Эвакуация

Когда началась война, поступил приказ: всех детей эвакуировать. Мама вспоминала, что в начале блокады по домам ходили работники ЖЭКов и собирали малолетних детей для отправки эшелоном из Ленинграда. Но она не отдала нас с братом, хотя это оказалось не так просто – она мотивировала свой поступок тем, что дети должны обязательно находиться с матерью. И таким образом сохранила нас. И до 1942 года мы находились в блокадном Ленинграде. А тех детей, родителей которых удалось уговорить, посадили в вагоны и отправили с вокзала. Как оказалось потом, – поезд ушел в никуда, потому что после войны многие родители так и не смогли найти своих детей. Когда нас наконец эвакуировали вместе с мамой, вода уже покрывала лед – нас везли по Дороге жизни через Ладожское озеро. По этой ледовой дороге шла вереница машин с умирающими от голода блокадниками. Нас вез автобус с выбитыми стеклами, для того чтобы в случае катастрофы могли бы спастись.

Мама впоследствии рассказывала: один из грузовиков провалился под лед, и в числе прочих какой-то мужчина оказался на дне озера. Но на плечах у него был мешок из какой-то плотной ткани. Мешок раздулся и поднял его на поверхность. На грузовике находилось много людей, но только двоим удалось таким образом спастись. Выбравшись на лед, они вдруг увидели страшную картину. В полынье, в которую провалилась шедшая впереди машина, барахталась женщина. А мародер с палкой в руках стоял у кромки льда и бил ее по голове. Невдалеке валялись вещи, которые мародер успел выловить. Сила гнева у чудом спасшихся мужчин была настолько велика, что они, не раздумывая, кинулись на мародера, избили его до полусмерти и без сожаления сбросили в воду. А женщину спасли…

Мы, дети, прижавшись друг к другу и к своим воспитателям, может быть, не понимали всей опасности, которую чувствовали взрослые. И так в страхе, с большим напряжением нервов, мы ехали четыре часа и наконец переправились благополучно на товарную станцию. Первая остановка была в городе Астрахань. На берегу в ожидании дальнейшего пути я, заигравшись, забрался в какую-то лодку, стоящую у берега. Лодка накренилась, и я упал в воду. Помню, как я испугался и стал кричать, на мой крик прибежала мама, она где-то рядом беседовала с какой-то женщиной, она вытащила меня из воды, к счастью там было неглубоко, проблема в том, что я весь перепачкался в мазуте, – как сегодня вижу эти темно-синие круги у берега. Процесс отмывания оказался не из приятных.

Наконец последовала очередная команда посадки на теплоход, народу на пристани находилось очень много, в этой толпе потерялся мой брат, который был старше меня на 4 года. Мама кричала, звала, но без ответа, и вдруг мы увидели сандалию моего брата, мама продолжала звать брата, и в это время толпа втолкнула нас в теплоход. Мама кричала и плакала – ужас! – но на просьбу задержать отправление теплохода капитан ответил отказом, приводил причины, по которым сделать это нельзя. И вдруг произошло чудо! Моего брата подвела к нам какая-то женщина, она услышала, как брат плакал, кричал и звал маму, и взяла его с собой на теплоход. Восторг моей матери, которая снова обрела своего ребенка, словами не передать.

После Ладоги наша эвакуация продолжилась уже по железной дороге. Долго стояли на запасных путях, потому что в первую очередь пропускали эшелоны с войсками и военной техникой. В нашем вагоне было очень холодно. Спали в одежде. Волосы примерзали к стенке, завелись вши, вечные спутники холода и голода. Скудную еду нам выдавали на станциях, за водой бегали самостоятельно. На одной станции брат пошел за кипятком, а в это время наш эшелон внезапно отправили намного раньше объявленного времени, и мой брат Лазарь отстал от поезда… Два дня мы с мамой проплакали. Мама не могла смириться с тем, что потеряла сына уже во второй раз, что он сейчас неизвестно где, без документов, без денег, без возможности получать питание. Каково же было наше изумление, когда мы вдруг увидели измученного Лазаря на очередной остановке. Оказалось, что он бросился бежать вдогонку за поездом в надежде, что эшелон остановится на ближайшем полустанке. Этого не случилось, но он в отчаянии продолжал погоню за поездом, давно скрывшимся за горизонтом. Силы оставляли его… И тут его заметил машинист паровоза, который перегонялся на восток (где имелись вагоны, но не хватало паровозов). Он подобрал Лазаря и доставил на станцию, где в это время стоял наш эшелон и где мы безнадежно горевали о нем. Брат весь обмороженный – руки, лицо! Измученный и весь в угольной пыли, но живой, и снова с нами – это было чудо!

По нужде приходилось решать свои проблемы прямо в вагоне. До следующей остановки проходило до двух часов, а иногда и больше. Девушки 18–20 лет напоминали старух… Они потеряли чувство естественной стыдливости, оправлялись прямо на перроне вокзала. Я помню, одна женщина отчаянно металась у доходившего ей до уровня груди пола вагона, когда поезд потихоньку начал набирать ход. А люди не в силах были ей помочь. Остаться одной на станции в этом хаосе – не всякое сердце выдержит. Тогда произошло почти чудо: поезд замедлил ход, и кто-то помог ей взобраться в вагон.

Моя семья: слева – Лев, в центре – мама, справа – Лазарь

Проезжаем пять-шесть километров, машинист останавливает состав. Все выбегают и падают на землю. Самолеты налетают и бомбят. Потом собираются кто уцелел, и поезд трогается. Проедем некоторое время и снова стоп! Машинист первый бежит, а за ним все остальные. Бомбы летят и дико свистят. Страшнее любого снаряда, жуткое ощущение, душу леденит. Потом оказалось, немцы нарочно делали авиабомбы с хвостовым оперением, чтобы добиваться психического эффекта. Нужно сказать, что на всем протяжении наших скитаний почти всегда попадались люди, выручавшие в трудную минуту в опасной ситуации. Люди, чьих имен я, конечно же, не знаю, которые, возможно, погибли… Низкий им поклон, ибо без них мы бы не пережили весь этот кошмар эвакуации и последующие годы.