Глава XIII
Глава XIII
Визгин пригласил к себе в кабинет Добротина и Людена, предупредил дежурного, чтобы без особой нужды их не отвлекали.
— У нас за эти дни, — сказал Визгин, — скопилось немало весьма важных сведений. Надо посоветоваться.
Недавно армейские разведчики захватили в плен финского лейтенанта, который сидел чуть не до последних дней на Пикшуеве. Место это, как известно, бойкое, куда ни плывешь — в Озерко, в Эйну, в Кутовую или на Лицу, никак не минуешь Пикшуева. Оттуда все на виду.
— Этот финский лейтенант, — сказал Добротин, — на допросах прозрел, а потом прямо сказал, что разуверился в войне, финнам она пользы не принесет. Осенью служба у них унылая, стреляли редко. Солдаты мерзли на продуваемом всеми ветрами мысу. Снежные бураны, метели за ночь начисто заметали траншеи, капониры, ходы сообщений. Ветер выдувал скудное тепло из землянок. На голом гранитном Пикшуеве, считай, что не служба, а каторга.
Упрашивали начальство этот пост снять, людей перевести поглубже на материк. В конце концов такое согласие было получено. Оружие закопали. Оно, мол, пригодится весной.
Рассказ Добротина заинтересовал Визгина, он предложил:
— Может, сходим, поищем? Если все там — заберем, зачем оставлять?.. Чтоб опять, в нас стреляли?
Люден поддержал эту идею.
— Но идти некому, — возразил Добротин. — Разве что подобрать разведчиков из морской пехоты, особенно из тех, кого передали из отряда в сентябре. Я недавно видел Авакьяна, горюем, говорит, скучаем по своим. А из отряда послать тех, кто в операцию еще не ходил.
— Это разумно, — согласился Визгин, — готовьте операцию. Попробуем выгрести у егерей оружие.
Пошли к Пикшуеву на двух мотоботах, на каждом уместилось по тридцать пять разведчиков. Выбрали не раз испытанные боты потому, что они хорошо держатся на волне, верхняя палуба попросторнее, есть трюм для груза да еще ручная лебедка со стрелой.
Вместе с разведчиками отплыл лейтенант-пограничник Миронычев с красноармейцем. На их попечение определили пленного финна и переводчика.
Эти рыболовные суденышки ходили в мирное время на путину в прибрежных водах. Далеко не заплывали. Плавали с флажной сигнализацией да светофором. В нынешнем походе могла случиться всякая непредвиденность. В поход выделили радиста Володю Чижевского, который с разведчиками сойдет на берег и в случае необходимости даст сигнал.
Едва высунулись из Кольского залива и повернули за Сетьнаволок, как на мореходов обрушился восьмибалльный шторм. Утлые ботики волнами трепало как скорлупки.
Командир разведчиков пробрался в рубку к рулевому, с ним вахту нес старшина головного бота.
— Что будем делать, командир? Волной окатывает моих ребят. Разве под плащ-палатками убережешься?
— Надо возвращаться, товарищ лейтенант. Дальше еще хуже будет, измотает нас до Пикшуева.
— Плохая примета — назад ходить. Пути не будет. А нам задачу надо выполнить.
— Как вы ее выполните? Может, и к берегу не подойти. И до ниточки мокрехонькие…
— А если повернуть в Порт-Владимир? Это по пути, все не назад.
— Туда можно. Отстояться есть где, в бухте за ветром. Там свои люди, попросим, помогут и харчами и горючим.
В кубрики люди не вмещались. С верхней палубы кого спустили в машинное отделение, кого затолкали в крохотный тамбур, кого примостили на камбузе, на трапе. Крышку люка над трюмом открывать не рискнули, побоялись, захлестнет волной, потом не откачаешь.
От мыса Шарапова подались в Порт-Владимир, забрались в бухту, там отстоялись, высушили одежду, отогрелись в землянке обслуги порта. Ждали погоду почти весь день. Вечером покинули Порт-Владимир. Море немного улеглось, ветер стал затихать, только «мертвая зыбь» перекладывала боты с одного водяного увала на другой. Они уже не зарывались форштевнями в волну, вода не перекатывалась от носу к корме. Перешли на Рыбачий, в Эйну.
Постояли час-два, передохнули. Мотористы что-то подтягивали и подлаживали в машинах, особенно барахлил мотор на ведомом боте. По нескольку раз выверили все и снаружи и внутри обоих суденышек.
В полночь отошли от бревенчатой пристани Эйны и по Мотовскому заливу пошли к его южному берегу, к Пикшуеву.
К берегу подойти не удалось, накатные волны бились о гранитные лбища, с шумом вскидывали лавины воды, рассыпались брызгами и пеной.
Прошлись взад-вперед вдоль берега, попробовали подобраться поближе. Ни одного тихого местечка, ни малейшего закутка, ни бухточки, ни островка, за которым бы волны были поменьше.
Примерно в кабельтове от берега бросили якоря. Держали они хорошо, не ползли. Но болтало весьма изрядно, только не било о камни.
Отвели кран-балки, стали спускать за борт шлюпки.
— Эй, зачем вы спустили это решето? — закричал Модест Грошков, немало поплававший по морям и океанам на больших судах и знавший толк в шлюпках.
— Какое решето?
— Да вот это, — показал на днище шлюпки Яков Попов, знавший до тонкостей шлюпочное дело, ходивший под парусом, участвовавший в шлюпочных соревнованиях.
В отряде Яков числился баталером. Он, Грошков да еще с полдюжины таких же, выздоравливающих после ранения, ребят охраняли отрядный дом, инвентарь, несли дежурство. А ныне почти все они оказались в походе.
— Это не решето, а шлюпка, — сказал боцман бота, будто не замечая, что вода в ней добралась уже до банок.
— Эту дырявую посуду вы называете шлюпкой? Плавучий гроб надежнее. На ней только на дне раков кормить, — огрызнулся Аркадий Авакьян.
— Цепляй стропы, будем выбирать назад, — согласился боцман.
Шлюпку подняли, на талях наклонили на один борт, слили воду.
— Как вы на ней ходили? — допытывался Грошков.
— А мы не ходили, она стояла все время на кильбалках, — ответил боцман, закрепив шлюпку и вытирая руки ветошью.
— А проверить не могли? А вдруг бы понадобилась в море, вдали от берега… Как бы себя чувствовали? — не унимался Попов.
— Что наш бот, что шлюпка — оба одинаковы, и на той и на другом далеко не уйдешь, примеривайся ко дну, — отмахнулся боцман.
— Хватит болтать, — прикрикнул командир десантной группы, — делом занимайтесь. Как теперь с одной шлюпкой будем управляться?
— Как надо, так и управимся, — заявил Авакьян.
Бот на якорь-цепи болтало волной, он ходил ходуном, шлюпку от другого бота подвели к головному, но она ускользала то чуть не к днищу бота, то ее вскидывало к леерным стойкам. Приловчился и первым прыгнул в нее Авакьян, сразу же ухватился за банку, удержался, выровнял шлюпку, чтоб не кренилась, перебрался к пеньковому концу, который на весу держал моряк на боте, поймал его, ухватился и держал руками как швартовый трос. Другой моряк продолжал удерживать шлюпку с кормы отпорным крюком.
Оттолкнулись от борта, навалились на весла.
Люди на ботах поглядывали то на шлюпку, то на берег. Шлюпку бросало вверх и вниз, вскидывало на гребень, опускало между волнами, но шла она довольно ходко.
Гребцы подогнали шлюпку к берегу на затихающем накате, десантники выпрыгнули на обсушку. Моряк напрягся и с откатной волной оторвался от камней, следующую волну встретил носом, его перекинуло через гребень, очередной отлив потянул еще дальше в море. Надавил на весла, напружинился, следующим откатом опять отбросило, но до бота все же дошел.
В шлюпку спустилась очередная партия…
Те, что высадились на берег первым рейсом, не стали ждать, пока соберутся все, полезли по откосу вверх, — то брели по снегу, ломая нетолстый наст, то натыкались на заледенелости. Скользкие места либо обходили, либо растаптывали, прокладывая тропу для остальных.
Гуськом, группа за группой, подтянулись к остаткам маяка. Тут ничего заметно не изменилось. Из-под снега выступали капониры, брустверы, огневые точки и ходы сообщений..
Пленный финн показал места, где, как ему помнилось, зарыты в снег орудия, боеприпасы и другое тяжелое имущество. Не покажи он, никогда не угадать, что там что-то схоронено, снег и снег, местами торчат бугорки, какие ветер надувает на открытых местах.
Откопали один ствол, вскоре из-под снега показался второй, оба от малокалиберных орудий, типа «сорокапяток». Не обманул пленный, не к пустому месту привел. Повеселели, дело пошло проворнее. Из снежного навала выгребли лафеты орудий другого калибра, раза в два побольше, нашли замки.
— Авакьян, Попов, спускайте стволы и лафеты вниз, — командовал лейтенант.
— Товарищ лейтенант, на такой волне утопить запросто, качнет посильнее — и булькнет за борт, — сказал Вася Горшков, знавший повадки моря.
— Я тебя самого булькну, не за тем сюда шли, чтобы в море топить. Все доставить в целости и сохранности. И пусть на ботах крепят как следует, чтоб не ерзало, никакой слабины в тросах, — приструнил командир.
Нашли ящики со снарядами, потянули их по снегу вниз, а их ни много ни мало — триста тридцать снарядов, потом наткнулись на цинковые коробки с винтовочными патронами, на бочку с бензином.
— Скатывай ее вниз.
Отрыли скатки телефонного кабеля, его оказалось семь километров.
Лейтенант Грачев подошел к переводчику:
— Спроси пленного, почему все это отсюда не увезли.
— Тащить на себе по горам тяжело. Да и незачем. Весной бы вернулись.
— А как сюда привезли?
— На катере из Титовки.
— Как на катере, на каком? — изумился лейтенант.
— Его на прицепе автомобилем прикатили из Норвегии. На катере сюда все тяжелое по заливу переправили. Он сломан. Стоит на обсушке.
Никаких сведений о том, что немцы ходят по заливу на своем катере, в штабах не было.
Перелопатили и истоптали снег вокруг, выгребли еще немало имущества, все спустили к берегу. Приближалось утро. Не управились и с половиной найденного.
— Все, на этом кончай! Пойдем на Рыбачий. Там переждем. Вечером снова придем, — объявил командир.
— Может, на часик-другой задержимся, все заберем, а потом уйдем в Эйну, — осмелился предложить Авакьян.
— Нельзя рисковать, на свету заметят — побьют из пушек или напустят самолеты.
Чижевский отстучал радиограмму, что отряд уходит с трофеями в Эйну. Как стемнеет — вернется, чтобы подчистить все на берегу.
Вечером перешли к Пикшуеву одним ботом. Подобрали с берега все до последнего ящика. Затеяли столкнуть на воду и немецкий катер.
— Зачем эта рухлядь? — возразил кто-то.
— В хозяйстве пригодится, корпус есть, машина тоже. Мастера вал заменят или нарастят, винт поставят. Еще нам послужит.
— Чего надрываться толкать? Заведи конец с бота, буксиром стянем…
— И верно!
Стянули катер в воду, взяли его на буксир и пошли в Эйну. Пристали к борту ждавшего их бота. Задерживаться долго не стали, выровняли груз, сменили буксирный канат к трофейному катеру и отвалили от причала.
Шли в кильватере, головной бот буксировал катер, за ним, поотстав на кабельтов, пыхтел двигателем, временами выбрасывая искры из выхлопной трубы, второй бот.
Море не улеглось. В такую осеннюю пору оно редко бывает спокойным. Все ходит ходуном, ветры его раскачивают.
Трофейный катер без рулевого то зарывался, носом в волну, то подставлял ей бока. Со второго бота просемафорили, что двигатель у них барахлит, работает с перебоями, чихает, фыркает, ему делают вспрыскивания, подкручивают, он какое-то время снова постукивает поршнями, а потом опять замирает.
Отцепили буксир с трофейного катера, закрепили его на втором боте, немецкий оставили болтаться на волнах. Наблюдатели из Порт-Владимира позднее сообщили, что катер затонул.
Визгин остался доволен исходом операции. У отряда теперь есть много трофейного оружия и боеприпасов. И то и другое пригодится в походах по немецким тылам.