ЕМЕЛЬЯН

ЕМЕЛЬЯН

Емельян был ангелочком. Я не мог с ним расстаться ни на один день. Не видеть его — не жить. Когда Емелюшке было шесть месяцев, и он лежал в коляске, артист-иллюзионист Константин Зайцев рассказывал мне:

— Понимаешь, Борис, я подошёл к твоему Емелюшке, начал ему строить рожки, всякие там тюсеньки-мусеньки… Он не улыбнулся, а посмотрел на меня осмысленным и презрительным взглядом, мол, что ты, старый дурак, выпендриваешься. Мне стало неловко, и я сбежал.

В два года Емелюшка не хотел, чтобы его тётя Рона уходила из дома.

— Емелюшка, мне нужно идти на работу.

— Не ходи на работу, не бойся, я убью твою работу.

Когда ему было четыре года, мы летом снимали дачу под Москвой. Как-то вечером, сойдя с электрички, мы шли по направлению к даче; невдалеке стояла группа подвыпившей местной шпаны. Внезапно Емельян зашлёпал к ним и, подойдя, спросил:

— Ну что, колхозные дурачки, морду набить?

Емельяну четыре года. Я разговариваю по телефону. В какой-то фразе произношу:

— Да я готов все вам отдать… Емельян синхронно: …включая долги.

В Москве один мой знакомый в присутствии Емелюшки говорил:

— Я живу на свою зарплату и сплю спокойно. Емелюшка:

— Со снотворным…

Емельяну было пять лет. Мы все лето отдыхали с ним на Чёрном море. Он постоянно видел перед собой весёлых, отдыхающих людей. И когда его спросили, кем он хочет быть, когда вырастет, Емельян ответил:

— Отдыхающим.

Емельяну пять лет. Мы отдыхали в Анапе. Я объясняю, что драться не нужно, надо стараться уходить от драки. Но если уж ситуация безвыходная — бей первым, после первого удара сразу же ударь ещё два раза. Он очень внимательно все выслушал, ушёл и вернулся через час, весь исцарапанный и в песке.

— Что случилось?

— Я сделал все, как ты говорил. Первый раз ударил, а два остальных не успел. Они меня уже топтали ногами.

Мы на даче у наших друзей, семьи академика Лебедева. Они два дня сажали деревья, потом Емелюшка сыграл на рояле Моцарта, и мы взяли стулья, чтобы перенести их в столовую для ужина. Емельян взялся за стул тоже.

— Емелюшка, не надо, — остановила его Алиса Григорьевна, жена академика. — Ты так хорошо играешь, но ты ещё очень слабенький, ты можешь натрудить себе ручки.

Емельян ничего не ответил и незаметно ушёл. Вскоре он крикнул из сада:

— Алиса Григорьевна, идите посмотрите, слабенький я? Алиса Григорьевна вышла и остолбенела. Емельян с победоносным видом показал ей шесть вырванных молодых деревьев, все, которые она два дня сажала. Она была в ужасе, академик смеялся.

В школе Емельян был круглым отличником. Но однажды он в чём-то провинился, и мама взяла ремень.

— Товарищи, идите посмотрите, как отличника будут бить! — крикнул Емельян. Экзекуцию отменили.

Меня вызвали в школу, потому что Емельян на уроке мяукал и отказался извиниться. Я пришёл в школу и уговорил Емельяна извиниться, хотя он отрицал, что мяукал. Емельян подошёл к учительнице:

— Марья Николаевна, я хочу перед вами извиниться. Извините, что я НЕ мяукал на уроке.

Емелюшка всегда говорил правду. Прихожу домой и спрашиваю, как он вёл себя с бабушкой.

— Папуля, я был непослушный, убегал от бабушки, топал ногами, отказывался есть. Был ужасен.

— Ты понимаешь, что так нельзя себя вести, бабуся старенькая, её надо жалеть. Ты больше так делать не будешь?

— Я так больше делать не буду, я буду хорошим. На следующий день спрашиваю Емелюшку:

— Ну, как сегодня прошёл день?

— Я был ещё хуже, чем вчера. Я дёргал бабусю за юбку, не хотел идти домой, я был отвратительным.

Ну как его, этого отвратительного мальчика, не поцеловать? Конечно, после всяких извинений и обещаний.

Емельяну было шесть, и мы решили обучать его иностранному языку. Я считал, что необходим английский. Но Галя возразила:

— Борис, о чём ты говоришь? Вся балетная терминология на французском языке. Тут крыть нечем. Довод сногсшибательный. По рекомендации мы пригласили бонну-француженку. Звали бонну — Динабур. Перед гастрольной поездкой мы сняли коттедж под городом Таращей и отправили на отдых Емелюшку и француженку Динабур. По приезде мы устроили званый обед, пригласили местную знать. Среди них была женщина — профессор французского языка. Галя:

— А сейчас Емелюшка будет говорить по-французски.

Женщина-профессор вдохновенно произнесла целую тираду по-французски, глядя на Емельяна. Емельян на неё смотрел, как на сумасшедшую.

— Емелюшка, почему ты не отвечаешь по-французски? — спросила Галя.

— Потому что я понятия не имею об этом языке. Галя:

— Емелюшка, а разве мадам Динабур тебя не обучала французскому языку? Емельян:

— Кто-кто?… А… Дина Петровна не обучала меня никакому языку. Она учила меня воровать. Галя открыла рот, вероятно, хотела что-то сказать, и осталась сидеть с открытым ртом. А я приободрился:

— Давай, Емеля, рассказывай, как было дело?

— Дина Петровна сказала, что я очень хорошо выгляжу, могу спокойно воровать, и никто на меня никогда не подумает. И она оказалась права. Я украл три банки шпрот, четыре пачки чая, пять пакетов масла и очень много плиток шоколада. Эти два продовольственных магазина мы обработали, завтра должны перейти в промтоварные. Так вот вы приехали.

В его голосе было огорчение.

Я не пытаюсь описать реакцию Гали и общества. Но что касается меня, я благодарил Бога, что эта бонна, француженка Динабур, Дина Петровна, рекомендована Галиной подругой.

В школе дети писали сочинение, кто их любимый герой. Все, конечно, писали — Павел Корчагин, Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская. А Емельян написал — Нестор Махно.

На родительском совете решили, что это влияние родителей. Трое пап из родительского совета пришли ко мне на репетицию. Образно сообщили о происшедшем и намекнули, что дыма без огня не бывает.

Я посмотрел на часы и сказал:

— У вас есть две минуты. За это время вы должны решить, хотите ли вы выйти через дверь или через окно.

Им не понадобилось двух минут, они бросились к двери. На следующий день я спросил Емельяна:

— Зачем ты это сделал?

— Понимаешь, папа, все пишут одно и то же, а это хоть оригинально.

Мы с Емельяном на пляже играем в гусарский преферанс. Около нас вертится какой-то малознакомый тип, надоедает бессмысленными вопросами и мешает играть: — Борис, что за примета, если чешется левая рука?

— Получать деньги.

— А если правая?

— Отдавать.

— А если обе чешутся? Емельян не выдержал:

— Их надо вымыть с мылом.

В консерватории на выпускных экзаменах пианистов. На сцену вышла бездарная, но необыкновенной красоты женщина.

— Емеля, посмотри, ну вылитая Венера.

— Да-да, — подтвердил Емельян. — Для большего сходства я бы ей отрубил руки. Мы с Емельяном часто играли в шахматы. На одном смешанном концерте мы закончили партию пошли из-за кулис послушать выступление пианиста. Маломузыкальный, но техничный он играл виртуозную пьесу, и его пальцы летали по чёрным и белым клавишам. По окончании я спросил:

— Ну, что ты думаешь?

— По-моему, белые выиграли, — задумчиво ответил Емельян.

По телевидению выступал Ван Клиберн. Играл он прекрасно, в порыве вдохновения поднимал голову вверх и что-то шептал. Один из присутствующих выразил недоумение:

— Я не могу понять эти эстрадные фокусы, игру на публику — запрокидывать голову вверх, что-то шептать. Емельян:

— Вам этого не понять. Он разговаривает с Богом.

Когда Емельян был маленьким, он не любил оставаться дома один. Как-то, уходя на работу, мы ему сказали:

— Емелюшка, мы уходим на концерт и скоро вернёмся. Емельян:

— Вы уходите и оставляете меня одного. Очень хорошо. Жаль, что вы не увидите этого пожара! Мы тут же его одели и взяли с собой.

Его изобретательности в проделках не было предела. Дошло до того, что он покушался на государственную безопасность Советского Союза.

Дело в том, что Емельян часто ездил со мной в гастрольные поездки. Я последние годы жил в лучших гостиницах и номерах люкс. В Советском Союзе все дефицит, включая радиоаппаратуру. Хороший микрофон, например, на вес золота. Эстрадные певцы-шептуны очень страдают из-за этого. Неплохие микрофоны были лишь у КГБ. Их устанавливали везде, в том числе в гостиницах, особенно в люксах.

У Емельяна было хобби — находить эти микрофоны и дарить их певцам и музыкантам. Он вытаскивал их из телефонных трубок, из люстр и т.д. Я об этом не знал и жил спокойно. Но однажды в Ташкенте ко мне зашли работники КГБ и попросили меня выйти из номера на несколько часов. В вестибюле я встретил знакомого кагебешника, который под большим секретом мне сообщил, что через неделю ожидается французская торговая делегация, её руководитель будет поселён в мой номер.

— Надо, — продолжал он, — установить микрофоны, чтобы прослушивать их разговоры. Далее он мне поведал, что трижды из номеров, где живут артисты, исчезали микрофоны. Это сильно встревожило кагебешное начальство. Из соседнего Таджикистана поступила аналогичная информация. Создавалось впечатление, что действует какой-то профессионал. Это особенно волновало КГБ.

— Надо установить микрофоны таким образом, чтобы никто не мог их найти, — закончил рассказ мой знакомый.

Спустя четыре часа мы с сыном вернулись в свой номер. Емельян осмотрел все вокруг и сказал:

— Папа, спорим, что найду!

— Что ты найдёшь? — спросил я.

— Микрофоны, — ответил Емельян и рассказал мне, как и сколько микрофонов он обнаружил и кому подарил.

У Емельяна абсолютный слух. Занимаясь музыкой, он делал большие успехи и был гордостью музыкальной школы. Мы не знали горя.

Когда он поступил в музыкальное училище, попал в компанию подонков. Сын начал выпивать, драться, пропадал на неделю. Короче — кошмар. Ему было шестнадцать лет — переходный возраст. Он метал ножи в дверь ванной. Когда она начала напоминать решето, перешёл к другим дверям. Потом он начал упражняться с топором.

Я бросил театр, перестал сниматься в кино, ездил по всей Москве его искать.

После очередного мордобоя в училище его собирались отчислять, но появлялся я, устраивал там шикарный концерт, и его оставляли. Я из училища не уходил, на все праздники устраивал им концерты с самыми популярными артистами. И только это его спасало от отчисления. Нервы были на пределе. Все мои друзья, включая педагогов и директрису, советовали посадить Емельяна на десять суток за мелкое хулиганство, чтобы понял, почём фунт лиха.

Я долго об этом думал и, наконец, решил послушаться друзей и педагогов. Предварительно я договорился с начальником нашего отделения милиции, с судьёй и с начальником отделения ВДНХ, где сидят несовершеннолетние суточники. Я ему все рассказал о Емельяне и просил, чтобы ему не делали поблажек, а, наоборот, дали самую тяжёлую работу. Начальник очень обрадовался моему приходу и пообещал сделать все, как я прошу. Очередное хулиганство не заставило себя ждать. Я сдал Емельяна в милицию, и судья дал ему 10 суток. Емельян был совершенно спокоен.

Все эти десять суток я не спал, я страдал. Если мне удавалось вздремнуть, то снились кошмары, снилось, что его корова забодала. Я осунулся и был похож на братскую могилу. Я считал минуты. И вот, наконец, десятые сутки. Мы с Аркадием поехали на ВДНХ.

Подъезжая к милиции, мы услышали странный шум и громкие голоса. У меня защемило сердце — поножовщина, там же уголовники. Вдруг зазвучала гармонь. Мы ворвались в милицию и увидели Емельяна. С обритой головой он стол на столе с гитарой и пел цыганские песни. На столе множество с водкой и коньяком, полно закуски, за ним сидят начальник милиции с гармошкой, его заместитель и дежурные милиционеры. Ни одного трезвого лица. Мы с Аркадием онемели.

— Буба! — умилился начальник милиции. — Садись! Серёга, разливай.

— Я… забирать его приехал. Все недовольно загудели.

— Слушай, Буба, оставь парня ещё дней на пять, а? — просительно сказал начальник. — Он такой заводной… Чудесный парень, ты зря на него сердишься. Играет, поёт, а как пьёт!

Я с ужасом слушал эту хвалебную речь.

— Это… у вас часто? — наконец выдавил я из себя.

— Все десять дней, — радостно подтвердил начальник. — Мы никогда так весело не жили. Ну, может, хоть на три дня?

Бритый Емельян, наконец, слез со стола, подошёл ко мне и пьяно поцеловал. Куда девалась его аристократическая внешность? Передо мной стоял хулиган из кинофильма «Путёвка в жизнь».

— Папа, может, я действительно ещё денька три побуду? Вы езжайте, не беспокойтесь, меня на машине довезут.

Я его всё же забрал. По дороге выяснилось, как это всё произошло. В первый день Емельяна заставили колоть лёд. Лом тяжёлый, на улице минус тридцать градусов. Это ему сразу не понравилось. Он пошёл в каптёрку к старшине, который их привозил на комбинат, где они работали, и сказал:

— Я — пианист, и у меня на носу концерты с отцом — Бубой Касторским. Руки должны быть в тепле и не держать тяжёлых предметов. Позвони начальнику, он знает.

— Что же ты сразу не сказал? Отведите его в пищеблок, пусть он у них будет бригадиром. В этом пищеблоке ребята грузили продукты и потихоньку воровали растворимый кофе, меняя его потом на портвейн и продукты. Но если без Емельяна малолетки воровали по мелочи, то с Емельяном они утащили сразу ящик.

Милиция была заводная, любила выпить, повеселиться. Емельян был душой этой компании. Вот так хлебнул горя и понял, почём фунт лиха, не Емельян, а я.

Переходный возраст у Емельяна продолжался. Я был беспомощен и не знал, что предпринять. В это время я снимался в кинофильме «Человек играет на трубе». Поэтом в этом музыкальном фильме был Политанский. Когда он узнал о моей трагедии, то сказал мне:

— Борис Михайлович, считайте, что вам очень повезло. Я вам помогу. У меня есть друзья — семейная пара врачей и педагогов, которые специализируются на трудновоспитуемых детях. У них вышло семь книг. Они — кандидаты наук и лауреаты государственных премий.

Я заказал шикарный ужин в ресторане Дома литераторов, с нетерпением ожидая встречи с этими выдающимися людьми. Сели, выпили, закусили, разговорились. Я подробно рассказывал о Емельяне год за годом, и, наконец, дошёл до этого страшного эпизода. Учёный-педагог что-то отмечал в блокноте, кивал головой в сторону жены, которая в ответ улыбалась. Я видел, что они понимают друг друга с полуслова. Я был весел, шутил, надеялся, что скоро мои мучения с любимым сыном кончатся, мы продолжали пить. Поэт Политанский улыбался мне, показывая большой палец. Мол, не беспокойся. Просидев вместе в ресторане часа два, я спросил их:

— Простите, пожалуйста, а у вас дети есть?

— Один сын, — ответила она, а муж заметно помрачнел.

— Сколько ему лет?

— Через месяц будет семнадцать. Муж не проронил ни слова, налил себе полстакана коньяка и залпом выпил.

— Борис Михайлович, вы затронули очень больную тему, — продолжала она. — Семён Аронович сильно повздорил с сыном. Наш сын Серёжа до пятнадцати лет был безукоризненный мальчик. Потом стал нецензурно выражаться, начал нас оскорблять. Когда Семён Аронович делает ему замечание, он обзывает его графоманом и, простите меня, мудаком. А когда я сказала Сереженьке, что стыдно так обзывать отца, он мне ответил: «А ты бы помолчала, — извините, ради Бога, — старая блядь». Тут Семён Аронович не сдержался и сказал ему: «Последний раз предупреждаю, Сергей, ещё раз услышу, что скажешь маме „старая блядь“, я тебя выгоню из квартиры». — «Ты, козёл, шестёрка, я вас скорее шугану отсюда». И опять же, конечно, графоман и мудак. Я ему сказала, чтобы он извинился перед отцом, а он опять меня обозвал, ради Бога извините, старой блядью. Семён Аронович не выдержал и ударил Серёжу ладонью по щеке. А Сереженька со всей силы ударил Семена Ароновича в челюсть, и Семён Аронович перелетел через стол, через кровать, и если бы не шкаф, то вылетел бы в окно. Две недели ничего не мог есть.

— Мне и сейчас жевать трудно, — сквозь скрежет зубов ответил Семён Аронович. Жена продолжала свой рассказ:

— Потом Семён Аронович схватил топор и помчался за Сергеем.

— Я его, эту сволочь, все равно зарублю, — подтвердил профессор Семён Аронович, налил себе ещё полстакана коньяка, выпил и стал похож на лобстера.

— А как же ваш метод, применяемый для трудновоспитуемых? — поинтересовался я.

— Борис Михайлович, — сильно заплетающимся языком ответил Семён Аронович, — все эти методы муть. Их надо бить ломом по голове.

Бедный поэт Политанский, он был так огорчён, что они не могут мне помочь. А я так развеселился. Я получил удовольствие.

Емельян ещё немного побушевал, потом были отдельные вспышки. И переходный возраст закончился. Сын окончил консерваторию, стал композитором. Сегодня у меня нет ближе друга, чем Емельян.