I

I

Настоящая глава не может иметь своей задачей дать полный очерк чехо-словацкой эпопеи в Сибири; это заняло бы очень много места и времени, слишком отклонило бы нас в сторону от главной темы. Несомненно, в недалеком будущем появится не одно исчерпывающее исследование «чехо-словацких подвигов» в России. Наша цель — осветить лишь общие причины, давшие Интернационалу победу над белым национальным движением, дать ответ на то, какими силами располагал международный социалистический комплот; мы не можем пройти поэтому, не коснувшись многих сторон чехо-словацкого корпуса, который играл большую и печальную роль в направлении и исходе борьбы белых за национальное возрождение России.

Война, которую с 1914 года вел великий русский народ во главе с царем-мучеником Николаем II, имела, в числе многих других благотворительных целей, и задачу освободить от австрийского владычества Богемию, восстановить самостоятельность древней державы св. Вячеслава.

Чешские патриоты возлагали все свои надежды на Российскую империю; в течение 1914, 1915 и 1916 годов центр всей их работы был в Петрограде. В 1916 году создана на русские средства и русскими властями первая чехо-словацкая дивизия, состоявшая из добровольцев-чехов, живших в России или бежавших туда для активного участия в борьбе. В 1917 году начали формировать вторую дивизию, на этот раз уже из военно-пленных чехов и словаков, захваченных русской армией в боях, при этом брали в полки из концентрационных лагерей только лучших, испытанных людей.

Когда из туч, вызванных затянувшейся войной, грянул гром, когда величайшее несчастие стряслось над нашим отечеством; когда бунт распущенных солдат петроградского гарнизона, с помощью союзных и доморощенных «общественных» деятелей, обратился в дикую уродливую революцию; когда те же деятели вперегонки начали развращать боевые полки русской армии и топтать в грязь старые славные знамена, — зашатался русский боевой фронт; опьяненные полной разнузданностью солдаты жадно впитывали в свою массу «демократизацию», начатую Гучковым, Поливановым и Нахамкесом, охотно поддавались и следовали новым лозунгам, бросаемым демагогами всех оттенков, от толстого Родзянки до Ленина. Люди точно посходили с ума. Началась травля офицерства. Отказ от наступления. Пошли братания с врагом. Затем дезертирство, распродажа немцам орудий, пулеметов. И гнусное массовое избиение лучших генералов и офицеров.

Только самые крепкие части, где имелось больше старых настоящих офицеров и солдат, сохраняли еще вид воинской силы. И среди них была первая чехо-словацкая дивизия. За этот период она проявила много доблести и оказала немало подвигов; эта дивизия пыталась сдержать натиск германской пехоты на Стоходе, она старалась сдержать около себя и худшее, а именно — разложение русской армии, сохраняя в себе и дисциплину, и боеспособность, и даже внешний воинский вид; в грустные дни тарнопольских боев в июне 1917 года 1-я чешская дивизия совместно с немногими крепкими русскими частями прилагала все силы, чтобы остановить бегство «революционных войск 18 июня» и преградить вражеское вторжение вглубь страны.

Но каиново дело — русская революция — шло гигантскими шагами и докатилось до своего логического конца, до «похабного» Брест-Литовского мира. Тогда чехо-словацкие части, сведенные к этому времени в отдельный корпус, решили, что им в России больше делать нечего, — надо выбираться на западный фронт, во Францию. Да и небезопасно им было дальше пребывание в свободной Советской республике, так как в случае выдачи их австро-германцам (а тогда большевики исполняли еще все приказы главной германской квартиры), что ожидало бы чехов, как изменников присяги и верности своему отечеству? Чехо-словацкий корпус в полном составе, с оружием в руках, погрузился в эшелоны, чтобы выбраться из России. Не было надежды пробиться в Архангельск, решили ехать на Владивосток через Сибирь.

Большевики как будто были согласны выпустить чехо-словаков, но требовали сдачи оружия; Бронштейн (Троцкий) отдал приказ об этом и предписал принять решительные меры. Многие подчинились приказу и сдали пушки, пулеметы и винтовки. Но часть чехов, лучшая, понимала, что безоружные они будут игрушкой в руках коммунистов, и решила пробиваться силой.

Произошел почти одновременно ряд выступлений, от Пензы до Байкала, так как чешские эшелоны успели уже растянуться чуть не по всей длине Великого сибирского пути.

Всюду чехам оказали помощь тайные организации русских офицеров и казаки. Общими их усилиями была очищена от красных банд вся огромная восточная часть России. Как раз около этого времени прозвучали, как мировой набат, призывы союзных народов Великобритании, Америки, Японии, Италии и Франции всем сплотиться вокруг русского национального знамени и образовать снова восточный фронт для борьбы против Германии и большевиков. Отпала поэтому необходимость чешским дивизиям выбираться из России на французский фронт. Надо было усиливать и развивать действия здесь; все взоры были устремлены на Сибирь и Урал; на Волге образован был фронт. Загорелась борьба.

Это был период героев. Русские и чехи дрались вместе, как братья, не считаясь жертвами и подвигами, видя перед собой общую священную цель освобождения России от большевиков, этих «апостолов социализма и насадителей на земле нового рая».

Справедливость требует сказать, что без помощи офицерских организаций восстание чехо-словаков не имело бы успеха, — на каждой станции по уходе чехов снова появлялись бы большевистские банды, борьба приняла бы затяжной характер в чужой для чехов стране, на железной дороге длиной в пять тысяч верст, со всеми преимуществами на стороне красных; чехи были бы разбиты по частям и уничтожены. Доблестное многострадальное русское офицерство встало с оружием в руках на всем пространстве от Волги до Тихого океана и оказало братским славянским полкам могучую поддержку. Да и самые боевые действия чехо-словацких полков, имевшие такое славное начало, направлялись также русскими офицерами (как полковник Ушаков, павший в бою у Байкала, Войцеховский, Степанов и много других). Целый ряд городов, — Омск, Иркутск, Челябинск, Орск, Оренбург и Троицк, — был очищен от большевиков без всякого участия чехов, одними белогвардейскими организациями и казаками. В освобождении Сибири от банд кроваво-красной армии летом 1918 года первая и большая заслуга была за русскими белогвардейскими организациями. Но эти настоящие герои, русский офицер и доброволец, ценили помощь братьев-чехов, рады были ей бесконечно и уступали в благодарность им первое место. Население же встречало чехо-словаков повсюду, как избавителей, засыпало цветами и подарками.

Временное сибирское правительство, образовавшееся 30 июня (1918 г.), после свержения большевиков, издало в первый же день своей власти благодарственную грамоту, где отмечало крупные заслуги чехов и словаков в истории освобождения и спасения Сибири и даже перед всем славянством.

После быстрых успехов первого выступления чехи были повернуты, по приказу из Парижа, на запад, к Волге, — союзникам необходимо было образовать восточный фронт против немцев, — тогда судьба мировой войны еще далеко не была ясна.

Так развивались события. Без особых трудов и потерь были взяты города Уфа, Самара и Симбирск. 7 августа 1918 года заняли Казань, после чего и был создан волжский фронт, командование которым было вручено чешскому поручику Чечеку, произведенному в генералы. Операции на этом фронте велись, главным образом, также русскими добровольцами-белогвардейцами, отряды которых шли безропотно в подчинение чешским безграмотным офицерам и генералам; из последних только один Чечек был лейтенантом военного времени австрийской службы, Ян Сыровой служил раньше коммивояжером, Гайда — фельдшером…

Порыв в то время, летом 1918 года, был грандиозен. Наша, тогда еще не выбитая и не забитая, интеллигенция посылала тысячами свою учащуюся молодежь в ряды белой гвардии; офицерство поголовно бралось за винтовки, даже старые генералы становились простыми номерами к орудиям. Выдвинулся блестящий военный талант молодого полковника генерального штаба В.О. Каппеля, который делал чисто суворовские чудо-маневры, поспевал везде и бил красных, как хотел. Чешские полки, увлеченные этим порывом и успехом, шли вместе с нашими; их охватила та же могучая волна, и увлекли легкие победы. И опять-таки вся слава и благодарность радостными волжанами, освобожденными от гнета большевиков, отдавалась чехо-словакам. Их только-только не носили на руках. И дарили им все, дарили широко, по-русски, от сердца. Забитые и полуголые бедняки-чехи стали богатеть от русской щедрости, аппетиты у них разожглись, и очень скоро у чехов вошло в обычай — тотчас по занятии города, — нашими ли белогвардейцами или ими, — приступать уже просто к реквизиции русских казенных складов, налагая руку иногда и на частное имущество. И на это вначале махали рукой наши: «Все бери, наплевать, — только помоги с большевиками покончить».

Бронштейн и Ленин, напутанные успешными действиями белых на Волге, начали собирать все возможные силы и направлять их на Казань; сюда шли лучшие и наиболее надежные красноармейские части во главе с латышскими полками. В начале чехи, под командой отличного офицера, полковника Швеца, сдерживали здесь натиск красных и отбивали их атаки. Но с каждым днем боеспособность чехов понижалась, — они привыкли за первый период к легким победам, к веселой службе быстрых налетов, триумфальных занятий пустых городов; теперь приходилось иметь дело с многочисленным и упорным противником, нужно было вести серьезные и трудные оборонительные бои с бессонными ночами, тяжелыми потерями.

В то же время падали, выбывали из строя лучшие силы, те чехи-герои, имена и память которых для России будут всегда священны. А на их место шли худшие элементы: брались пополнения из числа военнопленных, из концентрационных лагерей Сибири. Этими людьми начали заполнять небольшие кадры уже без всякой меры, довели состав чехо-словацкого корпуса свыше пятидесяти тысяч человек. Большинство из этих новых людей меняло убогую жизнь военнопленного концентрационного лагеря на почетное звание стрелка для того, чтобы получить новую нарядную одежду и сытую привольную жизнь; драться же, а тем более подвергать риску в боях свою жизнь они не желали. Только железная дисциплина и хорошие начальники могли бы сделать эту массу боеспособной, сумели бы добиться хороших результатов.

А на место этого пришло вот что. Чехо-войском руководил теперь чешский национальный комитет, члены которого состояли к концу лета 1918 года почти сплошь из социалистов, вроде Богдана Павлу, Гирса, Патейдль, Краль, Модек, Клофач, Благош (предавший в декабре 1919 года адмирала Колчака) и др. Все они были нашими военно-пленными и отсиживались в лагерях, ожидая конца мировой войны. Теперь, когда Америка, Франция и Англия взяли чехов под покровительство, эти милостивые государи выползли на свет и, чтобы попасть к власти и пользоваться большим влиянием на солдатскую массу, пустили в ход самую беззастенчивую демагогию.

Повторилась печальная история лета 1917 года, развала русской армии Керенским и его партийными соратниками. Со всех углов России полезли русские социалисты, главным образом эсеры, и устремились на Волгу к своим «товарищам-чехам»; приплыл в Самару на пароходе «Дед» один из главных разрушителей и предателей России В. Чернов, целый ряд «ответственных» партийных работников и много рядовой мелкоты. Все они были приняты чешским национальным советом, как свои люди, с распростертыми объятиями. Закипела общая работа, зачадила политическая кухня. Совместными усилиями и ловкими вольтами было образовано самарское правительство — комитет членов учредиловки (по сокращенному Комуч).

Опираясь на чешские штыки, центральный комитет партии социалистов-революционеров захватил власть в Волжском районе, чтобы продолжать свой преступный и кровавый опыт насаждения в России социализма.

Понятно, чешские дельцы, политиканы-социалисты из национального комитета, получили за это свою плату; уже с самой Самары они повели сначала осторожные коммерческие дела, затем открытую и беззастенчивую спекуляцию и, наконец, чистый грабеж.

Этот пример вдохновителей и политических вожаков чешского воинства подействовал заразительно на их массы. Их руководящими стимулами скоро стали обогащение и борьба «против русской реакции». На этой почве шел быстро развал чешских полков. Политиканы чешско-русского социалистического блока поспешили удалить с чешской службы, с ответственных постов, всех русских офицеров, заменяя их своими людьми.

Удержание Казани для нас, русских, было крайне важно; поэтому сюда были направлены из-под Симбирска отряды полковника Каппеля, его чудо-богатыри, волжские добровольцы. Каппель обрушился на большевиков с фланга и готов был нанести им сокрушительный удар, но в самую решительную минуту чехи не поддержали его, отказались выполнить боевой приказ, очистили свой участок. Вследствие этого наши части понесли большие потери и, продержавшись несколько дней на оборонительных позициях, должны были отступить. 9 сентября Казань пала и подверглась еще большим ужасам красного террора.

Через два дня большевики заняли Симбирск, затем Сызрань и Самару. Чехи перестали сражаться. Они уходили при первом натиске красных, увозя на подводах и в поездах все, что могли забрать из богатых войсковых складов, — русское казенное добро. Надо иметь в виду, что на Волге оставались тогда еще колоссальные заготовки времени 1916 и 1917 годов для нужд мировой войны.

За чехами тянулись толпы беженцев с Волги, — стариков, женщин, детей; то население, которое несколько недель тому назад забрасывало чехо-словацкие полки цветами и восторженно приветствовало их, как братьев-освободителей, шло теперь пешком, редкие ехали на подводах, потревоженные с насиженных мест, на восток, в неизвестное будущее; оставаться им по домам было нельзя, ибо не только за помощь чехам, но даже за простое сочувствие им большевики истребляли целые семьи.

Можно себе представить, какие чувства были у этой обездоленной и преданной толпы.

Царил неописуемый ужас, и невольно среди многих тысяч беженцев и населения, брошенного на произвол чрезвычаек, возникал вопрос: зачем было все это? Лучше и не было бы чехов совсем, чтобы они и не выступали…

Действительно, это было бы лучше, так как их выступление было преждевременно, оно сорвало тайную работу белогвардейских организаций, творящуюся подпольно тогда на всем пространстве России, сорвало в тот момент, когда дело не было еще налажено и объединено.

На заборах и стенах всех городов и железнодорожных станций еще пестрели разноцветные обращения и прокламации чехов к русскому населению с призывом общей борьбы против большевиков, с громкими обещаниями драться до победного конца.

А вместо этого — сдача всех позиций, отказ от выполнения боевых приказов, предательство по отношению к русским добровольцам.

Не все чехи и словаки были виноваты в этом. В рядах их полков немало состояло еще настоящих солдат, истинных героев. Эти искренно возмущались недостойным поведением своей массы, негодовали, но бессильны были что- либо изменить. Да и не понимали они ясно, где причина этого, кто истинные виновники позора и неудач.

Озлобленная всеми этими неудачами, чешская солдатская масса готова была проклинать всех и вся, не видя, что главные преступники свалившегося несчастья и напрасных жертв сидели в чешском национальном комитете и в Комуче — в лице узких, партийных дельцов-социалистов.

На их ответственности и на их совести лежала вся кровь, пролитая за эти месяцы, и моря слез.