, что она об этом не жалела. Ну вот, пока я вам рассказывал, мы на трамвае, приехали на площадь, сейчас возьмём такси и поедем по адресу. Когда подъехали по адресу, то на углу шестиэтажного дома я увидел фигуру человека, подумал, что это, наверное, Льяна меня ждёт и не ошибся.

Увидев нас вдвоём, он ничего не сказал, но как-то поёжился, как будто от холода, и это в тёплый летний вечер. Мне это показалось странным, и я взял его под локоть отвёл в сторонку и спросил: «Сильвестр, в чём дело, что тебе не понравилось?» — «А зачем ты его привёл с собой?» — «А ты что хочешь, что бы я один с ценным грузом ехал по твоему воровскому городу, и чтобы меня обворовали, а может даже и убили?» — «Нет, я этого не хочу, — миролюбиво согласился Сильвестр, — Ладно, пойдёмте к заказчику», — поторопил меня он. Льяна пошёл впереди, мы с Володей за ним. По лестнице поднялись на четвёртый этаж. Сильвестр позвонил в квартиру, дверь открыла женщина, увидела Льяну, заулыбалась, а затем на площадке увидела и нас, и лицо её стало серьёзным, но всё же пригласила заходить в квартиру. Я, с порога осмотрел квартиру, она мне показалась богато убрана, стены затянуты гобеленом, на окнах и дверях висели бархатные шторы, на стенах висели какие-то картины, а на полу лежал большой ковёр. «Да, — думаю, — живут же люди».

Пока я осматривал квартиру, из другой комнаты вышел мужчина, как мне тогда казалось, пожилого возраста, этак лет пятьдесят, он спросил у Сильвестра, с кем ему иметь дело, тот показал на меня и хозяин квартиры пригласил меня в свой кабинет. В его кабинете стоял массивный стол, стеллажи с книгами, в углу стояло кожаное кресло, а с потолка падал тёплый свет от абажура. Одним словом, очень богато, я такое видел впервые. Хозяин сам сел за письменный стол и меня пригласил садиться. И мы начали с ним торговаться. Приблизительную цену своего товара я знал, мне об этом сказал Льяна, но я также предполагал, что названную цену он уменьшил минимум вдвое, ведь он тоже хотел на этом товаре заработать, вот с этого я и исходил. Так что, ориентир цены у меня был, и поэтому можно было торговаться. Конечно, в этих гобеленах и бархатах я чувствовал себя не очень уверенно, на меня давило всё это богатое убранство, но это до тех пор, пока хозяин дома не поинтересовался о товаре. Он как-то осторожно спросил у меня: «Что вы имеете за товар?» Я ему так же вкрадчиво и осторожно сообщил: «Золотые мужские часы, и десять грамм платины, есть ещё фотоаппарат «ФЭД» если вы всё это возьмёте, то я за свой товар хочу иметь шестнадцать тысяч злотых». Мой оппонент округлил глаза, покачал головой, затем помолчал, наверное, обдумывая моё предложение, и только потом, как бы, не уверенно, сказал: «Это, наверное, будет дорого». Затем продолжил: «Я бы мог купить, у вас этот товар, но за меньшую стоимость, примерно, за десять тысяч злотых. Хотя сначала покажите свой товар, потом будем определяться с ценой». Я из своей спортивной сумки достал фотоаппарат, а часы и остальные ценности были у меня во внутреннем кармане куртки. Всё это я положил на стол возле себя. Я не хотел в чужие руки отдавать свои ценности. Хозяин кабинета это понял и не стал в руки ничего брать, а взял лупу наклонился над столом, и стал рассматривать товар. Затем он меня попросил вытащить из футляра фотоаппарат. Я вытащил, он его со всех сторон осмотрел и затем сел на своё место. По всему было видно, что мой товар ему понравился. Затем мы снова стали с ним торговаться. Он снова предложил мне цену за весь товар 10000 злотых. Меня такая цена, естественно, не устраивала и я начал хвалить свой товар. Я ему говорю: «У меня товар очень ценный и привлекательный на международном рынке, но Вы даете цену, не достойную его». Покупатель, на какое-то время замолчал, видно, что-то подсчитывал, я тоже молчал, думал, как мне поступить, стоять на названной цене, или её снизить. Я знал, что покупатель товар сбывает за рубежом, так что за мой товар он возьмёт за границей валюту, и стоимость в злотых будет минимум в два, а может и в три раза дороже, той цены, которую я назвал. С другой стороны мне нельзя отпугнуть покупателя, ведь у меня другого покупателя нет и поэтому надо с ним договориться. Молчали не долго, и своим молчанием он как бы давил на меня. Конечно, преимущество было на его стороне, так как торговля шла на его территории, да и хозяин квартиры гораздо старше меня и, разумеется, опытнее, но мне, в любом случае, надо держаться своей линии, иначе я проиграю.

Первым молчание нарушил хозяин квартиры, он посмотрел на меня а затем сказал: «Знаете что, давайте сначала попьём чаю, а затем окончательно решим, что делать дальше». Он, не дожидаясь моего согласия, поднялся с кресла, подошёл к двери, открыл её, затем позвал хозяйку дома и что-то ей сказал по-польски. Мне его затея совершенно не понравилась, думаю: «Он в чай плеснёт какого-то зелья, и я соглашусь с его ценой. Нет, чай я пить не буду, пусть он его приносит, ставит предо мной, а пить я его не буду». Хозяин квартиры, дождался хозяйку у двери комнаты, взял из её рук поднос, и поставил на стол. Затем вернулся к двери и закрыл её. Хозяин расставляет чашки с чаем, на блюдца кладёт чайные ложечки, а я сижу и думаю. Хорошо было бы, если бы Володя, сидел рядом со мной, я бы себя уверенней чувствовал, а то в этих хоромах да ещё с этим зелёным варевом, что в чайных чашках, как-то уверенность теряю. Но нет, думаю, надо набраться мужества и повернуть путь торговли в свою сторону, чтобы инициатива исходила не от него, а от меня. А в это время хозяин уже пьёт чай и мне говорит: «Пейте чай, чего же это Вы не пьёте?» Я набрался смелости и говорю ему: «Знаете, у нас в России не принято, не закончив дела, обмывать его, вот давайте все дела сделаем и тогда я с удовольствием попью с вами чай». Хозяин немного помолчал, затем говорит: «Ну, хорошо, давайте сделаем по вашим Российским правилам. Так вот, я хочу к своей, ранее названной цене, за ваш товар, добавить две тысячи злотых и будем считать, что сделка свершилась. Я немного подумал и говорю ему: «Если Вы к названной Вами цене добавите три тысячи злотых, вот тогда сделка свершилась». Хозяин улыбнулся и говорит: «Ну, хорошо, пусть будет три тысячи злотых, а общая сумма тринадцать тысяч злотых, так?» Я сказал, что так будет правильно, руками подвинул к нему, лежащий возле меня товар, он всё аккуратно через лупу ещё раз осмотрел, а как же, ему же его надо везти за границу продавать, надо, чтобы всё было тика в тику. Кстати, хозяин квартиры хорошо говорил на русском языке, но имя своё не назвал, поэтому я его в своем описании по имени и не называю. Получив деньги за товар, я вышел из кабинета хозяина в зал, Володя, меня увидел и покачал головой, то ли в осуждение моей долгой отлучки, то ли жалея меня. Домой приехал я поздно, уже в первом часу ночи, хотя назад мы с Володей ехали на такси. Кстати, Володе я так и не сказал, куда мы ездили и зачем, операция была секретная и лишние свидетели тут не нужны. Может он, конечно, и догадывался, что за поездка у нас была, но догадываться это одно, а знать точно это совсем другое.

Жена ещё не спала, ждала меня, я ей сказал, что поездка удалась, и тут же выделил ей 500 злотых на её нужды. Она взяла пенёнзе и спрашивает у меня: «Сеня, ты что-то привёз из отпуска и продал что-ли?» — «Нет, — говорю ей, — это я получил зарплату вот из них и даю тебе деньги». Зоя ничего не поняла с моего ответа, пожала плечами, а злоты положила в бумажник. На другой день, я утром ушёл на работу, там подошёл к Сильвестру, чтобы поздороваться, он с улыбкой пожимает мне руку и говорит: «Слушай, Симон, вчера я остался у заказчика, пил с ними чай, заказчик сказал, что ты ему понравился, говорит, толковый молодой человек, если бы он был поляк я бы его взял к себе в помощники. Его жена тут же поддержала мужа. Но я думаю что ты его жене больше понравился, чем ему, она раза два спрашивала у мужа почему он не оставил тебя у них поужинать». На это я Льяне ничего не ответил, только пожал плечами и пошёл на своё рабочее место. А что говорить, я не поляк и поэтому работать с заказчиком не буду, а его жена? Зачем она мне у меня теперь есть своя жена. Да думаю, как она там, ведь она собиралась поехать в город за покупками, купила для будущего ребёнка что или нет? Возвращаюсь вечером с работы, захожу домой, а жена сидит на стуле у стола и плачет.

«Что случилось?» — спрашиваю я у неё. «Я поехала в город за покупками, а у меня разрезали сумку и украли все пятьсот злотых», — сквозь слёзы рассказывает она. Если бы я был другого склада ума, то я на неё, наверное, накричал, обвинил бы её в потере денег, ведь для нас, если не считать мою контрабанду, 500 злотых сумма приличная. Мне за такие деньги надо работать почти полмесяца, а Зое, то и вообще почти месяц, за такую расточительность она бы заработала взбучку, и не малую, за то, что она не могла, как следует, спрятать деньги. Но я к таким вещам отношусь спокойно, зная, что деньги уже не вернуть, так зачем своему близкому человеку делать больно, ведь она и так пережила стресс, а ей в её положении это противопоказано. Поэтому я спокойно спросил у неё: «Ну и что? Если ты будешь плакать, то деньги воры тебе вернут обратно? Что-то такого я не знаю». Жена молчит и продолжает плакать, а я, чтобы её отвлечь от мысли о потере денег, спокойно говорю ей: «Зоя, я пришёл с работы голодный, а ты и не думаешь меня кормить, давай сначала поужинаем, а потом ты мне расскажешь, куда ты ездила и что делала сегодня». За ужином жена немного успокоилась и рассказала, где она была, и с кем встречалась, и как у неё вытащили из сумки деньги.