Однополчане

Однополчане

«…В каком полку служили?»

Ильф и Петров

Однополчане… Разные они бывают.

Вы слышали, как даёт осечку «Берета», когда она у вашего уха, а держат её чужие и очень недобрые руки. Спросите у Соловья. Мне он рассказал без расспросов. Обыденно и просто, как о чём-то малозначительном, но немного неприятном.

Мы сидели в Бала Хисаре на лавочке и млели на весеннем солнышке. Я прибыл в полк по каким-то партийным делам, заодно жду, что удастся украсть или обменять нашим технарям на полковом складе. Старшины уже загрузили в БТР и ГАЗ-66 продукты, почту и теперь трясут склады и своих коллег из первого батальона на предмет, чего не жалко, или просто рыскают по полку в поисках чего-либо полезного для своих застав. Ящик какой-нибудь, гвоздь или доска на заставах имели особую цену и они тащили всё подряд. Дело тонкое, практически интимное и не терпит суеты. До назначенного времени убытия ещё полчаса и я с удовольствием коротал его в обществе гвардии старшего лейтенанта Соловьёва. Он уже год, как ушёл с нашего батальона в полковую разведроту на возмещение текущего некомплекта и теперь геройствует с ней по всему Афгану. По старой памяти считает меня начальником штаба своего батальона. Вчера только вернулся из-под Хоста. Я знал об этой операции, но в общем и отрывочно. С нами не всегда делились на разборах, а уж в ходе подготовки и самой операции в курс вводили только исполнителей и только в части касающейся. Коню было понятно, для чего это делается — эти же исполнители целее будут. Но Хост был на устах, потому как слишком много бортов с раненными и погибшими пришло оттуда в наш медсанбат.

— Ноги по горам стёрли до яиц. Много зелёнки… К тому же пещер духи нарыли, мама не горюй. Заскакиваю в не помню, какую по счёту, — рассказывает Александр, — а там после дневного яркого солнца видимость, мля, как у негра в ж. пе. Следом боец. Замер, жду, когда глаза хоть чуток привыкнут. Тут у самого уха такой сухой щелчок…потом удар в спину и очередь из автомата. Чуть не ох. ел от неожиданности. Это боец рассмотрел духа, оттолкнул меня и залепил очередь в полрожка. Дух осел, а «берету», сука, так и держит в руках. Я её беру, затвор отвожу, патрон выпал, смотрю, капсюль с наколом. Высадил в него все оставшиеся в магазине патроны и тут только испугался. Весь магазин ушёл без единой осечки!!!

— Да, Сань, нюх под замену терять начал, но повезло тебе в этой духовской рулетке…

— Мне этот сухой щелчок бойка до сих пор в ушах стоит. Мог запросто и до замены не дожить, это как два пальца об асфальт. Приеду в домой, схожу рублёвую свечку поставлю…

— Лучше лоторею купи, с такой-то прухой… Говорят, тебя за Хост к «Знамени» представили, поздравляю. Знатный иконостас собираешь, — с плохо скрываемой завистью сказал я.

— Знаете, товарищ майор, это будет, если будет, третий орден в разведке за год, но тяжелее всего мне досталась медаль «За БЗ», которую получил в нашем батальоне. Я за неё не меньше ста ночей в засадах провёл, а представили только, когда дал результат.

— В батальоне, ты знаешь, за протирание штанов на заставах к боевым наградам не представляют. Зато ты свежим воздухом надышался, аппетит нагуливал…

— Будь моя воля я бы лучше на заставе сидел и от печки не отходил, хер с ним, потерпел бы запах дымка. Думаю, что и аппетит бы не испортил. А то сидишь как сука на морозе, даже от сигареты не погреешься.

— Ладно, прибедняться. В разведку силком никто не тянул, да и там первым в пещеры никто не заставляет соваться. Мог бы сначала гранатку послать…

— Это точно. Уже было. Как вспомню, смех разбирает. Сидел ещё в батальоне в очередной засаде на горке у нашей шестой заставы. А там такая аккуратная пещерка, даже скорее нора. В ней хоть от дождя, хоть от обстрелов прятаться можно, но вход только по-пластунски. Я туда фонариком посветил, смотрю — лопатка сапёрная лежит. Еле протиснулся, цап её рукой… а под ней гранатка так характерно взрывателем щёкл!!! Торчу, мля, в дыре как Вини Пух после гостей у Кролика, только мордой в противоположную сторону и вспоминаю, что это я сам(!) полгода назад и лопатку для духов оставил, и гранатку под неё засунул и — придурок — не х. ю какую-нибудь, а эфку! Бойцам сто раз повторял, увидите что-то красивое, руками не трогать, а тут сам на каком-то рефлексе сработал. Время идёт, вперёд просунуться могу, а назад вся надетая трехомудия, как у ежика иголки, упирается и не пропускает…

— Представляю картину. Интересно тогда было на твою рожу посмотреть. Чихнуть, как Вини Пуху не пытался?

— Мне тогда другого срочно захотелось. Про рожу не думал. Да не было бы там через секунду никакой рожи, если бы не извернулся и за мгновение до взрыва не откатился от дырки. Чуть из кожи не вылез, ободрался, всю сбрую порвал. Бойцы прибежали, а я грязный и оборванный от хохота давлюсь. Пришли, блин, на мягких лапах в засаду! Собрал всех и ходу вниз, пока шестая не вздумала проверить, кто это у них под носом канонаду устроил. Ещё чего доброго прогреют стволы у своих «Нюрок»,[41] а мне и так адреналина на неделю вперёд хватило.

— Соловей, да ты просто какой-то пещерный маньяк! А насчёт шестёрки — прав, редкая ночь проходит, чтобы они с духами «гостинцами» не перекинулись, поэтому за ними бы не заржавело.

— Угу… Они с тех пор, как ваш предшественник Женя Дымов под миномётном обстрелом у них погиб, на духов большой зуб имеют. Я даже не стал на связь выходить. Мы только ноги унесли, как прилетело… А про пещеры, глаза бы мои их не видели, сам не пойму, чего меня тянет…

— Товарищ майор, ленточка к выезду готова, — встрял в разговор старшина 9 роты, и я распрощался с разведчиком.

— Я поехал, Саша, а ты бывай. Хотелось бы в Союзе свидеться. И не лазь ты больше никуда, у тебя же приказ на замену есть.

У меня было смешанное чувство к этому невысокому, худому парню в выгоревшем на солнце, застиранном хебчике, с загоревшим, обветренным лицом и усталыми, тоже, кажется, выгоревшими глазами. Я, безусловно, уважал и завидовал ему. Во-первых, у него со дня на день заменщик будет в полку. Во-вторых, воюют парни, а ты сиди, бумажки перекладывай, или вон портянки на заставы вези. Я же тоже разведчик и, говорили, совсем неплохой. Одних часов от командующего три штуки в разведке заработал! С другой стороны, я понимал, что на войне у каждого своя роль и что мой разведывательный поезд уже ушёл. А свою пулю, гранату или мину можно и в штабе, и на продскладе поймать.

Пока сидел на броне и по привычке сканировал дорогу под правым колесом БТРа, мысленно возвращался к рассказу Соловья. Улыбнулся, как представил его рожу в той норе с лопатой. А потом вспомнил себя…

* * *

Дело было с полгода назад. Стал проситься к нам в батальон полковой писарюга из строевой части. Мол, скоро на «дембель», весь Афган за бумажками проведу, свой подвиг не совершу, и будет потом перед соседями стыдно. Причём просился на самую опасную заставу. Пусть не блистающая интеллектом, но нормальная мужская логика присутствовала. Даже уважуха какая-то, не все писаря чмыри и прячутся от войны. Да и я повёлся, грамотный писарь мог оказаться полезен мне в штабе. Определил я его на шестую заставу днём, а на следующее утро его не стало. Пропал с поста вместе с оружием. В три заступил, а в четыре при проверке его уже не было.

Что тут началось! Вы там, в батальоне — бездельники, хорошего парня вам дали, а вы его погубили! Где пропал? В карауле? Кто начальник штаба? Иди сюда!!! Мне вопросы задают, и, я вижу, на полном серьёзе убеждены, что мы сами его убили, а тело спрятали. Полковой особист был вежлив, но настойчив:

— Вы везде проверили?

— Так точно.

— Кишлаки обшмонали?

— В первую очередь. Каждый дувал. Да и нет там рядом жилых.

— Зелёнку?

— Вдоль и поперёк…

— А вы кяризы в вокруг заставы посмотрели?

— Никак нет!

Как будто обрадованный моим ответом в разговор вступает замполит:

— Я же говорю — бездельники! Хотите концы спрятать, уйти от ответственности — не выйдет! Мы вас всех на чистую воду выведем…

Не понравилась мне идея с кяризами, даже очень. И на то были причины. Именно в них мы потеряли трёх толковых мужиков, как говорится на ровном месте, из-за придури одного политбатрака, захотевшего рыбкой разговеться. С тех пор и с остальными его коллегами по политцеху у нашего батальона не очень отношения складываются, всё стремятся нас на какой-то подлости подловить. Будет время, расскажу. Но, главное, заключалось в том, что, опасаясь срытого подхода духов, все кяризы вокруг застав были частично подорваны, частично заминированы. Соваться туда, мягко говоря, было не очень умно. Поэтому никому из бойцов я не мог доверить это счастье. Полез сам. Давно я не терпел столько жути. Кяриз — это не просто глубокий колодец, это, на первый взгляд примитивная, на самом деле сложнейшая ирригационная система. В земле проделаны дырки и никаких бетонных колец! Там и без подрывов может в любой момент всё обрушиться. Входы разные — вертикальные, под углом, узкие, когда можно упереться спиной и ногами и широченные, когда болтаешься на верёвке, как муха на ниточке в бутылке. По дну между колодцами протекают ручейки, иногда полноводные, в них даже рыба, будь она неладна, водится. Вода прозрачная и холодная. Ради неё и роют.

Спускают меня так на верёвке в двадцатый по счёту кяриз. Смотрю, повезло, неглубокий и сухой. Всего метра три. Когда опустился, понял, что это не дно, а огромный валун, в стороне у которого есть проход и дальше прямо под ним новый спуск метров на пять! Верёвка скользит по валуну, сыпется сверху за шиворот и в глаза песок, внизу при дохлом свете фонарика вижу растяжку на гранату, прикрученную к выстрелу от РПГ! Выстрел воткнут в землю как колышек. Всё собрано на живую нитку. Ору благим матом: «Стой!», но меня из-за грёбанного валуна не слышат. Сверху на проволоку-струну сыпется песок. Боюсь, чтобы не прилетело, что-нибудь существенней. Раскорячиваюсь, чтобы ничего не зацепить и думаю только о том, если сейчас грохнет, как они меня доставать будут. Почему-то для меня в тот момент это было очень важно. И особенно смущал огромный валун над головой. Наверное, боялся, что придавит. Вот тогда, думаю, моя рожа не сильно отличалась от соловьёвской.

Как и ожидалось, никого я под землёй не нашёл, о чём особист, не отходивший во время поисков от меня ни на шаг, лично доложил в полк. Но нас с комбатом и замполитом батальона продолжили дрючить за «без вести пропавшего бойца», как худых свиней. Мы какое-то время сомневались, а потому безропотно терпели и сносили, но потом завершили своё расследование и поняли: никуда он не пропадал, сам к духам ушёл. Поэтому почти хором заявили замполиту:

— Вы полтора года в нём ничего не разглядели, а мы за полдня должны были разобрать тайные струны его души! Сука он последняя, предатель и дезертир!

— Вы, товарищи офицеры, слова выбирайте! Да и кто вам это сказал?

— Убедила нас в этом…его мама. Пришло письмо, в котором она униженно просила прощения у сыночка за то, что без его разрешения дала послушать какой-то «пласт» его другу. По письму видно, что она не просто не хочет огорчать сыночка — она его боится. Эта тварь могла повысить голос или даже поднять руку на мать из-за какой-то пластинки. Значит за «Шарп-777» легко Родину продаст…

— Это ваши догадки, где факты?

— Дайте срок, будут и факты, — сказал комбат и как будто в воду глядел.

Факты появились через пару месяцев. Мы как раз собирали данные по вражеской установке, не дававшей нам и командованию дивизии покоя. Пришла ГРУшная сводка, где говорилось о советском солдате, перешедшем к духам и занимающимся в нашем секторе распределением оружия у маджахедов. Хотя фамилию не называли — у него уже было мусульманское имя — мы не сомневались — наш урод! Вот писарюжная душонка, и там устроился в тепле! Ходили мы батальоном в тот район неоднократно, искали встречи с однополчанином, но не довелось. А доведись, за его жизнь не поручился бы и гроша ломанного не дал…

* * *

Встретились мы недавно с Александром Соловьевым на международной десантной конференции в Москве. Кавалер «Боевого Красного Знамени», двух орденов «Красной Звезды» и медали «За боевые заслуги», он прибыл из украинского Болграда, куда его занесла судьба и развал страны. Такой же сухой и подтянутый, только совсем седой. Решали, в том числе, вопрос, как будем дружить с братьями-десантниками, оказавшимися далеко «за бугром». У нас ответ был один: «Легко!», но только не с теми, кто с оружием в руках перешёл на сторону врага! В этом, как, впрочем, практически во всех остальных вопросах, мы с ним были едины. А как иначе, мы же однополчане!

* * *

В качестве справки. За всю десятилетнюю историю афганской войны 357 гвардейский десантный полк потерял убитыми 217 бойцов, прапорщиков и офицеров, только двое (!) числятся пропавшими без вести. За одного ничего не скажу, а ко второму — рядовому Петрову Всеволоду Кирилловичу — имею очень серьёзные вопросы.