Глава II Детство
Глава II
Детство
В старинном рейнском городе Кёльне, сохранившем следы пребывания римлян, 5 января 1876 года в семье Аденауэров родился третий сын. Назвали его по имени отца Конрадом. Немецкие бюргеры того времени обычно имели по многу детей. После Конрада появятся сестренки Элизабет и Лили.
Родители главы семьи владели небольшой пекарней в Бонне. Но их сыну не довелось продолжить дело отца. Его призвали в прусскую армию. Добросовестный солдат стал вскоре унтер-офицером. Пруссия, разгромив датчан, вела войну с Австрией за гегемонию среди германских государств. Битва при чешской деревне Садова определила не только дальнейшее возвышение Пруссии, но и судьбу унтер-офицера Аденауэра.
Шло трудное и долгое сражение. Прусскими войсками командовал Мольтке. Недалеко от него за ходом боя наблюдал Бисмарк, на огромной рыжей лошади, в серой армейской шинели и стальной каске. Обе стороны несли большие потери. Но вот подошли свежие прусские силы под командованием кронпринца. Они с марша вступили в бой и решили судьбу битвы. Австрийцы обратились в паническое бегство.
На поле боя нашли раненого Конрада Аденауэра. Он лежал в обнимку с отбитым австрийским знаменем. Его исключительную храбрость отмечали и солдаты и командиры. Быстро оправившегося от раны Аденауэра наградили орденом Красного Орла и произвели в лейтенанты. Такое в прусской армии случалось крайне редко.
Военная карьера, однако, не состоялась. Невеста Аденауэра, дочь банковского служащего Елена Тарфенберг, настояла на поступлении жениха на гражданскую службу. Офицерское звание давало возможность сыну пекаря выйти в иное сословие. Пройдя курс вечернего обучения и сдав экзамены на аттестат зрелости, он стал чиновником-секретарем Высшего земельного суда в Кёльне.
Поселились на Болдуин-штрассе в небольшом двухэтажном доме. Когда стали рождаться дети, заработка судейского чиновника оказалось недостаточно. Решили сдавать жильцам верхний этаж и половину первого. Пришлось потесниться. Три сына жили в одной небольшой комнате. Места хватило лишь для двух кроватей. Младшему Конраду пришлось до 17 лет спать на одной кровати с братом.
С семейных фотографий смотрят добропорядочные немцы. Отец: продолговатое лицо, прямой нос с еле заметной горбинкой, большой лоб, строгий взгляд, усы, как у императора Вильгельма, небольшая бородка клином — облик умного, благочестивого бюргера. Мать: добрые глаза и улыбка, тщательно прибранные волосы со скромной прической по тогдашней моде. Братья Август, Ганс, Конрад и сестра Лили похожи друг на друга — широкоскулые лица, чуть оттопыренные уши, одинаковые прямые носы. У Конрада короткая стрижка, выразительное лицо. Он смотрит не по годам серьезно и даже самоуверенно. Младший сын с детства проявлял незаурядный характер, при трудностях не жаловался и не роптал.
Труд и экономия были девизом и образом жизни семьи. Заработную плату отец целиком отдавал матери. Она и определяла семейные возможности. При взаимном согласии неделями отказывались от мясных блюд по воскресеньям, питаясь подчас одной картошкой. На сэкономленные деньги покупали и наряжали рождественскую елку.
Мать часто брала работу на дом — шила фартуки. Конрад помогал распутывать нитки. За каждый фартук получал пфенниг — первые заработанные деньги. Он рос спокойным, уравновешенным ребенком. Не плакал, не кричал, не топал ногами, требуя чего-либо. Добивался своего терпением и настойчивостью.
За домом Аденауэров находился небольшой сад с одним деревом и двумя виноградными кустами. Отец посадил еще и сливовое дерево, тщательно ухаживал за ним. Маленький Конрад полюбил сад. Ему выделили две небольшие грядки. На одной он посадил цветы, на другой — редис. Каждое утро приходил смотреть, как идет рост. А когда появились зеленые листочки, он выдернул куст редиса — захотел узнать, что там в земле выросло. Убедившись, что ничего нет, воткнул куст снова в землю и на следующий день страшно расстроился, найдя его завядшим.
— Всему свое время, — сказал, утешая, отец, — нужно уметь ждать. Запомни: торопливость, поспешность могут обернуться в жизни большими бедами.
И в зрелые годы Конрад не забывал отцовскую мудрость.
С раннего детства и до конца жизни Аденауэр любил цветы, особенно те, которые выращивал сам. Школьником он попросил у матери деньги на книгу по ботанике. Она стоила целых 3 марки, и денег мать не дала. В течение получаса Конрад подходил к матери пять раз все с новыми аргументами в пользу покупки. Он убеждал: книга даст возможность по-новому работать в саду, а это окажется полезным для семьи. В конце концов мать сдалась и деньги выделила.
Отец и мать окружали детей любовью. Воспитывали строго, но так, чтобы строгость не угнетала. Упорядоченность семейной жизни, подчинение ее незыблемым правилам принимались всеми как должное. Родители являли пример во всем, пользовались неизменным уважением. Простая жизнь делала маленькие радости большими. Дети на праздники получали скромные подарки, но это становилось для них целым событием. Поощрялось здоровое честолюбие, требовавшее любую работу выполнять как можно лучше. Вкус к простой жизни сохранился у братьев и сестер на всю жизнь вместе с уважением к труду и честным отношениям к своим обязанностям.
Пауль Веймар — биограф Аденауэра, опубликовавший свою книгу еще при жизни канцлера, в своем первом разговоре с ним услышал:
— Вы хотите писать историю моей жизни? Но я вел очень простую жизнь. Я даже не знаю, что тут описывать.
Аденауэр имел в виду бытовую повседневность. Деятельность его как политика и государственного деятеля протекала бурно, с событиями национального и мирового масштаба. О детстве же и юности он говорил мало и скромно. Постоянно подчеркивал, что они протекали в добропорядочной, набожной и весьма типичной немецкой семье.
Религия занимала особое место у Аденауэров. Рейнская область была истово католической. Если в большинстве немецких земель католики жили вместе с протестантами, то здесь подданные Папы Римского доминировали полностью.
В 70-е годы XIX века Бисмарк — выходец из протестантской Пруссии — попытался потеснить католицизм в Рейнской и других областях. Под лозунгом «культуркампфа» «железный канцлер», не отличавшийся религиозностью, повел борьбу против клерикализма и влияния католической церкви. Партия Центра, уходившая корнями в рейнские и южногерманские земли, заняла в рейхстаге антибисмарковские позиции, блокируясь со всеми антипрусскими политическими силами.
Бисмарк, как обычно, действовал решительно и напористо. В министерстве культов он расформировал отдел, ведавший делами католиков, лишил их правительственной поддержки. В рейхстаге ему удалось протащить закон о ликвидации ордена иезуитов и связанных с ним организаций. Католические епископы и священники, сопротивлявшиеся всему этому, арестовывались и высылались из своих епархий и приходов.
И все же Бисмарк не достиг желаемого. Католические области проявили характер. Быстро росло число сторонников партии Центра. Широко распространялись антипрусские настроения. Не обошли они и семью Аденауэров.
«Культуркампф» сделал Аденауэров, как и многих других рейнских немцев, еще более набожными. Стали чаще ходить в церковь, больше молиться и строже отправлять религиозные обряды. Библейские заветы добра и примирения строго выполнялись взрослыми и прививались детям. Религия оставалась одной из главных сторон их жизни.
Набожность у Аденауэров исходила в первую очередь от отца и матери. Они внушали детям, что все земные блага исходят от Бога. Но они не сваливаются просто так с неба. За них надо бороться. Но без нарушения законов и заведенных порядков. Все революционное, радикальное, выходящее за пределы привычного, отвергалось. Труд ставился во главу угла при любых обстоятельствах.
День в семье начинался с утренней молитвы при участии всех детей, даже самых маленьких. Вечером перед сном — вновь общая молитва. В воскресенье все отправлялись в Кёльнскую Апостольскую церковь к утренней мессе, а после обеда — к новому богослужению. Конрад и другие дети не испытывали тягости от столь ревностной религиозности. Принимали ее как должное. Нравственные принципы, прививавшиеся на основе библейских заповедей, сохранили навсегда.
Семье пришлось пережить потрясение. Заболела шестимесячная Элизабет. Врачи долго не могли определить болезнь. Наконец установили — менингит. Пожилой доктор — друг дома — не скрыл правды.
— Если девочка останется жить, — тихо говорил он, опустив глаза, — то будет слабоумной.
Все были в трансе. Вечером отец сказал, что надо помолиться за Элизабет. Он, мать и дети опустились на колени. Отец произнес:
— Господь Бог, возьми ребенка к себе. Убереги его от ужасной судьбы — жить на свете без разума.
Дети замерли. Мать вскочила на ноги, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Элизабет умерла через два дня.
Этот случай Конрад Аденауэр вспоминал всю жизнь как самый тяжелый эпизод своего в общем спокойного детства.
Религиозное воспитание не превратило Конрада в святошу. Жизнь, практика заставляли временами закрывать глаза на христианские догмы, особенно если это требовалось для дела. Разумность и рациональность поступков Конрада проявлялись с детских лет. В его ранних фотографиях угадывалось отсутствие внутренней напряженности и страстей, вместе с упорством, выдержкой и самообладанием. И что примечательно, католическая вера в семье никогда не обращалась во враждебность к другим религиям. Терпимость к протестантству сыграла позднее важную роль в деятельности Аденауэра-политика.
Аденауэры жили дружно. Отношения между родителями и детьми, старшими и младшими отличались уважительностью и любовью, постоянной готовностью помочь советом и делом. Осенние каникулы родители проводили с детьми у друга детства отца в небольшой деревне недалеко от Бонна. Все работали по разным сельским надобностям, радовались природе, заряжались бодрым духом здорового крестьянского быта.
В народной школе и потом в Апостольской гимназии Конрад учился старательно и легко. Он не был первым учеником, но всегда входил в число пяти-шести лучших. Особенно хвалил его учитель немецкого. Он ставил в пример его сочинения: они были кратки, с хорошей и ясной композицией.
Отношения с товарищами по школе складывались ровные, доброжелательные. Он пользовался уважением, ибо охотно давал списывать задания из своих тетрадей. Особенной дружбы Конрад не заводил. Исключение являл Ильдефонс Хервеген. Дружба с ним сохранилась на долгие годы. Хервеген стал потом настоятелем католического монастыря Мария Лаах и во времена нацистов оказал важную помощь скрывавшемуся Аденауэру.
Конрад много читал. Как и большинство детей, он прошел через леса и прерии с Кожаным Чулком, изучал морские глубины с капитаном Немо. Ф. Купера и Ж. Верна буквально глотал.
В школе преподавал историю учитель, который дружил со знаменитым археологом Шлиманом и не раз ездил к нему на раскопки Трои. Учеников, проявлявших интерес к классической древности, он приглашал по воскресеньям к себе домой. Рассказывал многое, что выходило за рамки школьной программы, показывал фотографии и рисунки, отражавшие историю Древней Греции, ее искусство. Конрад стал непременным участником воскресных встреч. Восторженно слушал учителя. Под его влиянием много читал об искусстве, завел альбомы с фотографиями картин и скульптур.
Ровный с товарищами, спокойный, неторопливый, с приглушенной и монотонной речью, Конрад порой проявлял неожиданную гибкость и изобретательность. Одному из учеников в классе трудно давалась математика. Он придумал, как ему помочь. Ученики на контрольную работу приносили иглы и нитки, чтобы сшивать отдельные листы. Конрад быстро справился с задачами, выписал решение на маленький листок и закатал его в клубок с нитками. На глазах у учителя он передал клубок незадачливому ученику. Дальше уже проблем не было. Весь класс написал контрольную на «хорошо» и «отлично».
Однажды старый больной учитель Апостольской гимназии, любивший свой выпускной класс и решивший ему помочь, позвал домой нескольких учеников и дал им темы выпускного сочинения и текст перевода с немецкого на латинский. Весь класс собрался в близлежащей пивной. Разгорелись споры, как поступить. Конрад попросил слова и сказал:
— Мы провалимся, если все напишем одинаково отлично. Да и подведем доброго учителя.
Ученики молча смотрели на Конрада. Они поняли, что у него есть решение.
— Надо распределить, кто и сколько сделает ошибок, но таких, чтобы отметки получились хорошие.
Так и сделали. Класс прекрасно сдал экзамены и долго считался лучшим выпускным классом гимназии.
Среди жильцов в доме Аденауэров был торговец Тонгер. Он привязался к семье и стал крестным отцом Конрада. Прожил недолго. Воспаление легких не удалось излечить. Тонгер завещал все, что имел, Аденауэрам. Конраду достались золотые карманные часы. С ними он не расставался чуть ли не всю жизнь. Главную часть наследства составили 30 тысяч марок. Они позволили оплатить дальнейшее обучение старших братьев после окончания ими гимназии. Когда же подошло время младшего брата, денег на его учебу уже не осталось.
Отец переживал за сына. Он знал, что Конрад мечтает учиться, получить юридическое образование и делать в этой сфере карьеру. Пришлось, однако, искать работу. В кёльнском банке Зелигмана освободилось место ученика. Отец рассудил, что в уважаемой фирме младший сын при его способностях и старании может добиться успеха. Но в душе он чувствовал себя виноватым: Конрад хотел стать адвокатом, а не банковским служащим.
Обстановка в банке и сама работа удручали. Конрада использовали как мальчика на побегушках. Он должен был являться раньше всех, открывать сейф и раскладывать по столам сотрудников бухгалтерские книги и папки с делами. Во время завтрака разливал кофе. Потом уносил на почту корреспонденцию и приносил письма, адресованные фирме. Настоящей банковской работы не предвиделось.
Конрад не жаловался. Но отец видел его подавленное состояние.
— Что же нам делать, мать, жаль парня.
— Будем экономить на всем.
— Много ли мы наэкономим? Попробую направить прошение в городской фонд — там, говорят, выделяют средства на обучение наиболее способных жителей Кёльна. Надежд мало, нас никто не знает. Но, может, повезет.
Прошло некоторое время. О прошении начали забывать. Серьезно-то о нем и не думали. И тут, ко всеобщей радости, пришло сообщение: стипендия сыну героя войны выделена. Он мог теперь поступить в один из университетов.
Две недели проработал Аденауэр в банке Зелигмана и прочно усвоил, что значит заниматься неинтересным, нелюбимым делом. Теперь появились новые возможности. В образовании он видел прежде всего средство достижения жизненного успеха, шанс стать значимой личностью. Нельзя сказать, чтобы его не влекли сами знания. Он с интересом изучал многие предметы. Думал же он вполне прагматически: университетский диплом открывает широкую дорогу к любой цели.
К будущим занятиям готовился тщательно. Старательный подход к учебе выработался еще в школе. Там это было проявлением чувства долга и воспитания. Сейчас к ним добавлялись, пусть небольшой, но собственный опыт и разум.