ВТОРЖЕНИЕ
ВТОРЖЕНИЕ
В ночь на 23 июня от имени всех членов группы мы отправили в Центр радиограмму:
23.6.41. Директору.
В этот исторический час с неизменной верностью, с удвоенной энергией будем стоять на передовом посту.
Дора.
Утром 22 июня я позвонил Джиму, Сиси и Пакбо. Они были взволнованы. Хотя с момента немецкого вторжения на территорию Советского Союза наши задачи стали предельно ясны и каждый понимал, что от него требуется в создавшейся обстановке, мы решили повидаться, чтобы еще раз обдумать предстоящие дела. С Пакбо, живущим в Берне, я договорился встретиться на следующий день. Сиси и Бётхера мы с Леной решили навестить в тот же вечер. До этого мне еще нужно было съездить в Лозанну к Джиму, а также переговорить с Эдуардом и Мауд.
Джим жил на одной из верхних улиц Лозанны. Обычно мы встречались в Женеве или в Лозанне в людных местах, где-нибудь в кафе или на вокзале. Но при необходимости я изредка приходил к нему домой, предварительно позвонив по телефону.
Квартира, которую снимал Джим, находилась в большом доходном доме на последнем, пятом, этаже, в самом конце длинного коридора, и была очень удобна для конспиративной работы. Двойные входные двери с крепкими засовами образовывали нечто вроде тамбура. С одной стороны, это исключало возможность подслушивания, а с другой — представляло солидное препятствие для непрошеных визитеров, если бы они вознамерились ворваться к Джиму. Во всяком случае, пока агенты полиции взломают обе двери, у Джима хватит времени, чтобы разбить радиостанцию и сжечь секретные бумаги.
Сама квартира состояла из маленькой гостиной, комнаты с альковом, где стояла кровать, кухни и ванной. Для одного человека это было прекрасное жилище, но и стоило оно дорого — двести франков в месяц, причем домовладелец взимал плату за полгода вперед.
Комнаты были обставлены старинной потертой мебелью. Через гостиную, по диагонали, Джим протянул антенну, которая подсоединялась к мощному приемнику, стоявшему на столике в углу. Прятать приемник от посторонних глаз нужды не было — слушать радиопередачи не запрещалось. Но передатчик и все остальные секретные вещи хранились в тайнике, в верхней части платяного шкафа. Джим остроумно вмонтировал передатчик в футляр от пишущей машинки. Сам же тайник был устроен так искусно, что невозможно было обнаружить его, не разломав шкафа.
Полицейский инспектор, контролировавший иностранцев, уже навещал Фута в связи с оформлением его жительства в Лозанне. Все сошло благополучно. Инспектор интересовался финансовой состоятельностью англичанина, ибо любой иностранец, не имевший права на работу, мог снять частную квартиру лишь в том случае, если у него в банке имелся вклад, обеспечивавший его жизнь не менее чем на четыре года, или если он получал из-за границы достаточно средств. По закону иностранцы, которые не имели необходимого долгосрочного финансового обеспечения, обязаны были жить в специально созданных для них пансионатах или же отправлялись в лагеря для эмигрантов.
У Александра Фута в банке лежала довольно крупная сумма — часть тех денег, которые я получил в Белграде от курьера Центра. Теперь они оказались как нельзя кстати.
Отвечая на вопросы полицейского инспектора, Фут заявил, что имеет вполне достаточное обеспечение, поскольку получает через туристское агентство «Кук и компания» ежемесячно 750 франков. Учтивый чиновник принял это к сведению, даже не пожелав взглянуть на чековую книжку. Больше полиция не докучала Футу визитами. Он получил временный вид на жительство, который продлевал каждые полгода без всяких затруднений, объясняя местным властям свое пребывание в Швейцарии тем, что врачи предписали ему лечение на здешних курортах. У Фута действительно имелось медицинское заключение о болезни, которая началась у него со времен боев за республиканскую Испанию и иногда давала о себе знать.
Таким образом, переселение Джима прошло успешно, не вызвав у властей никаких подозрений. За него я был спокоен. Следовало предполагать, что и в дальнейшем кантональная служба для иностранцев не станет тревожить больного богатого человека, ведущего тихую, уединенную жизнь.
Сойдя днем 22 июня с поезда на Центральном вокзале Лозанны, я пошел по направлению к дому Джима. Улицы города в этот воскресный день были пустынны. Лишь кое-где люди у подъездов оживленно обсуждали утренние радиосообщения о нападении фашистской Германии на СССР.
После моего звонка лязгнул засов внутренней двери, я еще несколько секунд было тихо: хозяин рассматривал меня в глазок наружной двери. Потом снова загремело железо, и я увидел высокую фигуру Джима. Он быстро пропустил меня в переднюю и тщательно запер обе двери.
Джим, как всегда, был свежевыбрит, с трубкой в зубах. Внешне он был спокоен, но на его грубоватом, простецком лице я уловил печать тревоги. Исчез обычный иронический прищур. От волнения он больше, чем всегда, растягивал и комкал французские слова. Чтобы ему было удобнее разговаривать, я перешел на английский.
Мы потолковали немного о возможном развитии боевых действий и сошлись на том, что советские войска, отразив первый удар, перейдут в наступление.
Потом я спросил у Джима, как работает его передатчик, устойчива ли связь с Центром. Он заверил, что все в порядке. Мы договорились встречаться отныне два раза в неделю, а при особой нужде я вызову его по телефону.
Вернувшись в Женеву, я отправился к Хамелям. По воскресеньям магазин не работал, и я застал их в квартире. Для Эдуарда и Мауд известие о начале войны Германии против СССР явилось неожиданным. Оба были очень взволнованы, особенно Мауд. Простая душа, она с гневом ругала всех немцев, Германию, Гитлера за их вероломство. Мы сели за стол и с полчаса обсуждали наши дела. По существу, ничего нового у меня для них не было. Хотелось только узнать, все ли в порядке с радиосвязью, а главное, посмотреть, как настроены товарищи.
Хамелей я покинул удовлетворенный. Эдуард и Мауд были готовы к борьбе. Им даже казалось, что мы делаем слишком мало, и они просили побольше загрузить их работой, уверяя, что готовы дежурить у радиостанции поочередно круглые сутки, лишь бы помочь сражающейся Красной Армии.
Поздно вечером мы с женой отправились к Сиси и Бётхеру. Нам следовало сообща обдумать наши возможности и затем обратиться к Директору с предложениями о привлечении новых полезных людей, которые уже были на примете. Разговор шел в основном вокруг этого. Сиси тоже нащупывала пути сближения с нужными людьми. Мы договорились, что, по мере установления контактов с новыми источниками, она будет незамедлительно извещать меня об этом, чтобы я мог давать им определенные задания.
У Сиси мы услышали по радио важное сообщение: английская радиостанция передавала заявление Черчилля. Британский премьер, несмотря на свою давнюю ненависть к СССР, был вынужден заявить от имени правительства, что теперь цели Англии и Советского Союза в борьбе против фашистской Германии совпадают и отныне обе страны будут совместно сражаться против общего врага.
Эта политическая акция английского правительства имела важное значение — она подтверждала тот факт, что гитлеровской дипломатии не удалось образовать единый фронт капиталистических держав против СССР. Напротив, сама Германия оказалась в трудном положении, вынужденная вести войну с силами антигитлеровской коалиции: как известно, вскоре сложился союз государств под названием «Объединенные нации». Это вселяло большие надежды на успех в предстоящих сражениях.
Спустя несколько дней я получил из Центра указание:
1.7.41. Доре.
Все внимание — получению информации о немецкой армии. Внимательно следите и регулярно сообщайте о перебросках немецких войск на Восток из Франции и других западных районов.
Директор.
В дальнейшем Центр ставил перед нами гораздо более сложные задачи.
Идеалом, конечно, является приобретение таких связей, которые вели бы непосредственно к источникам интересующей информации. Обычно сведения, прежде чем попасть к руководителю группы, проходят через несколько рук, и порой трудно установить, откуда они исходят, кто именно их дал. А знать это очень важно — только тогда можно правильно оценить значение и достоверность собранных данных.
Итак, в первый же месяц войны привлечение новых людей, поиски прямых связей с нужными нам информаторами стало важнейшей частью нашей работы, наряду с добыванием сведений о противнике. Конечно, эта работа проводилась и прежде, шла она весьма напряженно и после, в 1942—1943 годах. Однако в период временных неудач и вынужденного отступления Красной Армии проблема приобретения новых источников информации стояла особенно остро.
Одному из первых удача улыбнулась Пакбо.
На очередной встрече он радостно сообщил мне, что в бернском кафе познакомился через одного журналиста с человеком, который еще совсем недавно работал в качестве пресс-атташе во французском посольстве. Теперь его оттуда выгнали за деголлевскую ориентацию — правительство Петена отдало приказ об увольнении из государственных органов всех сторонников генерала де Голля.
— Значит, ваш безработный дипломат — приверженец французского Сопротивления?
— Бесспорно! Он — офицер, и, по-видимому, с заслугами перед Францией. Очень обозлен на вишистов, и не столько за себя, сколько, по его словам, за предательство интересов Франции. Судя по намекам этого господина, у него обширные связи, есть люди даже в Берлине: до войны он работал там журналистом. Что вы на это скажете, Альберт? — На округлом лице Пакбо сияла довольная улыбка.
— Что ж, — заключил я, — человек, готовый бороться за освобождение Франции, вполне подходит для нашей работы. Я запрошу мнение Центра.
Мы расстались, условившись, что в ближайшие дни я извещу Пакбо, нужно ли поддерживать связь с французским дипломатом или прервать с ним всякие контакты, Было совершенно очевидно, что этот офицер имеет дело с разведкой генерала де Голля. Центр не только одобрил контакты с французом, но и велел работать с ним как можно активнее.
Надо сказать, француз, узнав, кто такой Пакбо, с большим энтузиазмом выразил свое желание сотрудничать с ним. Он считал Красную Армию теперь единственной в Европе силой, способной сокрушить немецко-фашистскую армию и тем самым способствовать освобождению Франции. Ради скорейшего приближения этого дня наш новый коллега готов был на все. И он действительно показал себя с самой лучшей стороны. С нами он работал под псевдонимом Зальтер. Я не встречался с ним лично — связь осуществлялась через Пакбо.
На советско-германском фронте в эти летние месяцы обстановка, как известно, складывалась весьма неблагоприятно. Под натиском превосходящих сил врага не успевшая отмобилизоваться Красная Армия отходила с тяжелыми боями на восток, перемалывая в условиях вынужденной обороны немецкие дивизии. В июле и августе противник захватил Молдавию, Белоруссию, Прибалтику, значительную территорию Украины, часть Карело-Финской ССР. Ожесточенные сражения шли на дальних подступах к Ленинграду, в районах Смоленска, Брянска, Днепропетровска и Херсона. Героически сопротивлялась, отвлекая на себя почти всю румынскую армию, блокированная с суши Одесса. Враг нес огромные потери, но, владея стратегической инициативой, продолжал рваться вперед. Гитлеровский генералитет мечтал завершить «восточный поход» за несколько недель.
В своих далеко идущих замыслах правители третьего рейха рассчитывали на помощь своего сильного союзника — Японии. Она могла бы сковать на Дальнем Востоке крупные силы советских войск и тем самым значительно облегчить вермахту достижение поставленных целей. Расположенная в Маньчжурии Квантунская армия представляла серьезную угрозу у границ Советской страны.
Хотя между СССР и Японией существовало соглашение о ненападении, было чрезвычайно важно выяснить подлинные намерения правительства этой агрессивной державы. Нам удалось кое-что узнать в бернских дипломатических кругах. В августе Центр получил радиограмму такого содержания:
7.8.41. Директору.
Японский посол в Швейцарии заявил, что не может быть и речи о японском выступлении против СССР до тех пор, пока Германия не добьется решающих побед на фронтах.
Дора.
Как известно, более детальную информацию передал работавший в то время в Японии замечательный советский разведчик Рихард Зорге. Благодаря его сведениям командование Красной Армии смогло без особых опасений перебросить с Дальнего Востока на запад несколько кадровых дивизий, оказавших помощь в отражении немецкого удара на Москву.
В тяжелых условиях первого периода войны мы почти ежедневно получали запросы Центра. Женевская и лозаннская станции по ночам, а порой и в дневное время выходили в эфир, сообщая собранные нашей группой сведения.
2.7.41. Директору.
Сейчас главным действующим немецким оперативным планом является план № 1; цель — Москва. Операции на флангах носят отвлекающий характер. Центр тяжести на центральном фронте.
Дора.
23.8.41. Директору.
В Германии формируются 28 новых дивизий, которые должны быть готовы к сентябрю.
Дора.
20.9.41. Директору.
Немцы планируют отрезать пути сообщения СССР с Англией и Америкой захватом Мурманска и намерены сковать импорт из США через Владивосток путем давления на Японию.
Дора.
Это лишь часть сведений, полученных и посланных нами в первые месяцы войны против нацистской Германии.
Несмотря на огромное расстояние между Швейцарией и Москвой, связь работала хорошо. Мощная радиостанция Центра отчетливо прослушивалась нашими радистами. В свою очередь, опытные операторы Центра, уже привыкшие к «почеркам» Джима, Эдуарда и Мауд, быстро отыскивали их позывные среди хаоса звуков в эфире.