Мой прадед защищал Родину!

В этом году наша страна отпраздновала 70-ю годовщину победы в Великой Отечественной войне. Одновременно по всей России 9 Мая прошла акция «Бессмертный полк», в которой я принял непосредственное участие. Для этого мне потребовалось узнать историю моего прадеда. Я попросил рассказать мне о нем моего дядю, который был с ним лично знаком и которому прадед однажды рассказал такую вот историю.

На фронт я попал летом 42-го. Воевать пришлось в своих родных местах в Липецкой области. Был связистом при штабе. Раз как-то нет связи с батальонами – Александров, наладить! Есть! Бегу по линии связи, вот он, обрыв. Танком порвало. Гусеницами разбросало концы линии в разные стороны. Один даже в небольшой овражек, заросший кустами, забросило. Собрал провода, винтовку, вещмешок положил рядом и присел скручивать концы.

В этот момент резкий удар в спину и вскользь по голове. Кувыркаюсь вперед, голову выворачиваю, фашист – дородный такой, автомат на груди, пилотка моя у него в руках. Вдали еще немцы видны. Пока он непонимающе ее рассматривал, я в кусты и бегом оврагом к своим. На мой вопрос: «А зачем немцу пилотка?» Дед ответил: «Оглушить он меня хотел, чтобы в плен взять. А я в этот момент присел неожиданно, вот пилотка у него в руках и осталась» Прибегаю в штаб, без оружия, без вещмешка и пилотки. Докладываю: «Фрицы справа за оврагом!» Полковник не верит мне: «Панику сеешь! Где винтовка? Где головной убор? Расстреляю, если оружие не вернешь!» Но все же решил проверить, послал со мной старшину.

Тот дал мне гранату, и побежали мы с ним к знакомому овражку. Бежим по нему, пригибаемся, поглядываем иногда из него. А вот и немцы, нас не видят. Старшина дал длинную очередь, я бросил гранату. Взрыв, крики, выстрелы и вдруг тишина. То ли побили фрицев, то ли убежали они. Ноги одного убитого из кустов видны. Старшина мне «Бежим докладывать!» «Не могу, оружие надо забрать, да и вещмешок жалко» – отвечаю.

Он обратно в часть, а я на поиски своего добра. Винтовку, сидор и катушку нашел на том же месте, где и оставил, провода немцы разбросали далеко в разные стороны. Но нашел и, подтянув их, соединил. А пилотки не было, немец, наверно, забрал. Подобрал я все свое добро и другим оврагом обратно в часть. А там все окапываются, к бою готовятся. Но противник не появился, видно, передовой отряд заблудился или разведка была, а мы со старшиной их пуганули. Но полковник больше не ругался. «Молодец!» – говорит.

Дальше осень, отступаем с боями, грязь непролазная, часть попала в окружение. Дали команду: выходить небольшими группами. Идем, патронов нет. Вдруг немцы цепью идут, перекликаются, стреляют на ходу. Все рванули в разные стороны, одни вперед побежали, а я знал – там пустырь, другие в стороны по кустам. А фрицы вот они, рядом. Куда деваться? Упал на землю, винтовку в одну сторону, подсумок с вещмешком в другую. Лежу не дышу. Немец подходит, сапогом в бок. Лежу лицом в грязь, от боли не вздохнуть, но молчу, не шевелюсь. «Рус капут!» Засмеялся и пошел дальше немец. Почему не выстрелил он? Не знаю. Обычно стреляют для проверки. До сих пор задаю этот вопрос себе. Повезло!

В сторону фронта ходу нет. Места знакомые, два дня пробирался в свою деревню. Форму, документы спрятал в сарае за домом, там и одежда старая была. Захожу в хату, а там немцы за столом сидят, жена у печи хлопочет, дети на лавке в углу. Жена моя, умница, все поняла правильно, будничным голосом: «Садись, сейчас накормлю». Немцы покосились и все, ну а чего дергаться – пришел муж с поля и пришел. Сижу, ем, дети рядом (маленькие еще были, ничего не понимали), все нормально. И тут нелегкая принесла мою сестру. Та с порога давай причитать: «Ой, Володенька! Да откуда же ты вернулся!» Немцы, такое дело, за оружие и меня в штаб. Там переводчик: «Кто такой? Откуда?» Говорю, мол, здешний я, скотину гонял за фронт. Не поверили. Раздели по пояс, осмотрели меня, руки обнюхали и в сарай. («Порохом руки пахли», – на мой удивленный взгляд пояснил дед.) А там уже человек десять наших, кто в гимнастерке, кто в шинели, двое в гражданской одежде, как и я. Правда, местных и знакомых никого. Все молчат, угрюмые.

Утром куда-то нас погнали, еды не дали. По дороге еще несколько групп пленных присоединили к нам. На ночь согнали в пустой сарай без верха. Я в углу лег спать на досках. Повернулся, локоть провалился в труху у стены, бревно нижнее почти сгнило. В темноте расчистил углубление под бревном, да и забился туда, габарита я небольшого, доски на себя натянул. Рано утром всех подняли, бегло осмотрели сарай, пересчитывать не стали, построили колонной и дальше погнали. Немцы так аккуратисты, а тут то ли торопились, то ли еще что. Опять повезло!

Выбрался, леском пошел обратно к дому, а туда нельзя! Узнают! Ночью пробрался в свой сарай, забрал документы, гимнастерку, пилотку, посмотрел на окошки родного дома и пошел в сторону фронта. Через пару дней наткнулся на своих. Хорошо, линия фронта еще не закрепилась, местами пройти можно было. Я и вышел, аккурат на свою родную часть. Можно сказать, повезло опять.

Комбат, особист, да и многие другие меня знали. Связь я всем им делал. Где был, откуда? Рассказал правду про дом, про плен, как бежал. Особо не дергали, не до того было, немец наступал, да и много тогда наших выходило, документы сохранил, форму – это хорошо. За винтовку, правда, ругали сильно, я сказал, что в болоте утопил. И снова тяжелые бои. Помню, бегу – тяну линию связи, катушка, автомат. Постреливают вокруг. Смотрю, параллельно со мной бежит немец. Близко, лицо видно. Тоже катушка, автомат. Как и я, линию связи тянет. Бежим, косимся друг на друга, но ни он, ни я не стреляем, каждый свое дело делает, не до этого. Долго так бежали. Потом разбежались, каждый к своим траншеям линию потянул.

«Дед, а как тебя ранили?» – снова спрашиваю его.

Ну как! Конец зимы. Окраина какой-то деревни. Идем в атаку. Снег по колено, бежать тяжко, ноги в снег проваливаются. Я с телефоном, катушкой, линию тяну. Отстал немного. И тут пулемет как даст по нам. Все в снег зарылись, по цепи кричат: «Вперед! В атаку!» Вскакиваем, бежим. Ура-а-а!

Вдруг я спотыкаюсь, падаю, в горячке хочу вскочить, а нога не слушается. Смотрю, а она неестественно набок вывернута, и ватные штаны от крови набухают. И тут только боль почувствовал. Зажал я руками рану, кровь все равно просачивается. Возможно, потерял сознание на какое-то время. Очнулся, лежу. Чувствую, замерзаю. Бой уже где-то за деревней идет. Темнеет. Смотрю, двое бегут. Наши! Санитары! Оказались не из нашего полка, но, тем не менее, помогли. Перетянули ногу жгутом поверх штанов, к винтовке привязали, понесли, от тряски боль страшенная. Дотащили меня до саней, там в специальные ватные мешки запихали, по два раненых в мешок. Два мешка на повозку – и поехали. Везли долго, в соседнем мешке капитан-танкист умер по дороге. Привезли.

Огромный сарай, сено на полу набросано, раненых вокруг много, все стонут, кричат, ругаются, запах такой стоит! Меня сразу в палатку, на стол. Сапог, штаны, кальсоны разрезали, сняли. Ступню не чувствую.

Врач, пожилой, в очках, осмотрел ногу. Говорит мне: «Колено раздроблено. Отрежем ногу выше коленной чашечки». Я прошу: «Доктор, не надо, оставьте ногу» А если воспаление, гангрена? Что тогда? Отрежут ногу по бедро или помрешь» – отвечает он. Говорю: «Пусть, не надо сейчас резать!» Посмотрел на меня доктор, вздохнул устало: «Ладно, оставим тебе ногу. Больно будет». Потом долго возился: собирал, скреплял, зашивал колено, зафиксировал ногу, чтобы правильно срослась. Я все вытерпел, только сдавленно мычал от боли. Боялся, если буду орать, то доктор передумает и оттяпает ногу. Сейчас очень жалею, что даже спасибо сказать ему не успел, да и как звали не помню. На другой день нас, раненых, погрузили в санитарный поезд, и в глубокий тыл.

А поезд проходил через родную станцию Измалково. Минут тридцать там стояли. Я все глядел, может, кого знакомого там увижу. Никого не встретил – пустая станция. В госпитале нога зажила, еще раз спасибо тому доктору, правда не сгибается. Но передвигаться без протеза и палочки можно. Болит иногда, когда погода меняется, и ходить долго тяжело. Комиссовали. Я домой, а на меня там уже похоронка пришла. Мол, погиб смертью храбрых. А я живой! Письмо из госпиталя пришло только вместе со мной, почти в один день. Почта так вот медленно сработала почему-то.

Вот такой вот рассказ простого солдата, выполнившего до конца свой долг перед Родиной в самый трудный первый год войны. Награды и похоронка бережно хранятся в наших семьях. Недавно в Интернете нашли именной список безвозвратных потерь части, где прадед мой, Александров Владимир Михайлович, записан как похороненный под деревней Нестюрино Архангельского района Курской области, и представление его к медали «За боевые заслуги».

Записал Иван Александров