ГЛАВА XIII

ГЛАВА XIII

Положение добровольческой армии на Кубани. — Смерть лучших вождей этой армии — генерала Маркова и полковника Дроздовского. — Генералы Покровский и Шкуро. — Отношения к Кубани и Дону. — Требование признания Доном над собою власти генерала Деникина.

После освобождения Екатеринодара и созыва Кубанской Рады положение добровольческой армии на Кубани стало двойственным. Кубанское войско, видя быстрые успехи Донского войска в государственном строительстве, мечтало освободиться от опеки добровольческой армии и начать устраиваться так же, как и донцы. Оно и план государственного устройства взяло донской. Устроило у себя военное училище, приступило к устройству офицерской школы, создавало Политехнический институт и мечтало о своем университете. Рада разбилась на два главных течения: украинское и самостийное. Украинцы уговаривали кубанцев совершенно слиться с ними и стать частью Украины. Об этом вели переговоры председатель Рады Быч и Рябовол, самостийники стояли за устройство федерации, в которой Кубань была бы совершенно самостоятельной, и для проведения этого они искали тесного союза с донскими казаками. И те и другие соединялись в одном, — в стремлении освободиться от опеки генерала Деникина. Умеренная часть Рады — фронтовые казаки и войсковой атаман Филимонов — держалась за добровольцев. Они боялись остаться одинокими в борьбе с большевиками, хотели за счет добровольцев освободиться от большевиков. Атаман Филимонов всем был обязан генералу Деникину, но для казаков он был ничто. Война выдвинула своих героев, кумиров народной толпы. Жадный до наживы кубанский казак боготворил тех вождей, которые добычей считали не только оружие и снаряды, но и имущество магазинов и кооперативных лавок занятых городов и сел, которые налагали на жителей контрибуции, взыскивали их и делились полученными деньгами с казаками. Такими вождями были генералы Покровский и Шкуро. Тот самый Покровский, который в апреле пробовал самостийничать перед генералом Корниловым, стал послушным слугою у генерала Деникина. Характера он был решительного и в основу войны положил грабеж. Когда соединенный доно-кубанский отряд переходил весною 1918 года снова в Кубанскую область, генерал Покровский до основания взорвал фундаментальный железнодорожный мост через реку Кубань лишь для того, чтобы донцы не перешли в Кубань и не стали там требовать своей части добычи. Пока в его отряд входили Донские части, между кубанцами и донцами были постоянные споры из-за добычи.

Другой кумир кубанцев был генерал Шкуро. Молодой еще человек, он в русско-германскую войну командовал партизанским отрядом при 111 кавалерийском корпусе. Как и все партизаны в эту войну, он ничем особенно не отличался. Во время войны с большевиками он выдвинулся быстрым освобождением и такою же быстрою сдачею Кисловодска.

Покровский и Шкуро нравились кубанцам. Они отвечали и духу добровольческой армии — духу партизанскому.

По мере освобождения Кубанского войска от большевиков число кубанцев увеличивалось, и они преобладали над добровольцами. Ко времени прибытия союзников, т.-е. к ноябрю 1918 года, в добровольческой армии считалось 351/2 тысяч кубанцев и 71/2 тысяч добровольцев. Не было прежних вождей добровольческой армии.

Убит был и красиво, истинным героем, умер генерал С.Л. Марков. 12 июня в одном из первых боев добровольческой армии после отдыха на Дону в станице Мечетинской — «предводительствуемые генералом Марковым части 1-й пехотной дивизии, после упорного боя овладели мостом и станцией «Шаблиевка». Задача, поставленная дивизии, составлявшей левый фланг добровольческой армии, была блестяще выполнена. Враг бежал, но часть его артиллерии еще продолжала стрелять, и одним из последних снарядов был ранен генерал Марков».

Был ранен в ногу и умер от заражения крови в ростовском госпитале другой герой-рыцарь добровольческой армии — Дроздовский.

Генерал Деникин становился одиноким. Покровский, Шкуро, новая знаменитость — генерал из рядовых казаков, окончивший всего учебную команду военного времени — Павличенко не могли быть ему ни советниками, ни помощниками, они сами нуждались в советах и руководстве, а генерал Деникин все более удалялся от армии и углублялся в политику.

В Новочеркасске политике не было места. Донской атаман определенно отмежевался от политики и искал только работников. Его кабинет управляющих отделами был совершенно пестрый. В нем были кадеты, были монархисты, управляющим отделом народного просвещения был левый социалист-революционер, почти большевик. Атаман одинаково разрешал собрания эсеров, кадетов и монархистов и одинаково их прикрывал, как только они выходили за рамки болтовни и пытались вмешаться во внутренние дела Войска. На Дону одновременно с эсеровской газетой «Приазовский Край» выходил монархический «Часовой». На Дону разрешалось работать, но воспрещалось мешать работе других. «Общественные деятели», если они не были у дела, на Дону не ценились. С Дона был выслан М.В. Родзянко, и на Дону дали понять А.И. Гучкову, что ему делать там нечего.

Все это собралось теперь в Екатеринодаре. Генерал Деникин оказался в центре самых сложных и запутанных политических интриг. Он поставил на своем знамени «единую и неделимую Россию», и все то, что не совпадало с этим, было ему ненавистно.

Скоропадский был изменником, изменниками были все украинцы, а с ними вместе изменниками были и руководители Рады — Быч, Рябовол, П.Л. Макаренко и все те, которые мечтали о федерации.

Как-то несколько позднее генерал Деникин был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, подобно тому, как это было на Дону, реял свой кубанский национальный флаг. Атаман сидел на первом месте, Деникин — на втором. Это его оскорбило и взорвало. Когда дошло дело до речей, он сказал почти буквально следующее:

— Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг единой великой России! За единую, неделимую Россию, ура!..

Заслуги кубанцев в боях и на походе затирались. В донесениях о них умалчивали; или ставили на втором месте. Природные кубанские казаки, за исключением Шкуро, Улагая и Павличенко, не занимали видных мест. В штабе Деникина кубанцев не было, а генералы русской службы Май-Маевский, барон Врангель, Эрдели, Покровский выдвигались на видные места. Это злило кубанцев.

К Дону отношение было сдержанное. На него тоже смотрели, как на неблагодарного сына, и стремились прибрать к рукам.

Пока дела Германии были хороши, и все снабжение шло в добровольческую армию из Украины через Дон, отношения Деникина к атаману были холодные, но сдержанные. Не желая оставить никаких следов о том, что добровольческая армия получала патроны и снаряды от немцев, генерал Деникин не требовал письменно или через свой штаб нужного ему снаряжения, но к атаману или к командующему донской армией прибывали из добровольческой армии частные люди (инженер Крюгер-Войновский и др.), или кто- либо из «общественных деятелей» и рассказывали о тяжелом положении добровольцев, о том, что у них не хватает ни патронов, ни снарядов, и что им необходимо послать столько-то того-то или того-то. Или об этом передавал представитель Донского войска при добровольческой армии генерал от кавалерии Смагин, и Донское войско, если только имело просимое, сейчас же, иногда в ущерб своим частям, отправляло транспорты добровольцам. Отношения между обеими армиями были вначале дружные, но равные. Дон не считал себя подчиненным генералу Деникину, и генерал Деникин, избегая прямых сношений с Доном, считал Дон независимым от себя.

Как только стало известно о победе союзников и о близкой перемене «ориентаций», добровольческая армия стала требовать от Дона все ей необходимое.

19 октября генерал Лукомский писал атаману: «Представитель артиллерийской части всевеликого войска Донского на Украине, генерал-майор барон Майдель, довел до сведения главного начальника снабжения добровольческой армии, что Украина может уступить Дону 640 пулеметов «Льюиса» и 30 миллионов патронов к ним, 20.000 ручных гранат, около 10 миллионов 3-линейных патронов россыпью и 100–200 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов.

«В виду острой нужды в предметах артиллерийского снабжения обращаюсь к вашему высокопревосходительству с покорнейшею просьбою, не признаете ли возможным уделить добровольческой армии часть из указанных запасов или оказать ваше содействие к получению армией от Украины, под видом снабжения Дона, следующих предметов артиллерийского довольствия: 1) 100 пулеметов «Льюиса» и 5 миллионов патронов к ним, 2) 10 тысяч ручных гранат, 3) 5 миллионов ружейных патронов россыпью, 4) 75 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов, из них 25 тысяч шрапнелей и 50 тысяч гранат, по возможности французских, 5) горных 5 тысяч, из них 2 тысячи шрапнелей и 3 тысячи гранат, 6) 48-линейных — 5 тысяч, из них 500 шрапнелей и 4.500 бомб с зарядами, 7) 6-дюймовых — три тысячи бомб. О последующем прошу вас не отказать уведомить меня»…

Атаман не мог исполнить в полной мере этой просьбы добровольческой армии, потому что он сам ничего из обещанного не получил. Способ требования через него запасов от Украины, нежелание добровольческой армии сноситься непосредственно с гетманом, ее брезгливость к гетману и немцам и вследствие этого выставление атамана каким-то посредником, наконец, та властная обособленная политика, которую вел Деникин, — все это огорчало и возмущало атамана.

С прибытием союзников генерал Деникин нашел возможным дать понять донскому атаману, что он во всем зависит от него и что, хочет или не хочет он, но ему придется подчиниться ему и подчинить донскую армию единому командованию. Донская армия к ноябрю месяцу подошла к Царицыну. Царицын был обложен с трех сторон, и сообщение его с его тылом прервано. Атаман ожидал прибытия тяжелых орудий, которые были куплены в Севастополе у немцев, и за которыми в Севастополь прибыл донской пароход «Сосьетэ».

Командированный на этом пароходе за орудиями офицер телеграфировал 18 ноября в Новочеркасск: «Адмирал Канин получил приказание генерала Деникина никому покамест ничего не давать». Одновременно с этим капитан 1-го ранга Лебедев телеграфировал по поводу тех же орудий: «Генерал Лукомский приказал доставить платформы в Новороссийск, где и будут установлены орудия по доставке их морем из Севастополя. Посылать орудия по железной дороге и в Ростов не признано возможным».

Генерал Деникин начинал мстить донскому атаману и показывать ему, что все находится теперь в его руках. После длительных переговоров и при содействии союзников эти орудия удалось получить только к февралю 1919 года, когда Азовское море замерзло, донская армия находилась в разложении, и не только нельзя было думать о штурме Царицына, но приходилось спешно убирать войска с царицынского фронта!

Вопрос о едином командовании был особенно важен генералу Деникину в виду того, что по мере освобождения Кубанского войска от большевиков Кубанская Рада все более хотела освободиться от опеки генерала Деникина. Один из ее членов П.Л. Макаренко предполагал, что настало время собрать конференцию из представителей добровольческой армии Дона и Кубани для решения вопросов, между которыми стояли и такие:

Будущая Россия — федеративное или унитарное государство?

Какое положение в ней займет Юго-Восточный союз, и из кого он будет состоять? Возможна ли теперь единая власть, и кому она может принадлежать?

Макаренко обратился со всеми этими вопросами к донскому атаману, который в декабре 1918 года отвечал ему:

…«Рассмотревши вопросы, подлежащие предварительному обсуждению в согласительной комиссии, т.-е. на конференции представителей добровольческой армии, Дона и Кубани, я полагаю, что заседания таковой комиссии являются преждевременными, так как большинство вопросов в данное время решено быть не может, а гадание о будущем, не имея никаких данных, явится лишь пустыми разговорами, для чего у меня нет свободных людей, ни средств, чтобы оплачивать их напрасную поездку и жизнь в Екатеринодаре, потому что:

«Будущая Россия — федеративное или унитарное государство? — праздный вопрос. Надо раньше освободить Россию от большевиков. Тогда прислушаться к голосу подлинной России, России, пережившей муки большевизма, и всем вместе обсудить этот вопрос. Говорить об этом Дону и Кубани — одной тридцатой России — преждевременно. Логически, конечно, Россия — единая и неделимая, потому что самим создавать принцип divide et impera[75] на свою голову не годится»…

На 13 ноября в Екатеринодаре генералом Деникиным было собрано совещание между представителями добровольческой армии, Дона и Кубани под председательством генерала Драгомирова. Предстояло решить три главных вопроса — о единой власти (диктатуре генерала Деникина), едином командовании и едином представителе перед иностранными союзными державами. От Донского войска были командированы генерал-лейтенанты Греков и Свечин и начальник войскового штаба генерал-майор Поляков. Им от донского атамана были даны готовые ответы: диктатура генерала Деникина не может быть признана, единое командование может быть лишь при едином фронте, и единый представитель возможен и желателен.

Совещания продолжались два дня. Генерал Драгомиров настаивал на полном подчинении Дона добровольческой армии и на осуществлении единого командования настолько, чтобы добровольческая армия могла распоряжаться каждым полком донской армии независимо от донского атамана.

К соглашению комиссия не пришла, а отношения обострились еще больше. Непосредственно за комиссией начались репрессии по отношению войска Донского. Не были отпущены из Севастополя столь нужные войску тяжелые орудия, генерал Семилетов получил разрешение на формирование «донского отряда» в добровольческой армии, что давало возможность укрываться от мобилизации и нарушало организацию донской армии. В отряд этот собирались все недовольные и враждебные атаману лица.

Наконец, было решено не допускать представителей союзных держав на Дон и всячески мешать непосредственным сношениям Дона с союзниками.

Когда в Екатеринодаре узнали о том, что капитаны Бонд и Ошэн едут на Дон, министр торговли и промышленности добровольческой армии В.А. Лебедев телеграфировал председателю войскового круга В.А. Харламову, что Бонд и Ошэн никем не уполномочены ехать на Дон и являются подставными лицами, нанятыми атаманом, чтобы инсценировать его дружбу с союзниками…

Так, с приездом союзников началась жестокая интрига против атамана и войска Донского, но им было уже не до того, чтобы парировать ее. Военные события изменились, войску Донскому угрожала гибель.