Приезд отца

Приезд отца

Когда я в первый раз поднялся с постели, на дворе уже началась весна. Горячее солнце быстро согнало с полей снег. Сады покрылись яркой изумрудной листвой. В них поселились тысячи голосистых птиц.

Как только учеников отпустили на каникулы и мои друзья освободились от занятий, сейчас же наша босоногая ватага стала совершать походы за реку Бузулук, в лес.

В лесу было настоящее раздолье! Всюду чувствовалась жизнь невидимого лесного мира. То мы находили в кустарнике птичье гнездышко, с маленькими пестрыми яичками, то натыкались на сжавшегося в колючий ком ежа, то вдруг храбрый Кодька выискивал где-то ужа и, взяв его в руки, размахивал им, пугал нас…

А когда цвели ландыши, мы разыскивали поляны, на которых они росли, нарывали букеты цветов, а потом продавали их по копейке барышням. Ходили в луга за щавелем и скородой[5]…

Однажды наша ребячья команда гарцевала на хворостинах за станицей. Как это всегда и бывало, командиром нашим и в этот раз был Никодим Бирюков. Так уж как-то получалось: какую бы мы игру ни затевали, главарем ее всегда оказывался он.

Почему мы так легко подчинялись ему? Наверно, потому, что Кодька был дерзкий, наглый мальчуган, спорить с ним никто из нас не хотел, мы его побаивались.

Сегодня Кодька проводит маневры своих «войск».

А мы — Кодька-командир и я, его адъютант, — стоим на кургане, следим за ними.

Все кругом сверкает в сиянии солнечного дня. У подножья кургана, пощипывая траву, лениво бродят овцы. Вправо, за балкой, в волнующем переливе зыби изумрудно зеленеют посевы озимой ржи. Слева, за темнеющими клубами садов, поблескивает маленькая речушка.

Отсюда станица кажется совсем близкой, вот как на ладони она вся. Залитая солнцем, словно дрожит она в золотом сиянии. Видны квадраты кварталов — вот станичный майдан с церковью, лавками, правлением и училищем. А вот и наш дом!

— Собирайсь! — машет фуражкой Кодька своим «войскам». — Становись во фро-онт!

К кургану со всех сторон, гарцуя на хворостинках, как на добрых конях, стекаются ребята. Кодька, точно заправский генерал, командует:

— Станоо-овись; сказал!.. Смирна-а!.. Ну, что вы толчетесь?.. Колька, становись!.. А то вот так и полосну шашкой, — замахивается он выструганной дощечкой.

Мы бестолково топчемся на своих «конях» у кургана, не совсем еще хорошо уясняя себе, чего требует от нас наш строгий командир.

— Да вы что, безмозглые, что ли? — орет недовольный нами Кодька, толкая нас в спины. — Становитесь вот так — один возле другого… Рядом друг с другом…

Наконец ему удается расставить нас в шеренгу. Начальнически сурово оглядывает он нас и подает команду:

— На первый и второй рассчитайся!..

Мы молчим, не понимая, чего он хочет от нас. Кодька злится.

— Быки непонятные! — кричит он. — Раз команда подана «на первый и второй рассчитайся», значит, надо, чтобы Васька сказал «первый», а Андрей — «второй»… Опять Петька должен сказать «первый», а Колька — «второй»… Неужто вы не видали, как вахмистр учит малолетков?.. Ну, теперь понятно?

— Понятно! — дружно и весело отвечаем мы.

— На первый и второй рассчитайся! — повторяет команду Кодька. — Ну, говори, Васька, «первый».

— Первый! — неуверенно говорит Вася Новичков.

— Второй! — отзывается Андрей Поляков.

— Третий! — смело выкрикивает Петя.

— Дурак! — отчеканивает Кодька. — Тебе надо сказать «первый!»

— Первый! — поправляется мальчишка.

Мимо нас вьется дорога со станции, по ней трусит рысцой пегая лошаденка, везя громко тарахтящую колесами тяжелую повозку. Прижимаясь к оглобле, рядом с лошаденкой бежит маленький рыженький жеребенок-сосунок… Иногда он шаловливо отбегает от дороги в сторону, весь как-то взъерепенивается и, напружинив свой спутанный и белесый, как пучок ковыля, хвост, взмахивает им, задрав красивую головку, призывно ржет… А потом, словно бы испугавшись своего же собственного ржания, взбрыкивает задними ногами и мчится вперед.

Я загляделся на этого забавного жеребенка и прослушал, что скомандовал Кодька.

— Ты что, Сашка, ай оглох? — рассвирепел он. — На первый-второй рассчитайся!

— Здорово, казаки! — послышался с телеги насмешливый, но такой близкий, родной мне голос.

— Па-па! — закричал я, бросаясь к телеге.

Подводчик остановил лошаденку.

— Сынок? — улыбчиво кивнул он на меня.

— Сынок, — ответил отец, сгребая меня в свои ласковые объятия. — Какой же ты большой стал! Я тебя сразу-то среди ребят и не узнал. Ну, как вы тут без меня живете?.. Как Маша?..

— Разве ж ты ее не видел, папа? — испуганно спросил я. — Ведь она ж осенью еще ушла к тебе.

— Как — ушла? — испуганно вскрикнул он. — Я ее не видел.

Я обо всем подробно рассказал ему.

— Вот это дела! — озадаченно сказал отец. — Где же она есть?.. Ай-яй-яй!.. Что же теперь делать?.. Ведь я же, сынок, всю зиму проболел, — как бы оправдываясь, сказал он. — Если б не болезнь, я б давно приехал.

Подъезжая к дому, я умоляюще попросил отца:

— Папа, прогони от нас Людмилу. Прогонишь, а?

— Ладно, — пообещал отец. — Посмотрим.