II

II

Совещание у генерал-губернатора. — Вопрос об учреждении сената и судебной палаты. — Спор о наименовании полиции. — Основной статут генерала Уварова. — Восстановление силы узаконений, изданных и после 27 февраля 1917 г. — Перед приездом главнокомандующего.

Вскоре по приезде, полковник Глазенап созвал из представителей ведомств совещание, обсуждению которого был предложен ряд вопросов, в том числе об учреждении местного сената и палаты и об организации полиции. Наиболее боевым на совещании оказался вопрос об организации полиции. Спор возгорелся, главным образом, вокруг названия, которое должно быть присвоено этому институту.

Дал такое направление спору все тот же генерал Уваров, выступивший с резкой критикой не самого положения о милиции временного правительства, а замены названия полиции — милицией, что могли невежественно допустить, по словам Уварова, только глубоко штатские люди.

Продолжая мысль генерала Уварова, врачебный инспектор Абрамов привел в качестве ultima ratio, окончательно убеждающего в необходимости сохранения прежних терминов — полиция, городовой, пристав и полицеймейстер, следующий эпизод, рассказанный ему полковником Глазенапом.

В одном из петербургских кафешантанов среди номеров этуалей неожиданно выступил городовой, просвистел в свисток и скрылся. Номер этот имел исключительно шумный успех у публики, и, как утверждал врачебный инспектор, эпизод этот воочию вскрыл, как Россия тоскует по прежнему милому городовому.

Эта справка из кафешантанных наблюдений ставропольского генерал-губернатора все же недостаточно убедила совещание в том, что и Ставропольская губерния разделяет тоску России о городовом, и организуемому институту охраны предложено было дать название государственной стражи.

Впредь до издания в законодательном порядке нового положения действовал этот институт применительно к прежнему положению Временного Правительства о милиции, за исключением подчинения стражи органам общественного управления, что, конечно, было совершенно естественно для для того исключительного времени.

Некоторыми из участников совещания предполагалось поднять вопрос о приказе генерала Уварова, возвращавшем Ставропольскую губернию одним взмахом пера вспять к порядку, существовавшему до 27 февраля 1917 года, с упразднением всех изданных после этой даты актов узаконений, до акта отречения государя включительно.

Приказ этот, не говоря уже о том, что на издание таких основных статутов генерал Уваров надлежаще не был уполномочен, вносил невероятную путаницу в действия правительственных учреждений и, рано или поздно, нуждался в отмене главным командованием.

Но после справки увеселительного характера о тоске России по городовому инициаторы предположения раздумали ставить этот вопрос на генерал-губернаторском совещании.

Доклады о восстановлении действия ряда узаконений, изданных Временным Правительством, были представлены председателем окружного суда и делегацией городской думы непосредственно генералу Деникину, и главнокомандующим был издан особый приказ о силе этих узаконений.

Генерал Уваров, хотя после назначения П.В. Глазенапа и был лишен права самостоятельного помпадурства, тем не менее ухитрялся на время выездов губернатора из Ставрополя развивать свою административную энергию.

Так, уже будучи помощником губернатора, он успел, за время отсутствия полковника Глазенапа, издать приказ, о котором я упоминал, на имя всех должностных лиц об уничтожении преступников на месте преступления и о предании менее виновных военно-полевому суду.

Перед самым приездом в Ставрополь генерала Деникина, когда предполагалось чествование главнокомандующего городской думы in corpore, он заарестовал некоторых влиятельных гласных, задержал до ночи оповещение городского самоуправления об ожидающемся утром прибытии, а на обед, которым губернатор чествовал главнокомандующего, позабыл пригласить председателя губернской земской управы А.М. Кухтина, но зато не забыл пригласить того самого Левицкого, который вместе с пьяными матросами играл отходную заключенным большевиками в ставропольской тюрьме заложникам буржуазии.

Словом, старался по мере сил и способностей, пока, наконец, не был отчислен в резерв чинов добровольческой армии.