ГОРОД УГЛИЧ[4]

ГОРОД УГЛИЧ[4]

Борису Пильняку

Горяча заката киноварь,

Но сейчас я не о ней —

Я о лампе керосиновой,

Об уездной старине.

Пожилую, неприветную,

Закоптелую, в пыли,

Мне вчера подругу медную

Из чулана принесли.

За окном соборов зодчество,

Город в сумрак отступал.

Я над лампой в одиночестве

До рассвета горевал.

И в бреду вставала молодость:

Ночи, зори, петухи,

Фитиля крутое золото

На мои лилось стихи.

В керосиновом сиянии,

Молод, прыток и упрям,

Я навек бросался в плаванья

По развернутым морям.

Я по странам неисхоженным,

Я по тропикам гулял.

Над стихами невозможными

И смеялся и рыдал.

Помнишь, лампа, время зимнее

Ночь. Беспамятство снегов.

Девушке с глазами синими

Я нашептывал любовь.

При огне, огне прикрученном,

От избытка чувств и сил,

Я ее в потемках, мучая,

Упоительно любил.

Ты всему была свидетелем,

Но однажды, медный друг,

Догорела, не заметила,

Я уехал поутру…

Годы шли крутые, быстрые,

В грозах, в битвах, в маете.

Вся страна легла под выстрелы

Мылась кровью, а затем…

Но об этом долго сказывать.

Жизнь — эпический роман.

И в собранье хлама разного

Отнесли тебя в чулан.

Под портретом государевым,

Возле сваленных икон,

Отсияло твое зарево,

Схоронился медный звон.

И с тобою, незаметная,

Отцвела моя весна…

Керосиновая, медная,

Никому ты не нужна.

Нынче всюду электричество.

О бессонный друг ночей,

Я на память в Исторический

Передам тебя музей.

Под таким-то черным номером,

Керосиновая медь,

Обо всем былом, что померло,

Обо мне ты будешь петь.

Может, кто, задетый заживо,

Вспомнит дым далеких лет,

Как себя в ночах выхаживал

При твоем огне поэт.

Горяча заката киноварь,

Бредит город стариной

И во славе керосиновой

Потухает предо мной.

1928