Глава XVII Призрак сосуществования

Глава XVII

Призрак сосуществования

Мир взбудоражил XX съезд КПСС. Ведущие газеты печатали текст сенсационного доклада Хрущева с разоблачением культа личности Сталина, его серьезных ошибок и просчетов, нанесших огромный ущерб стране. Западногерманская пресса критически писала о советской системе, коммунистической идеологии, внешней политике Кремля. Но и высказывалась надежда, что теперь дело может пойти иначе. Вскрыв сталинские методы и ошибки, советские руководители возможно откроют новую страницу в развитии своей страны, в подходе к международным делам.

Аденауэр подобных надежд не разделял. Он предостерегал от переоценки хрущевских разоблачений. Осудить диктатора не значит изменить саму тоталитарную систему. Диктатура остается диктатурой независимо от того, кто ее осуществляет: один человек, двое или коллектив. Канцлер напоминал, что нынешние руководители в Москве были послушными соратниками Сталина. Поставив под вопрос ряд теоретических выводов умершего правителя, правильность его практических действий, они не осудили его империалистическую внешнюю политику, не высказали готовность пересмотреть ее последствия и вернуть свободу народам, порабощенным коммунизмом. Аденауэр не сомневался, что Москва преследует те же политические цели, что и при Сталине, хотя и намеревается применять новые, более эластичные методы их достижения.

Принцип мирного сосуществования, столь громко провозглашенный на партийном съезде, вызывал у Аденауэра скепсис. В Москве его объявили важнейшим постулатом ленинского учения. Сотрудники канцелярии канцлера перерыли труды Ленина, но так и не нашли ни одного упоминания о сосуществовании. Ленин говорил и писал в основном о мировой революции, о коммунистическом будущем всего мира.

Умудренный жизненным и политическим опытом Аденауэр активно противостоял иллюзиям, возникшим в связи с заявлениями о сосуществовании. На встречах с журналистами, в речах и интервью он постоянно обращал внимание на противоречивость в теоретических посылках советских руководителей. Они рассматривали сосуществование не как примирение, а как форму классовой борьбы на международной арене — экономической, политической и идеологической борьбы мирового пролетариата против агрессивных сил империализма. Сосуществование, то есть мир без войны, призвано создать коммунизму благоприятные условия в борьбе. Ее цель — окончательно и навсегда похоронить капитализм, а вместе с ним и общечеловеческие нравственные ценности, созданные религией и демократическим образом жизни. Практически это та же «холодная война», но под иными лозунгами и при намерении коммунистов перенести ее на поле противника. Москва продолжала активно поддерживать деятельность коммунистических партий и других просоветских сил в западных странах, разворачивала борьбу за влияние в странах «третьего мира», вела жесткую линию со странами-сателлитами и вооружалась, вооружалась…

Самое страшное в коммунизме, считал Аденауэр, стремление установить тоталитарное, атеистическое, азиатское господство над миром, коллективизмом подавить свободу человека. Его идеология агрессивна. Она не способна на компромисс с западным христианским мировоззрением. Массы на Западе плохо знают коммунизм, то, что он несет людям. Русские коммунисты терпеливы и настойчивы. Они не бросятся в крупные военные авантюры, как немецкие национал-социалисты. Но они будут постоянно осуществлять экспансию, пытаться разобщить западный мир и одолеть его по частям. Необходима постоянная разъяснительная работа, чтобы полностью высветить цели коммунистов.

Запад не должен терять бдительность, постоянно подчеркивал Аденауэр. Нельзя серьезно воспринимать советские предложения по разоружению до тех пор, пока Москва не согласится на контроль над этим процессом. Бессмысленно питать надежды на разрядку напряженности в условиях, когда в Советском Союзе на боевое дежурство ставятся новые, более мощные и точные ракеты, когда усиливаются и без того мощные танковые армии, бросок которых на Запад может в несколько дней перевернуть все вверх дном в Федеративной Республике, Франции и других европейских странах. Запад не может благодушествовать, усыплять себя разговорами о сосуществовании. Он защитит себя, лишь не уступая в гонке вооружений и других сферах противоборства двух мировых систем.

Размышляя, Аденауэр часто возвращался к китайскому фактору. Он не забывал, как Хрущев в Москве просил о помощи в противоборстве с Китаем. В противостоянии двух огромных коммунистических держав Аденауэр видел серьезный шанс для разрядки в Европе. Советский Союз вынужден перемещать военные силы на Восток и проявлять большую сговорчивость на Западе. Более того, перед лицом быстро набирающего силу Китая Россия может стать для Европы заслоном от китайской угрозы.

В июне 1956 года в разгар дискуссий о сосуществовании в Бонн с официальным визитом прибыл премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. В беседе с Аденауэром он сказал, что верит в искренность советских руководителей и их стремление начать разоружение.

— Все дело в том, — подчеркнул индийский премьер, — что они опасаются мощи западного мира, воссоздания западногерманской армии. Диктаторский режим в Советском Союзе держится на страхе перед агрессией. Международная разрядка приведет к внутренней либерализации. Напряженность укрепляет диктаторский режим, расширение диалога и контактов ослабит его.

Аденауэр с уважением относился к Неру, высоко ценил его образованность и интеллигентность. Но он не соглашался с его доводами, отрицательно оценивал маневры между капитализмом и коммунизмом, считал, что Индия должна безоговорочно присоединиться к Западу.

— Смею обратить ваше внимание на то, — сказал канцлер, — что характерная особенность истории России — ее постоянное стремление к экспансии на Запад и на Восток. Еще при царях возникло стремление к господству над миром. Такая тенденция сохраняется до сих пор. Диктаторы видят в человеке лишь орудие для осуществления заданных целей. XX съезд КПСС ничего не изменил в этом отношении. Он продемонстрировал новый виток борьбы за власть, которая постоянно велась со времен Ленина. Москва стремится подчинить себе Федеративную Республику. Затем настанет черед Франции и Италии. Овладев потенциалом Европы, Россия станет так же сильна, как Соединенные Штаты. Вот тут-то и начнется непосредственная борьба за мировое господство.

Русские часто повторяют, — продолжал Аденауэр, — что нельзя повернуть историю вспять. Но в случае с государствами-сателлитами, включая и часть Германии, они как раз обратили ее назад. Внимательно изучив историю панславизма и российского национализма, можно увидеть, что стремление к экспансии, к подчинению других существовало у этой страны сотни лет назад.

Посулы Советского Союза слаборазвитым странам являются в их значительной части блефом. Попытавшись выполнить их, советские руководители серьезно обострят экономическое положение в собственной стране. Они не смогут долго держать в узде народ при столь низком жизненном уровне. Когда я был в Москве, то видел на улицах унылых людей. Мы можем смеяться или плакать. Люди там не плачут и не смеются — они омертвели. Я убедился, что коммунистический режим смертелен для людей.

Неру слушал и не соглашался. У него сложилось иное представление о развитии Советского Союза, его руководителях и жизни простых людей. Беседа велась в рамках протокольной вежливости. Расставаясь, оба ощущали, что не убедили друг друга. Аденауэр потом говорил, что индийский лидер оставил у него неприятное чувство из-за повышенного честолюбия: ему надо заниматься проблемами Индии, а он хочет всегда быть в центре мировых событий.

Средства массовой информации повсюду в мире часто писали и рассказывали о Хрущеве. После XX съезда многие симпатизировали ему, обращали внимание на неординарность, решительность, бьющую ключом энергию и неиссякаемое новаторство, связывали с его именем надежды на существенные перемены в международных отношениях. У Аденауэра их не было. После московских переговоров у него укрепилось далеко неблагоприятное мнение о советском партийном лидере.

Канцлер соглашался, что влияние Хрущева усилилось и продолжает расти. Хрущев — личность сильной витальности. Он намного эмоциональнее Булганина. Если Булганин обладает холодной жесткостью, то Хрущев — раскаленной, вулканической жесткостью. Диктаторски управляемый Советский Союз, испытывающий большие внутренние трудности, во главе с таким деятелем, как Хрущев, таит значительно большую опасность, чем это было бы при более хладнокровном руководителе, способном спокойно, без излишних эмоций осмысливать положение вещей и принимать решения, тщательно взвесив их.

В печати появился диалог Аденауэра с известным американским журналистом Джозефом Олсопом, в центре которого оказалась личность Хрущева.

Аденауэр: «Русские деятели имеют совершенно иной менталитет, чем мы. Они считают себя такими выдающимися и такого масштаба личностями, что убеждены — тому, что они говорят, поверят все. У вас не складывается впечатление, что, например Хрущев, который, по моему убеждению, является средним деятелем, ведет себя так, как будто он стоит сразу за Богом?»

Олсоп: «Я не считаю его средним деятелем».

Аденауэр: «Он — средний агитатор. По моим личным впечатлениям, Маленков значительно умнее».

Олсоп: «Я бы сказал, Хрущев — деятель средней интеллигентности, но огромной энергии. Он обладает необычайной решимостью».

Аденауэр: «Согласен, но слишком быстрой решимостью».

Олсоп: «Он — игрок».

Аденауэр: «Он недостаточно продумывает ходы, сегодня играет так, завтра — иначе».

В кругу близких сотрудников Аденауэр предостерегал от иллюзий в отношении налаживания международных контактов с Хрущевым:

— Он плохо осведомлен о положении дел на Западе, ибо получает неверную информацию от своих послов. Ни один диктатор не терпит сообщений, не укладывающихся в его линию. А Хрущев считает, что капиталистические страны неукоснительно идут к гибели. С диктаторами невозможно добиться надежных договоренностей. Они откажутся от любых обязательств, как только таковые будут мешать осуществлению их целей. Компромисс для них возможен лишь с точки зрения собственной полезности, интересы других им безразличны. Хрущев — жесткий лихач. С ним не придут серьезные и глубокие перемены к международной жизни.

Сравните Хрущева с президентом Эйзенхауэром. Американец — приличный человек, прямолинейный и простой солдат. Хрущев — обманщик, разбойник, у которого нет никаких моральных устоев. Если Эйзенхауэр примет Хрущева за порядочного парня, он совершит ошибку, за которую придется дорого заплатить. С Хрущевым можно иметь дело только не отходя от кассы. У него нельзя брать никакие векселя. Он говорит много и часто необдуманно. По одному и тому же делу может сказать сегодня одно, а завтра — другое. Его нельзя оценивать мерками западного государственного деятеля, тщательно обдумывающего каждое слово.

Несколько раз Аденауэр высказывал мысль, что было бы лучше, приди к власти в Москве Г. М. Маленков. Канцлер считал его трезвомыслящим, сдержанным политиком и компетентным экономистом. Именно с Маленковым можно было бы надеяться на серьезные и благоразумные перемены в Советском Союзе и его внешней политике.

В конце 50-х годов посол Федеративной Республики в Москве Кролль установил хорошие личные отношения с Хрущевым. Посол отзывался о нем как об интеллигентном и хорошо информированном человеке, проявлявшем себя просто и естественно при общении. Аденауэра раздражали подобные оценки. Кроллю неоднократно указывалось на необходимость быть осторожным и не выходить за рамки общей политической линии Бонна. Посол несколько раз ставил вопрос о поездке Хрущева в Бонн. Советского лидера охотно принимали во многих странах. Аденауэр решительно отказывался от встречи с Хрущевым. Кроллю дали указание не обсуждать данный вопрос в Москве.

В июне 1956 года произошли серьезные волнения в Польше. А осенью советские танки вошли в Будапешт. Аденауэр убедился, что его оценки советского режима и действий московских руководителей подтверждаются. На XX съезде КПСС Хрущев говорил, что установление общественного строя — внутреннее дело народов. А через несколько месяцев кроваво расправился в Венгрии с теми, кто пытался пойти собственным путем. Хрущев и его сотоварищи не могли подняться до понимания стремления народов освободиться от роли сателлитов и самим решать собственную судьбу. Мощь и насилие — главные методы Москвы. Но ими нельзя создать стабильного положения и длительное время держать народы в русле, угодном и удобном для кого-то вовне.

Выступая в это время в печати, Аденауэр обращал особое внимание на то, что Хрущев постоянно говорит о противоречиях между двумя общественными системами, ничуть не сомневаясь, что коммунистическая система лучше и прогрессивнее капиталистической, ибо в последней неизбежны классовые столкновения и революционные вспышки. Жизнь и конкретно польские и венгерские события, однако, свидетельствовали об обратном. Серьезные противоречия накапливались в социалистическом лагере. Государства, входившие в него, не могли нормально развиваться и удовлетворять естественную потребность людей в демократии и свободе. Народы социалистических стран обращали свои взоры на Запад; оценивая социально-экономические успехи мира капитализма, они все отрицательнее относились к собственному строю и его официальной идеологии. Государства-сателлиты становились тяжелым грузом для Советского Союза, очагом постоянной опасности. Брожение в них неизбежно оказывало воздействие и на внутреннее положение Советского Союза, на советский народ, заставляло его критически относиться к тем социальным условиям, в которых он жил, к той идеологии, которую обязан был исповедовать.

Мало кто в мире задумывался тогда о возможности системных изменений в социалистическом лагере. Уж очень внушительно выглядели военная мощь Советского Союза и те идеологические путы, которыми он оплел своих союзников. Мудрый «старик с Рейна» видел дальше многих. Он глубоко оценивал порочность коммунистической системы и те противоречия, которые накапливались в ней. Ратовал за укрепление единства Запада, наращивание его силы. Требовал постоянно противоборствовать с коммунизмом, не допуская укрепления его международных позиций.

Советские же лидеры продолжали вести мирное наступление. Хрущев и Булганин побывали в Англии. Французский премьер Ги Молле посетил Москву. Хрущев постоянно говорил о разрядке напряженности, разоружении, европейской безопасности. Германские дела оставались обычно за скобками и, если упоминались, то в виде формулы: они — дело самих немцев. Ги Молле рассказывал Аденауэру, что Хрущев в беседе с ним откровенно заявил: 18 миллионов немцев из ГДР у него в руках лучше, чем воссоединенная Германия, пусть даже и нейтральная.

С западной стороны стали выдвигаться идеи размежевания в Европе, образования нейтрального пояса, разъединения войск. Одно время обсуждался план Идена о создании контрольной зоны без оружия на равнозначной территории на восток и запад от границы между ФРГ и ГДР. Аденауэр высказался против плана Идена. Впрочем, серьезно его и не обсуждали и вскоре забыли.

Летом 1956 года появился план американского адмирала Рэдфорда, председателя Объединенного комитета начальников штабов. Он предусматривал сокращение американских войск, в том числе и в Европе, на один миллион человек. Аденауэр встревожился не на шутку. Он направил в Соединенные Штаты Эккардта, чтобы через прессу и в беседах с влиятельными политиками разъяснить точку зрения канцлера: план Рэдфорда ослабляет обороноспособность Соединенных Штатов и всего западного мира. Ставка на использование лишь ядерного оружия против советского вторжения опасна, ибо приведет к гибели Европы.

В Бонн вызвали немецких послов из Вашингтона, Лондона, Парижа и Рима. Канцлер дал им указание официально довести его позицию по плану Рэдфорда до сведения правительств стран их пребывания. Одновременно он послал решительное письмо Даллесу. Немецкого генерала Хойзингера направил в Пентагон с докладом об оборонительных возможностях в Европе.

Мощная кампания Аденауэра принесла желанный результат. Эйзенхауэр отклонил план адмирала и более к нему не возвращался.

Вскоре Аденауэр отправился с очередным визитом за океан. Больше всего его беспокоило то, что Соединенные Штаты под воздействием мирного наступления Советского Союза изменят курс на укрепление НАТО и консолидацию сил западного мира. Если Запад не будет выступать единым фронтом, Советский Союз может глубоко вклиниться в его позиции.

Из Нью-Йорка канцлера на маленьком самолете доставили на ферму Эйзенхауэра в Геттесберге. Президент повел гостя осматривать ферму. Аденауэр все пытался завязать разговор о политике, но у него ничего не получалось. Эйзенхауэр говорил только о курах, овощах и прочих фермерских делах. Канцлер проявлял нетерпение. А президент с удовольствием, не торопясь, демонстрировал ему быков, которых раскормили так, что они еле могли двигаться.

На террасе сели пить кофе. И здесь не удалось завязать беседу о политических делах. Аденауэр улетел в Вашингтон глубоко разочарованным. Там его ждал Даллес. Контакты с ним приняли совсем иной характер.

Даллес сразу же сказал Аденауэру, что президент и он высоко ценят мнение канцлера, и попросил его без обиняков, откровенно изложить все, что он думает о положении дел в мире и об американских внешнеполитических шагах.

Аденауэр говорил долго. Даллес слушал внимательно, не перебивая. Основная мысль канцлера сводилась к тому, что XX съезд КПСС не изменил целей и политики Советского Союза. Москва лишь стала действовать более гибко и изощренно. Она пытается перенести противоборство из военной сферы на идеологическое и экономическое поле. Пропагандистскими методами пытается подорвать единство НАТО. Здесь кроется главная опасность. Лишь сильная НАТО — гарантия против военного столкновения. Члены НАТО не должны строить политику в отношении СССР каждый по-своему. Именно на это делают ставку в Москве. НАТО создавалась как сугубо военная организация. Теперь ее надо ориентировать на политические цели. Придать более широкие полномочия генеральному секретарю с тем, чтобы он активно и эффективно координировал действия членов НАТО.

Советские руководители бросают вызов Соединенным Штатам в «третьем мире», пытаясь привлечь на свою сторону развивающиеся государства. США не должны ослаблять усилий на этом фронте. И все же главное для них — Европа, где, собственно, и решается исход борьбы двух систем.

Лицо Даллеса оставалось неподвижным. Когда Аденауэр закончил, он подумал и сказал, что выкладки канцлера крайне интересны. С оценками роли НАТО согласен. Но надо учитывать, что интересы Соединенных Штатов выходят за рамки НАТО и они не могут оглядываться только на эту организацию. Не всегда и не все члены НАТО в состоянии давать единый ответ на те или иные предложения из Москвы. Однако взаимные консультации необходимы.

Что касается целей Москвы распространить коммунизм по всему миру, то здесь не может быть двух мнений. И конечно же, согласился Даллес, советские руководители видят главного противника в Соединенных Штатах. Мы оказывали и будем оказывать нашим союзникам помощь и поддержку в их противостоянии коммунистическому лагерю. Одним из главных направлений американской политики остается поддержка Федеративной Республики. Вашингтон позитивно относится к интеграционным усилиям в Западной Европе.

Аденауэр заметил, что по его впечатлениям Россия испытывает серьезные экономические трудности. Хрущев говорит о грандиозных планах развития. Но вероятность их осуществления вовсе не очевидна, иначе советский лидер не стал бы просить о помощи. Западным странам нет смысла помогать СССР решать экономические проблемы.

Даллес предостерег от недооценки способностей советской экономики и обратил внимание на то, что при централизованном плановом хозяйстве Москва имеет возможность успешно конкурировать с Западом, отправлять на экспорт продукцию, подчас по заниженным ценам, оставляя неудовлетворенными внутренние потребности.

Беседы в Соединенных Штатах оставили двоякое ощущение у Аденауэра. Он видел готовность поддержать его политическую линию. Но понимал и то, что интересы, далеко выходящие за рамки Европы, делают для Соединенных Штатов необходимым поиски компромисса с Советским Союзом. И поскольку германский вопрос продолжал оставаться в центре взаимоотношений с Москвой, компромисс мог обернуться негативной стороной для Федеративной Республики.

Тревога Аденауэра усилилась во время Суэцкого кризиса. Запад, по его мнению, совершил серьезную ошибку, уступив России подряд на строительство Ассуанской плотины. Влияние Москвы в Египте возросло настолько, что она смогла получить возможность вмешаться в конфликт по Суэцкому каналу. Когда его национализация вызвала высадку в Египте англо-французских войск, Булганин в письме правительствам обеих стран потребовал вывести их войска из Египта и пригрозил вмешательством Советского Союза. В послании Эйзенхауэру советский премьер предложил совместно выступить против англо-французской интервенции. Так оно и получилось. В Совете Безопасности ООН Соединенные Штаты и Советский Союз проголосовали за резолюцию, осуждавшую действия Англии и Франции.

О «грозном» письме Булганина Аденауэр узнал в поезде, направляясь с визитом в Париж. Через посольство ФРГ он запросил Ги Молле — не отменить ли визит, пока он не начался? Французский премьер-министр ответил, что при сложившихся обстоятельствах считает визит особенно ценным. Важно подтвердить франко-германское соглашение именно в этот трудный для Франции момент.

На встрече Ги Молле сразу же спросил:

— Что вы нам посоветуете делать?

— А у вас есть сведения о том, какую позицию занимают американцы? — ответил вопросом Аденауэр. Он понимал, что точка зрения Соединенных Штатов станет решающей в развитии кризиса.

Через несколько часов Ги Молле получил сообщение из Вашингтона, что США осуждают военные действия Франции и Англии в Египте и не намерены вступать в конфликт с Советским Союзом. Ги Молле и Аденауэр поняли, что англо-французские войска из Египта придется выводить.

Обдумывая события осени 1956 года, Аденауэр пришел к неутешительному выводу. Западные страны далеки от необходимой сплоченности. Действия Англии и Франции в Египте позволили Советскому Союзу проявить силу и решительность, разбить единый фронт Запада, начавший было складываться на фоне венгерских событий. Соединенные Штаты не сочли возможным поддержать своих основных союзников по НАТО.

…Канцлер вступил в девятый десяток жизни. Он не менял режима, выглядел собранным, подтянутым, готовым выносить большие нагрузки.

В марте 1957 года он прилетел в Рим подписывать договор об образовании Европейского экономического сообщества. Оттуда его самолет направился в Тегеран, где канцлера ждали с официальным визитом.

В первый же день Аденауэр и сопровождающие получили подарки: дорогостоящие ковры, изделия из редких пород дерева и слоновой кости. Канцлер попросил помощников показать, что привезли они для шаха и должностных лиц. Принесли вазу и подсвечники из фарфора, музыкальную шкатулку для премьер-министра и что-то еще маловыразительное. Аденауэр возмутился:

— Подобный ширпотреб можно встретить в любой сувенирной лавке. Даю время до завтрашнего утра: придумайте, как исправить глупость.

На следующий день за завтраком кто-то робко сказал, что шах и его супруга Сарайя любят лошадей. Лицо Аденауэра ожило:

— Хорошая мысль. Передайте шаху, что ему приготовлены скакуны, но их не смогли взять с собой. Они будут доставлены позже на транспортном самолете.

Настроение улучшилось. Канцлер охотно осматривал экзотические достопримечательности, вел беседы с шахом и премьер-министром.

Из Тегерана вылетели в Стамбул, где была запланирована промежуточная посадка. Аденауэр использовал ее, чтобы осмотреть город. Немецкий посол в Турции изумился живому интересу канцлера к стамбульским диковинкам.

В самолет пришло сообщение, что итальянский премьер-министр Сеньи просит сделать посадку в Риме для краткой беседы. Согласие было немедленно дано. Уже близилась ночь, когда приземлились в Кёльне.

В Рёндорфе канцлера встретили упреками: разве можно допускать подобные нагрузки? Он же попросил принести бутылку вина и еще с час оживленно рассказывал близким о восточных впечатлениях.

Весной 1957 года Эйзенхауэр сделал предложение европейским союзникам передать им ядерное оружие и обучить персонал. Англия и Франция не приняли его и пошли по пути создания собственных ядерных сил. Аденауэр увидел еще одну трещину в западном союзе. Англичане и французы демонстрировали независимость от Соединенных Штатов и создавали массу трудностей для НАТО. Канцлер высказался за вооружение бундесвера американским атомным оружием. В Федеративной Республике разразилась буря.

Восемнадцать физиков ФРГ, среди которых были лауреаты Нобелевской премии Макс Борн, Отто Хан и другие крупные ученые, опубликовали воззвание против приобщения бундесвера к ядерному оружию. Ученые писали, что возможности дальнейшего развития этого оружия не имеют естественных пределов. Тактическая атомная бомба в состоянии разрушить небольшой город, а водородная — сделать необитаемым район величиной с Рурскую область. В результате взрыва нескольких водородных бомб может быть уничтожено все население Федеративной Республики. Надежной защиты больших масс населения от атомной опасности не существует.

За физиками последовали выступления университетских профессоров. Началось брожение в обществе. Возникло движение «Против атомной смерти», которое поддержали социал-демократы и профсоюзы. На митингах и собраниях принимались резолюции, призывающие бундестаг и правительство отказаться от участия в гонке атомных вооружений и поддержать идею создания в Европе безъядерной зоны.

Канцлер привык к противодействию оппозиции. В демократическом обществе оно естественно. Тот, кто принимает решения, неизбежно оказывается в поле действия критиков. Нападкам подвергаются и действия, и бездействие. Мир охвачен гонкой ядерных вооружений. Федеративная Республика не может остаться безучастной, не подорвав своих внешнеполитических позиций. В воспоминаниях Аденауэр напишет, что приобщение к ядерному оружию являлось для него вопросом не военным, а политическим. В практической плоскости он не стоял, немедленных решений не требовал. Речь лишь шла о единой политике НАТО и о том, чтобы Федеративная Республика пребывала в совместном процессе.

Ученых-физиков пригласили на беседу к канцлеру во дворец Шаумбург. Вместе с Аденауэром их встретили генералы Хойзингер и Шпайдель. Один из них сделал доклад о том, как идет формирование дивизий бундесвера, военно-морских, военно-воздушных соединений и включение их в оборонительные системы НАТО. Немецкие военнослужащие заняли важные позиции в штабах НАТО. Их число постоянно увеличивается. Расходы ФРГ в НАТО превысили доли Англии и Франции. Федеративная Республика стала не просто составной частью НАТО, а одной из его ведущих сил.

Другой генерал дал сравнительный анализ военных возможностей Советского Союза и его сателлитов и союзных сил НАТО. Он подчеркнул, что, если отдельные страны НАТО будут вооружены по-разному, управлять ими станет затруднительно. Советский блок получит существенное преимущество.

Ученые возражений не высказывали. Аденауэр вступил в беседу:

— Речь не идет о немедленном вооружении частей бундесвера ядерным оружием, а лишь о принципиальной возможности сделать это при определенных условиях, в случае крайней необходимости. Принятие решения никогда не приобщаться к ядерному оружию стало бы подарком России и лишь подтолкнуло бы ее к экспансионистским шагам в Европе. Мы сможем оказать воздействие на мирные процессы только в том случае, если обозначим собственную силу. Не обладая таковой, Федеративная Республика неизбежно превратится во второстепенную державу, объект политики других, не сможет в полную силу поднять свой голос в пользу мира.

Встреча во дворце Шаумбург оказала воздействие на ученых. Их активность в борьбе против ядерного оружия пошла на убыль. Вскоре ослабло и движение «Против атомной смерти». Канцлер проявлял сдержанность и избегал публично высказываться о ядерном оружии для бундесвера. Он учитывал и тот фактор, что правительства и общественность европейских стран настороженно воспринимают шаги по усилению западногерманской армии и роли ФРГ в руководящих органах союза. Постепенно проблема перешла в иную плоскость: размещение американских ракет с атомными боеголовками на территории Федеративной Республики. Но это случилось позднее.

Новые встречи с Даллесом сначала в Бонне в начале мая 1957 года, затем в конце месяца в Вашингтоне показали, что политические позиции США и ФРГ в общем и в деталях едины. Даллес поддержал усилия по интеграции в Европе и одобрительно отозвался о подписанных в Риме соглашениях об образовании Европейского экономического сообщества и Евроатома. Выразил сожаление, что Великобритания отказалась от участия в ЕЭС. Аденауэр заметил, что европейская интеграция оказалась бы более эффективной, если бы англичане не устранялись от совместных шагов с континентальными странами.

Даллес заговорил о необходимости разрядки и разоружения:

— Люди во всем мире устали от противоборства и хотят хоть на шаг продвинуться вперед, достигнуть какой-нибудь договоренности с Советским Союзом. Соединенные Штаты пойдут на разоруженческие действия, но лишь тогда, когда будет установлен строгий контроль над исполнением договоренностей. Советским руководителям нельзя верить на слово. Они стараются делать лишь то, что выгодно им самим. Но можно найти отдельные сферы, где интересы совпадут. И к контролю следует подходить не сразу, а постепенно, начать с частичных мер, а потом расширять их.

Увидев озабоченность на лице Аденауэра, Даллес поспешил добавить:

— Соединенные Штаты будут увязывать разоруженческие дела с нерешенными политическими проблемами, среди которых первое место занимает воссоединение Германии.

Аденауэр не мог не заметить, что в намерениях Белого дома и государственного департамента есть различия. Срок президентства Эйзенхауэра заканчивался. Он хотел завершить его договоренностью по разрядке международной напряженности. Президент допускал возможность создания контролируемой нейтральной зоны в Европе. Даллес думал иначе: Соединенные Штаты не должны соглашаться на разоруженческие шаги на основе нейтрализации Германии.

Канцлер не сомневался, что возобладает жесткая линия государственного департамента, ибо она представлялась более реалистичной, приближенной к конкретному положению дел в Европе. Она его полностью устраивала.

Даллес закончил беседу в Вашингтоне пожеланием Аденауэру успеха на предстоящих осенью выборах в бундестаг. Скупо улыбаясь, он сказал:

— Не сомневаюсь — немецкий народ считает вас, господин канцлер, самым умным и способным политическим деятелем в Германии.

ХДС/ХСС с Аденауэром были обречены на победу. И она пришла 15 сентября 1957 года на третьих в истории ФРГ выборах в бундестаг. Впервые ХДС/ХСС получили абсолютное парламентское большинство, и теперь канцлер мог не заботиться о коалиции. Он достиг пика политической карьеры.

Социал-демократы вели борьбу энергично. Критиковали главным образом внешнюю политику правительства, требовали отказаться от однобокой ориентации на Запад, начать переговоры с Советским Союзом о воссоединении Германии на основе ее нейтрализации и создания в Европе безъядерной зоны.

Решающими, однако, в предвыборной борьбе оказались другие факторы. Экономика Федеративной Республики работала прекрасно. Создавались новые и новые рабочие места. Безработицы практически не было. Массовое строительство сняло с повестки дня проблему жилья. Выделялись крупные дотации сельскому хозяйству, что позволяло все в большей степени удовлетворять потребности страны за счет собственного продовольствия. Немецкая марка стала одной из самых твердых мировых валют. Постоянно расширявшийся экспорт позволил накопить солидные валютные резервы.

Реформировалась социальная сфера, росли заработная плата и пенсии. В начале 1957 года по инициативе правительства бундестаг принял закон о пенсиях. За него проголосовали и депутаты от оппозиции. Отныне пенсии автоматически возрастали вместе с ростом национального продукта, но они не могли уменьшаться, если производство падало. Тезис Эрхарда — благосостояние для всех! — успешно осуществлялся на деле. Уровень жизни в Федеративной Республике превысил таковой в Дании и Швеции.

Немцы обретали уверенность, оптимизм. Их страну признали достойным партнером западного сообщества. На нее стали равняться, перенимать методы социальной рыночной экономики. Лозунг Аденауэра — никаких экспериментов! — заработал в полную силу. Социал-демократам и другим оппозиционным силам нечего было противопоставить ему. Население верило канцлеру и правительству. Крупные промышленники поддерживали его. ХДС/ХСС получали значительные суммы на предвыборную борьбу, но могли бы победить и без них. Люди действительно не хотели экспериментов, крутых перемен и ломок. Жизнь развивалась по восходящей линии, создавая условия для удовлетворения возраставших потребностей и запросов.

Аденауэр чувствовал себя бодрым и свежим. В ходе предвыборной кампании он вновь исколесил всю страну на автомобиле, специальном поезде, летал самолетом. Выступал и в крупных городах, и небольших селениях, на многотысячных митингах и в присутствии нескольких десятков человек. Принимал делегации избирателей. Постоянно требовал от помощников материалы, цифры, данные, особенно по вопросам, по которым его критиковала оппозиция. Часто импровизировал на встречах, находил новые и новые аргументы, чтобы в достойном свете представить деятельность правительства. Кинохроника показала Аденауэра, с улыбкой слушавшего пластинку с популярной песенкой. Переделанный припев ее повторял слова: что бы ни случилось, старик должен остаться.

После выборов Аденауэр вернулся к размеренной, привычной жизни в Рёндорфе и дворце Шаумбург. Свободное время обычно проводил за чтением. Углубился в историю Америки и, в частности, развития там католической церкви. Параллельно читал историю России. Размышлял о тенденциях ее царского и советского периодов. Заглядывал в книги по истории искусства. Перед сном откладывал монографии и брался за криминальный роман. Часто включал симфоническую музыку. Говорил домашним, что Чайковский возбуждает его, а Шуберт дает отдохновение от политики. Гайдн, как стакан родниковой воды, освежает и бодрит.

В воскресенье после мессы Аденауэр надевал соломенную шляпу и занимался обрезанием деревьев и цветов в саду или просто гулял по дорожкам, посыпанным мелким гравием.

Сыновья и дочери жили отдельной жизнью. Но кто-либо из них с внуками, число которых перевалило за полтора десятка, часто гостил в Рёндорфе. Положение патриарха многочисленной и благополучной семьи вызывало чувство удовлетворения и умиротворенности. Дети от первого брака: Конрад — директор крупного промышленного предприятия, Макс занимает руководящий пост в администрации Кёльна, Риа — супруга промышленника Райнерса. От второго брака: Пауль — капеллан одной из кёльнских церквей, Либет — супруга предпринимателя Верхана, Лотта — жена архитектора Мультхаупта, Георг — юрист.

Штраус на заседании правительства, поздравляя Аденауэра с очередным днем рождения, воздал должное его многочисленной семье. Кивая на министра по делам семьи Вюрмелинга, сказал:

— И это все, господин федеральный канцлер, вы сотворили до того, как появился господин Вюрмелинг.

В Бонне и далеко за его пределами немало удивлялись, как канцлер в столь почтенном возрасте не теряет бодрости. А он охотно рассказывал такую историю. Папа Лев XIII праздновал 90-летие. Дуайен дипломатического корпуса вместе с поздравлением пожелал ему выглядеть так же прекрасно и в сто лет. Папа ответил вопросом: почему вы так ограниченно оцениваете милость Божью?

Любил канцлер вспоминать и о разговоре с Иденом в Лондоне на одном из приемов. Иден попросил Аденауэра оказать воздействие на Черчилля и дать ему понять, что пришло время оставить пост премьер-министра и уйти на заслуженный отдых.

Аденауэр сверкнул веселой искоркой в глазах и спросил с улыбкой:

— Вы полагаете, господин Иден, что именно я подходящая персона для такого разговора?

Разница в возрасте Черчилля и Аденауэра составляла год.

Иден попытался обратить все в шутку. А присутствовавший при разговоре зять Черчилля, занимавший пост министра обороны, сказал:

— Насколько я знаю тестя, он будет стоять у моего гроба и произносить речь: как жаль, что нас так рано покинул столь подававший надежды молодой человек.

На очередной встрече Аденауэра с журналистами за чашкой чая произошел такой диалог.

Журналист: «Как вы ощущаете себя на девятом десятке жизни и деятельности? Что главное, позволяющее столь долго и энергично работать?»

Аденауэр: «Моего врача — профессора Мартини спросили: чему и кому я должен быть обязан таким здоровьем и работоспособностью, может быть, кислородной терапии, вообще искусству врачей? Мартини ответил: в первую очередь родителям. Здоровые родители и воспитание умеренности — основа долгой жизни и работоспособности. Родители не носились с нами. Мы должны были работать, чтобы достигнуть чего-либо».

Журналист: «Каковы ваши привычки?»

Аденауэр: «Я не курю, в ином себе не отказываю, но проявляю умеренность, и ничего сверхъестественного».

Журналист: «Говорят, вы упрямый и твердый человек».

Аденауэр: «Самое плохое для политика — поворачиваться по ветру и действовать по погоде. Надо проявлять терпение и не упускать благоприятный момент. Терпеть не означает жить с закрытыми глазами».

Журналист: «Вы хоть раз пожалели, что стали канцлером?»

Аденауэр: «Хоть раз! Я много раз спрашивал себя, за какие грехи Господь Бог наложил на меня такое наказание».

Журналист: «Но ведь есть и удовлетворение от работы».

Аденауэр: «Без этого исчерпаешь себя, без этого нет стимула работать дальше».