Глава XXXV Римский салют
Глава XXXV
Римский салют
Через несколько месяцев после моей «смерти» я возвратился на родину.
Поэты и националисты называют Италию «садом Европы», но сад этот охраняется недобрыми садовниками, поливающими цветы его кровью трудящихся.
Передо мной встала задача проникнуть в оный сад без ведома охраняющих его.
Жителям пограничных местностей разрешается проезд с одной стороны границы на другую по специальным пропускам сроком на двадцать четыре часа. Выдаются эти пропуска довольно легко, особенно «приличным» персонам. По этой причине я оделся снобом, нанял автомобиль, закурил сигару потолще и с видом благонамеренного буржуа предстал перед дежурным чиновником таможни. Машина, толстое кольцо с фальшивым брильянтом на пальце и сигара, предложенная чиновнику, возымели магическое действие. Пропуск был мне немедленно выдан, и через несколько секунд моя машина остановилась перед пограничным постом, находившимся ужена итальянской земле. Часовой, даже не взглянув на пропуск, махнул рукой и произнес:
— В порядке, проходите!
Машина двинулась было, когда некий синьор, одетый в черное, вышел из домика, где помещался пограничный пост, и направился ко мне.
— Куда едет господин? — любезно спросил он на невозможном французском языке, который я смог понять только потому, что был итальянцем. Я назвал ближайший городок не без тайного опасения, так как вид этого субъекта не внушал мне доверия.
— Я пограничный комиссар, — сказал он, представляясь, и хотел взять на себя смелость попросить вас подвезти меня до X***, если это вас не обеспокоит.
— Помилуйте, нисколько!
Я пригласил его в автомобиль и принялся угощать сигарами. Дорогой комиссар, храбро пробираясь сквозь дебри языка, разговорился.
— Знаете ли, я плохо говорю по-французски, — признался он. — Я изучал этот язык, когда был еще мальчиком, много лет не было никакой практики…
— О нет, вы говорите очень точно; конечно, вам нужно упражняться, — безбожно врал я. Три четверти слов моего комиссара были даже не итальянские, а перлы южных наречий с примесью нескольких тосканских ругательств. Француз, конечно, ни за что не понял бы его. Обрадованный моей похвалой, комиссар, имевший в петличке фашистский значок, заливался соловьем… Я с видом настоящего иностранца-туриста рассматривал окрестности.
— Какие чудесные места! — восклицал я время от времени.
Места действительно были красивые… Комиссар, развалясь на подушках автомобиля, сиял:
— О, вы увидите, дальше еще прекраснее!
И в этом он был прав. При въезде в одну деревню я увидел, однако, иную, хорошо знакомую мне картину: карабинеры и фашистская милиция вели четырех человек, избитых и связанных. Начальник фашистов, подняв вверх дубинку, велел нашему шоферу остановиться, а нам выйти из автомобиля, но, узнав комиссара, разрешил нам следовать дальше и отсалютовал нам по-римски[94]. По дороге комиссар умиленно говорил мне о Муссолини. Наконец я освободился от него в X ***.
Прощаясь со мной, комиссар спросил:
— А когда вы собираетесь обратно?
— О, к вечеру я хочу быть дома. Я обедаю в Х***,— немножко покатаюсь по окрестностям, чтобы полюбоваться красотами вашей прелестной родины, и затем обратно.
— Если бы вы смогли захватить меня на обратном пути и довезти до границы, — попросил комиссар, — я был бы вам бесконечно благодарен.
— Весьма охотно, это для меня такое удовольствие! — и, вынув блокнот, я пресерьезно записал имя комиссара, название улицы и кафе, где он должен был ожидать меня, и час нашей встречи.
— Весьма благодарен вам! — растроганно повторил комиссар, прощаясь со мною римским салютом.
Я так и не узнал, сколько времени прождал он в кафе.