Глава 43 ТРЕТИЙ БРАК (1786)

Глава 43

ТРЕТИЙ БРАК (1786)

Выйдя из тюрьмы Сен-Лазар, Бомарше, уставший от борьбы, вновь почувствовал вкус к семейной жизни. Хотя ему было всего пятьдесят три года, он уже начал ощущать вокруг себя некоторую пустоту, теряя друзей, поскольку, по меркам XVIII века, его возраст превысил среднюю продолжительность жизни. Один за другим покинули этот бренный мир несколько самых дорогих ему людей: в 1782 году умер маркиз д’Аржансон, в его Ормском замке Бомарше не раз останавливался во время своих поездок по портовым городам атлантического побережья; через год за ним последовал Тевено де Франси, едва успевший вступить при дворе в должность, которую великодушно уступил ему патрон. Примерно в то же время Бомарше потерял и двух племянников: во цвете лет ушли из жизни сыновья его сестры, жившей когда-то в Испании.

Двум оставшимся у него сестрам Пьер Огюстен решил преподнести долгожданный подарок: узаконить положение своей дочери Евгении, женившись на ее матери — г-же де Виллер.

Идея эта была не нова. Еще в 1782 году Бомарше разыграл спектакль в духе Грёза и Дидро: он собрал всю семью и перед лицом Терезы де Виллер объявил близким о своем намерении вознаградить, дав ей свое имя, любящую его женщину, которая стала самой преданной спутницей его жизни. Но вот трогательная сцена сыграна, занавес упал, а Тереза так и осталась матерью-одиночкой. Все говорит о том, что в этот самый период у Бомарше были другие многочисленные любовные связи, по всей видимости, с актрисами, поскольку он постоянно вращался в театральной среде.

А меж тем ни материнство, ни волнения, связанные с ее двусмысленным положением, в котором она пребывала уже более десяти лет, не сказались на красоте и привлекательности Терезы де Виллермавлаз. Мужчины продолжали оборачиваться ей вслед, но она отвергала все ухаживания, не позволяя себе никакого кокетства. При этом она никогда не скрывала, что предпочитает мужское общество женскому, находя его более полезным для своего ума. Но она прекрасно умела держать дистанцию. «Моя живость и веселый нрав помогают мне найти верный тон в любой ситуации, — как-то призналась она одной из подруг. — С молодыми людьми я полна жизни, с мыслителями — вдумчива, с сумасшедшими — хохочу до слез, а с занудливыми стараюсь, по возможности, отвлечься на что-нибудь другое, чтобы поскорее о них забыть».

Сохранилось множество писем г-жи де Виллер, они отличаются глубоким содержанием и прелестным стилем. Достоинства просвещенной женщины органично сочетались в Терезе с ценными качествами хорошей хозяйки большого дома. «Подобно солнцу и луне, никогда не нарушающих своего размеренного движения», вела она свой домашний корабль решительной рукой, больше заботясь об интересах хозяина, чем о своих собственных. Как многие ее современницы, она обожала природу и радости деревенской жизни и проявила себя такой же прекрасной фермершей, какой была конторской служащей. Часто покидаемая Бомарше, Тереза научилась мириться со своим относительным одиночеством. Она не стремилась к созерцательному образу жизни, считая его «недостойным человека», и осуждала чрезмерную набожность Жюли, ставшей вдруг проповедницей добродетели, но при этом не впадала она и в эпикурейство, свойственное ее возлюбленному. Она много читала, отдавая предпочтение авантюрным романам, самым любимым из которых был «Тристрам Шенди». «Оставим сутану ради темляка», — частенько повторяла она. Эта чувствительная женщина была нежно привязана к Пьеру Огюстену и всегда была верна своему чувству, несмотря на все обиды, что ей приходилось терпеть от своего избранника. Нет сомнений, она глубоко страдала от того двусмысленного положения, в котором оказалась из-за своей чрезмерной любви.

И вот, наконец, Бомарше решился-таки узаконить свой союз с Терезой. Этот брак мог бы стать для нее скромным вознаграждением за все годы терпения и выражением законной благодарности, но Пьер Огюстен со свойственной ему бестактностью и здесь умудрился все испортить из-за своей любви к публичности и саморекламе.

Церемония бракосочетания состоялась в церкви Сен-Поль в присутствии лишь самых близких новобрачным людей, что было продиктовано правилами приличия, поскольку любовная связь их давно была известна всему Парижу, а их общему ребенку было почти десять лет. Зато, что касается официального объявления об этом браке, то Бомарше сделал его в такой форме, что заставил смеяться парижан и глубоко страдать свою жену: он опубликовал в газете письмо, якобы написанное им новоиспеченной супруге перед своим отъездом в Кель:

«Я больше не хочу, дорогая моя, лишать вас счастья занять то положение, кое принадлежит вам по праву; вы моя жена, но были лишь матерью моей дочери, теперь все стало на свои законные места и нечего больше исправлять, но я хочу, чтобы с этого момента, когда я вновь уезжаю, вы достойным образом представляли меня в моем доме и носили мое имя, которое стало вашим. Нежно поцелуйте нашу дочь и объясните ей, если сможете, причину вашей радости. Я выполнил свой долг по отношению к ней и по отношению к вам. В этот раз я уезжаю без чувства горечи, не оставлявшего меня в прежних поездках; мне всегда казалось, что мы все трое можем одновременно погибнуть в результате какого-нибудь несчастного случая! Теперь я спокоен и в мире с самим собой, я могу умереть со спокойной совестью.

Не нужно устраивать торжеств по этому поводу и приглашать друзей, однако пусть каждый из них узнает от вас о том, что я воздал вам по справедливости. Но молю вас сохранять скромность вида и поведения, лишь этого прошу у вас взамен, дабы не дать повода ни моим, ни вашим врагам чернить самый серьезный и самый продуманный шаг, какой я когда-либо совершал в своей жизни.

Навестите двух моих сестер и попросите их стать вашими добрыми и искренними друзьями. Они не откажут мне в нежном и уважительном отношении к вам, они не могут не любить мою дочь и ее мать; мои благодеяния окружающим будут теперь соизмеряться с тем, как эти окружающие будут относиться к вам. Я не даю никаких рекомендаций племяннику моему Евгению, который и без того привязан к вам. А моя племянница де Мирон всегда будет относиться к вам с должным почтением.

Смело берите бразды правления в доме в свои руки; пусть мой казначей г-н де Гюден обсуждает с вами все вопросы, как со мной самим. К моему возвращению оденьте наших слуг скромно, но по вашему вкусу. Отведите нашу дочь к тому доброму кюре из церкви Сен-Поль, который проявил к вам такое трогательное почтение во время совершения свадебного обряда. Оставайтесь всегда сама собой, моя дорогая, с честью носите ваше новое имя, это имя человека, который любит вас и который с радостью подписывает это письмо как ваш муж и ваш друг.

Карон де Бомарше».

Это нравоучительное послание, на наш взгляд, весьма красноречиво характеризует Бомарше того времени: перед нами удручающие доказательства преждевременного угасания блестящего когда-то ума и недостатка вкуса. В пятьдесят четыре года Фигаро превратился в Бартоло и Бридуазона в одном лице, его речи не уступают в комичности речам этих персонажей. А главное, его вновь потянуло к нравоучениям, которыми грешили его первые пьесы, видимо, именно поэтому одновременно с «Женитьбой», с успехом шедшей на сцене и уже сыгранной более ста раз, он возобновил в «Комеди Франсез» постановки «Евгении» и «Двух друзей», произведений, которые, вероятно, были созвучны самым чувствительным струнам его души. По натуре Бомарше прежде всего был поборником справедливости, но вот выразить это наилучшим образом ему удалось лишь в своих сатирических произведениях: мемуары против Гёзмана написаны пером Фигаро, но с возрастом Бомарше явно стал впадать в заунывный пафос. А между тем именно в это время Моцарт, очарованный «Женитьбой Фигаро», заказал Да Понте написать по ней либретто, которое обрело бессмертие не только благодаря музыке Моцарта, но и благодаря пьесе, ставшей источником вдохновения композитора.

И словно завороженный этими божественными песнопениями, склонный к нравоучениям супруг Марии Терезы де Виллермавлаз вдруг вновь бросился в пучину страсти, той страсти, что не отпустит его до последних дней жизни.