Чего он хочет?

Виктор Петрович, левачивший на своем «Мерседесе» восьмидесятых годов сборки, узнал меня по голосу, на светофоре разглядел – и завел разговор о политике. Полагаю: чтобы сделать мне приятное (я уже давно произвожу впечатление человека, которого хлебом не корми, дай поговорить о политике).

Некоторое время Виктор Петрович вслух рассуждал о неисповедимых путях собственного недавнего волеизъявления. Я, сказал он, сначала думал вообще не ходить. Ну их всех. А потом че-то посмотрел, посмотрел – и решил пойти.

– И за кого проголосовали? – бестактно поинтересовался я.

Виктор Петрович даже пожал плечами:

– За Путина. За кого ж еще?

Я не стал помогать с ответом, и Виктор Петрович самостоятельно провел анализ давешних претендентов на второе место. Анализ начался у Тургеневской, а к Сретенке уже закончился, причем ехали мы быстро.

– Ага, – сказал я. – А Путин?.. Ответ на этот вопрос тоже был готов,

– Во-первых, не пьет, – уверенно ответил Виктор Петрович. – Во-вторых: я помню, включаю телевизор, а он по-немецки говорит. Значит, голова-то на плечах.

Возразить было нечего.

– Вот только я не понимаю, – продолжил Виктор Петрович, – чего он вообще хочет?

– То есть? – не понял я.

– Ну, чего хочет? Вообще.

– Вы у меня спрашиваете? – уточнил я. – Ну.

– А почему у меня?

– Ну, вы же там, наверное, знаете…

(Леонид Якубович рассказывал: однажды ему пришло письмо от телезрителя – с просьбой передать это самое письмо Клоду Ван Дамму. Телезритель полагал, что все, кто появляется в ящике, там, внутри, и живут – и все промеж собой дружат. По той же, видимо, логике я должен был знать, чего хочет Путин…)

– Виктор Петрович, – сказал я. – Он ведь уже четыре года тут президентом. Теперь вы мне его еще на четыре года выбрали. И у меня же спрашиваете, чего он хочет.

Подумав немного, Виктор Петрович сказал:

– Ну.

– Я не знаю, – почти не соврал я.

Вскоре, расплатившись с учетом инфляции и бережно попрощавшись с положительным Виктором Петровичем, я навсегда покинул «Мерседес» восьмидесятых годов сборки. Некоторое еще время я думал о самом Викторе Петровиче (год сборки его головы могу только предположить, но, кажется, начало пятидесятых). Потом мои мысли перескочили на Путина. И правда же: и не пьет, и по-немецки говорит, как тот Чуковский Крокодил Крокодилович… И ведь чего-то, наверное, хочет…

Ну да ладно; у нас есть еще минимум четыре года. Может, расскажет.