33
Лондон находился под обстрелом самоуправляемых снарядов «Фау-1» и «Фау-2», развивавших скорость 400–500 км/ч. Рушились целые кварталы. Королевские ВВС и ВВС «Свободной Франции» наносили ответные удары в ожидании высадки союзных войск в июне 1944 года. В Лондоне французские летчики часто ходили на evening party. На одной такой вечеринке журналистка Лесли Бланш, пользовавшаяся большой известностью в литературных кругах и вхожая в высший свет столицы, обратила внимание на незнакомого молодого человека, который двигался, «словно медведь, вставший на задние лапы»{311}.
В тот вечер Лесли очаровали ярко-голубые глаза, черные волосы и русский акцент этого красиво сложенного парня. Гари держался в стороне и с грустным видом поглощал соленый миндаль под встревоженным взглядом хозяйки дома — в конце концов она отобрала у него чашку с этим редким в военное время лакомством.
Лесли Бланш вела колонку в журнале «Вог». Известный издатель Джон Мюррей, чьи предки печатали еще произведения лорда Байрона, заказал ей книгу о четырех женщинах, влюбленных в Восток, после которой Лесли проснется знаменитой. Кроме того, в начале 30-х гг. в прессе публиковались ее репортажи из многочисленных поездок в Россию и на Кавказ. С детства у Лесли была одна страсть: восточноевропейские просторы.
Ромена Гари и Лесли Бланш представили друг другу. Она заметила на подбородке у Ромена шрам, заставлявший его криво улыбаться, обнажая неровные зубы. Молодые люди обменялись парой слов на русском языке, и они решили всё. Доя слуха Лесли не было ничего слаще, чем русская речь. Этой женщине было чуждо английское пуританство — для нее не существовало запретных тем. Лесли была привлекательной блондинкой с нежным цветом лица и изысканными манерами, но, несмотря на все путешествия, ее представления о славянских странах заметно отличались от того, что знал о них Гари.
Лесли родилась в 1903 году и в четыре года уже читала. До десяти лет ее образованием занимались родители, достаточно состоятельные, чтобы не работать, и жившие в окружении книг. Элегантная и утонченная мать подарила маленькой Лесли «Оливера Твиста» с иллюстрациями Джорджа Крукшенка со словами: «Постарайтесь понять, что здесь написано». Несколько лет спустя Лесли уже декламировала стихи Байрона, Блейка, Лавлейса. В том числе строки, восхитившие Гари: But at ту back I always hear / Times minged chariot hurrying near[37].
К религии родители Лесли относились равнодушно и не придавали значения условностям, хотя и были помешаны на элегантности. Марта, мать Лесли, например, полагала, что у платья непременно должна быть нижняя юбка из тафты, потому что она красиво шуршит, а зонтик должен быть только шелковым. Отец заказывал туфли у лучшего лондонского обувщика. По воскресеньям он водил дочь в музей или картинную галерею, потом они гуляли по старым грязным улочкам Лондона, которые описывал в своих произведениях Чарльз Диккенс, чем вызывали негодующие восклицания nanny (няни) Лесли: «Это преступление — так воспитывать друг друга».
Главным мужчиной в жизни Лесли, которого она безумно любила с детства и который во многом определил ее судьбу, был тот, кого в своей великолепной биографии Journey into the Mind’s Eye{312} она назвала Путешественником. Загадочная личность. Он был другом семьи, всегда приходил без предупреждения, с массой подарков, а через какое-то время вновь исчезал, не сказав куда. Никто не знал, на какие средства Путешественник живет. Может, он служил в разведке? Он был из России, но у него были монгольские черты. Маленькой Лесли он рассказывал, что родился «в богатых черноземных степных краях Сибири». У него не было определенного места жительства, он вечно куда-то ехал, нагруженный сундуками и чемоданами.
Лесли жила им одним: в шесть лет она написала Путешественнику свое первое любовное послание: Please come back I love you, I love you sincerely[38]. Она ждала его из бесконечных странствий, а когда он, едва приехав, вновь собирался в путь, умоляла взять ее с собой. Из Вены, Москвы, Парижа Путешественник посылал ей открытки, гувернантка Лесли находила их неприличными: например, репродукцию картины Фрагонара «Приподнятая рубашка» с надписью на обороте: Miss you, miss[39]. Приезжая в гости, он привозил ей дорогие подарки, словно не ребенку, а любимой женщине: золотую табакерку, голубое яйцо с инкрустацией из бриллиантов, икону, самовар. Сидя в стенах волшебной розовой комнатки, которая была ему много милее гостиной, где беседовали взрослые, он пел Лесли песни, рассказывал русские сказки, говорил об обычаях своей родины. Дымя самокруткой, набитой махоркой, однажды он признался, что казаки, турки-башибузуки и курды постоянно насиловали женщин.
Несмотря ни на что, Лесли продолжала лелеять мечту сесть на транссибирский состав вместе с Путешественником и проехать всю Россию. Мысль достичь пределов страны, где луну над снежными просторами и сани с бубенцами сменяют караваны верблюдов, никогда ее не покидала. Сколько раз она представляла, как наконец увидит Курск, Нижний Новгород, Иркутск, Бухару, Владивосток.
Но юность Лесли провела, закутавшись в одну из шалей своей обширной «шалотеки», как она выражалась, в комнатке, завешанной картинами, заставленной горшками с геранью и дурманом, заваленной книгами и музыкальными партитурами, а посреди всего этого стояла широкая золоченая кровать с зеркалом. Здесь она сидела. В романе «Леди Л.», посвященном Лесли, Ромен Гари во всех деталях описывает эту комнату: кальян, вышитые подушки и ширмы XVII века, оклеенные русскими игральными картами из особой колоды.
Большую часть времени Лесли проводила за рисованием изысканных и ироничных вариаций викторианских литографий, на которых изображались животные или сентиментальные сюжеты.
В семнадцать лет в объятиях Путешественника она стала женщиной. За неимением Транссибирского экспресса это произошло в купе скорого поезда Париж — Дижон. После этой тайной вылазки Лесли не испытывала никаких угрызений совести, ведь, как справедливо заметил Путешественник, она была «совершенно аморальна» в этом отношении. У нее будет еще много мужчин, встреченных в поездках по России, Кавказу и Азии.
В своей автобиографии{313} Лесли Бланш пишет о том, какую свободную жизнь вели англичанки во время войны.
Путешествуя по Турции, Сахаре, Ближнему Востоку, Центральной Азии, Кавказу, она будет очарована своеобразием этих арабских, мусульманских культур.
Ромен Гари в отпуске с Лесли Бланш на пороге дома Сент-Леонард-Террас.
Collection Lesley Blanch D. R.
День своего знакомства Лесли и Ромен решили завершить по причине сильных бомбежек в клубе, расположенном в подвальчике: там пили вино, купленное на черном рынке, и царила «горячая атмосфера». Гари терпеть не мог спиртных напитков и в тот день тоже не пил. Неприязнь к вину распространялась у него и на тех, кто его употреблял. Может быть, эта фобия возникла у Ромена как реакция на пьяниц-поляков, которых он наблюдал на улицах Вильно и Варшавы?
Гари было 30, Лесли — 41. Она была красива, весьма эксцентрична и меняла любовников как перчатки. В клубе они танцевали, а потом поехали к ней в бывшую деревушку Челси, в домик XVIII века, располагавшийся на Сент-Леонард-Террас, 32, который она снимала у Оливье Уорсмера{314}. Два дома, где она жила раньше, были разрушены при бомбежках — погибло почти всё, кроме скромной печки-керосинки, золоченой кровати, дивана в стиле Людовика XVI и роскошного барочного стола с мраморной крышкой. Перед домом, напротив парка Королевского приюта{315}, имелся крохотный садик. Решетки от него переплавили на военные нужды, и теперь ограждением служила натянутая на колышки веревка. Лесли охотно сдавала свой дом друзьям, которые называли его «приютом любовников». Здесь встречались молодая художница Эдна Бокс, которая была замужем за банкиром, и офицер канадской армии Марстон Флеминг. В 30-е годы Эдна вела бурную жизнь: была владелицей поразительной коллекции очаровательных халатов и писала утонченные картины в стиле наив, которые потом дарила своей близкой подруге Лесли. В итоге Эдна развелась с банкиром и вышла замуж за Флеминга. Он был красив, высок, белокур, строен — Ромен видел в нем образец мужественности, вроде Гарри Купера или Лесли Говарда. Марстон и Эдна Флеминги (Эдна подписывалась псевдонимом Иден Бокс) поселились на Кью-бридж в великолепном доме XVIII века и несколько раз в год устраивали у себя пышные parties[40]. Когда Ромен и Лесли приобретут несколько домов в городке Рокбрюн, Флеминги часто будут наведываться к ним в гости.
После первой совместной ночи Гари вернулся на базу. Вскоре ему пришла открытка с изображением Фауста и Маргариты, на обороте которой Лесли писала: «Дорогой Ромен, я вовсе не намерена быть Маргаритой при Вашем Фаусте!»
Во время очередного отпуска Гари снова постучался в домик Лесли на Сент-Леонард-Террас. Дверь открыла элегантно одетая женщина в красных шерстяных шароварах с вышивкой и блестками и белой шелковой блузе, расшитой бисером. Эти шаровары, объяснила она ему, не только красивые, но и теплые. Гари был очарован необычностью нарядов и жилища Лесли.
Спустя некоторое время Гари переехал из своей комнаты при казармах в Челси — квартал людей искусства и науки, с изящными кирпичными домиками, отделанными под мрамор, обсаженными розовыми кустами, с романтическими аллеями на набережной Темзы, тихими зелеными улочками и красивыми особняками.
За исключением спальни, дом был обставлен лишь самым необходимым. Впрочем, Лесли располагала неслыханной по тем временам роскошью — ванной с горячей водой. Здесь Гари мог часами лежать в перерывах между бурными схватками с Лесли в постели. Иногда, когда она сидела на первом этаже, Ромен вдруг окликал ее: «Ласковая моя, ласковая! (он произносил эти слова по-русски) Идите ко мне! Идите скорее!» Лесли обожала русские имена, которые он ей давал. И прижимая ее к себе, он неистово шептал: «На пол, скорее на пол!»{316}.
Друзья Лесли прозвали Гари the french frog — «французской лягушкой». Он никак не мог привыкнуть, что всё это происходит с ним, и удивленно говорил Лесли: «Если бы мама видела меня здесь!»
Однажды утром во время завтрака, когда война уже близилась к концу, началась сильная бомбежка Лондона. Раздался страшный взрыв, и в спальне обрушилось полстены. На кровати валялся мусор, но Лесли невозмутимо продолжала подавать чай с вареньем и намазывать бутерброды.
Обычно Лесли старалась говорить с Роменом по-русски, этому языку ее научил Путешественник. Английский язык Ромена сводился к фразам из разговорника Restricted French Phrase Book, который вышел в сентябре 1943 года для распространения в рядах французских войск. Этот разговорник представлял собой список слов и выражений, необходимых бойцу, к примеру: самолет-истребитель, разведывательный самолет, торпедоносец, выбоины, электростанция, подводная лодка, танкер, скорость, победа, видимость, военное судно, эскадрилья, бомбардировщик, пулеметчик, парашютист, пилот, я отравлен, кровотечение, противогаз, пулемет, связной и так далее.
Чтобы Ромену было проще и интереснее учить английский, Лесли, сама прекрасная художница, вручила ему с дарственной надписью несколько детских книжек Э. Б. Уайта и Беатрис Поттер: The Tale of Johnny Toum-Mouse, The Tale of Timmy Tiptoes, The Tale of Mrs. Tittlemouse, Stuart Little. Он был в восторге. Лесли не могла не подарить ему и знаменитые Mother Goose’s Nursery Rhymes{317} — «Сказки Матушки Гусыни» с иллюстрациями Чарльза Фолкарда. Способности к языкам у Гари были прекрасные, и он очень быстро осваивал английский.
Во время ужинов в ресторанах Сохо Ромен не умолкая рассказывал Лесли о своей покойной матери то ядовитым тоном — ее любовь порой доходила до тирании, — то со слезами на глазах, впадая в показное отчаяние. Слезы доводили Лесли до бешенства, и она резко обрывала его: «Отойдите от Стены плача!»
У Лесли Гари листал книги об искусстве. Но никогда ничего не клал на место — Мина его этому не научила. Руки у Ромена «были вставлены тем концом» только тогда, когда он писал.
Через несколько недель Гари свободно говорил по-английски. Лесли учила его классическому языку — читала стихи Байрона, Блейка и Лавлейса, в то время как ракеты «Фау-2» разрушали Лондон:
I could not love thee, Dear so much
Loved I not honnor more… [41]
Она водила его в дом Мюррея на Пикадилли, с его просторной гостиной, картинками и камином, в котором сгорел дневник Байрона. А в ящике одного из комодов хранились локоны, подаренные поэту поклонницами.
Гари — профан в области английской литературы — погрузился в ее изучение. Он познакомился со стихами Китса, Марвелла, Кольриджа, Джона Донна. Но с не меньшим удовольствием упивался и детскими книжками, подаренными Лесли.
Наедине они решили разговаривать только по-английски, причем Гари поставил условие: Лесли ни в коем случае не станет пробовать говорить по-французски.
На ужинах, куда его водила Лесли, была вся лондонская интеллектуальная элита: там Гари познакомился с Феликсом Топольским, изображавшим Лондон после бомбежек, с Сесилом Битоном, знаменитым фотографом аристократов и кинозвезд, который терпеть не мог Гари, с Виолой Гарвин, дочерью главного редактора «Таймс», которая вскоре будет переводить на английский «Европейское воспитание».
Еще до этого Гари был знаком с Раймоном Ароном, который, прочитав рукопись, пообещал автору «блестящее литературное будущее»{318} и представил его баронессе Муре Будберг{319} — знаменитой авантюристке, писательнице, переводчице и литературному агенту. В ее салоне собирался высший свет Лондона и почти все известнейшие писатели. Мура Будберг была штатным сотрудником ежемесячного журнала «Свободная Франция», который издавался в Лондоне под руководством Раймона Арона движением Сопротивления. В 1943 году тираж этого издания составил 40 тысяч экземпляров, а в конце войны у него было уже 76 тысяч подписчиков{320}. Гари опубликовал в нем несколько рассказов и очаровал Муру Будберг с первой же встречи{321}. Именно благодаря этой эксцентричной даме «Европейское воспитание» вышло в декабре 1944 года в английском переводе под названием Forest of Anger{322}. Красавица Мария Закревская-Будберг родилась в аристократической эстонской семье — ее отец был членом Сената. С годами она сильно располнела, и ее прозвали «баронессой Бедбаг» (англ. bedbug — клоп), но она все так же царила в салонах, любила мужчин и очаровывала некоторых из них, в том числе весьма знаменитых. Она была любовницей Герберта Уэллса, Максима Горького и российского тайного агента сэра Роберта Брюса Локкарта, в 1911 году вышла замуж за Ивана Александровича фон Бенкендорфа, а в 1922-м — за барона Будберга. Баронесса Будберг повсюду таскала с собой огромную сумку, в которую совала всё, что привлекало ее внимание. Она страдала клептоманией и воровала везде, где могла, хотя и была богата. Однажды в магазине «Хэрродс» ее застали с поличным, на что она возразила: «Но ведь это такое приключение!»
Ромен считал естественным, что Лесли рекомендует его своим друзьям. Ей надоела работа в «Вог», и теперь она вела по понедельникам колонку в «Дейли мейл», ответственный за публикации которого Питер Кеннел предложил ей также сотрудничать с журналом «Корнхилл».
Несколько дней Лесли и Ромен провели в Корнуолле в поисках комнаты доя Ромена — в то время считалось неподобающим жить в одном доме, не состоя в браке.
Но Лесли была в разводе (ее бывшего мужа звали мистер Бикнелл), и через год совместной жизни они решили пожениться. Больше всего этого желала мать Лесли. Она жила в тихом фешенебельном пригороде Лондона в Ричмонд-на-Темзе, где со времен Плантагенетов находилась резиденция английских королей. Гари пошел на этот шаг лишь потому, что считал, что потерял Илону навсегда.
Ромен и теща относились друг к другу с большой симпатией, она готовила для него пирожные, которые он жадно поедал, что называется, с пылу с жару.
Гари часто беспокоился о своем здоровье, и не всегда это была ипохондрия. У него была диафрагмальная грыжа, которая порой превращала обед в сущее мучение, и ему оставалось завидовать аппетиту Лесли. «И у вас ничего не болит? — недоверчиво спрашивал он. — Да у вас железное здоровье, вы всех переживете».
После двух аварий на самолете у Гари наступил частичный паралич лицевого нерва, из-за чего он улыбался на одну сторону, была сильно перекошена носовая перегородка, кроме того, мучили непрекращающиеся синуситы и невыносимые мигрени. В английском военном госпитале ему сделали операцию. Когда он возвращался в Лондон, Лесли встречала его на вокзале. Гари рассказал, что операция проходила под местной анестезией, а потому в какой-то степени он мог наблюдать за происходящим. Когда хирург начал стучать ему по носу, Гари, услышав зловещий хруст, поторопил врача: Yes, get in! — «Да, да, войдите!»
Так что поклонники Гари, поверившие в легенду об отцовстве Мозжухина из-за сходства носов, ошибались: от рождения нос у Гари был прямой, как у матери.
Неотвязно думая о своих недугах, он считал их наказанием за воображаемые грехи: «Я так себя ненавижу, что готов страдать», — говорил Гари Лесли. Он стонал и, хотя чаще всего внушал себе боль, иногда чувствовал ее на самом деле. Впрочем, все это не мешало ему работать в Карлтон Гарденз и одновременно оттачивать текст «Европейского воспитания», прежде чем передать рукопись на перевод Виоле Гарвин.
Как-то Лесли и Ромен подобрали рыжего кота и дали ему кличку Мортимер. Кот погиб, когда перебегал улицу, попав под военный грузовик. С большим почестями его похоронили в саду, а Лесли увековечила Мортимера на старой фотографии викторианской эпохи, изображавшей девочку в платьице с оборками и в ботиках на пуговицах. Вместо головы девочки Лесли пририсовала голову кота.
23 февраля 1945 года Ромен Гари подал министру авиации заявление на разрешение{323} жениться на Лесли Бланш. Незадолго до свадьбы он с расстроенным видом, обхватив голову руками, сделал страшное признание: «Я иудей! Мне казалось, вы должны об этом знать… Так что вы будете женой иудея»{324}. Для Лесли это не имело значения. Ее ничуть не смутило, что Ромен вырос в семье евреев-меховщиков. Наоборот, ее только привлекало всё то, что казалось странным с точки зрения обычного обывателя. После загадочного Путешественника, очаровавшего ее в детстве, в жизни Лесли появился человек, постоянно меняющий маски, — Ромен Гари де Касев, писатель, летчик, капитан французской армии, «Товарищ освобождения», литовский еврей, владеющий русским и польским языками. Рассказывая о нем своей подруге Эдне Бокс, Лесли восклицала: I adore him![42]
Ромену Гари должны были присвоить звание капитана. Двадцать пятого марта 1945 года полковник Каусти составил на него характеристику.
И действительно, это повышение состоялось{325}. Приказом от 16 июня 1945 года Гари был также награжден орденом Почетного легиона за участие в военных операциях{326}.
В августе 1945 года Гари три дня провел во Франции, где он не был с 18 июня 1940 года, когда де Голль обратился к французам со своим воззванием. В Нанси, на площади Станисласа, генерал Вален в торжественной обстановке вручил личному составу эскадрильи «Лотарингия» крест Освобождения. Из всех авиаторов, присутствовавших на площади, только пятеро были в составе эскадрильи с первого дня — 108 летчиков-добровольцев погибли.
Двадцать седьмого сентября 1945 года генерал де Голль вручил личному составу эскадрильи «Лотарингия» седьмой орден ВВС и произнес по этому поводу речь.
За несколько дней до свадьбы Ромен заболел и был вынужден лежать в постели. Испуская стоны и вздохи, он жаловался на ужасный насморк и не переставал сморкаться. Когда расстроенная и несколько раздраженная Лесли, которой и так было непросто на время отказаться от любых контактов с мужем, принесла ему поесть, он заявил: «Если во вторник мне не станет лучше, я не смогу присутствовать на церемонии». С присущим ей чувством юмора она ответила: «Oh, darling, постарайтесь, пожалуйста. Без вас чего-то будет не хватать»{327}. Но Гари было не до смеха. Он вечно драматизировал и не выносил, когда дела не принимали серьезный оборот.
Брак Романа Касева и Лесли Стюарт, дочери Уолтера и Марты Бланш, незадолго до того разведенной с Робертом Аланом Уинберли Бикнеллом, был зарегистрирован бюро записи актов гражданского состояния Челси № 134 через два дня после назначенного срока — 4 апреля 1945 года. Свидетелями были Анри де Ранкур и его супруга Розмари. В анкете Гари указал, что его отца зовут Леон Гари де Касев и он дипломат. После официальной церемонии новобрачные и свидетели отправились в ресторан «Прюнье» — единственное место, где можно было заказать рыбное блюдо, в то время продукты отпускались только по талонам.
Гари признался Лесли, что физически не может оставаться верным только ей. Она была его старше, а его особенно привлекали совсем юные девушки. «В идеале <…> я хотел бы обладать юной хорошенькой девочкой… Вас это не шокирует?»{328} Но ничто из того, что говорил или делал Ромен, не шокировало Лесли.
Робер Кольканап.
Collection Anne Colcanap D. R.
Первоначальное название «Европейского воспитания» — «Исчезнувший лес». Этот роман впервые увидел свет в конце 1944 года в английском переводе как Forest of Anger{329}. Гари посвятил его своему товарищу Роберу Кольканапу, который вступил в ряды «Свободной Франции» в возрасте 18 лет.
Робер Кольканап прибыл в Англию из Бреста, еще до воззвания генерала де Голля. В порту на юге Англии его посадили на судно, шедшее обратно во Францию, но он сбежал. Добравшись до Лондона, Робер добился приема у Шарля де Голля, который счел, что Кольканап слишком молод для участия в военных действиях, и направил его для начала к скаутам, с которыми тот целое лето ездил по Уэльсу и Шотландии, а также обязал записаться во французский лицей Лондона, чтобы сдать экзамен на звание бакалавра. После этого молодой человек был направлен на английскую военную базу для прохождения курсов летчика-наблюдателя.
Вступая в ряды ВВС «Свободной Франции» на базе в Кэмберли, Робер Кольканап так мотивировал свое решение:
Да, моя первая реакция была такой: француз не может оставить союзные войска сражаться в одиночестве. В душе мне это долго служило утешением, к тому же долгое время я не понимал истинной причины, которая привела меня сюда. Как бы то ни было, в конце концов меня посетило озарение: я осознал, сколько в этом поступке было красоты, истины и справедливости. Это осознание, не давая уклониться от своего долга, освещало мне путь все эти полгода, которые я в Англии.
Я пошел в добровольцы совершенно спокойно: так же спокойно, как родился, как жил и как, вероятно, умру{330}.
Гари и Кольканап воевали в Африке в составе первой боевой эскадрильи «Топик». Когда суда, которые должны были доставить их на европейский фронт, были торпедированы и потоплены врагом, у Кольканапа погибла скрипка. Он так увлекался музыкой, что по возвращении в Лондон сразу же купил себе другой инструмент. На английских военных базах ему несколько раз приходилось жить в одной с Гари «ниссанке», и в перерывах между боевыми операциями один играл на скрипке, а второй писал свою книгу. Погиб Робер Кольканап 11 ноября 1943 года. Прямо над стадионом, где как раз проходил футбольный матч, у него закончилось горючее, но он не стал делать аварийной посадки. Самолет разбился чуть дальше. Кольканап, который пожертвовал собственной жизнью, даже не был удостоен посмертно звания «Товарища освобождения»{331}.
С первого дня выхода в свет Forest of Anger стал предметом огромного интереса. На книгу поступили многочисленные хвалебные отклики. Лесли заказала фото мужа в форме ВВС «Свободной Франции» у фотографа Ли Миллера, пользовавшегося большой известностью. На этих студийных снимках Гари добродушно улыбался. Больше ни на одной фотографии не будет такого взгляда и такой улыбки Гари.
5 ноября 1945 года Ромен Гари дал положительный ответ Пьеру Кальману, предложившему издать его книгу во Франции.
Согласно договору, заключенному с издательством, Гари причитался аванс по авторским правам с продажи 10 тысяч экземпляров.
Автобиография, которую Гари направил в издательство, — отражение его творчества: данные о месте рождения, родителях, образовании — все вымышленное. Он писал то, что казалось правдоподобным, логичным, чего, как он полагал, от него ждали.
Ромен Гари, родился 8 мая 1914 года под Курском (Россия). Родители — французы.
Обучался в Ницце, Экс-ан-Провансе, Париже и Варшаве. Дипломы о высшем образовании в области права, филологии и славянских языков.
В настоящее время — капитан авиации в генеральном штабе французских ВВС в Лондоне. На протяжении всей войны служил в авиации.
С началам оккупации тайно покинул Францию на борту самолета. С момента создания эскадрильи «Лотарингия» участвовал в боевых операциях на африканском континенте, а затем на территории Великобритании. Был дважды ранен; награжден крестом «За боевые заслуги» во Франции и в колониях, орденом Почетного легиона; являюсь «Товарищем освобождения».
В прошлом году в Лондоне сочетался браком с английской журналисткой Лесли Бланш{332}.
А еще через год появится очередная редакция постоянно меняющейся легенды: в дальнейшем писатель дополнит эту версию собственной жизни деталями военных операций в Африке и Англии.
Родился 8 мая 1914 года в сельских предместьях Курска; отец — русский, мать — француженка, актриса Французского театра в Москве. В 1920 году побывал во Франции, затем несколько лет жил с матерью в Польше, где она открыла салон моды. С 1928 года обучался в лицее в Ницце. Имею дипломы о высшем образовании в области права и филологии (университет Экс-ан-Прованса, Сорбонна) и славянских языков (Варшавский университет). С 1938 года служил в рядах военно-воздушных сил, был пилотом.
В этой лжи была доля правды: Гари действительно хотел стать пилотом, он даже направил письменное заявление о прохождении соответствующих испытаний своему командиру.
20 марта 1945 года гранки книги были отосланы в Карлтон Гарденз. В прилагавшемся письме Пьер Кальман писал:
Я предпочел бы напечатать Ваш роман под названием «Европейское воспитание». На мой взгляд, остальные названия значительно хуже. Все будет сделано по Вашему желанию. Во-первых, рассказы будут набраны тем же шрифтом, что и остальной текст, во-вторых, мы уберем с обложки помету «Дебют», которая вам не по душе. Действительно, кому как нравится.
Кальман надеялся издать роман в июне при условии, что «разрешатся проблемы с бумагой» во Франции.
Кроме того, Гари находился слишком далеко и выпуск книги тормозили сложности с орфографией имен собственных и вставками на польском, немецком и русском языках, которые содержали немало ошибок. «Если бы Вы находились во Франции, все поправки, особенно во фрагментах на немецком и польском языках, были бы сделаны намного быстрее. Вы могли бы снимать вопросы, возникающие у корректоров, по мере их поступления», — сетует Пьер Кальман в письме от 5 июня.
Роман «Европейское воспитание» вышел в издательстве «Кальман-Леви» в конце июня. Ромен Гари направил один экземпляр Альберу Камю, который вскоре прислал ответ, и Гари «стало плохо от радости». В ответном письме от 7 августа он с волнением признавался, что, читая столь щедрое на похвалы письмо, плакал от счастья, испытывая «одну из самых высоких радостей в жизни. За последние пятнадцать лет мне пришлось столкнуться со многими трудностями, а помогали мне нечасто», — добавляет он.
Для Гари было необычно такое признание. Правда без прикрас. История молодого бедного еврея, родившегося в самой обыкновенной семье, лишь недавно получившего французское гражданство, который многое перенес, а теперь служит в звании капитана авиации в генштабе французских ВВС в Лондоне. Он пишет Камю, что у него уже готова еще одна книга и пьеса по ней, но он понятия не имеет, каким образом будет в дальнейшем обеспечивать себе средства к существованию.
Напуганный собственным успехом, 8 августа 1945 года Гари отправил Раймону Арону, первому восторженному читателю «Европейского воспитания», письмо:
Дорогой Раймон!
Что происходит? Ко мне пришли поразительные письма от Альбера Камю, самое прекрасное и трогательное, какое только может быть, послание от Мартена дю Гара и совершенно немыслимые писульки от четырех-пяти субъектов, которые называют себя мастерами пера и сидят в редакциях. Пришло невероятное письмо от Гастона Галлимара, который всегда отказывался меня печатать, а теперь желает опубликовать мое новое произведение (которое я сейчас пишу). Недавно пришла телеграмма от, если верить подписи, «и. о. генерального директора Leg. Ed.» с предложением 200 фунтов стерлингов за мой следующий роман. Что происходит, черт возьми? Ведь о моей книге нигде не пишут, ни в газетах, ни в журналах. Я ездил на пару дней в Париж, Робер Кальман жалуется, что книга расходится плохо. Так в чем же дело? Прошу, ответьте мне поскорее, меня очень тревожит эта ситуация. Я ничего не понимаю{333}.
Во французских литературных кругах «Европейское воспитание» встретили более чем теплыми откликами: о книге было напечатано множество статей самого лестного содержания. И прежде всего — отзыв Жозефа Кесселя:
Ромен Гари, в 1940 году — курсант летного училища, а ныне капитан авиации, награжденный крестом Освобождения, сам только что пережил эту эпопею. Молодой писатель, естественно, нашел — можно даже сказать, не мог не найти в своем личном опыте сюжет, тона, атмосферу для своего первого произведения.
Гари в перерывах между воздушными атаками на врага то с одной британской базы, то с другой не переставая писал свою книгу о польских партизанах. И какую книгу!
Вот уже десять лет, с тех пор как возвысились имена Мальро и Сент-Экзюпери, мы не читали ни одной книги на французском языке, которая была бы создана столь проникновенным, свежим, неоспоримым талантом. Каждая ее страница насыщена чудесной силой творчества{334}.
Гари осыпали похвалами, и порой весьма пафосными. Его книга была первым французским романом о фашизме и деятельности движения Сопротивления, опубликованным после того, как рассеялась тьма, покрывшая Францию с приходом вишистского правительства. Это подкупало читателей. Легенда начинает обретать свою форму.
Единственными, кто высказался о «Европейском воспитании» критически, были Луи Парро из «Летр Франсез», который счел композицию романа «неудачной», а диалоги «затянутыми», и Жан-Поль Сартр. В номере «Тан модерн» от 1 ноября 1945 года, посвященном «натурализации литературы», Сартр писал:
Как можно судить о значимости произведений, которые еще только начинают свой путь в литературе? <…> Современный критик <…> подводит итог после каждой новой книги, как будто оно знаменует собой конец в истории литературы.
<…> Да и как я, сам участник Сопротивления, скажу другому участнику Сопротивления, что его роман о Сопротивлении дурно написан?
И все-таки сказал, ибо был честным человеком.
Все, в том числе Жозеф Кессель, уловили в «Европейском воспитании» явное ощущение подлинности и документальности, которых там не было. Например, даже в самой Польше все приняли вышедшее из-под пера Гари описание польского партизанского движения, которое на самом деле произошло… в Литве! А Гари всегда был признателен стране, которая позволяла ему — ему, жиду, которого в Варшаве нещадно лупили одноклассники, — при случае называться поляком. «Для писателя реализм — это умение врать так, чтобы тебя не поймали за руку», — заявит он Франсуа Бонди в интервью для журнала «Прёв»{335}.
Ромен Гари обладал способностью вдохнуть в текст жизнь, даже если содержание было весьма далеким от исторической правды. Но он не нарочно утаивал правду, просто писал роман вдали от мест, где по сюжету происходит действие.
События «Европейского воспитания» большей частью разворачиваются в лесах, в пригородах Свечан (Барановице, Модольчезно — в польской транскрипции). Там маленький Роман жил у родителей матери после того, как его отец ушел из семьи. Именно в лесу у реки Вили разыгрываются основные эпизоды романа. Здесь беглецам придется столкнуться с предательством и смертью. В этих лесах партизаны устраивают засады фашистам; здесь же в яме, вырытой под деревьями и прикрытой сверху ветками и листьями, скрывается главный герой.
В сентябре 1943 года 150 человек, разбитых на пять боевых отрядов (большинство из них были из Свечан{336} и состояли в объединенном партизанском отряде) во время ликвидации гетто в Вильно сумели выйти из города по канализации и окопались в лесах под Нарочем и Рудницкой, где регулярно совершали диверсии.
«Европейское воспитание» являет собой весьма наивную попытку воссоздать партизанскую войну. Фон дан верно, но писатель идеализирует ситуацию, описывая, как евреи и неевреи бок о бок сражаются с фашистами.
Гари пишет о смешанных партизанских отрядах, в которых литовцы, русские и поляки принимали евреев по-братски. В действительности большинство тех, кто бежал из Вильно в надежде примкнуть к партизанам (литовцам, а не полякам), систематически разоружали и убивали. Было, впрочем, два исключения: один раз евреев принял к себе русский партизанский отряд Маркова; в другой раз в лесу у Рудницкой окопался литовский отряд, в составе которого сражались и евреи, взрывали мосты и железные дороги, проводили диверсии на телефонных и электростанциях, собирали оружие в окрестных деревнях. Но даже в эти два отряда, насчитывавшие 25 бежавших, принимали только тех евреев, кто приходил со своим оружием.
А главный герой романа Янек несколько раз беспрепятственно бродит глубокой ночью по улочкам старого Вильно, как будто нет никакого гетто, ни разу не столкнувшись ни с немецкими патрулями, ни с эсэсовцами, охраняющими вход в город.
Перерабатывая коренным образом «Европейское воспитание» для переиздания в «Галлимар» в 1956 году, а потом в 1959-м для другого издательства, писатель оставил исторические неточности без правок. С другой стороны, он добавил еще одну главу, пронизанную пессимизмом, в которой выразил всю ненависть к войне и убийству людей даже во имя правого дела. Именно об этом говорит своему командиру Добрянскому юный партизан Янек, рассказывая, что во время вылазки он убил немецкого солдата, проявившего к нему симпатию.
— Он сидел на льду, — рассказывал Янек, — со своими коньками и этим веселеньким шарфом на шее — наверняка его связала ему мать или невеста, — он был не старше тебя. Он даже не взглянул на меня. Принял свою судьбу: просто опустил голову и ждал, пока я выстрелю. Я хорошенько прицелился и нажал на крючок.
— Ты никак не мог поступить иначе, Янек. Это они виноваты. Они первые начали убивать.
На это Янек отвечает страстной отповедью. Люди со всего мира едут в Европу получить хорошее образование, полюбоваться на произведения живописи и архитектуры. Свобода, братство, достоинство — вот что проповедует Европа и «европейское воспитание», а в действительности учит лишь насиловать, мучить и находить благородное обоснование убийству других людей, истреблению животных, разрушению красоты мира. Весь этот гнев и негодование писатель пронесет через всю жизнь, противопоставляя его вере идеалистов в возможность построить новое общество, основанное на братстве людей. «Сколько людей-соловьев, доверчивых и восторженных, погибло с этой вечной и прекрасной песней на устах? <…> Сколько слез и песен, сколько голосов в ночи? Сколько соловьев?» Зрелые произведения Гари — «Корни неба», «Пляска Чингиз-Хаима», «Европа», «Чародеи», «Воздушные змеи» — будут пропитаны тем же негодованием и горькой, хлесткой иронией.
Роман «Европейское воспитание» включал в себя множество вставок на польском языке, в них местами попадаются ошибки, которые доказывают, что Гари успел подзабыть, чему его учили в начальной школе.