1869

1869

Как он еще живет, этот скелетоподобный старик, сплошной кашель и хрип, чьи глаза теперь стали стеклянными, а голос притих? Почти все время он спит; и кажется, что это его последний сон.

Истекает январь. Гектор не поддается.

Проходит февраль. Гектор еще держится.

Март

Гектор потерял память. Однажды самый верный из его поклонников, Рейер, попросил надписать ему экземпляр «Бенвенуто». Гектор с трудом взял в руку перо и начал. «Моему другу…» потом остановился и спросил:

– В самом деле, как же вас зовут?

– Рейер.

– Ах да, Рейер.

А Рейер был одним из самых близких его друзей и наперсников202.

В тот день он не узнал даже своего старого приятеля Эльвара, хотя незадолго перед тем в редкую минуту шутливого настроения заявил ему:

– Я обречен, но если тебе предстоит произнести речь, я предпочел бы жить.

Он погружался, уходил во мрак…

Последними осмысленными словами был его ответ друзьям; сознавая наступление рокового часа, они пришли объявить ему (ложь из милосердия!), что во Франции происходит поворот в отношении к его музыке.

– Слишком поздно! Они идут ко мне, но я, я ухожу, – ответил он.

Больше он не произнес ни одного слова. Ничего не понимал, ничего не слышал.

Приближение смерти – это такая минута нашей собственной историй, что никакая другая история не в силах нас от нее отвлечь.

8 марта, когда вся в перламутре, лазури и золоте вставала заря, у Гектора Берлиоза началась агония. Его теща, госпожа Мартин де Вильяс Ресио, боясь остаться наедине с останками своего несчастного зятя, послала за госпожами Дамке, Шартон-Демер (исполнительницей роли Дидоны в «Троянцах») и Деларош, в доме которой в Сен-Жермене умерла Мария Ресио.

Какие мысли тревожили его на полпути между землей и вечностью? Покидая мир, подводят черту и оценивают прожитую жизнь.

Умер ли он побежденным? Нет, он уступил усталости, к которой было примешано презрение к людским порокам.

Усталость от беспрестанной борьбы, презрение к жестокой несправедливости, которую он должен был сносить. Днем, в половине первого, Гектора не стало203.

Госпожа Мартин не решилась позвать священника, боясь нарушить волю Гектора. Разумеется, маэстро в часы раздражительности подтрунивал над религией, но никогда, однако, не разрешал себе богохульства, потому что его детская вера всегда дремала в нем.

Рейер пришел провести ночь в комнате Гектора.

Вот свидетельство, составленное мэрией:

«Смерть Луи-Гектора Берлиоза, 9 марта 1869 года.

Префектура департамента Сены. Выписка из подлинной книги регистрации смертей IX округа Парижа.

Вторника девятого марта тысяча восемьсот шестьдесят девятого года в один час тридцать минут пополудни. Акт о смерти Луи-Гектора Берлиоза, сочинителя музыки, члена Института, офицера ордена Почетного легиона, шестидесяти пяти лет от роду, родившегося в Кот-СентАндре (Изер), скончавшегося вчера в полдень по месту своего жительства, вдовца после первого брака с Генриеттой Смитсон, также вдовца после второго брака с Марией-Женевьевой Мартин. Вышеупомянутый акт составлен в присутствии и по заявлению Л. Луи Морана, домовладельца, пятидесяти двух лет от роду, и Жана Ладона, служащего, пятидесяти трех лет от роду, проживающих оба в Париже по улице Сен-Map, в доме 22, которые в качестве свидетелей подписались вместе с нами. Леон Онэ, помощник мэра, кавалер ордена Почетного легиона и т. д. …»

Четверг 11 марта

Похороны Гектора Берлиоза. Самые заурядные. О погребении объявлено в извещениях, наскоро отпечатанных на дешевой бумаге.

Катафалк низшего разряда, только с двумя лошадьми. Ничего общего с той пышностью, которой Франция окружила похороны немца Мейербера и итальянца Россини. Гениального маэстро родина провожала с равнодушием, близким к презрению.

На черном покрове гроба только один венок – от Гренобля, единственного города Франции, соблаговолившего проявить внимание.

Перед траурной процессией несколько музыкантов из Национальной гвардии играли похоронный марш – традиционная почесть офицеру Почетного легиона. Колесницу сопровождали несколько академиков.

За гробом шли Амбруаз Тома, Гуно, Рейер и барон Тейлор.

Вот, наконец, процессия в церкви Троицы. Здесь ни черных драпировок, выражающих людское горе, ни траурных украшений. Стены голы, словно безучастны к скорби.

Гроб установлен на невзрачном постаменте, освещенном зеленоватым светом четырех свечей. А ведь если бы он умер в России, эта страна содрогнулась бы от скорби.

Пока погребальное шествие двигалось к кладбищу, молодая женщина, облаченная в траур, с лицом, скрытым под длинной темной вуалью, преклонила колени перед зияющей могильной ямой, которая скоро должна была закрыться над Гектором Берлиозом, и бросила в нее венок из красных роз. Когда погребальная колесница приблизилась, женщина быстро исчезла.

Кто же была эта неизвестная, оказавшая умершему такой знак почитания? Ведь никто не слышал, чтобы у Гектора Берлиоза в Париже была родственница. Тайна захватывает больше, чем удручает несчастье. Теперь все, кто присутствовал при погребении композитора, были не столько взволнованы невозместимой утратой, сколько заинтригованы. Но, к их разочарованию, в конце концов выяснилось, что романтической тенью была всего лишь племянница покойного, приехавшая из провинции специально, чтобы молчаливо и благоговейно почтить память своего славного дядюшки, такого несчастливого при жизни.

Она захотела прийти одна, совсем одна.

Тотчас вслед за этим мимолетным видением произошло еще одно событие – так уж, видно, было назначено: Гектору Берлиозу и после его последнего вздоха не суждено было спать в покое.

Когда похоронные дроги проезжали через кладбищенские ворота, лошади понесли, опрокинув музыкантов и бросив катафалк на ближнюю могилу.

Лишь с трудом удалось успокоить обезумевших лошадей.

Наконец настало время панихиды.

Гийом от Академии изящных искусств, Фредерик Тома от Общества литераторов, Гуно от композиторов и, наконец, Эльвар, который воспользовался случаем, чтобы произнести речь, тот Эльвар, кому Гектор сказал, что не хотел бы умереть, если ему предстоит говорить. Все четверо один за другим славили покойного204 и говорили о необычайности его судьбы.

Наконец гроб опускают в могилу, устанавливая его между Офелией и Марией Ресио.

А теперь спи спокойно, спи вечным сном, Гектор. Разве не заслужил ты отдых? О да, ты заслужил его напряженным трудом, страстной борьбой, голодом, слезами и кровью.