1960

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1960

218 Тамара Григорьевна Габбе заболела раком в 1958—59 годах и скончалась 2 марта 1960 года. Она умирала дома. Почти безотрывно дежурила я возле ее постели. Была я и при ее последнем вздохе – вместе с А. И. Любарской (приехавшей из Ленинграда) и С. Я. Маршаком.

219 Юрий Анненков. Портреты. Петербург: Petropolis, 1922.

22 °Cтроки из стихотворения «По широким мостам… Но ведь мы все равно не успеем» – см.: Георгий Адамович. Чистилище. Стихи. Книга вторая. Петербург, 1922, с. 11. В настоящее время, через 68 лет, стихи эти в России напечатаны снова – см. саратовский журнал «Волга», 1990, № 12, с. 128.

221 Привожу наиболее возвышенные строфы, относящиеся к Сталину, из поэмы Твардовского «За далью даль». (См.: «Правда», 29 апреля 1960 г., глава «Так это было»… Выделено всюду мною.)

…Когда кремлевскими стенами

Живой от жизни огражден,

Как грозный дух он был над нами, —

Иных не знали мы имен.

. . . . . .

Так на земле он жил и правил,

Держа бразды крутой рукой.

И кто при нем его не славил,

Не возносил – найдись такой!

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

То был отец, чье только слово,

Чьей только брови малый знак —

Закон. Исполни долг суровый —

И что не так,

Скажи, что так…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Ему, кто вел нас в бой и ведал,

Какими быть грядущим дням,

Мы все обязаны победой,

Как ею он обязан нам…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Безмолвным строем в день утраты

Вступали мы в Колонный зал,

Тот самый зал, где он когда-то

У гроба Ленина стоял.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

В минуты памятные эти —

На тризне грозного отца —

Мы стали полностью в ответе

За все на свете —

До конца.

222 Верстка моей книги «В лаборатории редактора» (М.: Искусство, 1960). Я предпочитаю второе издание, вышедшее в 1963 году: оно в меньшей степени искажено цензурой.

223 Евгения Михайловна Берковская (1900–1966) – приятельница Анны Андреевны, интеллигентная одинокая женщина с неудавшейся профессиональной и личной судьбой. Смолоду Е. Берковская, одаренная музыкальным слухом и голосом, пыталась стать певицей; после неудачи – сделалась машинисткой, зарабатывала себе на жизнь вязанием шерстяных шапок и кофточек. Одно время служила в плавательном бассейне. К нужде присоединилось бытовое неустройство: после войны Е. Берковская потеряла комнату и скиталась по чужим углам.

224 Бранит отрывок из романа Хемингуэя… злейшая пародия на «Прощай, оружие!» – А. А. имеет в виду отрывок из романа Эрнеста Хемингуэя «За рекой, в тени деревьев» – отрывок, напечатанный 7 мая 1960 г. в «Литературной газете» под названием «Расскажи мне что-нибудь о войне».

…«– Есть один отличный бифштекс, – сообщил возвратившийся Gran Maestro.

– Возьми его, дочка… Хочешь с кровью?

– Да, пожалуйста, с кровью.

. . . . . .

– А тебе много пришлось воевать?.. Ты расскажешь?

– Достаточно.

– А сколько ты убил?

– 122 верных. Не считая сомнительных.

– И совесть тебя не мучит?

– Никогда».

(См. также: Эрнест Хемингуэй. Собр. соч. в 4-х томах. Т. 2. М.: Худож. лит., 1982.)

225 Привожу копию моей заметки, обнаруженную мною после смерти моего отца у него в архиве.

«Впервые Анна Андреевна прочитала мне кусок поэмы в Ленинграде в 1940 году.

Я была в такой степени ошеломлена новизной, что спросила у автора:

– Это чье?

В следующую секунду я поняла все неприличие своего вопроса. Конечно, это – Ахматова, но какая-то новая, другая Ахматова.

В чем же новизна – не темы, не содержания – а самого стиха?

Не только в мощном, открытом напоре ритмической волны, сменившем дробность и сдержанность ритма. Но и в сочетании необыкновенной конкретности приемов изображения – с отвлеченностью изображаемого. Желтой люстры безжизненный зной, перо, задевшее о верх экипажа, муравьиное шоссе – все эти, по определению Пастернака, «прозы пристальной крупицы", которые в стихотворениях Ахматовой служили созданию реальности – в «Поэме», оставшись столь же конкретными, одевают плотью, овеществляют невещественное, отвлеченное. Материализован не только хоровод призраков; на наших глазах материализуются и понятия:

И была для меня та тема,

Как раздавленная хризантема

На полу, когда гроб несут…

Ахматова сама, как и ее героиня, смотрит «смутно и зорко"; это тот же пристальный взгляд, какой был у нее прежде, но устремлен он на нечто «смутное", зоркостью своей он фиксирует не черты природы и человека, не облака, вылепленные грубо, не айсберги мороза, не голос или глаза; нет, он овеществляет отвлеченности: век, время, романтизм, процесс памяти. Ахматова как бы трогает рукой звук, цвет, мысль, чувство, самую память. От этого резкого столкновения конкретного с отвлеченным, понятия с раздавленным цветком – и рождается то зеленое бесовское пламя, которое там и здесь вспыхивает в поэме; та новая гармония, которая ранит и пленяет слух.

Л. Ч. апрель, 60 г.»

Прочитав мои листки, А. А. упомянула свою «статью о лунатизме». Эта рукопись не известна мне. Думаю, это нечто автобиографическое: однажды в разговоре А. А. призналась, что в отрочестве страдала лунатизмом; о том же

в своих воспоминаниях свидетельствует В. Срезневская: «Отошли в прошлое версальские кущи Царского Села, лунные ночи с тоненькой девочкой в белом платьице на крыше углового зеленого дома («Какой ужас! Она лунатик») и все причуды этого вольнолюбивого ребенка». (В. С. Срезневская. Воспоминания // Искусство Ленинграда, 1989, № 2, с. 12.) Об отроческом лунатизме Ани Горенко см. также «Встречи», с. 56.

В пьесе «Пролог, или Сон во сне», над которой Ахматова работала в первой половине шестидесятых годов, героиня X. – лунатик.

226 Валентин Фердинандович Асмус (1894–1975) – один из преданнейших друзей Пастернака и один из образованнейших людей нашего времени. Он был историком философии (преимущественно античной и германской); а также знатоком русской литературы, автором исследовательских работ о Пушкине, Грибоедове, Лермонтове, Толстом.

Знаменитое стихотворение Пастернака «Лето» (1930), воспевающее дружбу («за дружбу – спасенье мое!»), в журнальной публикации посвящено первой жене Асмуса Ирине Сергеевне. «Четыре семейства», вместе прожившие лето в Ирпени, это семьи Б. Л. и А. Л. Пастернаков, Нейгауза и Асмуса; это друзья,

…для которых малы

Мои похвалы и мои восхваленья,

Мои славословья, мои похвалы.

Во время последней – смертельной – болезни Пастернака, Асмус жил у себя на даче в Переделкине, но столовался не дома, а в переделкинском Доме Творчества. Все, кто не хотел докучать расспросами родным больного, подстерегали на переделкинских дорожках Асмуса, зная, что Валентин Фердинандович может сообщить последний бюллетень.

В. Ф. Асмус – автор статьи «Творческая эстетика Бориса Пастернака», опубликованной в качестве предисловия к сборнику: Борис Пастернак. Об искусстве. М., 1990.

226а «Вдруг в час ночи звонок по телефону, – вспоминает В. Я. Виленкин, – голос Анны Андреевны, которая никогда мне так поздно не звонила. «Мне именно вам захотелось позвонить, – я была в Переделкине». У нее было, по ее словам, такое чувство, что они помирились, хотя ее к нему в комнату уже не могли пустить, только сказали ему, что она здесь, рядом. Запомнились ее слова: «Я так рада, что у него побывала. Плохо совсем. Мучается. Бедненький наш Борисик…»». («В сто первом зеркале», с. 38.)

227 Анна Михайловна Зельманова-Чудовская (ок. 1890–1948) – художница, чьи работы в десятые годы появлялись на выставках «Мира Искусства» и «Союза молодежи». Портрет Ахматовой (масло) был исполнен Зельмановой в 1913—14 гг. Где он теперь – я не знаю; воспроизведение же см., например, в кн.: Анна Ахматова. Фотобиография / Составили В. Я. Мордерер и М. Д. Тименчик. М.: Изд-во МПИ, 1989, с. 35.

228 …о войне и выступлении Хрущева в Париже. – 17 мая 60-го года «Правда» опубликовала заявление Хрущева, сделанное им в Париже, с требованием отмены начавшегося между великими державами совещания в верхах. Заявление Хрущева вызвано было тем, что утром 1 мая американский самолет, поднявшийся с американской базы в Пакистане, нарушил советскую границу и продолжил полет вглубь страны, пока его не сбили. Было ли это в действительности так или как-нибудь иначе, мне, разумеется, неизвестно. Хрущев требовал, чтобы правительства великих держав – ив первую очередь правительство США – осудили «провокационные действия военно-воздушных сил США в отношении Советского Союза».

Всю предыдущую неделю в советских газетах появлялись угрозы «ударить по базам тех стран, откуда осуществляются полеты».

229 Борис Евгеньевич Вотчал (1895–1971) – терапевт, кардиолог. Вотчал обладал огромным опытом военного врача: во время войны он был главным терапевтом армии, а затем фронта. После войны Борис Евгеньевич приобрел широкую известность в кругах официальных, а также литературных и артистических. (В частности, лечил Пастернака.) С 1969 г. Б. Е. Вотчал – действительный член Академии Медицинских Наук СССР.

230 В 1960 году в Большой серии Библиотеки поэта вышли из печати «Стихотворения» Саши Черного (А.: Сов. писатель; вступительная статья и общая редакция Корнея Чуковского.) В 1954-м, 55-м и 59-м годах, после чуть ли не тридцатилетнего перерыва, появились в переводе К. Чуковского «Короли и капуста» – см.: О. Генри. Избранное. М.: Гослитиздат.

231 Несмотря на то, что сестра Бориса Леонидовича, Лидия Леонидовна Пастернак-Слейтер (1902–1989), узнав о тяжелой болезни брата, настойчиво добивалась разрешения приехать в Советский Союз, – визы ей долго не выдавали, и она получили возможность приехать в Москву уже после похорон Бориса Леонидовича.

232 Цитирую письмо ко мне Ирины Николаевны Медведевой-Томашевской. (В 1972 г. я ознакомила ее с моими «Записками».)

««…сменялись Юдина и Рихтер» – так нельзя. Юдина непрерывно играла с утра, а Рихтер приехал незадолго до выноса и сыграл, если не ошибаюсь, две вещи Баха. Он заранее выбрал, задумал, что будет играть. Рихтер очень любил Пастернака, и, скажу мимоходом, что факт его участия в похоронах был очень замечен и неодобрен властями, и даже пытались на него воздействовать. (О том, что Рихтер только единожды сменил Юдину, а затем смешался с толпой и долго оставался на могиле – я знаю точно, так как приехала вместе с ним, на его машине.) Думаю, что и о Марии Вениаминовне Юдиной надо как-то сказать иначе. А то получается: два знаменитых тапера играли (как может подумать читатель) – по приглашению. Это ведь был живой акт любви, восхищения поэзией и в то же время – акт общественный, очень серьезный, значительный. Даже власти об этом догадывались».

М. В. Юдина исполнила вместе с друзьями трио Чайковского «Памяти великого артиста», а по преимуществу исполняла произведения Шуберта.

233 Наталия Александровна Роскина (1928–1989) – мемуаристка, автор воспоминаний об Н. Заболоцком, Вас. Гроссмане, Н. Я. Берковском, а также об Анне Ахматовой. (Наталия Роскина. Четыре главы из литературных воспоминаний. Paris: YMCA-Press, 1980.) В Москве мемуары Роскиной об Анне Ахматовой вышли в сборнике «Воспоминания».

Работала Н. А. Роскина и в литературоведении: см., например, том «Литературного Наследства», посвященный А. П. Чехову (т. 68).

Елена Михайловна Тагер (1895–1964) – прозаик, поэтесса, мемуаристка, многие годы проведшая в лагере. С Анной Андреевной была знакома издавна.

В 1929 году в «Издательстве писателей в Ленинграде» вышла книга рассказов Е. Тагер «Зимний берег» (переизданная вторично после реабилитации автора – через 26 лет). Когда же Е. М. Тагер скончалась, в книжках четвертой и пятой альманаха «Воздушные пути» в Америке появились ее воспоминания о Мандельштаме и лагерные стихи.

В нашей стране стихи Е. М. Тагер начали появляться в печати в конце десятых годов, а затем, с перерывом в десятилетия, в восьмидесятые: в 1989-м – в ленинградском «Дне поэзии», в № 1 журнала «Искусство Ленинграда»; в 1990-м – в № 9 журнала «Звезда»; а ее воспоминания опубликованы в 1988-м, в № б «Нашего наследия».

Е. М. Тагер – автор стихов, обращенных к Ахматовой – «Синеглазая женщина входит походкой царицы» (см. сб.: Посвящается Ахматовой. [США]: Эрмитаж, 1991).

В последние годы жизни Тагер получила квартиру в писательском доме (ул. Ленина, 34), – т. е. в одном доме с Анной Андреевной.

О Е. М. Тагер см. журнал «Даугава», 1988, № 8, с. 126–127, а также «Записки», т. 3.

234 Ему (Пастернаку – 71. Ч.) будет очень много написано стихов. Ему и о его похоронах. – Предсказание Анны Андреевны сбылось. Так, к столетнему юбилею Бориса Пастернака весь февральский номер «Литературного обозрения» за 1990 год был посвящен ему: письма, исследования, мемуары и обращенные к поэту стихи. В приложении к «Литературной газете» (в «Досье»), в юбилейном номере – то же. В Одессе в 1990 году вышел сборник стихов под заглавием «Венок Пастернаку». Эти три издания включили в себя множество стихотворений, обращенных к Борису Леонидовичу и памяти его. Перечисляю имена поэтов: Асеев, Ахмадулина, Благинина, Вознесенский, Галич, Горбовский, Евтушенко, Заболоцкий, Казин, Кушнер, Липкин (отрывок из поэмы «Вячеславу. Жизнь Переделкинская»), Лиснянская, Моран, Озеров, Евгений Пастернак, Плисецкий, Рецептер, Рейдерман, Самойлов, Смеляков, Хелемский, Цветаева, Чичибабин, Шаламов – и многие, многие другие.

Все это собрано к юбилею в период гласности. Но еще в 1964 году Владимиру Корнилову в «Новом мире», № 12 удалось опубликовать свое стихотворение «Похороны» – удалось, по-видимому, благодаря тому, что начальство не догадалось, о чьих похоронах речь. Ныне см. кн.: Владимир Корнилов. Избранное. М.: Сов. писатель, 1991.

Приведу одно стихотворение, написанное в год смерти поэта, но не напечатанное до сих пор.

ПОХОРОНЫ ПАСТЕРНАКА

На совести твоей, Россия,

Обычай старого старей:

Ты сталкиваешь не впервые

Своих поэтов и царей.

Разрешено твоим сатрапам

Вершить расправу, брать нахрапом,

А если что – и наповал…

Его никто не убивал.

1960

Я. Аким

Список, составленный мною, далеко не полон.

Анна Ахматова посвящала Пастернаку стихи при его жизни и после его кончины. Пастернак – один из героев стихотворения «Нас четверо» (1961). Известны шесть стихотворении Ахматовой, посвященных Пастернаку: в 1936-м – «Борис Пастернак» («Записки», т. 1, № 1); в 1947-м – «И снова осень валит Тамерланом», № 80 и «Я всем прощение дарую»; в 1958-м [?] – «Здесь все тебе принадлежит по праву»; в 1960-м – «Умолк вчера неповторимый голос», № 81 и «Словно дочка слепого Эдипа», № 82. См. сб. «Узнают…» – там помещены все перечисленные стихотворения Ахматовой – Пастернаку, кроме одного:

Здесь все тебе принадлежит по праву,

Стеной стоят дремучие дожди.

Отдай другим игрушку мира – славу,

Иди домой и ничего не жди.

1958

(По словам В. Я. Виленкина, Ахматова одно время намеревалась вставить эти четыре строчки в стихотворение «И снова осень валит Тамерланом».)

235 Александр Юльевич Кривицкий (1910–1986) – журналист; основная профессия – руководящий член редколлегий газет и журналов. Во время войны А. Кривицкий – специальный корреспондент и член секретариата газеты «Красная звезда»; после войны – два раза – (с 1946 по 1950 и с 1954 по 1958 г.) заместитель главного редактора (К. Симонова) в журнале «Новый мир». В промежутке, с 1950 по 1954 год, когда К. Симонов из «Нового мира» перешел в «Литературную газету», А. Кривицкий шагнул вслед за ним в редколлегию газеты, где заведовал отделом международной жизни. С 1959 (или 60?) года перешел под знамена В. Кожевникова в журнал «Знамя»: там он – член редколлегии, одно время – заведующий отделом публицистики.

Известность как журналисту принесли Кривицкому, главным образом, две статьи: «Завещание двадцати восьми павших героев» и «О двадцати восьми павших героях» – статьи, напечатанные в газете «Красная звезда» 28 ноября 41 года и 22 января 42-го. В них рассказано о бое под Москвой, происходившем 16 ноября 41 года у разъезда Дубосеково, где 28 советских воинов, жертвуя жизнью, задержали атаку на Москву пятидесяти немецких танков. Автор статей назвал героев поименно и привел вдохновившие их на подвиг слова политрука: «…отступать некуда, позади Москва» («Ребята! не Москва ль за нами?»). Пресса подхватила сенсацию, и 28 панфиловцев были канонизированы: в Дубосекове воздвигли им памятник, история их подвига вошла в тогдашние школьные учебники. А журналисту Кривицкому, первому о них написавшему, принесла почетную возможность заседать в редакциях журналов и газет в качестве одного из руководителей.

В 1966 году В. Кардин (р. 1921) – критик, публицист, автор статей и книг о советских писателях; историк Великой Отечественной войны (и сам участник ее); в шестидесятые годы – специалист по военной мемуаристике (а впоследствии, в 70—80-е – и сам автор документальных повестей о войне) – подверг критике некоторые исторические факты, считавшиеся дотоле незыблемыми. Это был залп с крейсера «Аврора», произведенный накануне штурма Зимнего; победоносный бой красноармейцев с немцами под Псковом 23 февраля 1918 года и, наконец, обстоятельства боя под Москвой в Дубосекове, когда немцы одним рывком намеревались захватить Москву в 41-м. Ни в малой степени не отрицая героизм наших бойцов в битве под Дубосековым, Кардин однако уличал Кривицкого в сочинительстве. Он утверждал, что погибли там не 28 человек, а гораздо более; что некоторые из двадцати восьми, которых Кривицкий объявил погибшими, – в действительности живы, а если все 28 пали, то от кого же, например, могли бы стать известны Кривицкому вдохновляющие слова политрука?.. Указал он и на другие несообразности. На статью Кардина «Легенды и факты» Кривицкий ответил статьей «Факты и легенды», в которой вместо доводов прибег к привычному жанру политического доносительства: Кардин «бросает тень на одну из военных патриотических святынь нашего народа»; «рукою Кардина брошен ком грязи в сторону подвига двадцати восьми героев» и т. д. Последовали отклики военных, возмутившихся антипатриотической позицией Кардина, а затем и оргвыводы: в марте 67 г. Секретариат правления Союза Писателей осудил Кардина, появились грозные заметки в газетах, после чего он на долгие годы был лишен возможности печататься.

236 Оба стихотворения опубликованы в ББП-П (с. 427 и 433) безо всяких перемен; однако, ранее, когда «Март» печатался в «Знамени» (1954, № 4), редакция этого журнала, в лице Веры Михайловны Инбер, тоже испугалась последних четырех строк, и Борис Леонидович вынужден был заменить их другими:

Перед приоткрытою конюшней

Голуби в снегу клюют овес,

И, приволья вешнего воздушней,

Пахнет далью мартовской навоз.

В ББП-П текст полностью восстановлен. (См. также «Пятитомник-П», т. 3.)

237 Однажды летом Корней Иванович послал меня к Борису Леонидовичу за срочно понадобившейся книгой. Увидя меня сверху, Пастернак шумно со мной поздоровался и попросил обождать на веранде внизу, пока он книгу найдет. Ко мне вышла Зинаида Николаевна. Борис Леонидович задержался, и мы пробыли минут 10 с глазу на глаз. Она завела речь о какой-то очередной газетной вылазке против Бориса Леонидовича. «Как вы думаете, – спросила меня вдруг Зинаида Николаевна весьма доверительно, хотя мы были едва знакомы, – не следует ли Боре написать письмо «наверх», кому именно и какое?» «Не знаю, – сказала я. – Письма писать «наверх», я думаю, и неприятно, и бесполезно. Ведь все, что совершается «внизу» – все идет «сверху»… В таких случаях, я думаю, достойнее всего молчать. Ведь поливают же Ахматову грязью, а она писем «наверх» не пишет». «Нашли с кем сравнивать, – с раздражением ответила Зинаида Николаевна. – Боря человек современный, насквозь советский, а она нафталином пропахла».

(Этого разговора я Анне Андреевне, разумеется, не пересказывала.) Состоялся мой разговор с Зинаидой Николаевной, судя по другим моим дневниковым записям о Пастернаке, – 25 июня 1947 года. (См. «Воспоминания-П», с. 415.)

238 «Маяковскому» – см. журнал «Воля России» (Прага), 1930, №№ 11–12, а также «Двухтомник-Ц», т. 1, с. 266–272.

239 Д.Самойлов. Ближние страны. М.: Сов. писатель, 1958, с. 86. Впоследствии Д.Самойлов видоизменил эти строки. См. «Двухтомник-С», т. 2, с. 41.

240 Ныне мемуары А. Ю. Брик «Из воспоминаний» опубликованы В. В. Катаняном в журнале «Дружба народов», 1989, № 3.

241 Хлопоча в 1935 году об освобождении сына и Николая Николаевича Пунина, – А. А. останавливалась в Москве у Пастернаков: Волхонка, 14, кв. 9. Сын Бориса Леонидовича, Евгений Борисович, рассказывает, что именно к ним позвонил Поскребышев со счастливым известием.

242 Константин Васильевич Воронков (1911–1984) – в то время орг. секретарь Союза Писателей, а впоследствии зам. министра культуры СССР. На похоронах он строго следил за всем происходящим, но списки присутствующих составлял, как говорят, не он лично, а кто-то из его подручных.

243 История эта рассказана мною не с полною точностью. Уточняю. В октябре 1958 года, когда разыгрались пастернаковские события, Шкловский и Сельвинский отдыхали в Ялте. Узнав, что Пастернак получил Нобелевскую премию по литературе, Сельвинский послал новому лауреату поздравительную телеграмму. Затем, когда 25 октября в «Литературной газете» появилась статья под угрожающим названием «Провокационная вылазка международной реакции» (подобные же сочинения появились и в других газетах), писатели Сельвинский, Шкловский, а с ними и Б. С. Евгеньев (заместитель главного редактора в журнале «Москва») и Б. А. Дьяков (заведующий отделом художественной литературы в издательстве «Советская Россия») отправились в редакцию ялтинской газеты, чтобы присоединиться к общему возмущению. В пятницу 31 октября 1958 г. в местной «Курортной газете», под мирным заголовком «На литературном четверге» с подзаголовком «Встреча с писателями» были напечатаны фотографии четверых литераторов, участников беседы, и их высказывания. Каждый говорил о своем: Сельвинский о трагедии в стихах «Смерть Ленина», которую он только что окончил; Б. Дьяков – о новосозданной газете; Б. Евгеньев – о недавно созданном журнале; Шкловский – об оконченной им книге по теории прозы и о том, как Алексей Максимович Горький учил писателей работать с молодыми. Но о чем бы кто ни говорил, все кончали одинаково: возмущались Пастернаком.

«Выступившие литераторы – сообщала своим читателям «Курортная газета» – присоединились ко всей советской писательской общественности и разделили ее гневное возмущение предательским поведением Б. Пастернака, опубликовавшего в буржуазных странах свое художественно-убогое, злобное, исполненное ненависти к социализму антисоветское произведение «Доктор Живаго».

– Пастернак всегда одним глазом смотрел на Запад, – сказал И. Л. Сельвинский, – был далек от коллектива советских писателей и совершил подлое предательство.

– Пастернак выслушивал критику своего «Доктора Живаго», говорил, что она похожа на правду, и тут же отвергал ее, – сказал В. Б. Шкловский. – Книга его не только антисоветская, она выдает также полную неосведомленность автора в существе советской жизни, в том, куда идет развитие нашего государства. Отрыв от писательского коллектива, от советского народа привел Пастернака в лагерь оголтелой империалистической реакции, на подачки которой он польстился».

244 Николай Корнеевич с детства любил и понимал поэзию – классическую и современную русскую и классическую английскую. Многие его переводы исполнены с увлечением и мастерством. Пастернака, Мандельштама, Ахматову, Заболоцкого он любил и знал наизусть. Собственную свою литературную жизнь Н. Чуковский начал как поэт: в Студии Дома Искусств был учеником Гумилева, затем вошел в кружок молодых поэтов «Звучащая раковина», а в 1928 г. опубликовал книгу стихов «Сквозь дикий рай» (А.: Издательство писателей). В юности Н. К. был знаком с Мандельштамом и впоследствии написал о нем воспоминания (см. журнал «Москва», 1964, № 8), а также кн.: Николай Чуковский. Литературные воспоминания. М., 1989.

Общую характеристику Николая Чуковского (1904–1965) – прозаика, автора романов, мемуаров, повестей и рассказов – препоручаю Краткой Литературной Энциклопедии (см. т. 8).

245 Татьяна Семеновна Айзенман (1913–1993) – искусствовед, автор нескольких работ о современных советских художниках (например, о Борисе Ефимове, о Леониде Сойфертисе) и о русском народном искусстве (плетение кружев, резьба по дереву и пр.). Мать Татьяны Семеновны – художница, ученица Л. О. Пастернака. Французская Библия – семейная реликвия в доме Айзенман потому, что дед Татьяны Семеновны, Александр Вениаминович Бари (1847–1913), инженер по металлоконструкциям, знаменитый строитель одного из павильонов на всемирной выставке в 1878 г. в Филадельфии – родом был из Швейцарии.

246 Какую именно фотографию молодого Мандельштама показала мне в тот день А. А. – не помню.

247 …привезли Сосинские. – Владимир Брониславович и Ариадна Викторовна вернулись из-за границы в Советский Союз в 1960 г. В. Б. Сосинский (1900–1987) – русский литератор, эмигрант, долгое время жил во Франции, был знаком с Мариной Цветаевой и переписывался с ней (см. ее письма к нему в сб. «Неизданные письма»). Во время фашистской оккупации Владимир Брониславович участвовал во французском Сопротивлении; в 1945 году принял советское гражданство; в 1947-м, сделавшись работником секретариата ООН, переехал в Америку, а в 60-м вернулся на родину.

248 …он ведь знал те стихи. – Стихи о Сталине. Написаны они были в конце 1933 года, и из-за них Мандельштам в 1934-м впервые был отправлен в ссылку (в Чердынь). Привожу эти стихи в том виде, в каком знала их наизусть еще до опубликования, т. е. цитирую не по Собранию сочинений, а по памяти.

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца —

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей, —

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет…

Он один и бабачит и тычет.

Как подковы кует за указом указ —

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него – то малина!

И широкая грудь осетина.

Ныне весь эпизод из биографии Мандельштама, связанный с этими стихами, рассказан и опубликован и на Западе, и у нас – см.: «Новое о Мандельштаме», с. 79—111; Бенедикт Сарнов. Заложник вечности // Огонек, 1988, № 47; Виталий Шенталинский. «Улица Мандельштама» // Огонек, 1991, № 1.

О непосредственном вмешательстве Сталина в «дело Мандельштама» см. «Письма Н.И.Бухарина последних лет» – в журнале «Источник», 1993, № 2, с. 14.

249 Лев Петрович Русланов (1896–1937) – актер театра Вахтангова, исполнитель ролей в пьесах Горького и Метерлинка; одно время – заведующий литературной частью театра.

Благодаря Русланову Ахматовой удалось встретиться с Енукидзе потому, что Русланов был лично знаком с его секретарем.

250 …пошлет письмо с отъезжающим… в Ленинград Володей А<3-мони. – Для меня Владимир Григорьевич Адмони – доктор наук, профессор – попросту «Володя» потому, что в отроческие годы мы учились в одной и той же школе: в бывшем Тенишевском училище в Петрограде.

Владимир Григорьевич Адмони (1909–1993) и жена его, Тамара Исааковна Сильман (1909–1974) – друзья Ахматовой и Петровых; оба они литературоведы и филологи, профессора ленинградских вузов; оба – специалисты по теории немецкой грамматики и стилистики. Кроме того, оба – переводчики и теоретики перевода. Совместно Адмони и Сильман написали книгу «Томас Манн. Очерк творчества» (А., 1960). Такие книги В. Адмони, как «Строй современного немецкого языка» (А., 1960, 1966, 1972) или «Основы теории грамматики» (А., 1964), книга Т. Сильман «Проблемы синтаксической стилистики» (1976) вышли не только в СССР, но и по-немецки в ФРГ.

В. Г. Адмони был членом-корреспондентом ученого совета Института немецкого языка в Мангейме; почетным доктором философии Упсальского университета; членом-корреспондентом Геттингенской Академии Наук; он был удостоен также премии Конрада Дудена и, наконец, одной из почетнейших наград Института имени Гете в Мюнхене – золотой медали имени Гете.

С Ахматовой В. Г. Адмони познакомился в конце тридцатых годов (не имея еще всех этих иноземных званий и наград) в Пушкинском Доме, но поначалу встречались они не часто; подружились прочнее в эвакуации, в Ташкенте, где Владимир Григорьевич стал бывать у нее вместе с Тамарой Исааковной. С тех пор Адмони и Сильман – постоянные посетители Анны Андреевны, слушатели ее новых стихов и переводов. Они навещали Ахматову и в Комарове, и в больнице; не раз, когда оказывалось, что жить ей негде – она поселялась у них. (Об этом см. с. 486 и с. 504 настоящего тома.)

В. Г. Адмони – автор воспоминаний об Ахматовой. См. «На рубеже шестидесятых» («Звезда», 1989, № 6) и «Знакомство и дружба» (сб. «Воспоминания»), а также в книге: Тамара Сильман, Владимир Адмони. Мы вспоминаем. СПб, 1993.

Владимир Григорьевич с юности писал стихи. Ахматова отзывалась о них с интересом и одобрением. Публиковать стихи Владимира Адмони начали лишь через два десятилетия после ее кончины: в восьмидесятые годы. См. «Из долготы дней» (1984) и «Поэма полета» (1990). Ахматовой В. Г. Адмони посвятил несколько стихотворений, напечатанных в журнале «Нева» (1988, № 7), в журнале «Звезда» (1989, № 6), а также за границей, в США, в сборнике «Посвящается Ахматовой» (1991, с. 99—100).

В годы гонений на Иосифа Бродского В. Г. Адмони выступал как один из деятельных его защитников. Об этом см. «Записки», т. 3.

251 Ника Николаевна Глен (1928–2005) – переводчица, в то время сотрудница одной из редакций издательства «Художественная литература» (специалистка по Болгарии). Ника Глен – близкий друг Ахматовой; они познакомились и подружились в 1956 г.; с 1958-го по начало 1963-го Ника

Николаевна была литературным секретарем Анны Андреевны. С конца 1962-го по начало 1963-го А. А. в Москве гостила у нее на Садово-Каретной, 8, в кв. 13, а летом и осенью 1962 года Ника дежурила возле Анны Андреевны в Комарове, в Будке.

Н. Н. Глен – автор воспоминаний об Анне Ахматовой (см. «Вокруг старых записей» – сб. «Воспоминания»); составительница – вместе с Л. А. Озеровым – сборника «Узнают голос мой…» (М.: Педагогика, 1989); и с мая 1988 г. – секретарь Комиссии по литературному наследию Анны Ахматовой при СП СССР.

Об Н. Н. Глен см. также «Записки», т. 3.

252 «Мартовская элегия» напечатана в 1960 году в июльском номере журнала «Москва». Письмо отправлено 15 сентября с прииска «Разведчик» заключенным П. И. Лобасовым. За первым письмом, в ответ на телеграмму Анны Андреевны и полученную от нее книгу, последовало второе. См. публикацию М. Кралина – «Нева», 1989, № 4.

253 Речь идет о воспоминаниях Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь», печатавшихся в 1960 году в «Новом мире» (№№ 8, 9,10).

Эренбург описывает свою длительную дружбу с А. Н. Толстым, упоминая мельком о ссоре, которая разъединила их на несколько лет, не помешав, однако, восстановить прежние отношения в 1940 г. Об Ахматовой Эренбург пишет (№ 9, с. 134):

«Комната, где живет Анна Андреевна Ахматова, в старом доме Ленинграда, маленькая, строгая, голая; только на одной стене висит портрет молодой Ахматовой – рисунок Модильяни. Анна Андреевна рассказала мне, как она в Париже познакомилась с молодым, чрезвычайно скромным итальянским юношей, который попросил разрешения ее рисовать. Это было в 1911 году. Ахматова еще не была Ахматовой, да и Модильяни еще не был Модильяни».

254 Там 90 стихотворений, из которых 85 я признаю. – Предполагаю, что в «красненькой книжке» (Стихотворения, 1958) не признавала А. А. следующие, нелюбимые ею, стихи: «Прошло пять лет, – и залечила раны», «Песня мира», «Говорят дети», «В пионерлагере», «Приморский парк победы». Впрочем, впоследствии два из них она все-таки включила в «Бег времени». Об этом см. «Записки», т. 3.

255 Давно мои ранние годы прошли – стихотворение Арсения Тарковского.

Арсений Александрович Тарковский (1907–1989) – поэт, переводчик, теоретик перевода, критик. Первый сборник оригинальных стихотворений Арсения Тарковского «Перед снегом» вышел лишь в 1962 году – до тех пор Тарковский печатался лишь изредка, да и то в свет выходили по большей части не собственные его стихи, а переводы. На первый сборник оригинальных стихов сразу отозвалась рецензией Анна Ахматова. Она утверждала, что книжка эта «неожиданный и драгоценный подарок современному читателю»; «самое поразительное то, что слова, которые мы как будто произносим каждую минуту, делаются неузнаваемыми, облеченными в тайну и рождают неожиданный отзвук в сердце… Этот новый голос в русской поэзии будет звучать долго». Рецензия вовремя не появилась и была опубликована лишь через 15 лет, в 1976 году. (Ныне см. «Двухтомник, 1990», т. 2.) Писал и Тарковский об Ахматовой: см. сборник «Голоса поэтов» (М., 1965).

Впоследствии, уже после кончины Анны Андреевны, сборники стихов Тарковского выходили один за другим без больших перерывов: «Земле – земное» (М., 1966), «Вестник» (М., 1969), «Стихотворения» (М., 1974), «Волшебные горы» (Тбилиси, 1978), «Зимний день» (М., 1980), «Избранное» (М., 1982), «Стихи разных лет» (М., 1983), «От юности до старости» (М., 1987), «Быть самим собой» (М., 1987), «Звезды над Арагацем» (Ереван, 1988).

Познакомились А. А. и Арсений Александрович незадолго до войны, в Москве, у Г. А. Шенгели.

При жизни Ахматовой Тарковский посвятил ей стихотворение «Рукопись», а после ее кончины целый цикл стихотворений: «Стелил я снежную постель», «Когда у Николы Морского», «Домой, домой, домой», «По льду, по снегу, по жасмину», «И эту тень я проводил в дорогу» (сб. «Избранное»).

А. А. всегда отзывалась о Тарковском как об одном из сильнейших русских поэтов нашего времени. (См., например, с. 552 настоящего тома.)

Приводимое Анной Андреевной стихотворение («Давно мои ранние годы прошли» – «Песня») см. «Избранное», с. 166.

О Тарковском см. также «Записки», т. 3.

256 …понял, что и простыми средствами можно добиваться того же. – В доказательство своей мысли А. А. цитирует два стихотворения Мандельштама: одно «На каменных отрогах Пиэрии» со строкою «Простоволосая шумит трава» (ББП-М,с. 112) – написанноев 1915 году; второе «Как по улицам Киева-Вия» со строкой «И на щеки ее восковые» (ББП-М, с. 200) – написанное в 1937-м.

Ту же мысль об эпитетах у Мандельштама и Тарковского она высказывала не мне одной. См., напр.: Г. Ратгауз. «Я живу в последний раз» // Учительская газета, 15 июня 1989.

257 Статья Крона, понравившаяся не только мне, но и Анне Андреевне, была напечатана во втором сборнике альманаха «Литературная Москва» (М., 1956). Называлась она так: «Заметки писателя».

С драматургом и прозаиком Александром Александровичем Кроном А. А. познакомилась в 1944 году, вскоре после своего возвращения из эвакуации в Ленинград. Познакомила их Ольга Федоровна Берггольц.

Об А. А. Кроне (1909–1983) см. КЛЭ, т. 3, а также «Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 года» Вольфганга Казака (London, 1988).

258 Лидия Чуковская. Рабочий разговор. – см. «Литературная Москва», сб. второй. М., 1956, с. 752.

259 О том же см. в книге Раисы Орловой и Льва Копелева «Мы жили в Москве», с. 277.

260 Предполагаю, что этот лагерник – К. Г. Старокадомский. Отрывки из его письма приведены М. Кралиным в сборнике «Об Анне Ахматовой» (Л., 1990, с. 542–543). Привожу несколько фраз:

«Конечно, печатных сборников мы не имели – ходили по рукам рукописные списки стихов. Среди них – Ваши, Вашего мужа и Ал. Блока были на первом, самом почетном месте. Это была единственная ниточка, связывавшая нас в полярной ночи (в прямом и переносном смысле) с миром большого искусства.

…Тиражи пусть Вас не беспокоят… любители поэзии хранят Ваши жемчужины в памяти и дарят друг другу как ювелирные изделия.

По-моему, для поэта – это еще почетнее».

261 Леонид Ильич Борисов (1897–1972) – прозаик; первый его роман – «Ход конем» (1927), как сообщается в КЛЭ, посвящен «судьбе интеллигента, не сумевшего найти место в советской действительности». Судьбы людей искусства – постоянная тема романов, рассказов и повестей Леонида Борисова: его перу принадлежат рассказы о Гоголе, Некрасове, Тютчеве, Мопассане; роман о Стивенсоне; повесть о Римском-Корсакове.

Грубое письмо к Анне Андреевне вызвано, по-видимо-му, некоторой истеричностью Л. И. Борисова, о которой свидетельствуют многие из его знакомых. Кроме того, именно Александр Блок пользовался его особой любовью: о своих встречах с Блоком Борисов написал дважды (см. журнал «Звезда», 1944, № 7–8 и книгу «Родители, наставники, поэты». М.: Книга, 1969).

В своей статье «Случай Зощенко» на с. 85 Бенедикт Сарнов и Елена Чуковская цитируют письмо А. Пантелеева ко мне, где в нескольких абзацах дан портрет Леонида Борисова.

262 Ettore Lo Gatto (1890–1983) – итальянский славист. Начиная с 1915 года он – автор многочисленных и разносторонних работ о русской литературе – от протопопа Аввакума и вплоть до Солженицына. Писал он о Толстом, много о Достоевском, писал и о Салтыкове-Щедрине, и о Чехове, о Гоголе и о Куприне – и о многих, многих других. Ему принадлежат также статьи о русском театре и русской философии. Из поэтов более всего написано им о Пушкине – в частности, об «Евгении Онегине» – но также и о поэзии века 20-го: о символизме, акмеизме, футуризме.

Анне Ахматовой Ettore Lo Gatto уделял внимание не единожды. Так, например, в созданной им и неоднократно переиздававшейся «Истории русской литературы» (изд. 5-е, Флоренция) характеристике поэзии Ахматовой посвящены страницы 641–643. Наиболее развернутую характеристику ахматовской поэзии Lo Gatto дает в предисловии к итальянскому сборнику ее стихотворений, опубликованному в 1962 году в Милане.

В 1967 году, уже после смерти Анны Андреевны, Lo Gatto напечатал о ней статью в сб. «Studi in onore di A. Cronia».

В 1976 г., в Милане, Ettore Lo Gatto выпустил сборник своих воспоминаний о встречах с русскими писателями и деятелями театра «I miei incontri con la Russia». В сборник вошли очерки о Михаиле Булгакове, Евгении Замятине, Максиме Горьком, Владиславе Ходасевиче, Иване Бунине, Борисе Зайцеве, Борисе Пастернаке, Станиславском, Таирове, Евреинове и многих других – эмигрантах и не эмигрантах. Тут же помещен очерк об Анне Ахматовой – о трех встречах с нею: в 1929-м и 31-м годах в Ленинграде и в 60-м в Москве. Сборник, с предисловием дочери Lo Gatto, вышел под названием «Мои встречи с Россией» в переводе Каролины Гладыш и Ирины Дергачевой в Москве в 1992 году. О встрече с Lo Gatto в Москве «у Ардовых на Ордынке» и рассказывается в моей записи 3 декабря 1960 года.

263 Написанное в 1904 г. стихотворение М. Кузмина «В цирке» (цикл «Харикл из Ми лета») начинается строкой: «Я белым камнем этот день отмечу!» (см. «День поэзии», М., 1979, с. 203, а также кн.: Михаил Кузмин. Стихотворения и поэмы, Ярославль, 1989, с. 299). Однако у Анны Ахматовой «белый камень» в стихах 44-го года не впервые. Стихотворение, написанное в 16-м году, начинается строками: «Как белый камень в глубине колодца, / Лежит во мне одно воспоминанье»… Попал ли «белый камень» в стихи Ахматовой из Кузмина, или образ этот для обоих поэтов восходит к античности – я не знаю.

264 Тэдди – Теодор Соломонович Гриц (1905–1959) – друг Н. И. Харджиева, прозаик и литературовед. В 1940 г. в Гослитиздате вышел в свет том «Неизданных произведений» В. Хлебникова; прозу подготовил к печати Т. Гриц, поэзию – Н. Харджиев.