Эдельвейсы

Эдельвейсы

Всякой глупости своё время.

Виктор Жемчужников

Откуда комбат взял, что эдельвейсы цветут в апреле, никто не знал. «Ленточка» мирно возвращалась из Кабула, везла продукты и почту. Дорога ещё не превратилась в пыле-цементную кашу. Дышится легко. Пока не пеклО, а только грело весеннее солнышко. Настроение шикарное.

Я на центральной заставе Рустамкалай, получил доклад о прохождении колонной одной из застав. Спокойно жду прибытия комбата, тем более что была надежда на долгожданное письмо. В установленное время очередная по пути застава Шаникала ничего не доложила. Странно. И сама «ленточка» на запросы не отвечает. Там комбат. Ему видней. Но связисту голову откушу. Потихоньку начинаю «метать икру». Сам запрашиваю заставу, докладывают: комбата не было. Ещё через некоторое время поступил доклад о плотной стрельбе со стороны гор. «Твою мать! Тревога!!!» Автомат, «лифчик»[24] и бегу на броню. Там уже сидит «крот» и разведчики. Погнали. Повезло, что за рулём сидел ефрейтор Змиевский, лучший водитель батальона. Долетаем до «ленточки». Там водилы и пара бойцов. Докладывают, что комбат с остальными пошёл в предгорье посмотреть, как цветут эдельвейсы. Отходить далеко не собирались. Связи нет, но была стрельба.

«Змей» умудрился довезти нас буквально к подножию хребта. Спрыгнули и бегом наверх. В мыслях полно всякого дерьма. До этого я в гору бегал только на тренировках. Стрельбы не слышно. Бежим по тропе в сторону перевала. Хоть и «наелись», но стараемся не останавливаться. Вдруг из-за гряды выходит комбат с бойцами. Один на горбу несёт душка, другой ТЗК,[25] третий две «итальянки».[26] У остальных два трофейных автомата. Все живы. Комбат с цветами!!!

— Геннадий Васильевич, что за херня? Где связь?

— Ладно, Васильевич, не шуми, всё в порядке.

— Откуда тогда «дровишки» и что за стрельба?

— Давай вниз, потом расскажу.

Внизу оказалось, что душок умер. Наверху был жив, а по дороге умер. Странно. Все посмотрели на таджимона.[27] Тот странно тёрся рядом с пленным.

— Я ничего… я только хотел успокоить… один раз кулаком, а чё он дёргается…

Вот же засранец! До сих пор не могу понять, за что наши таджики так люто ненавидят местных. Говорят, чем-то по вере не сошлись. Таджимону зарядили пендаля, а душка заложили камнями. Больше о нём не вспоминали, что бы не подвести бойца под статью.

Зато вспомнили, как дело было. Комбату захотелось посмотреть, как цветут эдельвейсы. Думали, только до горы и обратно. Поэтому пошли налегке и связи не взяли. Долина наша, чего бояться. Сначала на одну горку. Видят, что-то цветёт выше. Ещё поднялись. Потом ещё. С одними автоматами легко. Цветы есть, но явно не эдельвейсы. Чуть-чуть по тропке вверх и не заметили, как выскочили на перевал. Там из камней выложен окоп, внутри ТЗК на треноге. Из него все заставы, как на ладони. Даже что-то вроде журнала наблюдения!!! Две мины-«итальянки» и казан с пловом. Сунули палец — тёплый. Смотрят на ту сторону: два душка спускаются с горы, а двое других на ишаках поднимаются навстречу. Вот раздолбаи, кто же так посты меняет! Решили проучить. На полпути верхние пересели на ишаков и покатили вниз. Для двух других нарисовали картину Репина «Не ждали». Одного взяли живьём, другого, отставшего, завалили.

— А если бы они вас засекли? — спрашиваю один на один у комбата, подальше от солдатских ушей.

— Самому — хреново, как подумаю…

По понятным причинам мы про этот выход предпочли не распространяться. Хреновых «ботаников и флористов» вспоминали только в своём кругу и под хорошее настроение. А вот про то, как плотно духи ведут за нами наблюдение, не забывали никогда.

* * *

Спуск с этого перевала оседлали и каждую ночь выставляли засады. Через пару ночей разведка, возвращаясь домой после ночных бдений, в предгорье чуть в стороне от тропы надыбала ГАЗ-66. «Сухую», но полностью исправную. Хватило ума не расстрелять и не поджечь. Может, потому и не подожгли, что бак пустой? Зам потех, как только узнал, — на бэтэр и туда. Заправил, ОТОшные[28] спецы завели и своим ходом пригнали на заставу. Большая умница, зам по вооружению батальона майор Лазаренко Виктор Павлович ходил и светился от счастья. Не каждый день из засады ему подарки достаются. А тут такой, да не один. В кузове бензоагрегат четырёх килловатник, правда, какой-то собакой расстрелянный. Из «шишиги»[29] мухой сделали клон нашей заставной «хозяйки». Подкрасили, номера сварганили, на дверцы — эмблему. Короче, на следующий день не угадать, где штатный автомобиль, где трофей. Одну в ленточку, а другая вокруг заставы по внутри батальонным делам вертится. Хорошо! За машину Палыч чин-чином проставился разведчику «кишмишовкой», а когда и сам хлебнул этого зелья, похвалился, что может и агрегат восстановить.

— Только, — говорит, — эпоксидки нет, — а сам на комбата косится.

Полез Геннадий Васильевич в свой заветный ящик с инструментом и отдал эпоксидную смолу.

— Бери, на доброе дело не жалко.

На следующий день каждый офицер и прапорщик заставы считал своим долгом заглянуть в каптёрку технарей и хотя бы советом поучаствовать в таинстве восстановления бензоагрегата. И не только потому, что мечтали о лампочке Ильича, достали всех тусклые лампочки от связистов и свечки. На самом деле, просто хотелось примазаться к чужой славе. Палыч на наших глазах творил ГОЭЛРО заставного масштаба. И было с кем. Он подобрал, а потом так выдрессировал своё отделение технического обслуживания, что они с помощью пары брёвен за ночь вынимали, перебирали и ставили на место двигатель в БТР-70 прямо в окопе. Делали то, на что танкоремонтному заводу требуется месяц! Агрегат для них был семечки, пусть даже с пятью дырами от автомата. Нескладные, какие-то зачуханные, вечно перемазанные маслом и копотью эти бойцы пользовались немалым авторитетом не только в батальоне. То, что начальники застав, как милость божью постоянно просили прислать к ним ОТО и зама по вооружению — было понятно. А вот, что полковые начальники АТ-БТ,[30] иногда обращались за их помощью — это показатель класса.

Приехал однажды Палыч в полк, заходит в парк. Рядом с КТП собралась вся техническая элита полка во главе с замом по вооружению. Стоит перед ними полу разобранная коробка передач, рядом валяются две сломанные кувалды и погнутый лом. Все зло курят, сопят и косятся на эту «проклятую железяку». У двух бойцов и у командира ремроты руки разбиты в кровь.

— Какие проблемы, — спрашивает Палыч и здоровкается со всеми за руку.

— Да, понимаешь, мля, три часа из этой хреновины вал не можем достать, — отвечает начальник автомобильной службы полка. — Все руки поразбивали, две кувалды сломали, сейчас послали слона за третьей.

— Может, приржавело что?

— Да хер его знает, чем только, мля, не пробовали…

— Этот, что ли, — вступал в высокоинтеллектуальный разговор офицеров бойчина, пришедший с Палычем и присевший на секунду у коробки передач, одной рукой вынимая вал, а другой, вытирая сопли и размазывая по щекам масло.

Вся полковая техническая элита почти хором:

— Как???

— Тут фиксатор есть, его сверху не видно, а пальцем отжать, и вал свободно выходит…

Наверное, так смотрели древние евреи на Христа при его явлении народу. Во всяком случае, в картине Александра Андреевича Иванова у них были именно такие глаза. Все встали, потрогали руками вал, фиксатор, самого бойца, что бы убедиться, что всё настоящее.

— Лазаренко, отдай гвардейца в ремонтную роту, — вступает в разговор зам по вооружению полка, — я тебе за него…

— Неее, не продаётся… Чего встал, бегом в бэтэр, — цикнул Палыч на своего бойца, словно испугался, что поддастся на посулы и продаст.

Как его не соблазняли, встал стеной, не отдам, хоть режь! Согласился, правда, иногда помогать, если сильно прижмёт. Так, что в нашей помощи Палыч со своими спецами явно не нуждался. Надо было видеть, как он защищал и пёкся о своих бойцах.

— Васильич, давай, моих на «За БэЗэ»[31] представим. Они хоть в засады не ходят, но своё-то дело делают, залюбуешься. Вот вчера на четвёртой двигатель стуканул, они за ночь перебрали. Давай, а?

— Обещаю, будет результат в засаде или поиске обязательно по одному подам…

И что характерно, о себе ни слова, хотя сам всё время с бойцами по уши залазит в двигатель и спать не ляжет, пока до ума не доведёт.

Стемнело…ужин. Сидим за столом к еде не прикасаемся. Комбат выставил даже консервированные китайские сосиски, купленные по случаю в военторге. Один раз уже агрегат «тарахтнУл», но тут же заглох. Лампочка, которую предусмотрительно вкрутили связисты, полыхнула невероятно ярким светом и скисла. Пришёл чумазый Палыч и попросил у комбата надфиль. Опять исчез. Еда давно остыла, а бутылка настоящей водки, наоборот, нагрелась, но сидим и ждём. Тускло мерцает подключённая к аккумуляторной батарее переноска. Наконец, тах-тах-тах, и — задырчал наш агрегатик. Лампочка засветилась так, что мы все зажмурились. Когда зашёл Палыч, комбат лично подал неуставную команду «Смирнааа!» и полез целовать его немытые щёки, а мы, не дожидаясь поздравлений, заорали «Урааа!!!» «Банзай!!!» «Валёёё!!!»… Зампотех с чувством выполненного долга и видом крупного знатока потрогал лампочку, словно проверил, правильно ли в ней течёт ток и немытый плюхнулся на козырное место за столом, кресло с трофейной и давно почившей в бозе «Тойоты». Нас всех переполняло чувство настоящего счастья. Прекрасно понимая, что выставленной на стол давно заныканной под торжественный случай бутылки, будет недостаточно, комбат взял со своей тумбочки букетик эдельвейсов и вручил его нашему техническому богу — Лазаренко Виктору Павловичу. «Ура, товарищи!!!»

* * *

Через полгода по приказу командира полка батальон пополнял запасы артиллерийских боеприпасов. Подняли всю колёсную технику батальона. Впервые в одну ленточку поставили «хозяйку» и клон. Прямо на въезде в полк нарвались на засаду — лично зам по вооружению полка встречает колонну. По хозяйски осматривает каждую машину. На ходу помечает недостатки: у этой бампер погнут, у этой тент порван и дверца кабины поцарапана, у этой номера какие-то корявые… Что за хрень, у следующей такие же, но нормальные номера!!!

— А-а-а-а, стоять, бояться!!! Старшего ко мне! ЭТО, что?

— Это? Машина — ГАЗ-66.

— Я вижу, что ГАЗ-66! Почему у двух машин одинаковые номера, я спрашиваю!!!

— Откуда я знаю, такие были, — щёлкнул «тумблером дурака» старший колонны.

— Лазаренко ко мне!!!

Тяжело прощался Палыч с дорогим его сердцу трофеем. Тридцать раз пожалел, что не разобрал её на заставе на запчасти и сто раз, что отправил её за боеприпасами. Он бы согласился сам на личном горбу, пешком перетаскать на заставы эти ящики со снарядами, чем просто так, за здорово живёшь, отдать СВОЮ машину! Но было уже поздно. Пришлось оправдываться, где взяли, почему не доложили и, вообще, как посмели! Хорошо, обошлось без взысканий.

Вот так, на печальной ноте, завершилась прогулка комбата за эдельвейсами.