Поездки с друзьями

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Поездки с друзьями

«Меня очень легко может охватить сильная страсть к кретину, который послезавтра увезет меня в Бразилию». Великая путешественница всегда держит в порядке свой паспорт. Для нее это самая ценная вещь, как она сказала своему другу Марку Франселе[244], перед тем как поведать историю, которая с ней произошла:

«Однажды я застряла в Мексике, это было пятнадцать лет назад, с одним плутишкой. Когда я захотела уехать, он стащил мои документы. Я стояла ночью посреди Акапулько без гроша в кармане. В баре галантный мафиози посмеялся над моей историей и отправил несколько крепких ребят за моим паспортом, а потом одолжил мне свой самолет, чтобы я могла долететь до Нью-Йорка».

В Нью-Йорке, куда она отправилась во второй раз в 1956 году, также не обошлось без приключений. Накануне своего возвращения во Францию романистка в обществе композитора Мишеля Магна зашла в маленький французский бар на Бродвее и решила выпить скотч. Как раз тогда проходили президентские выборы. Сторонники и противники Эйзенхауэра так горячо обсуждали политику, что дискуссия перешла в драку. Мишель Магн, вмешавшийся в заварушку, получил сильный удар кулаком. Франсуаза, вооружившись сифоном, устремилась к нему на помощь. Они не пострадали, но решили разыграть из себя тяжелораненых, чтобы удивить друзей в Орли. Но забыли о существовании прессы.

Когда они спустились с трапа самолета, фотографы тут же нацелили камеры на пару в бинтах. Они походили на двух поссорившихся детей. Мишель Магн, большой шутник, немного перегнул палку и наклеил еще и пластырь. Среди встречавших была Вероника Кампьон, которую Франсуаза Саган с нежностью звала Плок (себя она окрестила Плик, в честь персонажей Кристофа, одного из создателей комиксов, предшественников Штрумпфов).

По приезде из Нью-Йорка 23 октября 1956 года молодая романистка телеграфировала подруге, жившей на улице Константинопль в восьмом округе: «Добралась хорошо. Пошли новости Плок. Всего хорошего, Плик». Возле «Отель Пьер», рядом с Центральным парком, Франсуаза Саган и Мишель Магн слегка нарушили приличия сумасшедшим хохотом и безумными выходками. Все было поводом для развлечения, особенно для Мишеля, который увидел Америку глазами озорного мальчишки.

В письме Веронике, своей дорогой Плок, Франсуаза рассказывает о нескольких проделках молодого человека, не знавшего ни слова по-английски:

«Он устроил жуткую сцену даме, которая выбросила шкурку от банана туда, куда он засунул свои письма, приняв коробку с мусором за почтовый ящик. Потом, так и не сумев назвать мальчику-лифтеру номер 2008, он отправился, нажав какую-то кнопку наугад, наверх и потом спускался двадцать шесть этажей по лестнице, наличие которой, кстати, в США большая редкость…»

Франсуаза продолжает на английском, подчеркивая, что бедную Плик измучили журналисты, которые безумно интересуются ее личными переживаниями. И заканчивает свое письмо так: «Напиши мне скорее, бывают минуты, когда мне все здорово надоедает. Я целую тебя, Плик». В эту поездку она без ума от джаза, слушает всю ночь «Голос Америки», Билли Холидэй[245], черных музыкантов, которым, чтобы произвести впечатление, подпевал Мишель.

Она приглашена на коктейль к Либерманам (Александр, главный редактор «Вог», еще и скульптор, его жена Татьяна была любовницей Маяковского), она приходит на вечеринку в маленьком отеле между Третьей авеню и Лексингтон-авеню, где они живут. Это респектабельный квартал, который напоминает Пале-Рояль. Она совершенно очаровала артистов и писателей, с которыми познакомилась. Первое издание «Смутной улыбки», составившее 150 тысяч экземпляров и выпущенное Дютоном, было тотчас продано, едва появилось на рынке[246].

Труман Капоти был одним из постоянных гостей Алекса и Татьяны Либерманов, они познакомились с ним в Сен-Тропе, у них был дом в Боваллоне. Через них Франсуаза познакомилась с Марлен Дитрих и воспользовалась этим, чтобы раскрыть маленькую тайну: «Марлен повсюду рассказывала, что ранним утром я прокатила ее в “ягуаре” по Елисейским Полям. Это была чистая выдумка, которая в очередной раз подтверждала мою скандальную репутацию. “Ну как, вы оправились после нашей автобаллады?” — бросила я ей. Она не осмелилась ничего сказать и покраснела».

Франсуаза Саган и Мишель Магн на четыре дня съездили во Флориду и приобщились там к рыбалке. Об этом она написала Веронике Кампьон:

«Я в Кэй Вест, солнце печет беспощадно, со мной Магн и Петер, ты его не знаешь, я тебя в Париже познакомлю — он приедет 15 декабря… Я не создана для путешествий, еще раз в этом убеждаюсь. Здесь хорошо, в основном из-за Петера, но в начале… о, ля, ля… Я решила больше не путешествовать, только с Плок, потому что очевидно, что это не путешествие, а приключение.

Моя Вероника, я тебя ужасно люблю, я скоро вернусь, целую тебя. Франсуаза Плик Саган. Вот возьму и подпишу следующую книжку Франсуаза П. Саган. Все будут думать о какой-то тайной свадьбе, а это будет Плик… Ха, ха, ха. Я так и сделаю. Ты нашла новый дом за городом? Как все эти проныры, которые называют себя моими друзьями? С ума сойти можно, как я всех вас люблю. И тебя первую, моя дорогая добрая святая Плок. Я так рада вернуться. Хотя Петер… Он тебе понравится.

P.S.: Я больше не пью. Магн тебе передает огромный привет. Он поймал барракуду. Он какой-то красный, вид растерянный, я за него боюсь. Тропики, как говорит Петер, это не Лизьё[247]. Сегодня после полудня я наблюдала за рыбой, которую вот-вот поймают, и поняла, какой у меня теперь будет девиз: “Умереть или покончить с собой”, — Плик».

Мишель Магн живет в маленькой квартирке на улице Лепис на Монмартре. Он помешан на музыке и часто рассказывает Франсуазе Саган о своих экстравагантных проектах. Они вместе сочинили песни для Мулуджи[248], Джульетты Греко[249], Анабеллы. Он садится за пианино, она слушает и начинает напевать слова. Это напоминает автоматическое письмо — в ее душе возникают слова об угасании любви:

Окно распахнуто.

Вкус поцелуя меркнет на губах,

Подобно ночи, канувшей в зарю…

Любви исчезнувшей,

Увы, не повторю.

Сначала было четыре песни: «Не любя вас», «День», «Вы — мое сердце» и «Вальс». Их исполняла Джульетта Греко. Запись происходила в «Аполло» в присутствии Франсуазы, которая специально приехала из Сен-Тропе. Атмосфера была натянутая. Греко нервничала и хмурилась, Мишель Магн сказал ей с раздражением: «Если вы недовольны оранжировкой, обратитесь к Мишелю Леграну»[250].

На презентации диска в июне 1956 года в студии на улице Аржантейль загорелая, в белом костюме, с отсутствующим видом Франсуаза Саган отбывала положенное приличием время. Джульетта Греко, кутаясь в мексиканскую шаль, объясняла журналистам: «Перед тем как познакомиться с Франсуазой, я была о ней не слишком высокого мнения, но когда она мне предложила свои песни, я поняла, какой у нее потенциал, что она неисчерпаема, у нее отличный французский!» У молодой романистки было восемь готовых песен о прекрасных летних вечерах, об одиночестве, о белых ночах. Франсуаза не знала, кому их предложить.

С Анабеллой Швоб из Люрса Саган познакомилась в «Каролл’с», кабаре на улице Понтье, куда она зашла в сопровождении Мишеля Деона. Тогда он писал свой роман «Обманутые надежды» в доме, который Франсуаза сняла в Адэнвиле, деревне близ Сэн-э-Уаз, рядом с Удэном. «Я бы предпочла, чтобы мои песни спели вы», — говорит она Анабелле, которая в героические времена Сен-Жермен-де-Пре стала одновременно сообщницей и соперницей Джульетты Греко.

Это было началом дружбы, основанной на совместном отдыхе, порой сумасшедшем, порой спокойном, но всегда полном каких-то авантюр. После войны, времени оккупации, молодежь нуждалась в разрядке, и это напряжение смогло разрядиться в Сен-Жермен-де-Пре. Та же веселость и беззаботность царила позднее в обществе друзей Франсуазы в Сен-Тропе. Свобода романа «Здравствуй, грусть!» отражала их восприятие жизни. Об этом говорит Даниэль Желин: «Мы доставляем себе изысканные наслаждения»[251].

Он играл в ее четвертой пьесе «Превратности фортуны», поставленной в «Театре Эдуарда VII» в январе 1964 года. Тогда она снимала квартиру близ старого порта, где жил Поль Элюар. «На двери ванной у него были приклеены статьи, фотографии, карикатуры: настоящий музей сюрреализма», — вспоминает он. Отель «Понш», который принадлежал Альберту и Марго Барбье, где она занимала обычно 22-й номер с террасой, олицетворял для нее нечто тропезианское.

Там пил ликер Пикассо, писал, глядя на море, Борис Виан, Мулуджи пел во время ужина в старом рыбацком бистро, открытом в 1885 году, когда Ги де Мопассан[252] назвал Сен-Тропе, где так долго жила Франсуаза, «девой моря»[253]. Она и ее друзья оставили о «Понш» и радостные и грустные воспоминания, в зависимости от дня, месяца, года. Альберт умер, Марго сохранила отрывочные воспоминания:

«Франсуаза поднималась в четыре часа пополудни, она писала в постели… Любила играть на фортепьяно, а Джульетта Греко пела о Сен-Жермен-де-Пре… Ночами играли в карты… Мы жили как в семье. Мой муж ходил встречать Франсуазу на вокзал Сен-Рафаэль… Когда снимали “И Бог создал женщину…”, Брижит Бардо ходила по “Понш” обнаженная. “Прикройся, ты некрасивая”, — сказал ей Альберт. “Я не красивая?” — воскликнула изумленная Брижит».

В Сен-Тропе Франсуаза Саган и Брижит Бардо чувствовали себя тем более комфортно, что родители отправили их туда перед войной на каникулы. Как и Анабелла, которая приехала туда впервые со своей матерью в 1932 году, в возрасте четырех лет. Для Жан-Клода Мерля, старого проказника Сен-Жермен-де-Пре, бывшего организатора дискотеки, расположенной на улице Сен-Бенуа, Сен-Тропе стал постоянным местопребыванием. Этот беспечный весельчак, считавший своим призванием веселить современников, привлек Франсуазу к участию в организации в отеле «Понш» нелепой конференции по пчеловодству.

«Мы заказали афиши. Местная пресса сообщила о готовящемся мероприятии со всей серьезностью. Никто не мог предположить, что это розыгрыш. Из Моля (Вар) приехало много пчеловодов. Когда вошла Франсуаза в полосатой желто-зеленой майке, зал был полон. Майками под пчелиный окрас всю компанию снабдил бутик “Шоз”. В течение часа она молола чушь и в итоге сравнила пчелиную матку с английской королевой. Пчеловоды, наконец поняв, что им морочат голову, в ярости уехали. Альберт Барбье, естественно, тоже был недоволен. Дело закончилось пирушкой».