ПЕРВЫЙ РАУНД
ПЕРВЫЙ РАУНД
«Подумаешь, подрались...»
Комментирует Владимир ВЕЛЕНГУРИН, фотокор «КП», кандидат в мастера спорта по боксу:
— Внимание! Мы ведем наш репортаж из города Гудермеса, с проспекта имени Ахмата Кадырова, где начался поединок между мастером спорта по боксу Рамзаном Кадыровым (выступает в оранжевой майке «Комсомолки») и спецкором «КП» Гамовым, имевшим в детстве высший дворовой разряд по кулачным боям (он в черной майке с надписью «Кадыровский спецназ»). Первый раунд проходит при явном преимуществе хозяина ринга. Кадыров больше передвигается, чаще делает обманные движения. То есть Рамзан вводит спецкора «КП» в заблуждение.
— Кстати, о боксе. И чего вы, Рамзан Ахматович, не поделили?
— Кто не поделил?
— Да я про драку двух охранников — вашего и президента Чечни Алханова, которая случилась в Грозном.
— А-а, вот о чем... В Госдуме дерутся — и ничего, а здесь — сразу политику делают.
— А чего же тогда вас с Алхановым возили к Путину в Кремль? Говорят, мирить. Трения между вами...
— Абсолютно никаких трений. Злые люди пустили слух, чтобы Алу Дадашевич Алханов меня уволил. А я еще хочу служить народу.
— Вы имеете в виду анкеты, появившиеся в Чечне, в которых людей спрашивают, у кого больше рейтинг — у Кадырова или у Алханова?
— Когда мой отец был жив, они в месяц раз делали опрос — узнать настроение людей. В анкетах не рейтинги, а насколько оправдались надежды, связанные с Кадыровым-премьером. Это наше министерство печати придумало — я и не знал. А здесь трагедию раздули... Есть, есть такие подлые люди, которые вводят народ в заблуждение.
— Вас с Алхановым хотят поссорить?
— Да. Зачем это надо? Мы должны работать вместе. А люди, которые вокруг него ходят — два-три человека там, вот они не дают правительству работать. Ну что еще там говорит Москва?
— Рамзан делает все, чтобы, когда ему тридцать лет исполнится...
— Да, осенью.
— ...стать президентом Чечни.
— Во! (Смеется.) Вот еще (цитирует какую-то бумагу, но в руки не дает): «...заранее подготовить почву для переворота, не дожидаясь, пока осенью исполнится 30 лет, и он сможет занять кресло президента...»
— А какого числа в Чечне переворот?
— Всякую ерунду пишут, а ты спрашиваешь... В разбомбленной республике быть президентом кто хочет? Это все головная боль. Я не хочу даже быть председателем. Не хочу. Если вот замена будет — который на мое место — уступлю.
— Да, чуть не забыл... А чей охранник-то тогда победил?
— А-а! Мой! Проигрывать не любим!
«Сначала почитаем, что ты про нас напишешь...»
...А познакомился я с Рамзаном еще в июле 2004-го. Тогда в родовое село Кадыровых — Центорой — наш Ми-8 пробирался украдкой, прижавшись брюхом к самой земле, «отстреливаясь» тепловыми ракетами, чтобы в нас, не дай Бог, не угодила бандитская «игла» из переносного зенитно-ракетного комплекса. Несмотря на тревожные «ориентировки» из спецслужб, мы все же решили лететь в Чечню — матерясь и почем свет костеря чеченских боевиков. Стремно было тащиться в российский регион вот так, крадучись...
Центорой встретил нас десятками вооруженных бородачей в камуфляже. Они цепью стояли и на сельских улицах, и на кладбище, где похоронен Ахмат-хаджи. (Первый президент Чеченской Республики Кадыров погиб 9 мая 2004 года в результате взрыва на стадионе «Динамо» в Грозном. — А.Г.)
Сам Рамзан Кадыров был одет в белый, похожий на тренировочный костюм из тонкого натурального шелка. И вообще он больше смахивал на курортника, чем на первого вице-премьера правительства и начальника охраны президента. (А именно эти должности он занимал в то время.)
Если не считать тех нескольких минут, пока местный мулла читал над могилой Ахмата Кадырова молитву, Рамзан все время острил. Порой трудно было понять, всерьез он говорит или шутит. Тем более что разговор у нас продолжился за обедом, в гостевом доме Кадыровых.
— Рамзан, когда в Чечне наступит мир?
— Мы полагаем, а там располагают. — Рамзан молитвенно сложил руки и подобострастно посмотрел куда-то вверх.
— Вы имеете в виду Кремль?
— И Кремль, и Аллаха. Ведь мы стали на этот мирный путь во имя Аллаха и Кремля.
— Некоторые говорят: чтобы в Чечне все устоялось, нужно сто лет.
— Дурью маются. Нам надо верить. И помогать. Если это будет, мы через два года восстановим экономику, а через пять — социальную сферу. Мы докажем, что Чечня — самая мирная процветающая республика.
Когда гости доели плов и им подали чеченские галушки с мясом, Рамзан спросил:
— Ну, какие еще вопросы у «Комсомолки»?
— Говорят, у вас появилась возлюбленная, и вы скоро на ней женитесь...
— У меня одна жена, — строго сказал Рамзан, — и четверо детей.
— Ты договоришься, что тебя в заложники возьмут, — предупредили меня.
Рамзан на эту шутку никак не отреагировал. А я возьми да и спроси:
— А, кстати, сколько стоит в Чечне корреспондент «Комсомолки»?
Рамзан оценивающе посмотрел на меня:
— Сначала почитаем, что ты про нас напишешь, тогда и решим...
...Ну, вот я и пишу о нем все эти годы... Точнее, записываю за ним. А он читает.
Реагирует на мои писания Рамзан по-разному. Иногда смеется вместе с читателями «Комсомолки» — а большинство их, судя по откликам, воспринимают эти публикации как «шутки юмора».
А бывает, и обижается, даже злится — это когда его помощники, в совершенстве знающие русский язык, нашептывают Рамзану, что я «недостаточно» перевожу его «с чеченского».
Как-то Рамзан даже огорченно обронил:
— Мне говорят: «Не дружи с Гамовым — он провокатор». А я вот дружу и дружу ...
— А зачем дружишь-то? — спросил я.
— Не могу не дружить, — ответил он. — Ты — мой брат.
Но дело, думаю, не только в том, что мы с ним «побратались». Мои публикации о нем никогда не врали. Потому что я избрал хитрую журналистскую форму: только расспрашиваю Рамзана. А отвечает-то он! Причем искренне...
Чтобы не испарилась эта искренность, я спорил с корректурой «Комсомолки», которая (видимо, ее «подкупили» русскоговорящие чеченцы из окружения Кадырова-младшего) норовила «причесать» некоторые рамзановские фразы. Слава Богу и Аллаху, этого не произошло...
И еще. Я много разного понапрочитал про Рамзана: мол, бандит, предаст... Но чем больше я его узнавал, тем чаще убеждался: Рамзан — не тот, за кого его хотят выдать его же недоброжелатели.
Он — такой, какой есть: дитя чеченских равнин и гор, «потомок» военного лихолетья, «продукт», причем не худший, путинской — как показывает время, вполне сносной — политики на Северном Кавказе.
Об этом же говорит и его красноречивый (не путать со словесным) портрет, может быть даже, образ, который он сам же и «надиктовал» — вот этими своими «корявыми», на первый слух, фразами...