ИЗ АРХИВА ПОЭТА. Публикация, статьи, комментарии Даниил Санников

ИЗ АРХИВА ПОЭТА. Публикация, статьи, комментарии Даниил Санников

«МЫ ВСЕ — СЫНЫ ЭПОХИ ВЗДЫБЛЕННОЙ…»[13]

Григорий Александрович Санников принадлежал к тому поколению русских поэтов, которые стояли у истоков советской литературы. Он был одним из организаторов первого объединения пролетарских писателей «Кузница». В разные годы — член редколлегий журналов «Октябрь» (1925–1926, 1946–1954), «Красная новь» (1927–1931), «Новый мир» (1935–1937). В 1961 году редактировал альманах «День поэзии».

В заглавии — строка из стихотворения Санникова «Уходим в плавание», посвященного А. С. Новикову-Прибою: они вдвоем совершали путешествие по морям вокруг Европы в 1926 году. Путешествовал Санников и по Ирану (1925), Аравии (1929), в начале 30-х годов и после войны объездил республики Средней Азии. Все это нашло отражение в его стихах и поэмах.

В архиве Санникова сохранились документы, свидетельствующие о его общении — дружеском, творческом, деловом — со многими известными писателями. С некоторыми из этих документов знакомит сын поэта, доктор физико-математических наук Даниил Санников.

Вот книжка Сергея Есенина «Пугачов» с дарственной надписью:

Отец показывал групповую фотографию с Есениным, любительскую, пожелтевшую, с надписью — автографом Есенина. Но в архиве этого снимка нет.

Помню, однажды вечером, наверное в конце 40-х годов, отец стал рассказывать о своих встречах с Есениным и Маяковским. Говорил очень увлеченно, и все сидели и слушали как завороженные. Нас было несколько человек, и никому в голову не пришло что-нибудь записать. Казалось, что он не раз еще расскажет. Но другого случая не было. Речь шла, в частности, о разговоре между Есениным и Маяковским: они сидели где-то в подвальчике за пивом, говорили очень остро, почти пикировались. По-видимому, отец воспроизводил по памяти содержание этого разговора, возможно, даже отдельные реплики. К сожалению, я запомнил только общее впечатление — было необычайно интересно.

По словам Н. В. Санниковой (племянницы поэта), которая неоднократно расспрашивала отца о Есенине, она помнит о том, как пели вместе на два голоса: Есенин всегда первым голосом, а Санников ему вторил (из автобиографии Санникова: в Яранске мальчиком «был певчим в церковном хоре, имел хороший голос и музыкальные способности»). Пели и песню на слова Есенина, сочинив для нее мелодию:

Зеленая прическа,

Девическая грудь,

О тонкая березка,

Что загляделась в пруд?

О том, как Санников познакомился с Айседорой Дункан. Однажды, зайдя в подвальчик на Тверской («Стойло Пегаса»), он застал там Есенина. На полу, облокотясь на его колени, сидела Дункан. Ее уговорили станцевать, но этот танец произвел на отца впечатление скорее неприятное — Айседора была уже в возрасте, грузная.

О том, что в те годы (конец 40-х) у нас в доме часто бывала Софья Андреевна Толстая-Есенина (впрочем, и я помню, как бывал с отцом у нее в гостях). Отношения были дружественными, они называли друг друга «Гришенька» и «Сонюшка», пили водочку. Софья Андреевна говорила, что с нее писали портреты деда, приклеивая ей бороду, настолько она была похожа на него. Вспоминала, как Лев Николаевич рассказывал сказки, сам их сочиняя.

Отношения Санникова с Есениным были хорошими, легкими; иными, сложными, — с Маяковским. Впрочем, на вопрос — не относился ли Маяковский к Санникову отрицательно? — о чем могла бы свидетельствовать ироническая строчка: «Санников — гений…» — отец ответил, что нет, и в подтверждение привел какой-то характерный пример.

Позже я спросил Василия Васильевича Казина об этих строчках Маяковского:

А вокруг

скачут критики

в мыле и пене:

— Здорово пишут писатели, братцы!

— Гений Казин,

Санников — гений…

Все замечательно!

Рады стараться!

— Я ответил Маяковскому эпиграммой, — сказал Казин и прочел ее. Попросив его повторить, чтобы запомнить (мы ехали в троллейбусе), я потом записал:

Он всем кричит на всех углах:

— Я гений, а другие прах.

Но Муза — женщина в летах,

Не проведешь, и мнит иначе:

— Ну, много ль этот парень значит,

Когда лишь «Облако в штанах»

Давненько у него маячит?

Сохранились книжки Маяковского 20-х годов, но все без автографов. Единственный автограф Маяковского в архиве — это записка:

«В редакцию журнала

Красная Новь

Не откажите в любезности опубликовать следующее:

изумлен развязным тоном малограмотных людей пишущих в „Красной Нови“ под псевдонимом „Тальников“.

Дальнейшее мое сотрудничество считаю лишним.

Владимир Маяковский 16/VIII-28 г.».

Текст этой записки был опубликован впервые в 12-томном Полном собрании сочинений Владимира Маяковского (М., т. 9, 1941) в связи со стихотворением «Галопщик по писателям», высмеивающим Д. Тальникова. В комментарии В. Катанян замечает: «Стихотворение написано в ответ на развязную статью критика Д. Тальникова об американских стихах и очерках Маяковского».

В архиве Санникова хранится записка А. Платонова, относящаяся к тому времени, когда Санников был одним из редакторов журнала «Кузница»:

«Уважаемые товарищи, Посылаю вам два стих<отворения > и прошу их напечатать в „Кузнице“.

Вышлите пожалуйста мне № 7 Кузницы для товарищей по Воронежской организации.

14/V 1921

Андрей Платонов

Адрес: г. Воронеж, Кольцовская ул., д. № 2. А. Платонову (Климентову)».

На записке сверху — рукой Николая Ляшко:

«Сообщить, что статья „Пролетарская поэзия“ идет в 9 № „Кузницы“ и выслать 7 № „Кузницы“. Просить присылать материал.

2/Х Н. Ляшко».

В номере седьмом опубликован рассказ Платонова «Маркун», а в номере девятом — статья «Пролетарская поэзия».

Стихов Платонова в «Кузнице» не было, что, впрочем, и не удивительно: на девятом номере выход этого журнала прекратился. В тех же номерах «Кузницы» опубликованы поэмы Санникова «О собаке» и «Дни».

Поэму «Дни» прочел А. В. Луначарский. В архиве есть написанный его рукой отзыв (август 1921 г.):

«Это талантливо, но т. к. это печально, то при талантливости является рассадником уныния и граждански не по моменту».

Несмотря на такую оценку поэмы, она неоднократно издавалась в 20-е годы.

Вот вступление к поэме «Дни»:

Мы, на каторге дней каторжане,

Под кандальные звоны знамен

Тачки хребтами тянем

На грани иных времен.

Лишь у синего края ночи

Свалим день, а наутро опять

Нагруженными тачками грохочем,

Тянем новую кладь.

И от горечи, и от боли,

Оттого, что хватка туга,

Чернея цветут мозоли

И на сердце, и на руках.

Но идем, и поем в тумане,

И видим сиянье времен,

Мы на каторге дней каторжане

Под кандальные звоны знамен.

Есть в архиве Санникова еще одна записка А. Платонова. Она не датирована, но, судя по аналогичным запискам других авторов, относится к началу 1934 года:

«ТЕМА.

Я хочу написать повесть о лучших людях Туркмении, расходующих свою жизнь на превращение пустынной родины, где некогда лишь убогие босые ноги ходили по нищему праху отцов, — в коммунистическое общество, снаряженное мировой техникой.

Андр. Платонов».

Санников в составе первой ударной (так ее называли) писательской бригады с Всеволодом Ивановым, Леонидом Леоновым, Владимиром Луговским, Петром Павленко, Николаем Тихоновым ездил в Туркменистан весной 1930 года. Их произведения составили альманах «Туркменистан весной» (М.-Л., 1932). Санников напечатал там поэму о хлопке «В гостях у египтян».

Весной 1934 года Санников едет в Туркмению во главе второй писательской бригады. В этой бригаде среди 19 человек был Платонов. В том же 1934 году под редакцией Санникова был издан альманах к десятилетию Туркменистана (1924–1934) «Айдинг-гунлер» («Лучезарные дни»). В альманахе помещен рассказ Платонова «Такыр». У Санникова там же опубликован цикл стихов «Пески и розы», где стихотворение «В пустыне» об умирающем верблюде кончается такими строками:

В пустыне законы жестоки,

И каждому свой черед.

Живи для людей, умирай одинокий

И не грусти об ушедших вперед.