Абвер или гестапо

Абвер или гестапо

Когда Богомольца в конце 1931 года переводили в Берлин, его английские друзья сказали, что немецкая разведка осведомлена о его миссии и не станет ему мешать. Он бы так не сказал. Наверное, когда немцев информировали о том, что его сферой деятельности будет Россия, они ответили согласием. Но Богомолец чувствует, что находится под пристальным вниманием, даже чрезмерным.

Все его линии проходят через почту. Именно по почте он получает тайнописные сообщения, адресованные до востребования или на подставные адреса. В первом случае они — это можно сказать с полной уверенностью — перлюстрируются, а некоторые и проявляются (рецептура нехитрая, а случаи пропажи корреспонденции были). Во втором — скорее всего тоже прочитываются, если не все, то большая часть. И хотя содержатели почтовых ящиков клянутся, что об их негласных услугах «приличным господам» ни одна душа не знает, он этому совершенно не верит. Уже давно все донесли в полицию, иначе и быть не может: это Германия. Зачем им рисковать из-за каких-то подозрительных дел, к которым еще не известно как отнесутся власти. Лучше предупредить полицию и действовать по ее указанию. Самое неприятное то, что он ведь не может определить, кто из этих людей надежен (может быть и такое, в конце концов), а кто нет. Выходит, надо списывать всех или пренебречь фактом перлюстрации.

Вообще-то, если немцы читают его письма, то это неприятно, но, как говорится, не смертельно. Тревожит другое. Постепенно они соберут исчерпывающую информацию о его агентуре. Оправдывайся потом перед начальством. Ему, Богомольцу, очень не хочется, чтобы в один прекрасный день к нему пришли господа из абвера или того хуже — гестапо и показали свою осведомленность о его делах. Всем разведкам очень не нравятся вербовочные подходы к их работникам, Интеллидженс сервис не исключение. После этого все равно придется сворачивать работу. Во всяком случае, жить в ожидании неприятностей не хотелось бы.

Далее. Перед Богомольцем стоит задача пополнения агентурной сети. Но эмиграция в Германии десять раз просеяна. Ориентироваться на авантюристов типа Бая и Гуманского, с которыми якшается Беседовский, совершенно бесперспективно, да к тому же они наверняка уже «при деле». Несомненно, интересны немецкие специалисты, возвращающиеся после работы по контракту из Советского Союза. Из них удалось кое-что вытянуть по конкретным заводам, многие из которых интересуют СИС. Кроме того, от них можно получить дельные «наводки». В этом плане они с Гольцем кое-что предприняли.

Барона Гольца, офицера старой армии, Богомолец знал еще с Гражданской войны. Потом они вместе долго работали в Румынии. Это надежный, исполнительный человек, он ему доверяет, перетащил из Бухареста и сделал своим помощником. Теперь барон хорошо помогает ему, взял на себя работу с содержателями почтовых ящиков, готов выполнять любые поручения. А их всегда много: встретить — проводить людей, отправить — получить почту, понаблюдать за местом встречи и т.д. Гольц прекрасно владеет немецким, и это большое подспорье для Богомольца. Но та же тревога: не появится ли у немцев соблазн прибрать и его к рукам?

Дальнейшие размышления Богомольца о его житье-бытье в Германии и попытках вместе с Гольцем нащупать новые каналы получения разведывательной информации об СССР с использованием немецких специалистов привели к неутешительному выводу. Он чутьем профессионала почувствовал, что его стремление получать информацию по германо-советским отношениям в политической, военной и экономической сферах, — а на эти вопросы они неизбежно выходили, — пресекается невидимой рукой, проще говоря контрразведкой. Здесь и зарыта собака. Отношения с русскими — слишком чувствительная тема для Германии, и англичанам, по их разумению, нечего совать свой нос в эти дела. А если герр Богомолец этого не понимает, то пусть пеняет на себя. Он-то, Виктор Богомолец, уже все понял, но не распоряжался собой. Захотела штаб-квартира послать его в Прибалтику — и послала. Захотела, чтобы он работал в Берлине, он едет туда. Вообще, если говорить о сотрудничестве СИС с германскими службами, то получается какая-то странноватая картина. Немцы знают о его работе очень много, а он о них почти ничего.

У него уже появлялась однажды мысль, что поскольку каких-то определенных поручений по установлению контактов с местными службами в отличие, скажем, от его работы в Румынии и Польше он от Гибсона не получил, то не хотят ли англичане, чтобы он, Богомолец, «подставился» немцам. Внятно ему об этом никто не сказал, — может быть, ждут, как он поведет себя, если такое предложение ему поступит. Некорректная проверка? Ему лично скатываться на такую роль не хотелось бы. Надо как-то аккуратно довести до Гибсона его мнение о том, что Берлин в той политической и оперативной обстановке, которая складывалась в Германии, не очень-то подходит для организации разведывательной работы против СССР.

Оказалось, что Гибсон не так уж чужд этой мысли и сам уже, видимо, подумывает о выходе из сложившейся ситуации. Он обычно не любит заранее говорить о тех шагах, которые намеревается предпринять. Не считает нужным. Но в этом случае не стал скрывать от Богомольца, что намерен посоветоваться с Лондоном.

Если Богомольцу удастся выбраться из Берлина, то он оставит здесь Гольца. Приходится считаться с тем, что тому удается получать от немецких специалистов сведения, которые отвечают тематике долгосрочного задания СИС. Только за последние месяцы Гибсону отправлены сообщения с детальными производственными и техническими характеристиками таких советских предприятий, как «Пневматик», «Красный выборжец», «Красное Сормово», «Серп и молот», АМО, заводы Невский, Брянский, Коломенский вагоностроительный, Мытищинский тормозной, снарядный цех завода «Прометей», аэродром и полигон под Нижним Новгородом, Московский авиазавод № 1 и ряд других.

Экономические связи СССР с Германией очень интересовали англичан. Эти связи начали активно развиваться после подписания Рапалльского соглашения. Немцы оказались связанными по рукам в части развертывания своей военной промышленности ограничительными статьями Версальского договора. Советский Союз был заинтересован в технологическом сотрудничестве, поскольку Германия в сложившейся военно-политической обстановке была единственной страной в Европе, на которую можно было рассчитывать при решении задачи форсированного создания собственной современной оборонной промышленности.

Богомолец не мог, конечно, знать, что между двумя странами существовало секретное соглашение по военнотехническим вопросам, однако чувствовал, что в Лондоне этот аспект советско-германских отношений отслеживали очень внимательно, учитывая как германскую, так и советскую политику. Ведь Германия, которую приходилось принимать в расчет как потенциального противника в грядущей войне, получала реальную возможность для использования советских производственных мощностей и военных объектов в целях освоения и испытания некоторых видов вооружений. На авиабазе под Липецком обучались немецкие летчики, как оказалось впоследствии, кадры люфтваффе, на казанском танкодроме тренировались танкисты — будущие командиры танковых армий вермахта. А на авиастроительном заводе в Филях, информация по которому, как видно из полученного Богомольцем задания, так интересовала СИС, фирма «Юнкере» уже несколько лет участвовала в производстве самолетов своей конструкции.

Советский Союз, в свою очередь, привлекая немецких специалистов, решал задачу модернизации собственного военно-промышленного комплекса. Разумеется, масштабность этой проблемы не раскрывалась английской разведкой ни перед Богомольцем, ни тем более перед агентурой. Последняя получала конкретные задания по заводам, институтам, полигонам и другим объектам с указанием желаемых параметров освещения тех или иных вопросов. Сведения, которые Богомольцу удавалось получать от немецких специалистов, работавших по контрактам в СССР, бьши полезными, но недостаточными. К тому же советско-германские связи в военной и военно-технической областях к этому времени по политическим и иным соображениям, видимо, уменьшались, и самостоятельную ценность приобретала достоверная, конкретная и оперативная информация о состоянии и перспективах развития советской оборонной промышленности и обеспечивающих ее отраслей народного хозяйства страны как основы перевооружения Красной армии и оснащения ее новейшим вооружением. Поэтому штаб-квартира Интеллидженс сервис и рекомендовала задействовать на этом направлении получения разведывательной информации московскую агентуру Богомольца.

Разумеется, СИС многое было известно. Ну, например, то, что начальник управления сухопутными войсками Германии, главком рейхсвера генерал Сект командировал в Советский Союз двух специалистов своего ведомства — Нидермайера и Кестринга — для координации вопросов обучения германских офицеров в Липецке и Казани. Первый был старым знакомым сотрудников СИС еще по Ближнему Востоку, где его экспедиционный корпус действовал против англичан. О нем в свое время много сообщал известный разведчик полковник Лоуренс. В СССР Нидермайер пробыл до 1931 года.

Напомним, что оба успешно продвигались по службе. Июнь 1941 года застал генерал-майора фон Нидермайера на руководящей должности в штабе Верховного командования вермахта, а генерал-лейтенанта Кестринга — на посту германского военного атташе в Москве.

Берлинская резидентура получила от своего источника, входящего в круг лиц, с которыми по тем или иным вопросам контактирует Богомолец, его характеристику. В ней говорилось, что Богомолец в Германии находится в роли помощника резидента Интеллидженс сервис Гибсона, базирующегося постоянно в Риге. Им привлечены к сотрудничеству Гольц, Флегнер, один из руководителей эмигрантской организации «Братство русской правды» и некто Лаго. Богомолец ежемесячно ездит в Варшаву, куда ему переводят из Лондона деньги на оперативную работу. Оттуда регулярно выезжает с докладами к Гибсону. От СИС якобы получает 1500 марок, что не дает ему возможности полностью удовлетворять запросы его жены, мечтающей об авто и хороших ресторанах. Гольцу платят две марки ежедневно, Флегнеру — 130 марок в месяц, деятелю из БРП ничего не платят, тот существует на средства своей организации, Лаго получает 200 марок в месяц. Живя в Берлине, Богомолец не уверен, что его не выгонят из Германии. Очень боится ОГПУ в Берлине, полагая, что советская разведка уже разыскала его там.

Богомолец обратил внимание на появление в Берлине «Союза немцев, возвратившихся из СССР». Этот союз субсидировался правительством фон Папена и провозгласил своей целью содействие немецким специалистам в оформлении исков к советским властям в случае невыполнения ими обязательств по контрактам. По сути дела, союз служил прикрытием для германской разведки. Богомолец решил, что этих людей следует использовать, и прежде всего для получения характеристик на тех специалистов, которые продолжали работать на советских предприятиях. Вскоре один из членов этого союза предложил Богомольцу купить за определенную сумму в марках весьма интересный материал по советской промышленности. Проявив осторожность, Богомолец запросил свой лондонский центр, и, к своему удивлению, узнал, что там уже имеют эти сведения, которые получены в порядке обмена информацией от 2-го бюро французского Генштаба. Так Богомолец напоролся либо на абвер, либо на политическую полицию — гестапо. Одна из этих служб, какая именно — в данном случае неважно, имела на него виды. Самые худшие предположения подтверждались.

От ОГПУ тоже можно ждать сюрпризов, его явно выслеживают. В этом Богомолец не ошибался. Уже через месяц после его появления в Берлине ИНО доложил руководству ОГПУ, основываясь на агентурных данных, как Богомолец организует свою работу, в каких направлениях действует, как смотрит на свое будущее в Германии. Делался вывод, что Богомолец почти полностью переключает свои усилия на политическую разведку и перестраивает свою работу с прицелом на приобретение новых источников информации. Делается предложение о подборе для «подставы» Богомольцу еще одного агента ИНО, уже сообразуясь с берлинскими условиями, предположительно из числа сотрудников торгпредства.

От одного из своих закордонных агентов ИНО получены сведения, что Богомолец искал встречи с руководителем советской научной делегации, прибывшей в Берлин по приглашению германских коллег, академиком А. А. Богомольцем — его дядей. Состоялась ли эта встреча, и если да, то о чем говорили родственники, не было известно. Связались с Особым отделом, полагая, что, возможно, что-либо об этой встрече знают другие члены делегации. Была даже написана короткая служебная записка по этому поводу на имя заместителя начальника этого подразделения ОГПУ Гая.

Естественно, возникла мысль: если академик встречался с племянником в Берлине, то хорошо бы знать его мнение о настроении родственника. Но ничего нё вышло. В руководстве ОГПУ было известно, что в верхах к недавно избранному академиком Богомольцу относились хорошо, высоко ценили его как ученого и организатора медицинской науки. Для него создавался Научно-исследовательский институт, который наряду с другими направлениями медико-биологических исследований должен был заниматься проблемами долголетия. Поразмыслив, решили, что Хозяин, пожалуй, не одобрит вовлечения академика в дела госбезопасности, да еще без его ведома. К тому же и поступившая из Берлина информация слишком неопределенна. Словом, ученого не беспокоили, и он многие годы успешно работал над проблемами переливания крови и другими, принесшими ему признание уже в годы войны с фашистской Германией.

С рецептами долголетия дело, видимо, обстояло несколько сложнее. Говорят, в 1945 году, когда Сталину доложили о кончине академика Богомольца в возрасте 65 лет, он, помолчав, как бы выражая тем самым свое соболезнование, заметил все же: «Он всех нас, однако, здорово надул».