Про коммунизм и валенки с галошами

Про коммунизм и валенки с галошами

— А правда, что «Печки-лавочки» Шукшин писал на вас?

— Ну да, откровенно. Знал об этом Тихонов, знала я, знали мои подруги. И когда приехали в экспедицию снимать фильм «Русское поле», поставили чемоданы — «Мордюкова, к телефону!». Я подхожу — это Василий. «Нонна, помнишь, я говорил тебе про картину “Печки-лавочки”? Так я уже запустился». Я говорю: «Вася, ты меня ранил, ты меня просто прострелил! Я для тебя на край света! Но тут же главная роль — ни одного кадра без меня нету. Это мне если приехать — всю съемочную группу останавливать надо. А ты знаешь, как дорого стоит фильм».

И он на эту роль жену Лиду взял. Она тогда только недавно родила, еще не совсем оправилась, полноватая была. Но у нее типаж народный, и актриса она хорошая. Они очень друг другу подошли.

Да, теперь-то я все про себя поняла: зря у меня так сложилась судьба, что никто не посвятил мне свою профессию. Надо было больше играть. После «Молодой гвардии» нас тринадцать лет не снимали. Сколько было простоев — по три-четыре года без работы.

— На наш взгляд, фильм «Комиссар» — один из самых значительных и поворотных в вашей актерской судьбе. И мы абсолютно уверены — без Мордюковой он не поднялся бы на такую высоту. Попадание — в яблочко.

— Режиссер Александр Аскольдов самолично дал интервью: мол, я до такой степени был уверен, что роль комиссара будет играть Мордюкова, что, когда писал сценарий, все время слышал ее голос. Хотя ни разу не видел в жизни, был с ней незнаком. Он такое нагромоздил про тембр голоса! И вообще она, говорит, была со мной все время, пока работал над сценарием. Очень тяжелые съемки были. Роль такая сложная, нервная. Трудная роль по вживанию. А тут еще за сына беспокоилась — как он дома без материнского присмотра?

— Вы сжились с героиней, когда играли?

— А как же. Ты ведь эту судьбу через себя по каждому капилляру пропустить должна. Иной раз так выложишься — света не чуешь. Как будто свое сердце вырываешь.

— Честно говоря, мы, как родители двоих детей, не могли без слез смотреть, как героиня ребенка оставила...

— Ну, она же узнала этих людей, которым сына оставляла: видела, как малышей любят, как дети танцуют, как они прячутся во время опасности, она думала — и он тоже будет прятаться... Просто тогда — особенно для коммунистов — долг был выше собственных интересов, это чувство культивировали и пестовали. Я играла с полной искренностью, помня таких коммунистов, как моя мама, как мой отец. Мама моя была ярая коммунистка. Ее все на укрепление колхозов посылали. Не смотрели, что семья большая — а нас шестеро у нее было. Надо — значит, надо. И ничего для себя лично никогда не получала — обуть-одеть было нечего. Она все мечтала: «Вот куплю валенки с галошами, съезжу на курорт — и заживем!» Про валенки с галошами — это мы понимали, а что за «курорт» такой, с чем его едят — да Бог его знает! В войну партизан у себя прятала — это с оравой-то ребятишек! Вот такая была наша мама! Она была настоящая, честная коммунистка, как эта Клавдия, которую я играла в «Комиссаре».

— А для вас лично долг выше, чем все остальное?

— Если бы у меня были внуки, я бы заткнула их в детский садик, а сама бы на работу. Я всегда была горячая на дело. Бывало, приезжает машина, чтобы отвезти на съемки, скажет водитель — вот никогда не видел такой дисциплинированной. Я минута в минуту, никогда не опаздываю.

— Ужасно, что фильм «Комиссар» — такой шедевр — десятилетия пролежал на полке.

— Аскольдов за картину проливал кровь двадцать лет. По всем инстанциям ходил. И никто не хотел брать на себя ответственность выпускать ее на экран. Тогда в один из международных фестивалей на секунду опустела сцена — ушел оратор, иностранец — и выходит Александр Яковлевич. И рассказывает все про картину. В Доме кино паника, скандал. И на следующий день устроили просмотр. Смотрели, затаив дыхание, и аплодировали фильму стоя. Только после этого картину выпустили на экран. Ее затребовали все страны.