Судьба русского писателя в Америке
Судьба русского писателя в Америке
Почти как «Судьба солдата в Америке». Люди моего поколения хорошо помнят этот фильм, оригинальное название которого — «Бурные двадцатые годы». Так вот, Сергей Довлатов прибыл в Америку в конце бурных для русской эмиграции семидесятых годов. И через год практически никому не известный писатель, не напечатавший ни строчки своей прозы в Советском Союзе, стал главным редактором газеты «Новый американец». Культурная жизнь в Нью-Йорке тогда действительно бурлила. Молодые таланты, ниспровергатели авторитетов, искали выхода своим силам. Довлатов, Вайль, Генис, Орлов и ветеран Рубин сложились, что называется, по «семь рваных», взяли в банке кредит и организовали новую еженедельную газету. Работали круглые сутки и почти за бесплатно. И добились своего. На мой взгляд, «Новый американец» была лучшей газетой в русской эмиграции. Потом Довлатов мне говорил: «Как мне было знать, что это — мои лучшие годы!» Довлатов оказался прирожденным шефом, редактором, организатором, человеком толерантным, готовым не на словах, а на деле печатать в своей газете материалы, резко противоположные его мнению. Короче, он нашел себя, — наверно, за этим и приехал в Америку. К сожалению, газета продержалась недолго. В «Новом американце» было полно литературных гениев, но ни одного тихого скромняги, который знал бы толк в подписке, рекламе и финансах. А когда в редакции произошел раскол и в Нью-Йорке стали издаваться два русских еженедельника, это было предвестием конца. Редактор ежедневного «Нового русского слова», старый газетный волк Андрей Седых без труда «съел» своих конкурентов. Америка преподала Довлатову жестокий и прозаический урок: «Жизнь есть борьба».
К счастью, Сергей Довлатов не сломался и вернулся к своей прежней профессии писателя. Между прочим, начинать литературную карьеру в новой стране тоже было не так просто. Как и многие писатели, не получившие вовремя должного признания, он страдал определенными комплексами, но сам прекрасно это осознавал.
Литература для него не стала средством самоутверждения, сведением старых счетов. Для Довлатова (цитата из другого его письма) «писание, любое, успешное и не успешное, один из немногих способов преодоления душевного горя». Думаю, точнее сущность писательства не определить. Поэтому Довлатов не только смог написать свои книги (в статье Льва Лосева, появившейся в «Русской мысли», им дана очень высокая оценка, и в этом я полностью согласен с Лосевым), но и пробиться к иноязычному американскому читателю. А уж тут из русских писателей преуспели лишь единицы.
Кажется, все написанное им опубликовано. Но у Сергея Довлатова есть еще одна книга. Убежден, если ее издать, она станет самым громким бестселлером в эмигрантской литературе. Даже для наших «классиков», которые уже давно не читают друг друга, эта книга будет настольной. Что за книга, почему о ней до сих пор ничего не известно? Дело в том, что Сергей Довлатов, почти единственный из русских литераторов, работал в совсем забытом жанре эпистолярной прозы, писал письма.
Практически каждое его письмо — маленький шедевр. Если адресаты Довлатова договорятся между собой, соберут письма и издадут их — повторяю, грандиозный успех обеспечен[1]. Правда, есть одно маленькое «но»: в первую очередь надо согласовать эту идею с женой Довлатова, Леной. При всей своей доброте Довлатов был беспощаден в литературных оценках, да и не только литературных. Не прощал человеческой подлости и низости. Многих будущих читателей этой книги ожидают «приятные сюрпризы». Поэтому издавать ли ее и когда издавать — решать Лене.
Итак, благополучная судьба писателя в Америке. Кажется, Довлатов добился всего, чего хотел. Даже Курт Воннегут ему позавидовал: мол, публикуетесь в престижнейшем «Ньюйоркере», куда его, Курта Воннегута, не пускают. Но почему мне на ум приходит сравнение с фильмом «Судьба солдата в Америке», с его трагическим финалом? Конечно, все мы под Богом ходим, но скажите, разве это нормально, что здоровенный мужик, в расцвете сил, внезапно умирает, не дожив до сорока девяти лет? Можно говорить о каких угодно болезнях, «терзавших Довлатова всю жизнь» (цитата из Лосева), но болезни сами собой не приходят, для них есть причины. И поневоле вспоминаются стихи Владимира Корнилова: «Что погиб человек от ошибки, хоть онколог наплел — от рака…» Конечно, как хорошо, как приятно, а главное, как смело, выступая в эмигрантской газете, свалить все на советскую власть и на происки КГБ. Но Довлатов двенадцать лет прожил в Америке, чувствовал себя уже полноправным американцем. Плюс — его книги вернулись в Союз и получили признание. У меня нет перед собой текста интервью Довлатова, опубликованного в журнале «Огонек», но там он говорит примерно следующее: «Я вдруг понял, что жизнь моя принадлежит не литературе, а близким мне людям». То есть только совершенно глухой человек не догадается, что Довлатова не покидало беспокойство о своем маленьком сыне, о жене, о матери, что он чувствовал некую нестабильность своего существования. Ни для кого не секрет, что лишь считаные литераторы в Америке живут на литературные заработки, остальные вынуждены работать. И Довлатов работал. На хлеб насущный он зарабатывал в нью-йоркском бюро радио «Свобода». Работал около десяти лет, а все оставался внештатником, то есть — в условиях нью-йоркского бюро — человеком бесправным, которого можно уволить в любой момент по первому хрюканью чиновника из Мюнхена. Тут я слышу возмущенные возгласы: «Как можно предполагать такое, как можно было увольнять Довлатова?!» А так. Уж не помню, в каком году мне позвонила Эллендеа Проффер: «Толя, Довлатова уволили с радио, сделай что-нибудь». (Характерный штрих: сам Довлатов никогда не просил о помощи, наоборот, уверял меня в телефонных разговорах, что у него все в порядке и на счету в банке — тысяча долларов.) К слову сказать, я знаю нью-йоркское бюро, там работают «отнюдь не злодеи» (любимое выражение Довлатова), там ценили и почитали Довлатова, но шло очередное сокращение бюджета на радио, а при этом первым делом страдают внештатники. Короче, в Нью-Йорке не дрались за Довлатова. Поступили по принципу: «Приказ начальника — закон для подчиненного».
Я позвонил в Мюнхен, и мне удалось объяснить тогдашнему руководству радио, кто такой Довлатов. Довлатова восстановили. Позже, будучи в командировке в Нью-Йорке, я спросил у Сережи Довлатова, хочет ли он стабильного места на радио. Конечно, хочет… Я свел его с директором «Свободы» и держал получасовую речь. Директор понял, обещал. Сам Довлатов комментировал мое «выступление» со свойственным ему черным юмором: «У меня было ощущение, что я умер, — такой панегирик произносят только над телом покойника. Вот увидите, Толя, что-то произойдет». И действительно произошло: через неделю сняли с должности директора «Свободы». Следующие начальники все меньше понимали, и с ними было все труднее разговаривать…
Я неоднократно повторял, что на деньги, которые радио тратит на оплату жилья чиновникам в Мюнхене, можно обеспечить работой всю русскую литературную эмиграцию. Но в Мюнхене, видимо, свои представления о задачах радио, для них явно предпочтительнее чиновничий комфорт. После того как руководство «Свободы» расправилось с русским Парижем (а уж наши внештатники были социально защищены, их уволить было не так просто, но, как говорил тов. Сталин: «Нет таких крепостей…»), после того как объявили о сокращении штатов на государственном «Голосе Америки», чего мог ожидать каждую минуту внештатник в Нью-Йорке, который не защищен никаким законодательством? Ведь его можно выставить из редакции в любой момент, без копейки отступных. Вот жить под таким дамокловым мечом — это ли не напряжение? Это ли не ошибка? Не повод для возврата «неизлечимой болезни»?
Итак, судьба русского писателя в Америке. Вздохнем и ахнем. А судьба русского писателя Сергея Довлатова в России? Что бы там ни говорили, как бы братцы-литераторы ни выпячивали грудь, да факт остается фактом: из всех писателей-эмигрантов последнего времени, книги которых вернулись в Россию, Сергей Довлатов самый популярный…
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Рождение писателя
Рождение писателя В книге итальянца Джованни Боккаччо «Декамерон» десять благородных юношей и дам во время эпидемии чумы собираются на загородной вилле недалеко от Флоренции, чтобы спастись от заразы. Десять дней каждый из них рассказывает по одной истории —
Жизнь и судьба Василия Гроссмана и его романа (выступление на Франкфуртской книжной ярмарке по поводу выхода немецкого издания романа «Жизнь и судьба»)
Жизнь и судьба Василия Гроссмана и его романа (выступление на Франкфуртской книжной ярмарке по поводу выхода немецкого издания романа «Жизнь и судьба») Люди, следящие за советской литературой, знают, что в огромном потоке книг, которые из года в год издают тысячи
СУДЬБА РУССКОГО ГЕНИЯ
СУДЬБА РУССКОГО ГЕНИЯ В 1947 году я потерял самого близкого в моей жизни друга - Бориса. Ко времени моей демобилизации он окончил художественное училище. Женился. Имел дочь. Во время войны был в партизанах, сделал серию рисунков обороны Сталинграда, за которую был награжден
СУДЬБА РУССКОГО ВОИНА
СУДЬБА РУССКОГО ВОИНА В начале 1947 года в Москву приехал Василий. Я познакомил его с женщиной, с которой я короткое время работал в артели игрушек. Я числился инженером в этой артели. Мои обязанности заключались в том, чтобы подписывать какие-то бумажки. Я заметил, что это
Глава XXIV. Судьба войск, оставшихся на Северном Кавказе, и Каспийской флотилии. Упразднение «Южно-русского правительства». Последние дни в Крыму. Оставление мною поста главнокомандующего ВСЮР
Глава XXIV. Судьба войск, оставшихся на Северном Кавказе, и Каспийской флотилии. Упразднение «Южно-русского правительства». Последние дни в Крыму. Оставление мною поста главнокомандующего ВСЮР Грозные недавно Вооруженные силы Юга распались. Части, двинувшиеся берегом
Отсутствие писателя
Отсутствие писателя Ровно сорок лет назад, летом 1964 года, Виктора Голявкина, Владимира Марамзина и меня принимали в пионеры. Мне было двадцать семь лет, Марамзину тридцать, а Голявкину тридцать пять. С нами путешествовал еще Саша Сколозубов, дивный художник, но он от
АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ: Судьба первого русского аса
АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ: Судьба первого русского аса Так сложилось, что если сейчас в России и вспоминают военных летчиков времен Первой мировой войны, чаще всего разговор ограничивается упоминанием имени Петра Николаевича Нестерова — автора «мертвой петли», первого пилота,
Глава 14 Судьба России, русского народа и славянства. Выход из кризиса
Глава 14 Судьба России, русского народа и славянства. Выход из кризиса Нет больше Союза Советских Социалистических республик. Великая держава мира раздроблена на национальные лоскутки, каждый из которых испытывает «военную беспомощность», «экономическую зависимость от
Смерть писателя
Смерть писателя В четверг 29 января 1881 года в Петербурге устраивался традиционный вечер памяти А. С. Пушкина. Исполнялось 44 года со дня его гибели. Организаторы вечера были уверены, что зал будет переполнен, так как заранее уведомили в афишах, что в нем примет участие Ф. М.
Г. Лит В гостях у писателя
Г. Лит В гостях у писателя Поезд № 76 приходил в Миллерово в половине третьего ночи. Наш проводник – суровая черноглазая женщина лет сорока, молчаливая и подтянутая – разбудила нас весьма заблаговременно. Глядя, как в окнах летит черная степь, мы стали расспрашивать, не
Про писателя Полякова
Про писателя Полякова Позвонил писатель Поляков.— Слушай, давай встретимся, у меня беда — вся надежда на тебя.Он примчался в этот же день, поцокал языком, оценивая роскошь моего кабинета. Сел на стул. Пригорюнился.— Понимаешь, у меня дочка Алиска задурила. Связалась с
С. Бондарчук1 «Судьба человеческая – судьба народная»
С. Бондарчук1 «Судьба человеческая – судьба народная» Режиссер Сергей Бондарчук поставил три фильма – «Судьбу человека», четырехсерийную «Войну и мир» и «Ватерлоо», идущий на экране два с половиной часа. Каждый из них становился событием в искусстве, собирал десятки
Глава 30. Судьба князя Тарановского – кровавая история русского XX века
Глава 30. Судьба князя Тарановского – кровавая история русского XX века Он потомок двух славнейших и древнейших родов.По отцу – рода Тарановских – Черниговских князей, по матери – рода Воротынских, представителя которого – князя Воротынского – Пушкин вывел действующим
Заметки писателя
Заметки писателя Статья напечатана в «Литературной газете» 24 марта 1945 года.В 1922 году я встретил в Одессе матроса Богуша. Он только что возвратился из Сиднея. Я знал, что матрос этот несколько лет проплавал по Тихому океану, и тотчас, конечно, пристал к нему с расспросами об