11. Нине Исаченко[137]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

11. Нине Исаченко[137]

        Дорогая Нина!

        Насколько я знаю, кроме отрывка, кот<орый> я перевела для книги «Планета людей» издания 1970 (Мол.гвардия), из книги Элен Фроман, изданной под псевдонимом Пьер Шеврие, на русском яз<ыке> ничего больше не появлялось. Французской книги у меня нет, времени прошло много, но, если помните, отрывок – не самый интересный среди воспоминаний, включенных в тот мой сборник. И это не случайно.

        Должна Вас огорчить: замысел Ваш решительно не по душе ни мне, ни моей дочери и Р.Е.Облонской, которые ведь тоже достаточно знают Сент-Экса и о нем. Боюсь, Вас повлекло примерно в сторону «Милого лжеца»[138], но ведь тут совсем другой случай! Дуэт «С/Э и Элен», вообще С/Э и женщина – это самое обедненное, самое скудное, что можно сказать и чем показать этого человека.

        Сент-Экс – деятель и мыслитель, летчик, исследователь, сказочник, философ и – с большой буквы – Друг. Перечитайте ту зеленую молодогвардейскую книжку /.../. Там страшно мало поместили из того даже, что я перевела, а прочитала я тогда в сотни раз больше. Но и в напечатанной малости насколько богаче, разносторонней воспоминания друзей и соратников, чем все, что можно сказать об Элен. Да, она тоже была прежде всего другом С/Э, если угодно, душеприказчицей – больше, чем Консуэло[139]. Но не сравнить ее роли в его жизни с ролью друзеймногих, ибо он был человек для многих и среди многих. /.../

        Конечно, любая постановка может «одеревенеть», как Вы очень точно выразились. И прекрасно, если Вы сумеете найти что-то новое, свежее. Может быть, даже выручит и какая-то другая исполнительница, хотя, думаю, совсем не в том суть, что Ваша – слишком «бытовая». С/Экс, при всей сказочности, и в том, что написал, и в том, как жил, очень земной, потому и человечен и всем нам близок. А в отношении к женщине и к любви – очень сдержан, не дай боже, если Вас сбили с толку пошлости, включенные переводчиком Велле в книгу Мижо (ЖЗЛ): у самого Мижо многого нет, Велле его «обогатил» черт знает чем, мещанской болтовней Ксении Куприной. Но и этакая романтика в духе Ленского тут ни к чему. Нет, я не подозреваю Вас в смертных грехах, Ниночка, не серчайте, но я и у французов встречала иногда «закидоны» в отношении к С/Эксу, я ведь перечитала много всего, и крайности, искажающие простой, добрый и тем более великий облик удивительного этого человека, меня злили. А ему присуща была та неслыханная простота, о которой писал Пастернак – сам бесконечно, неслыханно простой в своей глубине, многогранности и ненадуманной сложности.

        Многовато и многословно пишу – поздний вечер, устала, много и трудно работаю все время. Очень надеюсь, что Вы все-таки поймете и не отмахнетесь, хотя и порядком разочарует Вас это письмо. А за поздравления и добрые пожелания мне и моим – спасибо. Праздновать я ничего не праздную[140], не успеваю и не привыкла, все красные дни календаря у меня – рабочие. /.../

        Будьте здоровы и благополучны, пишите.

8/III-87.