Мальчишки не подвели
Мальчишки не подвели
Самолёт только ещё набирал высоту, как показались впереди, около Арганды, семь вражеских бомбовозов, сопровождаемые истребителями. Ярко освещенные солнцем, они шли низко, и густая тень от них ползла по вздыбленной бомбёжками земле. Встреча с ними, само собой разумеется, никак не входила в планы Шухова. Он резко бросил самолёт вправо и стал петлять между высокими холмами, которых здесь было так же много, как бородавок на коже жабы. Но кончилась гряда – впереди ровное плоскогорье. Тут уж самолёт будет на виду. Одно лишь спасение – спрятаться в облаке, нависшем над горизонтом. Но до него добираться с подъёмом километра полтора, а то и два. «Пока буду лезть в гору, меня засекут!» – подумал Шухов. Но другого выхода не было.
Произошло так, как он ожидал. С тревогой увидел лётчик, как истребитель «фиат» отделился от строя и помчался ему наперерез. Шухов, поддавая газ громко взревевшему мотору, шептал, сам того не замечая: «Поднажми, миленький! Ещё немного поднажми. Сейчас долетим и спасёмся!» Успел всё-таки! «Красный чертёнок» первым врезался в серую облачную муть. Шухов стал описывать небольшие круги, стараясь не выскочить за облака. Лишь бы не столкнуться с «фиатом», пилот которого, вероятно, так же ничего не видит, как и он. Сколько прошло минут этой смертоносной игры в прятки, Шухов не знал. По нельзя же вечно кружиться в облаке. Будь что будет! Самолёт выскочил навстречу солнцу, и Шухов чуть не запел от радости: преследовавший его истребитель догонял своих. Как видно, фашистский пилот не решился влезать в облако. Не такая уж была завидная дичь этот «Р-5», чтобы стоило продолжать рискованную охоту!
Шухов опять нырнул в облако. Покружил ещё немного, чтобы дать вражеским машинам подальше уйти, и стал снижаться.
Опасность миновала. Но новая беда – лётчик потерял ориентировку! Чтобы выяснить, куда летит самолёт, надо сверить местность под его крылом с картой.
До боли в глазах Шухов искал на земле знакомые ориентиры – мельницу, взорванный мост через реку, костёл на высоком месте, – которые он заметил, когда летел сюда. Искал и не находил.
Мотор работал ровно, но вдруг закашлял, как простуженный. Вот это да! «Еды» ему, чёрту прожорливому, не хватает! Шухов не отводит от бензомера глаз… Горючего в баке ещё километров на сто полёта, а мотор уже не громко кашляет, а потихоньку чихает. Выходит, врёт бензомер! Ещё одно «апчхи», и мотор замирает. Надо планировать на вынужденную!
Шухов вспомнил Дальний Восток, где он служил одно время, сопки, тайгу. Там он научился сажать машину в любых условиях. Но, кажется, там было легче. Перед самолётом простиралась узкая рыжая долина со скошенной травой и пологими холмами по сторонам. Вполне достаточно места для посадки. Но по долине разбросаны в беспорядке огромные камни. Как бы не наскочить на них!
Присмотревшись, пилот решил садиться у самого склона – там вроде поменьше каменных препятствий. Послушный самолёт бесшумно коснулся колёсами земли и, слегка подпрыгивая, пробежал расстояние более короткое, чем всегда, будто понимал всю сложность посадки.
В самом конце пробега, когда скорость почти угасла, Шухов, энергично действуя рулями, сумел обвести его вокруг большого камня.
Самолёт ткнулся в большой стог сена, чуть не развалив его, и замер.
Лётчик отстегнул парашютные лямки и выпрыгнул из кабины. Где он находится, Шухов не имел представления, но понимал, что недалеко от линии фронта. И в самом деле – хорошо слышна была артиллерийская канонада, недалеко за холмами застрекотал и замолк пулемёт. Чьи там позиции – республиканцев или фашистов?
Шухов курил в раздумье, не зная, что предпринять, когда увидел бегущих к нему мальчишек. Их было двое, и они стремглав неслись, почему-то молча, и один из них, побольше ростом, даже приложил палец к губам. Лётчик сразу понял, в чём дело. Увидя ребят, он очень обрадовался – мальчишки не подведут, помогут в беде.
Когда запыхавшиеся мальчики остановились перед ним, он тихо спросил, ткнув рукой в сторону холмов:
– Фашисто?
– Си, камарада! (Да, товарищ!) – прошептал мальчик. «Попал как кур во щи!» – подумал Шухов и вытащил из кармана словарик.
Мальчишки всюду мальчишки! И в Испании тоже. Они как зачарованные осматривали самолёт. Один из них погладил борт машины и засмеялся:
– О-о! «Дьяболито рохо»!
Пора было знакомиться. Шухов протянул руку и назвал себя:
– Хосе!
Мальчишки недоверчиво смотрели на него. Хотя лётчик был и одет почти как все бойцы-республиканцы, в синее «моно» – холщовый комбинезон, и поверх него «касадоре» – кожаную куртку, он мало походил на испанца.
– Франсе? – спросил после недолгого молчания мальчик.
– Но! Авиадоре русо!
– Амиго совиетика! – заулыбались ребята.
– Паблито! – представился высокий паренёк. Ему было лет двенадцать-тринадцать. Под его чёрными, давно не стриженными вьющимися волосами, падавшими на лоб, неожиданно ярко голубели большие глаза. Дочерна загорелый мальчик был строен и быстр в движениях.
Тоже смуглый, темноглазый, Энрико был пониже, видимо, помоложе и более медлителен, чем его товарищ.
Мальчики, перебивая друг друга, стали быстро что-то спрашивать. Слов Шухов не разобрал, но понял, что их интересует причина его вынужденной посадки.
– Газолина! (Бензин!) – сказал он грустно и развёл руками. – Но газолина!
То и дело листая словарик в поисках нужных слов, но больше прибегая к языку жестов, лётчик узнал от ребят, что их деревня совсем рядом за холмом и что она занята на днях фашистами.
– Их, конечно, наши скоро выбьют отсюда, – уверенно заявил Энрико, – но пока идти туда амиго совиетика нельзя!
– Что же будем делать, друзья? – растерянно спросил Шухов.
У Паблито заблестели глаза:
– Мы вас спрячем и самолёт тоже!
«Р-5» быстро и ловко замаскировали сеном. «Знал, умница самолёт, где остановиться!» – невольно подумал Шухов. Получилось здорово – просто стог подвинулся в сторону метра на два. Спрятав внутри себя самолёт, он стал таким же аккуратным, каким был и раньше, только, может быть, чуть побольше.
Договорились, что лётчик будет ждать, зарывшись в сено до темноты, пока не придут за ним мальчики.
…При бледном свете луны, пробивавшемся сквозь маленькое окошко чердака, устроили настоящий пир. Паблито принёс миску ещё дымящихся бобов, большой кусок овечьего сыра, краюху хлеба. Лётчик извлёк из НЗ – неприкосновенного запаса – батон копчёной колбасы, пачку печенья и открыл банку сохранившихся у него советских шпрот. Четвёртый участник пиршества, дед Паблито, сухонький, сморщенный старик, приволок бутыль вина чуть ли не с него ростом. Про деда мальчик сказал:
– У меня нет от него секретов. Он нам во всём поможет!
Нельзя сказать, что за ужином была оживлённая беседа, но всё-таки кое-что рассказывали и понимали друг друга. Шухов узнал, что находится в старом крестьянском доме, хозяином которого был дед Паблито. Его сын и отец мальчика, тоже земледелец, сражался в рядах республиканцев под Мадридом.
– Падре – коммунист! – с гордостью сказал Паблито.
В доме ещё были его бабушка и мать, но, по мнению мальчика, «у женщин длинный язык» и поэтому их лучше не посвящать в тайну.
Старик согласно кивал головой и помалкивал.
Когда «гости» ушли, Шухов огляделся. Чердак был просторный, заваленный сеном и разной рухлядью – ломаными лопатами, старыми мотыгами, дырявыми бочонками. В угол на охапку сена Паблито бросил одеяло и подушку.
Дом был сложен много десятилетий назад из больших нетёсаных камней. «Стены выдержат прямое попадание снаряда. Настоящая крепость!» – решил Шухов и лёг спать. Он долго не мог заснуть. Внизу под ним шумно жевала и вздыхала корова…
Прошло двое суток невольного заточения лётчика. Паблито и Энрико часто навещали его, приносили еду и сообщали последние новости. Они не раз бегали к самолёту, ставшему стогом сена, – всё там было в порядке. Появлялся на чердаке и старик, молча и крепко пожимал руку Шухову, крестил его и уходил.
Предутреннюю тишину нарушили винтовочные выстрелы. Затем просвистел и где-то совсем близко разорвался снаряд. Глухо заговорили пушки. Рядом затарахтел пулемёт.
Шухов бросился к слуховому окошку. Отсюда просматривался кусок неба со шпилем белой колокольни и отрезок деревенской улицы.
Светало. Стало видно, как с колокольни по наступавшим бьёт пулемёт. Эх, забраться бы сейчас туда и заставить замолчать проклятого пулемётчика! Шухов нащупал в кармане пистолет. Нет, он не имеет права ввязываться в бой. Больше, чем его жизнь, республике нужен самолёт. Его обязательно надо пригнать на аэродром! Пулемётчика снимут другие. И в самом деле, к колокольне, крадучись вдоль стен домов, пробирались крестьяне. Среди них Шухов увидел и старого хозяина дома, в котором он нашёл приют. Дед был вооружён охотничьим ружьём.
Минут через пять пулемёт на колокольне смолк.
Вскоре деревня заполнилась шумом моторов и лязгом железа о булыжник мостовой. Шли танки Двенадцатой бригады.
На чердак влетел Паблито и, крича: «Виктория! Виктория!» (Победа!), потащил лётчика вниз.
По деревне с песнями шли бойцы-интернационалисты:
С дальней родины мы ничего не взяли,
Только в сердце ненависть горит.
Но отчизны мы не потеряли:
Наша родина теперь – Мадрид!
Шухов видел, как в открытом автомобиле проехал генерал Лукач. Он крикнул ему вслед приветствие, но его не услышали. Народный генерал спешил гнать врага дальше…
На прощание Шухов снял свои наручные часы со светящимися стрелками на чёрном циферблате и застегнул ремешок на узком запястье Паблито.
Мальчик запрыгал от радости.
– Возьми, парень, подарок от русского коммуниста – сыну испанского коммуниста!
Паблито вскинул сжатый кулак и крикнул:
– Вива! Но пасаран!
Энрико был подарен карманный компас.
Вся деревня пришла провожать «авиадоре русо». Оказалось, что никто не знал, какая «начинка» у большого стога сена. Крестьяне, по указанию Шухова, оттащили в сторону камни, расчистили дорожку для взлёта. Паблито и Энрико, очень гордые доверием, тщательно вымыли самолёт. Воду им таскали все мальчишки деревни. Не отставали от них и девчонки. Они украсили «Красного чертёнка» цветами.
Женщины, не обращая внимания на протесты лётчика, запихивали в самолёт головы сыра, апельсины, бутыли с вином.
Когда всё было готово к отлёту, всё, кроме самого главного – горючего, появился молчаливый дед. Он важно шагал около мула, по бокам которого свешивались плетёные корзинки. В каждой из них было по большой банке с бензином.
Дед, не говоря ни слова, встряхнул руку лётчику. Затем скинул свою широкополую соломенную шляпу, приподнялся на цыпочки и крепко поцеловал Шухова.
…На аэродроме «Четырёх ветров» под Мадридом уже перестали ждать возвращения самолёта, доставившего профессора на Харамский фронт. Из штаба генерала Лукача сообщали о вылете самолёта в обратный путь, а самолёта нет и нет. Уже вернулся в Мадрид на санитарном автомобиле американский хирург и привёз своего пациента – француза Анри, который пошёл на поправку.
Самолёт «Р-5» решили списать, а пилота Хосе включить в список без вести пропавших. В штабе составлялось печальное письмо на родину…
И качали же товарищи Шухова, когда он, по всем правилам приземлив самолёт на три точки, как ни в чём не бывало спрыгнул на зелёное поле. Чуть шею ему не свернули.
Механик Карлос сразу и плакал и смеялся. Он никак не мог пробиться сквозь толпу, окружавшую самолёт. Когда всё-таки ему это удалось, он не только, вопреки уставу, расцеловал давно не бритые щёки своего командира, но и чмокнул красного чертёнка на борту машины.
– Порррьядокс! – визжал ошалелый от радости Карлос.
– Совсем не порядок! Врёт бензомер, – охладил его пыл Шухов. – Показывает больше, чем есть в наличии. Проверь бензомер!
На следующее утро «Р-5» ушёл в очередной разведывательный полёт.
Вскоре на руке камарадо Хосе опять затикали часы – золотые, именные – награда республиканского правительства.