Глава III

Глава III

Тыл добровольческой армии на Дону. — Поведение офицеров. — Две разные точки зрения на Дон. — Мелочность характера генерала Деникина. — Враждебное отношение его к атаману и генералу Денисову.

Обе столицы Донского войска — Ростов и Новочеркасск — стали тылом добровольческой, армии. Это уж такой непреложный закон всякой армии, как бы строго дисциплинирована она ни была, что совершенно механически совершается отбор ее представителей. Все прекрасное, храброе, героическое, все военное и благородное отходит на фронт. Там совершаются подвиги, красотою которых умиленно любуется мир, там действуют чудо-богатыри Марковы, Дроздовские, Нежинцевы, там — красота, благородство и героизм. Но чем дальше отходишь от боевых линий к тылу, тем резче меняется картина. Все трусливое, уклоняющееся от боя, все, жаждущее не подвига смертного и славы, но наживы и наружного блеска, все спекулянты собираются в тылу. Здесь люди, не видевшие раньше и сторублевого билета, ворочают миллионами рублей, и у них кружится голова от этих денег, здесь продают «добычу», здесь постоянно вращаются герои с громадной популярностью в тылу и совершенно неизвестные на фронте. Фронт оборван, бос и наг, фронт голоден, — здесь сидят люди в ловко сшитых черкесках, в цветных башлыках, во френчах и галифэ, здесь пьют вино, хвастают своими подвигами, звенят золотом и говорят, говорят. Там, в передовых окопах, про политику не говорят, о будущем не думают, смерть сторожит эти думы, — здесь политиканствуют и создают такую окраску и физиономию, которой армия на деле не имеет.

В тылу — лазареты с врачами, санитарным персоналом и сестрами. В тылу — любовь и ревность. Раненые и больные часто бывают капризны и требовательны, и на правах раненых и больных позволяют себе весьма многое, оскорбляющее тех здоровых, которые отдали себя на служение им. Но настоящие раненые и больные не в счет, им это охотно прощают, но в лазаретах всегда бывает известный процент таких раненых, которые никогда ранены не были, таких больных, болезнь которых не найдет и не определит самый искусный врач. Эти «раненые» и «больные» приносят вино в лазареты, эти «раненые» и «больные» до глубокой ночи шатаются по городу, горланя песни, и управы на них нет нигде. Что может им сделать дежурная сестра, которая сама их безумно боится? Так было во всех армиях, так было и в добровольческой армии. В добровольческую армию вместе с идейными юношами шли «шкурники», и эти шкурники прочно оседали в тылу и теперь наводнили Ростов и Новочеркасск. И вот, начались те тяжелые отношения между Доном и добровольческой армией, которые бросались в глаза человеку вдумчивому. Сами армии были дружны вечной дружбой, спаянной вместе пролитой кровью, но тылы ссорились, и генерал Деникин и его окружающие, которые жили в тылу тыловой жизнью, поддались этому тыловому, враждебному Дону настроению.

Атаман восстановил старинный, до-петровский титул «Всевеликое войско Донское», и все войско, от казака до генерала подхватило этот титул. В Новочеркасске спешно печатались свои уставы, широко распространялась история войска, писали его географию, составляли особую хрестоматию. В школах и гимназиях после молитв дружно пели: «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон», и гимн этот подхлестывал и взвинчивал, как марсельеза. Над дворцом гордо реял сине-желто-красный флаг, и новочеркасские жители ходили им любоваться. Все это было «свое», особенное, новое, принадлежащее «Всевеликому войску Донскому».

Большевизму атаман противопоставил шовинизм, интернационалу — яркий национализм. Ездя по станицам и полкам, атаман везде говорил одно: «Любите свою великую, полную славы родину — тихий Дон и мать нашу Россию! За веру и родину, — что может быть выше этого девиза!»

Что такое было всевеликое войско Донское для офицера добровольческой армии? Донская область, Донская губерния и больше ничего. Казаки — четвертые полки кавалерийских дивизий, штабная конница, прикрытие обозов и конвои, словом — презрительно-ласковое — казачки.

Тем, кто в сердце своем носил священное бело-сине-красное знамя великой и неделимой России, претил новый донской флаг. Немногие понимали значение его, как переходного флага. Не понимал его и Деникин. Гимн донской для них был не гимн, но только песня. В войске Донском была старая дисциплина со всем старым воинским ритуалом, со знаменами, встречаемыми звуками похода, и с караульной службой, где часовой был лицом неприкосновенным. В добровольческой армии была дисциплина новая, упрощенная и бьющая на внешность, часто офицерски распущенная.

Атаман строго преследовал пьянство, и офицеров, замеченных в нетрезвом поведении, увольнял вовсе от службы без мундира и пенсии. И он, и особенно командующий донской армией генерал-майор Денисов требовали не только полного соблюдения воинской дисциплины и порядка, но и форменной, щегольской, насколько позволяли обстоятельства, одежды и благопристойного поведения в общественных местах. Разлад между Доном и добровольческой армией начался с мелочей и пустяков, но вылился в тяжелые формы вследствие крайнего самолюбия Деникина.

Его постоянно раздражала мысль, что войско Донское находится в хороших отношениях с немцами, и что немецкие офицеры бывают у атамана. Генерал Деникин не думал о том, что благодаря этому добровольческая армия неотказно получает оружие и патроны, и офицеры едут в нее через Украину и Дон совершенно свободно, но он видел в этом измену союзникам и сторонился от атамана…

В Новочеркасске, в Александровском саду по приказанию генерала Денисова действовало летнее гарнизонное собрание, куда могли приходить обедать офицеры с их семьями, и где они могли иметь дешевую (за 2 р. 50 к.) и здоровую пищу. По вечерам там играл войсковой хор и пели войсковые певчие. Офицеры добровольческой армии допускались туда на совершенно одинаковых условиях с офицерами донцами. Добровольцы не раз устраивали там пьяные кутежи со скандалами и, наконец, пустили по адресу войска Донского «крылатое» слово — всевеселое войско Донское.

Денисов промолчал. Вскоре на одном вечере в присутствии Денисова и одного полковника из добровольческой армии на войско Донское стали жестоко нападать за его сношения с немцами.

— Но что же войску делать, — сказал Денисов, — немцы пришли на территорию его и заняли. Войску Донскому приходится считаться с совершившимся фактом. Не может же оно, имея территорию и народ, ее населяющий, уходить от них, как то делает добровольческая армия. Войско Донское — не странствующие музыканты, как добровольческая армия.

Эти «странствующие музыканты» были переданы генералу Деникину, и он в свое время припомнил это словцо Денисова. Когда войско Донское начало свои сношения с союзниками, в штабе Деникина сказали: «Войско Донское — это проститутка, продающая себя тому, кто ей заплатит».

Денисов не остался в долгу и ответил: «Скажите добровольческой армии, что если войско Донское — проститутка, то добровольческая армия есть кот, пользующийся ее заработком и живущий у нее на содержании».

Это были мелочи. Но они разожгли самолюбие Деникина, и он стал добиваться удаления Денисова.

Деникин хотел, чтобы войско Донское было Донскою областью с некоторой автономией; он не соглашался признать донской армии, но желал иметь донские полки там, где они понадобятся; он решительно шел к тому старому режиму, о котором при обстоятельствах теперешнего момента атаман не мог и заикнуться. И Деникин стал во враждебные отношения к атаману, считая его главным виновником шовинистической политики Дона.

Но пока у донского атамана на фронте была 60.000-я армия, а у него вместе с кубанцами насчитывалось 12.000, пока все снабжение шло через донского атамана, взявшегося быть посредником между Украиной и немцами, с одной стороны, и добровольческой армией — с другой, Деникин молчал, и только окружающие его готовили грозную кампанию против генерала Денисова, атамана и всех донских патриотов. Они стремились свалить войско Донское, и впоследствии при помощи союзников они свалили его…, но в результате погубили последний ресурс в своей борьбе. Как только война перестала быть национальной, народной, она стала классовой и, как таковая, не могла иметь успеха в беднейшем классе.

Казаки и крестьяне отпали от добровольческой армии, и добровольческая армия погибла. Говорят об измене казаков Деникину, но нужно посмотреть, кто изменил раньше: казаки Деникину или Деникин казакам. Если бы Деникин не изменил казакам, не оскорбил бы жестоко их молодого национального чувства, они не покинули бы его. И прав был атаман, когда в числе своих врагов ставил и генерала Деникина. Генерал Деникин, быть может, сам того не понимая, работая на разрушение Донского войска, рубил сук, на котором сидел…