Добрая полоса

Добрая полоса

С постановками «Снежной королевы» и «Тени» в Германии в «зебре» судьбы Евгения Львовича, кажется, наступала белая полоса.

А 24 апреля началось счастливейшее продвижение на экраны страны «Золушки». «Пятница началась интересно, — записал он в очередной «Амбарной книге». — Телеграмма из Москвы. Кошеверова и Погожева сообщают, что худсовет министерства принял «Золушку» на отлично. Что особо отмечена моя работа. Поздравляют. Едва я успел это оценить — телефон: Москвин поздравляет — ему Кошеверова звонила из Москвы. Едва повесил трубку — Эрмлер звонит. Тоже поздравляет. Потом начались звонки со студии. Я принимал все поздравления с тем самым ошеломленным, растерянным ощущением, с каким встречаю успех. Брань зато воспринимаю свежо, остро, отчетливо… Ну вот. Надо ли говорить, что это ещё больше выбило меня из колеи. Взбудоражило. Суббота принесла новые сенсации. Васильев [С. В.] телеграфировал Глотову, что поздравляет его и весь коллектив. Что «Золушка» — победа «Ленфильма» и всей советской кинематографии. Глотов приказал эту телеграмму переписать на плакат и выставить в коридоре студии. Тут уже я стал пугаться. Я люблю нормальный успех. В этом буме, мне казалось, что-то угрожающее есть. Я вспомнил успех «Дракона», который кончился так уныло. Словом, я притаился внутренне и жду. И я устал, устал — сам не знаю отчего. Впрочем, все эти сенсации меня ободрили. Моментами кажется, что все будет хорошо».

Приехал из Москвы оператор картины Евгений Шапиро и рассказал подробности министерского худсовета, принимавшего картину. Его рассказ тоже Шварц записал (27 апреля): «Чудеса с «Золушкой» продолжаются… После просмотра первым взял слово Дикий. Наши замерли от ужаса. Дикий имеет репутацию судьи свирепого и неукротимого ругателя. К их великому удивлению, он стал хвалить. Да ещё как! За ним слово взял Берсенев. Потом Чирков. Похвалы продолжались. Чирков сказал: «Мы не умеем хвалить длинно. Мы умеем ругаться длинно. Поэтому я буду краток…» Выступавший после него Пудовкин сказал: «А я, не в пример Чиркову, буду говорить длинно». Наши опять было задрожали. Но Пудовкин объяснил, что он попытается длинно хвалить. Потом хвалил Соболев. Словом, короче говоря, все члены совета хвалили картину так, что министр в заключительном слове отметил, что это первое в истории заседание худсовета без единого отрицательного отзыва».

И было принято решение немедленно готовить фильм к выпуску на экран — к дню Победы.

А потом был просмотр в Доме кино. «В фойе — карикатуры на всех участников фильма, — записал, вернувшись домой, Евгений Львович, — на площадках — фото. Но праздничней всего публика, уже посмотревшая первый сеанс. Они хвалят картину, а главное сценарий, так искренне, что я чувствую себя именинником, даже через обычную мою в подобных случаях ошеломленность… Трауберг идет говорить вступительное слово… Хвалит картину, в особенности сценарий, и представляет публике виновников торжества. Нам аплодируют… Начинается просмотр. Смотрю на этот раз с интересом. Реакции зала меня заражают. После конца — длительно и шумно аплодируют. Перерыв. Обсуждение. Хвалят и хвалят…».

Не без удовольствия посмотрели «Золушку» и Заболоцкие с детьми. Сужу об этом по очередному письму Николая Алексеевича Шварцам. Помните песенку кучера про то, что вздорожал овес? Встретим этот «овес» мы и в его письме. К тому же у него вышел нетолстый, не с лучшими стихами, сборник, — первый после возвращения из ссылки. Это многого стоило. И он посылал его своим ленинградским друзьям.

«12 сентября 1948. Москва.

Милые Екатерина Ивановна и Евгений Львович!

Посылаю Вам с В. А. Кавериным мою книжечку, — читайте, не гуляйте, нехороших слов не говорите, автора худом не вспоминайте. Написал бы лучше, да овес дорог, животишки поослабли, в головке трясение.

Дорогие друзья, сделайте мне одолжение: раздайте книжечки по адресатам моим немногим ленинградским друзьям; не посетуйте, что затрудняю, сами знаете — в Ленинград мне попасть трудно, а друзей забывать не гоже.

Прошел слух, что в сентябре Вы собираетесь в Москву, вот бы уж мы рады были, не вздумайте останавливаться где-либо, кроме нас: Беговая, д. 1-а, корпус 29, кв. 1…

Приезжайте, дорогие, вы знаете, как мы вас любим. Ножки будем мыть, воду будем пить, а уж доставим полное удовлетворение. (Когда я был реалистом и объяснился в любви одной барышне, она мне ответила запиской: «Я не намерена удовлетворять ваши низкие потребности»).

Милые Шварцы, обнимаем и целуем вас, и ждем в Москву. Катя целует.

Ваш Н. Заболоцкий.

Детишки кланяются до боли в мозжечках».

В сорок седьмом году Наташа кончила школу. «Каждый выпускной экзамен волновал меня больше, чем если бы я сам сдавал его, — подводя итоги лета, записал Евгений Львович 18 августа. — Кончилось благополучно, — аттестат зрелости она получила. Я был у неё на выпускном вечере и даже говорил речь».

Остатки лета Шварцы провели на Рижском взморье в Лиелупе. Впервые Евгений Львович был на Балтийском море. Плавал, бродил по берегу. «Собирал янтари в песке, — говорят, найденный янтарь приносит счастье, — запишет он позже. — Собрал около двухсот янтарей». Вот сколько обещалось счастья.

И когда вернулись в Ленинград, его ждала «радостная новость. Наташа сдала в университет на пятерки, с одной только четверкой по немецкому языку. Начинается новый период в её жизни. Держала она на восточный факультет, на индо-тибетское отделение».

Как когда-то в первый класс, 1 сентября Евгений Львович проводил Наташу в Университет.

— После шума, который поднялся вокруг «Золушки», после путаной зимы я вдруг совсем перестал работать. С утра я перекладывал работу на вечер, вечером валялся и читал, или уходил. Не только не писал, но исчезло даже то вдохновение, безумное, мечтательное, туманное, праздничное настроение, ощущение радости, которое так помогало мне жить. С огромным трудом, урывками, я написал пьесу для кукол. С ещё большим трудом переделал её.

Речь идет о пьесе «Сто друзей», которую он обещал кукольному театру на Некрасовской. Пьеса, конечно, проходная. Да и сам он не придавал ей особого значения. Хотя, судя по записи в дневнике от 3 февраля, начинал писать не без удовольствия: «Пошли ужасно бестолковые дни. Вчера с утра делал то, что совсем неинтересно, — кукольную пьесу для Шапиро, и вдруг получилось ничего себе. Работал с наслаждением. Пошел к трем часам в Театр кукол. Прочел начало. Шапиро был очень доволен…».

Спектакль, получивший название «Волшебники» и показанный театром в середине декабря, вдруг (совсем неожиданно для театра и автора) стал неким событием театрального года и даже был выдвинут на Сталинскую премию. Поэтому можно включить его в эту добрую полосу. Хотя и этому событию Евгений Львович не придал особого значения. Нет — ни в дневниках, ни в воспоминаниях, ни в переписке — ни единого намека на это. Думаю, поначалу он просто боялся сглазить, а когда премию так и не дали, уже и говорить стало не о чем.

Пьеса рассказывала о строительстве электростанции на реке, против которого восставал Лесовик. А против него на защиту плотины вставали «волшебники». А волшебниками были все те, кто создает что-то новое. «Скажу я тебе, сынок, вот что, — говорит мать главного героя. — Мы ведь волшебники». — «Ой, кто волшебники?» — «Мы, люди». — «Все?» — «Все, кто умеет работать, как следует, кто с душою работает — тот и волшебник».

В который раз Шварц затрагивал тему творческого труда… Эта мысль проходит через многие его произведения. Еще в «Снежной королеве» Сказочник открывал представление словами: «Разные люди бывают на свете: кузнецы, повара, доктора, школьники, аптекари, учителя, кучера, актеры, сторожа. А я вот — сказочник. И все мы — и актеры, и учителя, и кузнецы, и доктора, и повара, и сказочники — все мы работаем, и все мы люди нужные, необходимые, очень хорошие люди…». А противостоят «хорошим людям» силы, которые терпеть не могут созидания, творчества, любви и дружбы. Их смысл жизни — в разрушении. В «Приключениях Гогенштауфена» — это Упырева, в «Красной Шапочке» — Волк, в «Снежной королеве» — сама Снежная королева и Советник, в «Волшебниках» — Лесовик, в «Двух кленах» эта роль будет отведена Бабе Яге и т. д.

А помощниками людям-созидателям становится природа — Белка, Кошка, Мышь, — только Сова, как и в «Кукольном городе», на стороне Лесовика: и предметы, изготовленные человеком из природных материалов: шкатурка — Потапыч, спичка — Пых Пыхович, стакан — Стакан Стаканыч.

Поставил спектакль Савелий Шапиро (художник И. Коротков, куклы по эскизам О. Клевера). «Е. Шварц обладает чудесным даром подлинного сказочника, — писал тогда Сим. Дрейден, — убежденного в абсолютной достоверности рассказываемых фантастических событий. С великолепным юмором и острой жизненной наблюдательностью драматург дает живые характеристики всем персонажам сказки… Безоговорочно восторженная, радостная, целеустремленная реакция юных зрителей, — это не только восхищение ярким занимательным зрелищем, это вместе с тем увлеченность большой, благородной мыслью, воодушевившей сказочника-драматурга… Роль мальчика в хороших тюзовских традициях естественно и выразительно играет Е. Ваккерова…» (Веч. Ленинград. 1947. 14 дек.). Ваккерова, если помните, раньше была артисткой Нового ТЮЗа. «Соединение сказки и современности удачно найдено автором «Волшебников» Евг. Шварцем в детской мечте и игре, — обращал внимание на спектакль потециальных зрителей Юр. Капралов. — «Все, кто умеет работать, как следует, кто с душой работает, — тот и волшебник», — говорит один из героев пьесы. Постановка — большая удача театра в его работе над новым жанром советской современной кукольной сказки» (Смена. Л., 1947. 29 дек.).

«Радостный талант Евгения Шварца, мне кажется, недостаточно оценен у нас, — утверждал детский писатель Н. Дубов, — между тем Евгений Шварц не только создал превосходные поэтические и подлинно советские переработки старых сказок, но делает серьезные попытки создать сказку советскую… «Волшебники» — удачнейшая попытка создать сказку на советском материале… [это] — не только захватывающая, увлекательная, но тонко и умно поучительная сказка. В ней происходят всякие чудеса, волшебные превращение, но у всех у них есть реальная подоплека, жизненный трамплин…» (Театр, 1948. № 12).

А на Худсовете театра, подводящем итоги «театра за 1947 г.» 8 января, С. Н. Шапиро говорил: «Истекший год, год творчески интересный, год принципиальный. Спектакли, выпущенные в 1947 году, являются наиболее убедительными. Погоду истекшего года делал спектакль «ВОЛШЕБНИКИ» — спектакль на современную тему, выпущенный к 30-летию Великого Октября… Значение его очень большое. Нельзя не признать, что осуществить высокую, современную тему в условиях жанра кукольного театра очень трудно, осуществить так, чтобы не дискредитировать эту высокую тему. Спектакль «Волшебники» доказал, что с этой задачей Театр справился успешно и что современная советская тема перестала быть проблемой…».

То есть Шварц «указал» драматургам некий трафарет, по которому они могут следовать. Или что-то иное имел в виду режиссер?

Так что не случайно Президиум Ленинградского отделения Союза писателей выдвинул на Сталинскую премию за сорок седьмой год «по драматургии» пьесу О. Берггольц и Г. Макогоненко «У нас на земле», поставленную в БДТ, и «Волшебников» Е. Шварца. А ещё 8 декабря, обсуждая «о выдвижении кандидатом на Сталинскую премию Е. Л. Шварца за детскую пьесу «Волшебники»», постановили: «Комитетом по Сталинским премиям выдвинут на соискание Сталинской премии за 1947 год спектакль 2-го ленинградского театра кукол «Волшебники» Е. Л. Шварца. Правление Ленинградского Отделения Союза Писателей присоединяется к этому выдвижению и оценивает пьесу как одно из самых значительных явлений детской драматургии 1947 г. В пьесе «Волшебники» Е. Шварц возвращает к жизни подлинно-сказочную фантастику, обретающую особенную типичность от того, что мысль, страсть, взгляды и желания советского человека пронизывают её всю. Главная мысль «Волшебников» — это мысль о том, что сама жизнь и все живое на земле, и все, что делается творческими руками человека — прекрасно, как волшебство, и полно глубокого смысла и значения. Великолепная поэтическая фантазия Шварца помогла ему выразить эту мысль в похождениях своего маленького героя с большой внутренней искренностью и силой».

Если бы это происходило сегодня, номинация на премию непременно была бы включена в «актив» драматурга, а тогда — будто ничего и не произошло.

А чуть раньше, 27 сентября, Театр марионеток под руководством Евг. Деммени показал премьеру «Сказки о потерянном времени» в постановке Ю. Позднякова с художником Гдалем Берманом (куклы Ю. Пикаллова и И. Ковенчука, композитор А. Розанов). И как отмечал С. Дрейден же, довоенный спектакль по этой пьесе «тогда вышел неудачным», зато теперь «достиг сравнительно б льших успехов», ибо «в этом спектакле бьется пульс настоящей жизни». «Эта работа тем более значительна, что это пока едва ли не первый удачный опыт создания современного спектакля для школьников и о школьниках на большую и важную тему» (Веч. Ленинград. 1947. 14 дек.).

Выходом на экраны «Первоклассницы» и её успехом у зрителей разных поколений и критиков, пожалуй, и завершилась эта белая полоса в жизни Шварца.