ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ

Я всю жизнь собирал театральные шутки и казусы, свидетелем которых мне довелось быть; другие узнавал с чужих слов. В них немало юмора, и, я надеюсь, они вызовут у вас улыбку.

Объявление в провинциальном драматическом театре: «В связи с гастролями просьба всех работников подать заявление, кто с кем хочет жить».

Объявление у входа в один московский ресторан: «Сегодня у нас в ресторане играет усиленное трио в составе четырёх человек».

В концертном зале им. Чайковского выступал знаменитый скрипач, у которого из ширинки торчал кусок накрахмаленной белой рубашки. Зрители покатывались от хохота, а скрипач никак не мог понять причины смеха, когда за кулисами он обнаружил свой конфуз, то набросился на ведущую концерта актрису Боброву:

— Как вы можете выпускать на сцену артиста в таком виде?!

— Я ведущая, в мои обязанности входит объявлять номера, а не осматривать у артистов ширинки. После этого Боброва должна была объявить чтеца Эммануила Каминку. Она объявила так: «Выступает мастер художественного слова Эммануил Ширинка». Каминка отказался выступать.

Симфонический оркестр на концерте в колхозе исполнил Девятую симфонию Бетховена. После концерта председатель колхоза поблагодарил всех музыкантов и сказал:

— Колхозникам концерт понравился, но сразу Девятую симфонию — трудновато. Вот если бы вы начали с Первой, то было бы легче.

На гала-концерте, когда все артисты были на сцене, мальчик вынес огромную корзину цветов и под аплодисменты зрительного зала вручил их мне.

За кулисами я встретил одну очень расстроенную актрису и решил ей подарить цветы, чтобы поднять ей настроение.

— Спасибо, Борис, — сказала она, — но эти цветы действительно мои. Я их купила на свои деньги. И мне должны были их вручить на сцене, а не за кулисами.

В Москонцерт из цирка перешёл ведущий Кирилл Бобров. У него была плохая память, и он путал на сцене имена и фамилии артистов. Когда ему по этому поводу артисты предъявляли претензии, Бобров отвечал:

— Какая разница, как я вас объявил? Кто вас знает? А мне нужно было бы забивать голову вашими ненужными именами и фамилиями.

Произнося репризу, касающуюся философа Спинозы, Бобров был уверен, что речь идёт о враче, специалисте по спинному мозгу.

В Горьковской консерватории Боброву нужно было объявить «Сентиментальный вальс» Чайковского. Бобров объявил так:

«Чайковский. САЛЬТОМОРТАЛЬНЫЙ вальс».

В столице Татарии Казани Бобров вёл концерт. Через несколько минут после начала в зале появился опоздавший пожилой татарин. Он тихо искал своё место. Бобров сразу нашёлся и сострил:

— Правильно гласит пословица: «Нежданный гость хуже старого татарина». Трудно сказать, чем бы кончилась для Боброва эта шутка, если бы он вовремя не убежал через чёрный ход.

По всей стране нас заставляли учить историю партии. Я и другие деятели культуры учились в Университете марксизма-ленинизма при ЦДРИ. На экзамен пришёл народный артист Советского Союза Юрий Завадский. Экзаменатор спрашивает у Завадского:

— Расскажите о работе Ленина «Шаг вперёд, два шага назад».

— Работа Ленина «Шаг вперёд, два шага назад», — вслух повторил Завадский. Потом задумался и ответил:

— Это я знаю. Что дальше?

— Воссоединение Украины и России, — спросил экзаменатор.

— Это я тоже знаю, — ответил Завадский. — Все? Будьте здоровы. И ушёл.

Николай Крючков снимался в фильме, режиссёром которого был С. А. Эйзенштейн. Несмотря на очевидную разницу в возрасте Крючков говорил Эйзенштейну «ты». Близкий друг режиссёра возмущался: «Сергей Александрович, я вас знаю больше двадцати лет и с вами на „вы“, а Николай Крючков видит вас первый раз и говорит „ты“. Как это понять?!»

Эйзенштейн: «Тут ничего обидного нет. Просто для Крючкова „ты“ — это когда один человек, а „вы“ — когда много».

Художественный руководитель ругал певицу за то, что она в концерте, посвящённом Дню авиации, не спела песню про лётчиков.

— Нет у меня в репертуаре песни про лётчиков, — сказала певица.

— Как у тебя нет песни про лётчиков?! — возмутился худрук. — А песня «АВИО-Мария»?!

В интернациональном городе Баку в ЗАГСе были вывешены образцы заявлений: «Товарищ Гаджиев Рауф Аджибекович женился на такой-то». «Товарищ Бабаев Муслим Оглы родился тогда-то».

Но на образце, удостоверяющем смерть, значилась фамилия Федотова Ивана Степановича.

В Москву на несколько дней ко мне приехал погостить знакомый одессит. Как раз в день его приезда проходил матч по футболу между одесским «Черноморцем» и московским «Торпедо», и мы пошли на стадион. Матч выиграло «Торпедо». Мой одесский приятель хмуро собрал вещи и сказал, что едет на вокзал.

— Ты же хотел остаться на несколько дней.

— О чём ты говоришь?! Остаться с таким ОСАДКОМ!

Я принимал участие, как балетмейстер, в фильме «Женитьба Бальзаминова». Фильм снимался в Суздале. Город Суздаль с огромным количеством церквей, храмов, нетронутых шедевров русской архитектуры неизменно привлекает внимание иностранных туристов и, видимо, именно благодаря им религия в городе не притесняется, в церквах проходят богослужения, разрешена продажа икон, крестов и так далее. На базаре один торгует самодельными иконами.

— Сколько стоит Микола-Угодник? — поинтересовался я.

— Один рубль, — по-волжски окая ответил продавец.

— А Иисус Христос?

— Один хуй.

В Москве жил негр Вейлан Роод. В то время он был единственным негром в Советском Союзе и далеко не самым из них красивым. Как-то раз около Колонного зала его знакомый, драматург Пётр Тур, по рассеянности с ним не поздоровался. Вейлан Роод догнал его и спросил, почему он с ним не поздоровался.

— Ради Бога извините, — смущённо ответил Пётр Тур, — я вас не узнал.

Комиссия утверждала репертуар Госоркестра Азербайджана для правительственного концерта. Когда конферансье объявил американского композитора Стена Кантона, комиссия единогласно зарубила это произведение, говоря о растлении Запада и о пошлости этого джазового произведения.

По моему распоряжению на правительственном концерте американский композитор Стен Кэнтон был объявлен так:

«Польский композитор Станкевич. Вариации на польские народные песни».

Все были в восторге от музыки.

В клубе МВД с вертящейся сценой состоялся пленум ЦК партии Азербайджана. Как только начал говорить первый секретарь партии Азербайджана товарищ Ахундов, я случайно нажал кнопку, и весь президиум с товарищем Ахундовым уехал. А с другой стороны выехали двое рабочих, которые, удобно расположившись, покуривали и попивали вино. Работники КГБ растерялись, один из них нажал кнопку, и сцена остановилась. Рабочие на первом плане бросили пить и курить, недоумевая, что произошло. Зал хохотал. Все ЦК застыло на другой стороне. Нажав кнопку, я вернул президиум на прежнее место. Все, слава Богу, обошлось.

Утверждают, будто народная артистка Советского Союза Яблочкина умерла девственницей. Как-то она спросила у артиста Михаила Царёва, как, собственно, занимаются любовью. После подробного рассказа Царёва Яблочкина воскликнула: — Боже! И это без наркоза!!!

В Советском Союзе, в каком бы ты ни работал жанре, ты должен отразить поступь коммунизма. Светлое и счастливое будущее. Даже если ты клоун или иллюзионист. Должна быть идея, партийный смысл. Без Красного знамени ничего не обходится. Самая лучшая декорация — это портрет Ленина.

Проходил просмотр артистов на предмет выступления за границей.

Один жонглёр московской эстрады решил действовать наверняка. Он сменил европейский костюм на русский, жонглировал яблоками, арбузами, самоварами, а в финале вынес огромный мяч, расписанный под глобус. Внутрь глобуса посадил «голубя мира». Отработал с глобусом разные упражнения: подбросы, верчения плечами и головой.

В конце открыл мяч, и по его задумке голубь мира под музыку «Летите голуби, летите…» должен был порхать над комиссией. Но голубь после всех издевательств вывалился из мяча к ногам создателя этого номера, долго блевал, бился в судорогах и матюгался.

В грузинском городе Гори, где родился Сталин, после концерта наша бригада, состоявшая, в основном, из певцов, вернулась в гостиницу и легла спать. Однако примерно в час ночи прямо под окном три грузина начали петь грузинские народные песни на три голоса. Пели они хорошо поставленными голосами в отличие от наших певцов. Микрофон им был не нужен, и поэтому уснуть под их пение было невозможно. Артисты возмущались, ругали их последними словами, но поскольку мы были в чужом городе со своими обычаями, делали это тихо, чтобы вокалисты не слышали. Конца этому не предвиделось. И вот, наконец, в два часа ночи мы услышали резкую трель милицейского свистка и вздохнули с облегчением: все, сейчас наши мучения кончатся. Милиционер подошёл, долго сердитым голосом что-то им говорил на родном языке, и хотя мы не понимали одного ни слова, по интонациям легко было догадаться, что он требует прекратить петь, что ночное пение под окнами граничит с хулиганством и т.п. Певцы горячо и взволнованно ему отвечали, пытались что-то доказать, но их текст нас уже не интересовал, важно, что это хамство будет прекращено. Милиционер внимательно выслушал… И затем они вместе запели на четыре голоса и пели до семи утра.

Министр культуры СССР тов. Михайлов собрал всех своих заместителей, чтобы решить вопрос, как принять чехословацкую культурную делегацию. Один из заместителей сказал, что когда в Чехословакии была советская культурная, то чехи им устроили «а ля фуршет».

«Хорошо, — сказал министр культуры Михайлов, — мы им тоже устроим А ЛЯ ФУЖЕР».

В Москву на гастроли приехал грузинский хор. У руководителя хора была фамилия ПОЦХЕРОШВИЛИ. Ведущая Боброва его фамилию объявила ПОДХВЕРОШВИЛИ. Он был страшно возмущён и подал на Боброву жалобу. Жалобу разбирала коллегия министерства культуры РСФСР.

Боброва:

— Я прошу меня извинить, но по-русски фамилия маэстро звучит неприлично, и только поэтому я изменила некоторые буквы. Ещё раз прошу маэстро меня простить.

Поцхерошвили:

— Я убедительно настаиваю, чтобы впредь мою фамилию произносили ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНО!

На собрании разбирается дело артиста Юрия Тимошенко. Все говорят о нём хорошо. Встал певец и произнёс короткую речь: «Что вы все говорите — Тимошенко, Тимошенко! отберите у него талант, ну и что?..»

Оговорка.

Народный артист Советского Союза Батурин вёл вокальный класс в Гнесинском училище. На экзамен он опоздал и узнал, что комиссия во главе с Неждановой зарубила всех его учеников. Разгневанный Батурин сказал комиссии:

— Товарищи, нельзя же всех так огульно охуевать!

В ресторане ВТО около буфета стоял симпатичный интеллигентный человек лет шестидесяти в потрёпанном, блестящем от времени костюме, несвежей белой сорочке, в рваном галстуке, небритый, с грустными глазами.

К буфету подошёл здоровый молодой парень, взял полный стакан водки, одним махом опрокинул его в себя, вытер губы рукавом пиджака, улыбнулся и сказал:

— Хорошо! Потрёпанный интеллигентного вида человек глубоко вздохнул и как бы про себя подтвердил:

— В том-то и беда, что хорошо…

В оркестре Эдди Рознера работал прекрасный скрипач и очень весёлый человек Павел Гофман. Как-то он пытался поступить на работу в Ленконцерт. Директор Ленконцерта заупрямился и сказал:

— Гофман, вы поступите в Ленконцерт только через мой труп. Гофман:

— Договорились. Я согласен.

Я со своей женой и с Гофманом однажды пошли в Москве в ресторан «Интурист» поужинать. Видим, что люди аппетитно едят блины с чёрной икрой. Но тут вскоре выяснилось, что это только для иностранцев. Гофман сказал мне, чтобы я позвал официанта и переводил ему. Гофман легко сходил за иностранца, напоминал богатого американца-миллионера.

Гофман:

— Плиз, перетуна ай вонт сатрам тэм вандэфул экзекли плиз. Официант:

— Что он сказал?

— Просит три порции блинов с чёрной икрой. Мы быстро проглотили блины и опять позвали официанта. Гофман пошёл плести кружева на непонятном тарабарском языке:

— Плиз, перетуна самвер ай вонт лэйт райт экзекли дабл ю плиз… Официант, обращаясь ко мне:

— Что он теперь хочет? Я:

— Повторить.

Официант принёс счёт и дал его Гофману. Гофман:

— Пилеть охутя самвер ту мач башлян. Официант:

— Что он сказал? Я встал со стула и говорю на ухо официанту:

— Он сказал, что до хрена денег это стоит. Официант:

— А почему вы говорите на ухо? Я:

— Потому что он (показывая на Гофмана) в совершенстве знает русский язык.

Эдди Игнатович Рознер и Павел Гофман зашли в ресторан. Рознер делает заказ у официанта:

— Пожалуйста, дайте мне бифштекс, но с кровью, чтобы явно было с кровью, короче, скажите, чтобы было много крови.

Гофман вмешался в беседу:

— Товарищ официант, дайте ему бифштекс, а донора отдельно.

Как-то нашему ансамблю пришлось в каком-то дремучем лесу выступать перед артиллеристами. Я приехал на машине раньше всех и холодной водой кое-как побрился. Все артисты одолевали меня вопросами, где я умудрился побриться. Я, не задумываясь, отвечал:

— Пожалуйста. Пойдёте прямо по лесу пятьсот метров, потом повернёте налево и пройдёте ещё триста метров. Там увидите ряд землянок. Войдите в шестую землянку, там находится парикмахерская, а парикмахером работает еврей из Киева, которого зовут Фимой. Он меня с любовью принял, побрил, не взял ни копейки и просил всех к нему прийти.

Ребята побежали по указанному адресу, а я ждал их возвращения с очередным скандалом.

Прошло немало времени, прежде чем они появились. Каково было моё изумление, когда я увидел их выбритыми, постриженными и довольными.

Оказывается, всё, что я наплёл, сошлось до метра, включая Фиму. Я побежал по своему вымышленному маршруту и тоже постригся на шару у своего земляка парикмахера Фимы.

Наш Ансамбль народного танца Украины участвовал в правительственном концерте в Большом театре, исполняя грузинский танец. По ходу этого танца мы вытаскивали из ножен настоящие кинжалы, втыкали их в пол и вокруг них танцевали. Днём у нас в Большом театре была репетиция, костюмы оставались в артистических уборных. Вечером, танцуя на сцене, мы достали кинжалы из ножен и обомлели: клинки были отрезаны автогеном, остались обрубки, чтобы кинжалы держались в ножнах.

Вероятно, таким образом было предотвращено покушение на великого вождя Иосифа Сталина, присутствовавшего на концерте.

В своё время на эстраде работала сатирическая пара Громов и Милич. У последнего жена была сумасшедшая. По-моему, она помешалась на преданности коммунистической партии. Она всех подозревала в шпионаже и на всех писала доносы, включая своего мужа.

Милич всю жизнь, работая с утра до ночи, отказывал себе во всём, копил деньги на старость. У него были деньги, золото, бриллианты, антиквариат. Старость для него давно наступила, но он продолжал дорабатывать. Когда Милич уехал на гастроли, его сумасшедшая жена собрала все ценности в доме и отнесла в КГБ, выразив желание помочь.

Когда Милич вернулся и узнал о происшедшем, он потерял сознание. Потом отправился в КГБ.

— Товарищ полковник, — обратился он к тамошнему начальству, — я всю жизнь работал как вол, чтобы обеспечить свою старость. Моя жена-сумасшедшая, вот вам справка…

Полковник:

— Гражданин Милич, интересно получается. Ваша жена сумасшедшая и решила помочь Родине. А вы, нормальный, решили забрать все назад…

Милич прочёл в его глазах дальнюю дорогу и сказал:

— Я всё понял. Прощайте.

В Москве, чтобы получить комнату, нужно простоять в очереди пять-десять лет или всю жизнь. Член Москонцерта Никандр Николаев получил в Москве комнату за два с половиной обморока. Он записался на приём к председателю Моссовета Промыслову. Когда он открыл дверь в его кабинет, у Никандра Николаева подкосились ноги, и он упал в обморок. Перепуганный мэр города подбежал к бледному Николаеву, попытался найти у него пульс и спросил у секретарши, как фамилия и что просит посетитель. «Скорая помощь» привела Никандра Николаева в чувство.

Николаев, придя на следующий приём к Промыслову, так же открыл дверь, закатил глаза и плюхнулся на пол. Мэр города в панике опять подбежал к нему, узнал его, уточнил фамилию и что он просит, и опять «неотложка» привела Николаева в чувство.

В третий раз Никандр Николаев, открыв дверь к мэру Москвы, только закатил глаза, как Промыслов предотвратил обморок, проявив завидную прыть. Он успел крикнуть:

— Не надо, не падайте! Вот ордер на комнату. Никандр взял ордер и с улыбкой на лице вышел из кабинета в полуобморочном состоянии.

В своём большинстве советские люди в столовых и ресторанах пишут жалобы, но это ничего не даёт. Никто до сих пор не понял, что нужен иной подход. В этом я убедился на собственном опыте.

Однажды в Баку я вместе со своим соавтором Юрием Рихтером (мы ставили новую программу Государственному эстрадному оркестру) пошли в ресторан «Баку», в котором нам подали отвратительную пищу. Я взял жалобную книгу и написал: «Мы объездили весь мир, но нигде так вкусно не кушали, никто так культурно нас не обслуживал. Спасибо повару, директору ресторана. Ваши поклонники. Писатель Юрий Рихтер и артист Борис Сичкин».

Дальше появился огромный азербайджанец с огромными усами, который вызвал повара. Мы слышали, как он выяснял, чем нас кормили.

Повар пожимает плечами, недоуменно что-то бормочет. Мы догадались, что он рассказывает директору, что мы получили недоброкачественную пищу.

Мы позвали официантку и попросили счёт. Она сказала, что директор просит нас в свой кабинет. В кабинете был накрыт стол по-царски: всевозможные коньяки, чёрная икра, лососина и т.д.

Директор:

— Отныне, дорогие, вы наши самые любимые гости. Никаких денег платить не надо, один звонок — и стол будет накрыт.

Так надо жаловаться, я вас спрашиваю?

Писатель Аркадий Арканов, приехавший по делам в Ленинград, принимал женщину в гостиничном номере. Из Москвы позвонила его ревнивая жена Женя, трубку неожиданно подняла женщина. Услышав женский голос, Женя бросила трубку. Арканов срочно заказал Москву. Жена подошла к телефону. Арканов успел сказать слово «Женя», как жена начала поносить его последними словами.

После разговора позвонила телефонистка и сказала:

— Товарищ Арканов, вы говорили тринадцать минут.

— Я говорил тринадцать минут? Это она говорила!

Все немцы дисциплинированы до тошноты. Они могут выполнить любой приказ начальства. После войны в Потсдаме был чёрный рынок. На нём немцы меняли одежду на продукты и сигареты. У немцев были вещи, а у советских солдат и офицеров были продукты и сигареты. Обе стороны нуждались в товарообмене и, разумеется, никому не мешали. Но немецкая полиция делала на немцев облавы и арестовывала всех продающих.

Я часто ходил на этот рынок и помогал нашим воякам в общении с немцами. Всегда, когда подъезжали немцы-полицейские, все бросались в разные стороны.

Я, одетый в гражданский костюм, вырывался из кольца полицейских, обегал несколько раз вокруг них и убегал. Немцы, не сомневаясь, что я немец, бежали за мной.

Я был хорошо тренированный, выносливый, отлично бегал и увлекал их подальше от чёрного рынка. Потом я резко останавливался и, находясь в окружении немцев, вытаскивал удостоверение.

Запыхавшиеся немецкие полицейские недоумевали:

— Зачем вы убегали?

— Я фронтовик и думал, что меня немцы окружают, а когда бежал, то вспомнил, что война кончилась.

Так много раз я спасал гражданское немецкое население от тупых дисциплинированных немецких полицейских.

Я приехал на ответственный концерт в День Советской Армии в академию им. Жуковского. Концерт не состоялся, так как кроме меня никого больше не было.

Выяснилось, что администратор Москонцерта составила программу из одних покойников. Этот скандал разбирался у директора. Администраторша оправдывалась:

— Я плохой концерт составила? Посмотрите, какие силы! Номер в номер.

— Да, но их нет в живых, — возразил ей директор.

— А я что, виновата, что их нет в живых?!

После концерта я и двое гениальных артистов МХАТа Ливанов и Грибов пошли ужинать. Крепко выпили. Ливанов произнёс тост за Грибова:

— Ты гордость русского театра, ты гений. Я горжусь, что живу с тобой в одну эпоху… А теперь давай про меня. Грибов:

— Ты, Борис, замечательный артист, режиссёр, художник…

— Нет, так не пойдёт, — перебил его Ливанов. — Ты говори, как я о тебе говорил.

Артист кино Сергей Филиппов находился в Киеве на съёмках.

В это время проходило торжество в честь Тараса Григорьевича Шевченко — великого украинского кобзаря.

Сергея Филиппова попросили сказать несколько тёплых слов в адрес поэта. Филиппов охотно произнёс короткую речь:

— Я поздравляю весь украинский народ с вашим великим КОБЗОНОМ!