Мы

Мы

Это время

трудновато для пера.

(Маяковский)

Есть в голосе моем звучание металла.

Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.

Не все умрет, не все войдет в каталог.

Но только пусть под именем моим

потомок различит в архивном хламе

кусок горячей, верной нам земли:

где мы прошли с обугленными ртами

и мужество как знамя пронесли.

Мы жгли костры и вспять пускали реки.

Нам не хватало неба и воды.

Упрямой жизни в каждом человеке

железом обозначены следы, —

так в нас запали прошлого приметы.

А как любили мы — спросите жен!

Пройдут века, и вам солгут портреты,

где нашей жизни ход изображен.

Мы были высоки, русоволосы.

Вы в книгах прочитаете, как миф,

о людях, что ушли, не долюбив,

не докурив последней папиросы.

Когда б не бой, не вечные исканья

крутых путей к последней высоте,

мы б сохранились в бронзовых ваяньях,

в столбцах газет, в набросках на холсте.

Но время шло. Меняли реки русла.

И жили мы, не тратя лишних слов,

чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных

да в серой прозе наших дневников.

Мы брали пламя голыми руками.

Грудь раскрывали ветру. Из ковша

тянули воду полными глотками.

И в женщину влюблялись не спеша.

И шли вперед и падали, и, еле

в обмотках грубых ноги волоча,

мы видели, как женщины глядели

на нашего шального трубача,

а тот трубил, мир ни во что не ставя

(ремень сползал с покатого плеча),

он тоже дома женщину оставил,

не оглянувшись даже сгоряча.

Был камень тверд, уступы каменисты,

почти со всех сторон окружены,

глядели вверх — и небо было чисто,

как светлый лоб оставленной жены.

Так я пишу. Пусть неточны слова,

и слог тяжел, и выраженья грубы!

О нас прошла всесветная молва.

Нам жажда зноем выпрямила губы.

Мир, как окно, для воздуха распахнут,

он нами пройден, пройден до конца,

и хорошо, что руки наши пахнут

угрюмой песней верного свинца.

И как бы ни давили память годы,

нас не забудут потому вовек,

что, всей планете делая погоду,

мы в плоть одели слово «человек»!

1940