2. «Они отрадней, чем слова молитв…»

2. «Они отрадней, чем слова молитв…»

Они отрадней, чем слова молитв.

Их повторять ведь то же, что молиться.

Я вижу, как туман встает с земли,

Я опускаю тихие ресницы.

И за стихом я повторяю стих,

Звучащий нежным, самым нежным пеньем.

Я, как Евангелье, страницы их

Целую с трепетным благоговеньем.

И в синий холод вечеров глухих,

Когда устанем мы от слов и вздохов,

Мы будем медленно читать стихи,

Ведь каждый, как умеет, славит Бога.

Я буду слушать тихий голос твой,

Перебирать любимые страницы.

Я буду тихо-тихо над тобой

Склонять густые, длинные ресницы.

27 — XII — 1926

Из сборника «После всего» (Париж, 1949)

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК

Читайте также

СЛОВА Помню, что в год после смерти отца наступила холодная дождливая зима, ветер нес мертвые листья, швырял в пруд, и они там подолгу плавали на воде. Дни были серые, и от этого на душе становилось еще тягостнее. Свекровь купила нам билеты в оперу.— Вам нужно развеяться.Она

2. "В вечернем зареве обрыв отрадней мне..." В вечернем зареве обрыв отрадней мне. Зияющий овраг грозится вещей тьмою. Деревья замерли. Внизу под их стеною Робеющий ручей щебечет в полусне. К преданьям темных дней взывая, реют совы. Им тяжким клекотом шлет сумрачный

«Слова, бесплодные слова…» Слова, бесплодные слова… Как мне сдержать поток горячий? Смеется друг, подруга плачет И в радость верует едва. А радость есть — она для каждой Чуть-чуть проснувшейся души. Благодеянье доверши, Ты, подаривший вечной жаждой! Июнь

«Отрадней всех морей…» Отрадней всех морей — Эгейское: Оно мятущихся людей Пленяет кротостью своей. Но всех морей страшней житейское: Оно, друзья мои, подчас При жизни погребает

«Слова, какие-то слова…» Слова, какие-то слова Меня всю ночь одолевали И в буквенные кружева Меня уныло одевали. Как вымученный отряд Перед решающим сраженьем Или бессмысленный обряд С кровавым жертвоприношеньем. Они всосали часть меня Движением едва заметным, Чтобы

Слова Мы находились в пятидесяти милях к северо-западу от Чейинн на высоте двенадцати тысяч пятисот футов. Двигатель продолжал спокойно работать, направляя Стрелу вперед. После взлета прошло три часа, и я надеялся, что ничего не изменится в течение предстоящих тридцати

Слова Я всегда радовался, когда вызывал смех у людей. Кто смеется добрым смехом, заражает добротой и других. После такого смеха иной становится атмосфера: мы забываем многие жизненные неприятности, неудобства. Много доброго можно сделать, если у тебя хорошее настроение.* *

«Слова, строченьки милые, слова…» Главное, я написала о том, как Володя работал, как он творил… Марина Влади Конечно, творчество — это тайна, и «тайна сия велика есть». А тайна поэзии не ограничивается известным определением: «наилучшие слова в наилучшем

13 глава От молитв к шлягерам На стыке тысячелетий у проекта Турецкого складывалась на редкость эклектичная судьба. В ней переплетались Америка и Россия, духовность и конъюнктура, официоз и независимость. После беседы президента Российского еврейского конгресса, магната

СЛОВА Есть слова — горьковатый их вкус. Долго чувствуем после во рту мы. Не змеиный ли смертный укус Породил ядовитые думы? Их тлетворный, но медленный яд Неуклонно струится по жилам. Ничему ты на свете не рад, И ничто в этой жизни не мило. А душа? Если только жива (Если в

ДВА СЛОВА Два слова, как две громады, Как гул воздушной армады, В них — сила, гордость и слава: Российская Держава! Гремят слова, от которых Душа, как птица в просторах, Взметнется ввысь над полями, Как мысль, как песня, как знамя! В них — наша мощь и отвага, В них — гром

ПРОШУ ВАШИХ СВЯТЫХ МОЛИТВ… В кровавом ноябре 1917 года, когда рушились основы многовекового православного государства, патриарх Тихон стал для России Великим Господином, вокруг которого — надеялись — еще соберется воедино Русская земля, Заступником и Печальником за

Дом Слова Был праздничный вечер, когда я впервые поднялась на Дорнахский холм. Снизу я уже видела между цветущими вишнями оба купола Здания. Тогда они еще не были покрыты серебристым шифером, позднее выписанным из Норвегии, а были застланы только свежим деревом и сияли,