ФРОНТ ЗА ОБЛАКАМИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ФРОНТ ЗА ОБЛАКАМИ

Участники боев, которых нам удалось найти, тепло отзывались о командире 810-го полка майоре Смирнове Владимире Александровиче. Они говорили о нем как о смелом, выдержанном, волевом командире. На его плечи легла большая ответственность, в его руках были судьбы тысяч еще не достаточно обученных солдат, которым суждено было перенести невероятные испытания в первой жестокой схватке с врагом.

По предположениям однополчан, Смирнов остался жив. Но сам он молчал, не отзывался. Как же его найти? Ведь он мог подробно и обстоятельно рассказать о Марухской эпопее. И мы взялись за его розыски.

Первую нить дал полковник Малюгин. Он подсказал, что домашний адрес Смирнова может знать жена погибшего па Клухорском перевале майора Стрельцова. Но ее адреса Малюгин не знал. Он только сообщил, что, по всей вероятности, она живет на старом месте – в Тбилиси, где до войны работал ее муж. Он был тогда военкомом.

Мы направили письмо военкому города Тбилиси. Одновременно обратились в архив Министерства обороны с просьбой найти в архивных документах адрес Смирнова. Вскоре сотрудник архива тов. Моисеенко сообщил нам, что розыски адреса не увенчались успехом. Получили ответ и от республиканского военного комиссара Грузии, который сообщил, что майор Стрельцов Серафим Степанович был военкомом Октябрьского района. Но, главное, мы получили точный адрес его жены Меланьи Алексеевны. Казалось, мы были уже близки к цели. Однако радость оказалась преждевременной. Меланья Алексеевна сообщила, что после 1942 года ничего не слыхала о Смирнове и его семье и адреса его не знает.

Мы попросили Меланью Алексеевну рассказать о муже – майоре Стрельцове. Еще до выхода 394-й дивизии на перевал он был начальником штаба 810-го полка, а затем начальником первого отдела штаба 394-й дивизии. В этой должности он и погиб на Клухорском перевале. Об этом ей сообщил ординарец майора Стрельцова Иван Чайка, который раненым попал в Тбилиси и посетил семью своего командира. Меланья Алексеевна выслала нам фотографию мужа и несколько его писем.

Так, разыскивая Смирнова, мы узнали некоторые подробности о майоре Стрельцове.

А Смирнов тем временем был буквально рядом с нами – он отдыхал в Кисловодске. Как выяснилось позже, ему не пришлось прочесть те центральные газеты, которые рассказывали о боях на Марухском леднике. И лишь здесь, отдыхая в санатории, он услышал передачу Севастопольского краевого радио о подвигах героев ледяной крепости. Смирнов позвонил в Ставрополь, в краевой радиокомитет...

Гвардии полковник Смирнов Владимир Александрович раскрыл нам картину Марухских боев. Узнали мы и о ном самом.

Сын вятского крестьянина. С армией породнился в 1929 году. В 1939 году стал коммунистом. Война застала его в штабе Закавказского фронта, где он работал начальником одного из отделов. Часто выполнял он задания генерала Ф. И. Толбухина. 810-м полком командовал с августа 1941 года по ноябрь 1942 года. Затем работал в штабах 46-й армии, 6-го гвардейского корпуса 37-й армии. Был офицером-представителем Генерального штаба Советской Армии при 3-м Украинском фронте. Принимал участие в освобождении Румынии, Болгарии, Югославии, Чехословакии. За особые заслуги перед Родиной награжден орденом Ленина, двумя орденами боевого Красного Знамени и орденом Кутузова III степени, двумя орденами Отечественной войны, двумя орденами Красной Звезды, югославским орденом и семью медалями. В 1953 году окончил академию Генерального штаба, а затем семь лет работал там преподавателем.

...На одной из улиц Октябрьского поля в Москве в новом доме в маленькой квартире, обставленной со вкусом, один из героев Марухской эпопеи Владимир Александрович Смирнов предстал перед нами почти таким, как его описывали многие сослуживцы,– среднего роста и крепкого сложения мужчина, со спокойными и внимательными глазами на суховатом лице. Вот разве что морщин прибавилось, да еще больше поредели и поседели волосы...

Мы сидим в низеньких креслах, и перед нами на столике – документы, которые Владимир Александрович бережно сохранил через столько лет и событий. Тут и карта боевых действий полка – рассказывая, он то и дело обращается к ней, словно к самому достоверному свидетелю. Да так ведь оно и есть! Тут и списки командного состава полка, и пометки на них – кто куда выбыл: этот убит, тот ранен, того похоронил снежный обвал...

– 394-я стрелковая дивизия была сформирована в Грузии,– рассказывает Смирнов,– там же она завершила и первый этап боевой подготовки. А к началу 1942 года была переброшена в Абхазию. Командовал дивизией полковник Сторожилов, 808-м полком – майор Кантария, 810-м полком – я и 815-м – майор Кириленко. В Абхазии дивизия выполняла задачу по противодесантной обороне Черноморского побережья...

...Владимир Александрович говорит, и нам видится и трудная обстановка далеких военных лет, и горячие будни полковой жизни перед жизнью фронтовой...

С благодарностью вспоминает командир полка повседневные заботы руководителей Телавского горкома и горисполкома в период формирования части. Трудностей в ту пору было много. Прибывали по мобилизации люди, а чищу приготовить было не в чем. Жители Телавы снабдили полк котлами, посудой и ложками. Они же спешно оборудовали подсобные помещения под казармы.

Центром размещения полка был Телавский институт виноградарства, директор которого принял самое деятельное участие в его жизни. Уже когда полк ушел в Абхазию, директор и жители к Новому году послали для бойцов подарки.

С большой любовью была принята дивизия в Абхазии. У частей установилась повседневная тесная связь с многими организациями трудящихся республики.

Стало традицией по воскресным дням проводить строевые смотры, после которых красноармейцы отдыхали совместно с трудящимися Сухуми.

К началу получения новой задачи но обороне перевалов Главного Кавказского хребта 394-я дивизия была хорошо сколочена, полностью вооружена, но обмундирована летней формой, и по своей организационной структуре и техническому оснащению она в то время не соответствовала условиям войны в высокогорной местности. В августе 1942 года обстановка резко меняется. Враг устремился к Главному Кавказскому хребту. Полк получил приказ выступать. Очевидно, командование корпуса представляло себе, какое сложное и опасное задание дает оно полку, и поэтому с особенной теплотой и отеческой нежностью провожали бойцов и командиров.

Владимир Александрович вспоминает, как командир корпуса генерал-майор Леселидзе обнял его и сказал дрогнувшим голосом:

– В полку у тебя прекрасные солдаты, настоящие чудо-богатыри. С ними не пропадешь, хоть они в большинстве молодые да необстрелянные... Прощай.

Над Сухуми, над голубеющим ласковым морем, над ближними горами, манившими зеленью и прохладой, стояли прекрасные августовские дни. И, по правде говоря, хоть и некогда было особенно наслаждаться природой, бойцам и командирам, шагавшим в колоннах, невольно думалось: “Вот какую красоту идем защищать”.

Для занятия обороны Марухского и Наурского перевалов 810-й полк выступил 14 августа 1942 года из района с. Дранда и Сухуми, через Гульрипши, Манджари и Верхние Келасури.

...Бойцы больше молчат. Устали и на привалах нет обычного веселья. Лица сосредоточены, суровы и задумчивы.

Но в каждой солдатской семье всегда был свой Василии Теркин, который даже в самой тяжелой обстановке находит повод для острого словца и шутки. Участники боев рассказывали нам такую историю.

Случилось это как раз в эти дни августа, когда полк совершал марш из Сухуми на Марухский перевал. Финчасть двигалась в составе транспортной роты до тех пор, пока можно было проехать на повозке. А когда полк па-чал по тропе подниматься в горы, все необходимые транспортные грузы переложили па ишаков. Финчасти ишака не досталось. Начфип Цветков со своим железным сейфом не хотел отставать от полка. И вот он приказал писарю любой ценой достать ишака. Писарь приволок худого, плешивого, с ободранным хвостом. В общем, не ишак, а посмешище. Но Цветков и такому был рад. Они начали мастерить примитивное седло и вьюки. И когда нехитрое приспособление было готово, навьючили на ишака железный ящик с деньгами, финансовые документы, штатно-должностные списки полка и своп вещи. Под тяжестью сейфа ишак еле держался на ногах, а Цветков, довольный, облегченно вздыхал и вытирал пот с лица. Оп •и не предполагал, сколько ждет его впереди неприятностей. Ишак оказался на редкость упрямым. То идет, еле передвигая ноги, то вдруг станет и – ни с места. Писарь тянет его впереди за веревку, а Цветков сзади изо всех сил подталкивает. А ишак стоит, как вкопанный, шевелит длинными ушами и, словно в насмешку, спокойно помахивает куцым, обезображенным хвостом.

Из-за Цветковского ишака останавливается вся колонна, так как свернуть с тропы нельзя – обрыв. Сзади слышится язвительный смех, шутки:

– Цветков! Убирай с пути своего доходягу!

– Отпустите ишачью душу на упокой!

– Ишачок привык ходить в паре. И зачем ему одному тянуть этот свадебный сундук?

Каждая реплика сопровождалась общим хохотом, но Цветкову было не до смеха. К нему подошел старший писарь полка Дмитрий Балагура. Все притихли.

– И чего вы церемонитесь с этой упрямой скотиной?– спросил Цветкова Балагура.

– А что ему сделаешь? Не идет, хоть убей,

– Я могу помочь.

– Как?

– Это секрет. Меня мулла Насреддин научил по дружбе.

Неожиданно Балагура вытащил из кармана маленький, красноватый стручок перца и положил его ишаку под хвост. Вдруг ишак как заревет во все горло, как загарцует, а затем рванулся вперед, сбив с ног своих растерявшихся хозяев: и писаря, и начфина Цветкова. По всему ущелью эхом прокатился громовой смех...

Может быть, эту историю вскоре забыли бы шутники, но приключения с железным ящиком на этом не кончились. Когда полк вышел па Марухский перевал и занял оборону, финчасти было определено место в районе Первого Водопада. Цветков установил свой железный ящик под скалой, а беднягу ишака отпустил на все четыре стороны, так как он свою миссию блестяще выполнил, правда, с помощью недозволенных приемов Балагуры.

В сентябре немцы прорвались, захватили перевал и овладели Первым Водопадом. Цветков, естественно, не мог на себе вынести тяжелый сейф, а ишака – и след простыл. Поэтому железный ящик остался под скалой со всем содержимым, закрытый по всем правилам и опечатанный мастичной печатью.

Когда командир полка майор Смирнов узнал о том, что сейф с деньгами и списками штатно-должностного состава полка оставлен врагу, он вызвал Цветкова:

– Любой ценой сейф должен быть вырван у немцев. В противном случае вы, Цветков, будете отданы под суд военного трибунала.

Финчасть добровольно влилась в одну из рот, которая вела наступление на Первый Водопад. Когда кончилась атака, младший лейтенант Цветков и писарь почти первыми ворвались к Водопаду. И... о, радость! Их сейф стоял под скалой целым и невредимым. Даже мастичная печать на месте. Цветков, не помня себя от радости, хотел было открыть его, но тут подоспел лейтенант Глухов и с ходу закричал:

– Осторожно! Мины!

Цветков отскочил от ящика, как ужаленный. Несколько дней стоял железный ящик и к нему никто не подходил. Наконец, пришли саперы, осмотрели, посмеялись и сказали: никаких мин нет. Лишь тогда Цветков открыл сейф. Радость его была безмерна: деньги, документы и вещи на месте.

Старшину Дмитрия Балагуру и сейчас вспоминают как веселого и находчивого человека, который никогда не унывал, острого на слово, неистощимого на шутку и прибаутку.

Солдаты рассказывают, что он сочинил пародию на известные некрасовские стихи и назвал ее “Кому на войне жить хорошо!” Они запомнили только начало этих стихотворных строк:

В каких горах, рассчитывай, В каком полку, угадывай, Семь лодырей, бездельников Собрались на КП. Собрались и заспорили:

Кому живется весело, Вольготно на войне? Начхим сказал: начфину. Начфин сказал: начпроду. Начпрод сказал: начвещу. Начвещ: кобыльему врачу. Тот быстро призадумался И молвил слово дивное:

– Помкомполка великому...

Однако герои этой пародии пожаловались на Балагуру комиссару полка. Тот серьезно предупредил сочинителя, шутки, мол, такие неуместны. Балагура дал слово комиссару забыть эту поэму.

– Навстречу 810-му полку со стороны перевалов,– вспоминает В. А. Смирнов, – идет неболыпая колонна кавалеристов – остатки кавалерийской дивизии. Впереди едет полковник – командир дивизии. На груди этого боевого командира два ордена Красного Знамени. За ним человек 25—30 бойцов и командиров его дивизии – все, что осталось. Каждый ведет по нескольку лошадей – седоки остались на поле боя.

Полковник осадил лошадь, с улыбкой посмотрел на встречную колонну, спросил:

– Где же ваша артиллерия?

– А вот она! – сказал какой-то минометчик, указывая на свой миномет.

– Да-а-а,– протянул полковник неопределенно.

– Ничего, товарищ полковник,– успокоил его минометчик, – каждая мина дает уйму осколков...

Бывалый кавалерист ничего больше не спросил и тронул коня... Встретились по пути к перевалу и остатки артдивизиона. Тоже несколько человек и лошади с минометными вьюками. Командир дивизиона, старший лейтенант, все делает левой рукой: от правой остался один рукав, который аккуратно заправлен за пояс.

Старший лейтенант непрерывно ругает “этих вшивых фрицев”, которым он сейчас не может показать, “где раки зимуют”, потому что не осталось ни одной мины и ни одного патрона.

Из этих встреч бойцам и командирам стало ясно, какие трудности ждут их впереди. Ясно было также и то, что встретились им люди непобежденные. В неравном бою они сделали все, что могли, и вот теперь шли в тыл, чтобы набраться сил и снова ринуться на врага.

Около селения Верхние Келасури горная дорога оборвалась. Дальше вставала угрюмая и недоступная громада Абхазского хребта.

Оттуда к Марухскому перевалу вела лишь одна горная тропа, проходившая Келасурским ущельем. Движение по ней было возможно только в цепочку по одному.

Полк оказался перед необходимостью оставить все повозки, кухни, артиллерию. Срочно были мобилизованы у местного населения ишаки, что позволило полку создать свой боевой вьючный транспорт. Жители с большой готовностью помогали бойцам.

Марш возобновился. Шли трое суток, пока не ступили в район альпийских лугов Главного Кавказского хребта. Здесь полк провел однодневный отдых, впервые за четверо суток была выдана горячая пища,

Одновременно в тылу шло формирование вьючной транспортной роты. Она впоследствии оказалась единственным средством в снабжении всем необходимым защитников Марухского перевала.

Командир полка В. А. Смирнов с благодарностью вспоминает проводников из местного населения. Тропа вела вдоль каких-то мрачный стен, круто поднимавшихся от зеленого подножия прямо к сверкающим снежным вершинам. Порой она терялась в россыпях диких камней, а потом вновь появлялась, едва заметно вилась над пропастями, и без проводников пришлось бы туго. Порой ишаки с коротким ревом срывались в пропасть, унося с собой вьюки. Неопытные, не бывавшие раньше в горах солдаты испуганно жались к стене, но, видя спокойствие и уверенность проводников, успокаивались, осторожно ступая по камням, продолжали путь. Шли по местам, где, может быть, и человеческая нога никогда не ступала, без простейшего альпинистского снаряжения.

Преодолевая все трудности марша, совершаемого впервые в высокогорной местности с вечными ледниками, полк 21 августа главными силами занял оборону у подножия Марухского перевала. Несколько позже 3-й батальон под командованием лейтенанта Свистильниченко занял оборону Наурского перевала, что в двадцати километрах западнее Марухского.

24 августа 1942 года поступили сведения о появления противника к западу от Теберды. Сообщили, что движется он в сторону Марухского перевала и что наблюдается большое скопление войск в станице Зеленчукской. Полк в это время совершенствовал оборону и вел непрерывную разведку.

26 августа передовые части противника вышли на гребень высот, угрожая охватить правый фланг обороны полка. На усиление правого фланга из резерва полка выдвигается минометный батальон лейтенанта Коломникова.

Одновременно разведка доносит о том, что по долине реки Зеленчук продвигается противник численностью до роты.

Стало известно также, что 815-й полк ведет тяжелые бои на южных склонах Клухорского перевала. Туда фашисты прошли из Теберды. Боями на этом перевале руководит непосредственно командир дивизии, с ним у полка была связь только через офицеров штаба. По прямой удаление между полками составляло 45—50 километров, но добираться к соседям надо было через неприступную цепь высокогорных хребтов, покрытых вечными льдами. В обход через долину реки Чхалта путь занимал от двух до трех суток в один конец. Между прочим,– замечает Владимир Александрович,– за всю кампанию мне лично с командиром дивизии встретиться не пришлось. Боевые задачи ставил непосредственно штаб третьего корпуса, затем штаб группы войск Марухского направления. Командование корпусом, желая облегчить положение 815-го полка, защищавшего Клухорский перевал, приказало полку майора Смирнова спуститься с перевала, пройти через ледник и хребет, который впоследствии был назван Оборонным, и выйти в Аксаутскую долину, нанести удар по клухорской группировке противника и этим оказать помощь 815-му полку. На Марухе же полк Смирнова должен сменить 808-й полк под командованием майора Телия.

Тогда же было решено в интересах выигрыша времени и во избежание лишних перегруппировок, что в состав 810-го полка войдет 3-й батальон 808-го полка под командованием старшего лейтенанта В. Р. Рухадзе, располагавшийся рядом, а туда вольется 2-й батальон 810-го полка, занимавший оборону на левом фланге, ближе к Ужумскому хребту.

К исходу дня 26 августа для руководства боевыми действиями прибыл заместитель командира третьего стрелкового корпуса, полковник В. Л. Абрамов. Он лично объяснил обстановку командирам полков, приказал Смирнову подготовиться к броску на Клухорский перевал в течение одних суток. Начало наступления было назначено на пять утра 28 августа...

...Во время наступления на Главный Кавказский хребет, – пишет в наши дни недобитый эдельвейсовец Алекс Бухнер, – введенная в бой на правом крыле 49-го горнострелкового корпуса генерала Конрада 1-я горная дивизия (под командованием Ланца), во все более охватывающих наступательных операциях захватила уже Клухорский, Пахарский и Элъбрусский перевалы. С 20 августа части, 98-го горнострелкового полка ожесточенно боролись за выход из гор. Когда же здесь собственная наступательная операция грозила провалиться, необходимо было вновь предпринятой атакой на Марухский перевал доставить вниз боевую группу...

Противник, предупрежденный к этому времени воздушной разведкой, ударил с юга. На рассвете 25 августа Советы захватили врасплох в одной из энергично проведенных атак выдвинутый вперед гарнизон на Марухском перевале и после короткого боя уничтожили его. Потом противник, укрепляясь на ходу, направил силы в северном и восточном направлениях Марухского ледника и там закрепился. Одновременно устремился он дальше, по направлению в Марухской долине. Этот вражеский прорыв угрожал серьезно не только флангу, но и тылу тяжело сражающейся боевой группы в долине.

В этом критическом положении 26 августа 1-я дивизия получила указание наступлением на перевал изолировать сначала вражеский прорыв, а потом снова взять перевал. Для выполнения этого задания был сформирован боевой отряд альпинистов, которому подчинялся 98-й горнострелковый полк и вновь прибывший горнострелковый полк под командованием майора Бауэра, известного своими походами в Гималаях (Алекс Бухнер. Бои на высоте 3000 метров. Журнал “Немецкий солдат”, № 1, 1959, ФРГ).

Владимир Александрович особо подчеркнул, что очень большую роль в подготовке бойцов к выполнению столь трудного и опасного задания сыграла энергия начальника штаба полка капитана Коваленко Федора Захаровича и политическая целеустремленность комиссара полка старшего политрука Никифора Степановича Васильева. Комиссар сутками не покидал подразделений, где мягкой шуткой, где острым словом и сообщениями о положении на других фронтах, поднимал настроение у бойцов, вселяя в них уверенность в победе над проклятым врагом. “Ни разу, – вспоминает Смирнов, – в нашей совместной работе с Васильевым и Коваленко не было разногласий ни по каким вопросам”.

...С момента, когда высшее командование решило бросить 810-й полк на выручку защитников Клухорского перевала, обстановка на Марухе значительно усложнилась. Оборона стала испытывать огонь тяжелых минометов и артиллерии противника. Уже встретился с противником 2-й батальон полка, который был выдвинут вперед, в долину реки Маруха, к высотам. Поэтому стало очевидным, что скрыть тайные намерения командования не удастся, тем более что наступательный марш полка начинался в светлое время суток.

Оценив создавшееся положение, командование решило из состава 810-го полка создать два отряда: первый под командованием заместителя командира полка майора Кириленко и второй, куда входили главные силы полка. Ответственность за всю операцию возлагалась на майора Смирнова.

Если главные силы полка должны были наступать на Клухорский перевал, не ввязываясь в бои с противником, то первый отряд имел задачу прикрыть их от ударов уже обнаруженной группировки противника перед Марухским перевалом.

С 2 часов ночи 28 августа 1942 года полк приступил к выполнению задачи и к 5 часам утра, под прикрытием обороны 808-го полка, развернулся для наступления. Выход к Клухорскому перевалу, даже если б не было сопротивления противника, продлился бы около пяти суток. К операции полк приступил не будучи обеспечен продовольствием. Лишь тушки молодых барашков, забитых накануне, наполняли солдатские мешки. Командование корпуса перед началом наступления ориентировало Смирнова на то, что продовольствие будет пополняться в пути следования, в укрытых в горах тайниках.

Но путь полка от начала до конца проходил ледниками, и добыть провиант не было возможности. Тем не менее в 5 часов утра 28 августа полк начал наступательный марш.

В авангарде двигался первый отряд, вслед за ним второй. Вперед шел разведывательный отряд младшего лейтенанта Толкачева.

– Этот младший лейтенант,– говорит Владимир Александрович,– выполнял со своими разведчиками самую сложную задачу. Кто знает разведку, тот понимает, что это такое,– идти впереди, да еще по леднику, изрезанному глубокими трещинами без достаточного вооружения и запаса боеприпасов, не говоря уже о продуктах питания.

К 12 часам дня 28 августа первый отряд достиг высоты, где завязал ожесточенный бой с противником. Попытка немцев овладеть этой высотой не удалась. Отряд занял оборону по высоте, продолжая искать пути обхода группировки противника.

Быть может, впереди заминировано? Малюгин рядом с coбoй слышит голос командира полка:

– Инженер! Где твои саперы? Вперед!

Саперы перебежками продвигаются вперед. На пути небольшой гребень. Пытаясь преодолеть его, падают два бойца. Оказывается, гребень хорошо пристрелян автоматчиками врага. Малюгин с командиром саперного взвода младшим лейтенантом Лапиным объясняют солдатам, как надо поступать. Через минуту в одном месте из-за гребня высовываются две фуражки, в другом – бойцы переваливаются через гребень. Моментально в фуражках появляются дырки, а люди целы. У одного только пуля оторвала указательный палец. Но вот замешкавшийся последний боец Цнобиладзе, взводный силач, делает стремительный прыжок я тут же скатывается вниз, прошитый очередями. Товарищи забирают у него документы и тут же хоронят, накрывая каменными плитами...

Второй отряд подошел туда к 7 часам вечера и повел наступление по северному склону Кара-Кая, не встретив противника...

...План боя для захвата назад перевала, – продолжает Алекс Бухнер, – выглядел в кратких чертах следующим образом: 98-й горнострелковый полк должен фронтально и медленно теснить в Марухской долине, а второй высокогорный батальон, разворачиваясь для удара слева, через горы, должен с фланга взять перевал.

В то время как 98-й полк с боями медленно продвигался вперед по Марухской долине, прячась в лесах и среди скал, путая Советы, высокогорный батальон двигался по Аксаутскому ущелью в изнурительном марш-броске по высотам, и долинам.

Пустынный высокогорный мир открывался по обе стороны далекой долины. Посредине она вклинивалась в Центральный массив Главного Кавказского хребта, где в мирное время были лишь одинокие пастухи да охотники. Тянулись бесконечные цепи гор и вершин, поднимаясь в небесную синь и сверкая своими макушками и снегами в солнечном сиянии. До 3500—4000 метров в высоту поднимались мощные ледяные массивы своими зубцами, обрывами и скалами. Стояли седовласые выветренные великаны, вершины которых лежали в вечных снегах и льдах, с закованными в ледяную броню склонами, с блестящими горными хребтами, ледяными карами, галькой и. грудами пустой породы. Они как огромные голые каменные замки поднимались ввысь, отлогие скалы чередовались со спускающимися вниз склонами, глубоко прорезанными ущельями, полными бушующей, рвущейся горной воды. Низке альпийской зоны с мерцающими лугами, вытянутыми моренными полями и вклинившимися ледниковыми языками протянулся, как зеленый мох, густопереплетенный кустарник рододендрона, который рос также в Аксаутской долине, переходя в густой смешанный лес. Удивленно смотрели немецкие горные стрелки на этот романтический чужой горный мир. И здесь вскоре должен заговорить угрожающий язык войны, здесь они должны вступить в бой с врагом, сидящим где-то наверху, в горах! Позднее лето принесло в эти места теплую прекрасную и сухую погоду, но каждую минуту надо было рассчитывать на осенние дожди, которые могли скоро начаться, на ранний снег в этих высокогорных местах.

Между тем, как 2-й высокогорный батальон готовился пройти по Аксаутской долине, боевая разведывательная группа, обученная альпинизму, спешила вперед на разведку. Батальонный командир выставил предусмотрительно три офицерских дозора с двумя отрядами за Марухским перевалом и расположенным на востоке Кара-Кайским массивом, чтобы разведать возможные подъемы и подходы к перевалу и своевременно, опередив Советы, занять их.

Уже 26 августа, после обеда, средний дозор К., приближавшийся к Кара-Кайскому гребню, неожиданно наткнулся на русских. После ожесточенной схватки, дозорный отряд отступил перед превосходящим в силе врагом на север и доложил о встрече с противником. Майор Бауэр, собиравшийся с 3-й ротой по возможности быстрее достичь верхней точки Аксаутской долины и получивший это известие, узнал, что враг на правом фланге опередил батальон и его намерения...

...За первый день наступления полк продвинулся на 10—15 километров. Используя ночное время, второй отряд продолжал наступление и к утру 29 августа завязал встречный бой с передовым отрядом немецких частей альпийской дивизии “Эдельвейс”, на рубеже восточное горы Кара-Кая. В течение дня передовой отряд противника был полностью разгромлен. Были взяты пленные, захвачено снаряжение и продовольствие.

В этот день чуть не погиб Малюгин. Спасла хитрость. В ходе боя он очутился на леднике, прямо на виду у пулеметчика противника. С ним шли два сапера, но они отстали и только начали подъем на ледник,– от внезапных пулеметных очередей столбы ледяной пыли поднялись справа и слева. Мгновение – и пулеметная очередь скосила бы инженера. Тогда он нелепо взмахнул руками и упал в небрежной позе, успев крикнуть саперам:

– Назад!

Коченея от холода, Малюгин краем глаза видел, что фашист, довольный работой, через несколько минут поднял голову и закурил. Инженер, камнем скатился вниз, а фашист припал к пулемету, но поздно: еще раньше снизу раздался выстрел и каска фашиста покатилась по снежнику.

– Спасибо, братцы, что не полезли спасать меня, – сказал Малюгин, отдышавшись, – очень боялся, что он перестреляет вас.

– А мы видели, что вы притворились, товарищ лейтенант. И только за фрицем смотрели, чтобы он показался над пулеметом...

Наступила ночь. Немцы использовали темноту, чтобы поближе подобраться к нашим позициям. Стрельба стихла и наступила тревожная тишина, падал все более густевший мокрый снег. Остаток полка расположился на плато. Кто-то забылся тяжелым сном, кто-то непрерывно ворочается, прячась в камнях от холода.

На ногах у молодого офицера, дежурного по КП полка, хромовые сапоги, которые в Сухуми казались верхом изящества п надежности, а здесь проклинаются. Офицер вглядывается в темноту и замечает сквозь мутную пелену снега шевелящиеся фигуры впереди. Почему же молчит пулемет, в секторе которого ползут немцы?

Офицер быстро ползет к пулемету и дергает бойца за шинель:

– Спишь ты, что ли? Эй!

Боец неподвижен. Кулаки сжаты, голова лежит на диске. Видимо, уснул и замерз навсегда. С трудом оторвав его от пулемета, офицер дает длинную очередь. Фигуры впереди замирают, потом подстегиваемые еще и соседним пулеметчиком, откатываются назад.

– В чем дело, Сережа? – слышит офицер голос друга, Михаила Окунева.

Передав оружие второму номеру, проснувшемуся от стрельбы, офицер рассказывает о смерти пулеметчика и еще двух саперов.

– Как нарочно лучшие люди гибнут,– со злостью говорит Сергей Малюгин.

– Это потому,– откликается Михаил,– что прохвосты стараются в пекло не попадать.

– Если бы пекло,– ворчит Сергей, поеживаясь от холода. Ноги в хромовых сапогах совсем закоченели и он постукивает ими друг о друга.

– А ты не злись. Холод злых любит... Держи махорку – последняя...

– На Теберду теперь не попадем, – говорит Сергей, закуривая. – Тут застрянем,

– Нам лишь бы перевал удержать. Лишь бы патронов хватило, да что-нибудь потеплее надеть, да хоть немного сухарей, селедки и сахару... Ну, ладно. Продолжай дежурство, а я вздремну малость...

Михаил зябко заворачивается в шинель, а Сергей идет дальше. Чертовский все же холод. Надо двигаться и двигаться, в этом спасение, а сил все меньше и меньше. Вся надежда на молодой организм и закалку...

В последующие дни отряд вел бои с двумя батальонами одного из полков альпийской дивизии и продвинулся в общей сложности еще на 5—10 километров, а 31 августа наше наступление было приостановлено на подступах к высотам превосходящими силами противника.

Первый отряд за все последующие дни боевых действий не продвигался вперед и продолжал прикрытие левого фланга главных сил полка.

В четырехдневных кровопролитных боях полк понес большие потери. Вышли боеприпасы, не было продовольствия, воды, топлива, наступившие холода вызвали массовые заболевания. Боеспособность подразделений резко падала, а на пути к цели развернулись главные силы дивизии противника, угрожая окружением. В этих условиях полковник Абрамов разрешил отход полка за Марухский перевал.

В ночь с 31 августа на 1 сентября, оторвавшись от противника, части полка обоих отрядов начали отход, завершив его ночью 2 сентября 1942 года.

Некоторые бойцы настолько ослабли, что пришлось их эвакуировать на палатках медицинской роты. Штаб и командование полка отошли последними, исключая группу прикрытия.

Цель, поставленная командованием полку, была выполнена не полностью. Сложилась явно невыгодная обстановка для защитников Марухского перевала. Однако поход в сторону Клухорского перевала сковал значительные силы противника п нанес им ощутимый урон. Вот почему командир 49-го горнострелкового корпуса немцев срочно затребовал от своего командования подкрепления, чтобы восполнить потери.

Алекс Бухнер говорит об этих днях следующее: “...Так как противник на северо-восточном крае Марухского ледника сначала не проявлял никаких намерений к бою, высокогорный батальон внизу Аксаутской долины (после того, как собственная планомерная атака стала неизбежной), лелеял мысль взять Марухский перевал благодаря обходу вражеского восточного крыла. В спешном порядке решался вопрос о том, чтобы провести в высокогорной, тяжелой по природным условиям местности, разведку и основную рекогносцировку, после чего выработать точный план нападения. Для этой индивидуальной разведки выступил рано утром 27 августа командир батальона и поднялся по Аксаутскому леднику к Марухской вершине, севернее Марух-Баши. Здесь встретился он с дозором Д., который объяснил ему причину своего молчания тем, что отказал радиоаппарат. Враз еще сюда не вступил. От скалистой вершины простирался прекрасный вид на Марухский перевал, на котором кишели Советы.

В районе вершины и западнее от нее находились их хорошо прикрытые, готовые к бою позиции. После подробной разведки и указания дозору Д. оставаться здесь дальше и держать эту важную цель, командир батальона возвратился в Аксаутскую долину, чтобы повести отсюда батальон к Марухской вершине. Но в последний момент Советы одним штрихом перечеркнули все расчеты. Неожиданно они прорвались через Кара-Кайскую вершину, чему не могла помешать 2-я рота, и в огромном количестве спустились через Кара-Кайскую долину в Аксаутскую долину... О принятии запланированного прежде боя нечего было и думать, необходимо было сначала уничтожить противника в долине. В следующие дни удалось, благодаря ударным отрядам, занять горную пирамиду 3021 и сделать из нее огневой бастион. Благодаря ему дорога продвижения врага от Кара-Кайской вершины была закрыта и противник оказался в Аксаутской долине под таким огнем, что не мог больше продвигаться, медленно изматывался, соответственно расформировываясь по лесам на склонах гор и отводя отряды в горы...”

Полк после наступательных боев был отведен за перевал, в район южнее Водопада, с тем чтобы за четверо суток он восстановил боеспособность обескровленных подразделений и затем сменил 808-й полк, оборонявшийся двумя батальонами на перевале.

Противник, учтя психологический момент в состоянии защитников Марухского перевала, связанный с отходом полка за перевал, ускорил подготовку к наступлению.

Утром, 5 сентября, после авиационной и артиллерийской подготовки перешли в наступление главные силы альпийской дивизии “Эдельвейс”.

К этому времени защитники перевалов еще не имели ни авиации, ни артиллерии. Не были восполнены и крупные потери в личном составе, понесенные в боях на леднике.

В течение всего дня шел ожесточенный бой и только после того, как основные силы 808-го полка были сломлены, а контратаки 810-го полка отбиты, противнику удалось к вечеру 5 сентября овладеть Марухским перевалом. Остатки 808-го полка вместе с командиром полка майором Телия отошли за боевые порядки 808-го полка и были отведены в тыл для переформирования. Таким образом, двумя днями раньше срока произошла смена полков, причем в тяжелых условиях боя.

Полковник Абрамов в это время был отозван в распоряжение штаба 46-й армии.

Положение на перевалах было критическим. Лишь вмешательство Ставки исправило ошибку. Был разработан новый план обороны перевалов Главного Кавказского хребта: она разбивалась на направления, во главе которых стали опытные командиры и штабы.

Была создана группа войск Марухского направления во главе с полковником С. К. Трониным и начальником штаба полковником А. Я. Малышевым. Такая новая временная структура управления войсками, которая действовала с 5 сентября по 15 декабря 1942 года, вызвана особенностями и спецификой боев в горах. Кроме того, Центральный комитет Компартии Грузии и правительство республики выделили ответственных работников для усиления связи местных партийных и советских органов с действующими войсками и для проведения конкретной массово-политической работы среди населения, В эти тяжелые дни уполномоченным Военного совета фронта на Марухском, Клухорском и других перевалах был назначен второй секретарь ЦК Компартии Грузии К. Н. Шерозия,

Как вспоминает полковник в отставке С. К. Тронин (С. К. Тронин живет в городе Куйбышеве), пребывание в войсках непосредственно на перевалах К. Н. Шерозия (а он на Марухском перевале безвыездно находился с сентября по октябрь 1942 года) сыграло большую роль в деле повышения политико-морального состояния войск, а также в оперативном решении вопросов снабжения частей всеми видами довольствия и вооружения.

В этот момент наиболее реальная угроза прорыва немцев в Сухуми была на Марухском направлении. Поэтому командование армии направило Марухской группе войск подкрепление. Уже 7 сентября сюда прибыли три батальона 155-й и 107-й стрелковых бригад, а также подразделения 2-го Тбилисского пехотного училища.

А пока эти части поднимались на перевал в течение вечера, ночи 5 сентября и следующего дня – 6 сентября, 810-й полк вел тяжелые бои с переменным успехом. Борьба разгоралась за горный рубеж, расположенный в полутора-двух километрах южнее Марухского перевала. Он проходил от горы Марух-Баши, пересекая ущелье на северо-запад и после Марухского перевала являлся ключевым. Удерживая его, полк мог закрыть проход противнику в Марухское ущелье.

Алекс Бухнер описывает этот тяжелый для нас день с неприкрытым хвастовством, не смея, впрочем, отрицать мужество и самоотверженность наших воинов:

...День 5 сентября 1942 года выдался прекрасным – теплым и солнечным. Когда утром появилась возможность вести точное наблюдение за цепями на перевале и роты доложили о своей готовности, майор Бауэр, как сигнал к началу боя, дал приказ 3-й роте открыть огонь. С грохотом, громом, угрозой и звоном обрушился огонь на ничего не подозревавшего врага на Марухском перевале. Но его первоначальное замешательство длилось недолго – он быстро собрался и стал реагировать. Его многочисленное тяжелое орудие было направлено в тыл огнедышащей горы. Возникшая огневая дуэль была уже ясно предрешена, когда вступили в бой еще семь горных орудий боевого отряда на Марухской долине, направивших сосредоточенный огонь на перевал.

Теперь начала действия 4-я рота. В качестве последней предпосылки их прорыва, должен был пасть северовосточный угловой столб Марухского перевала. В тяжелейших условиях боя, переходящего порой в рукопашный, была наконец взята вершина (высота) 2760. Установилась также связь со 2-й ротой на Кара-Кайской вершине... Советы держали оборону с настоящим презрением к смерти, и бой разгорелся с новой силой. Русские укрепления на перевале были отлично оборудованы, каждый пулемет и каждый миномет полностью был укрыт. С огромным трудом были нагромождены друз на друга скалистые глыбы и камни, являвшиеся, благодаря этому обстоятельству, полной защитой от выстрелов пехоты. Сквозь маленькие щели противник мог стрелять почти во все стороны. Но так как Советы обосновались преимущественно в низкой местности севернее перевала, будучи уверенными, что немецкая атака придет с севера, то оказались в неравном положении с господствующими на высоте атакующими... Противник должен был стрелять отлого вверх, что значительно снижало эффективность оружия. Стволы пулеметов неистовствовали, ручные гранаты разрывались.

Начиная с пяти часов утра ждал готовый к бою 1-й батальон 98-го горнострелкового полка... Когда нарастающий шум боя на перевале возвестил о наступлении 4-го высокогорного батальона, выступил 1-й батальон в 10.30. А около 14.00 часов после крайне тяжелых верхних боев за перевал батальон залег перед могущественной обороной... Чтобы можно было взять после жестоких боев западную окружность перевала, 1-й батальон перешел в наступление.

В то время, как части 3-го батальона вступили согласно заданию за южный край перевала и закрыли на южном конце Марухского ледника спуск в Адангскую долину, 2-й батальон... штурмовал вражеские гнезда на северо-восточной стороне ледника и следовал по далеко протянувшемуся льду ледника для поддержки 4-й роты.

После того, как 1-й батальон с запада, вдоль вершины 3225 и 2928 закончил окружение врага на перевале... здесь шли последние бои с державшимися с упорством и ожесточением врагом. Несмотря на то что враг был окружен и отрезан с обратной стороны, он защищался и в этом безнадежном положении до последнего. Из низин, впадин, котловин, из-за каменных блоков, нагромождений гальки, скалистых развалин раздавались выстрелы, трещали автоматы, яростно стучали “максимы” по атакующим, приблизительно на расстоянии 150 метров.

Еще раз, начиная с 16.00 часов, со всех сторон был направлен на перевал уничтожающий огонь минометов и пулеметов. Наконец, можно было заметить, что русские ослабели, но маленькие отряды пробовали ожесточенно пробиться на юг...

Сознание высокого долга перед родиной проявили красноармейцы и командный состав полка. Они в упорных боях к исходу 6 сентября 1942 года закрепились на этом рубеже. А ведь счастье не раз уходило. Победа пришла не сразу, рубеж неоднократно переходил из рук в руки.

Весь сентябрь 810-й полк вместе с прибывшим на перевал подкреплением вел ожесточенные бои с переменным успехом.

Особенно упорными были наступательные операции за высоту 1176 и ворота Марухского перевала, которые начались 9 сентября, а закончились 25 октября 1942 года, когда силами первого батальона 810-го полка эти высоты были взяты. В них принимали участие не только 810-й полк, но также первый батальон Васильева и батальон Савичева 155-й и 107-й стрелковых бригад.

В этих тяжелых наступательных операциях, – рассказывает начальник группы войск Марухского направления полковник в отставке С. К. Тропип,– большую роль сыграла минометная группа старшего лейтенанта А. И. Коломникова и особенно батарея тяжелых минометов Бекбудиева. В одном из боев батарея Бекбудиева вдребезги разнесла огневую точку № 1 на высоте 1176 справа и тем самым обеспечила успешное продвижение правой группы батальона Васильева, а затем переносом огня по воротам довела правую группу до рукопашных схваток на огневой точке “№ 2 марухских ворот. Рукопашные схватки были жестокими, вперемешку лежали трупы наших и немецких солдат. Батарея Бекбудиева в этом бою удачно накрыла огнем важный командный пункт противника, подняв в воздух штабную палатку немцев на южном скате Марухского перевала.

Следует отметить, что горновьючная батарея 107-мм минометов 956-го артполка была переброшена на Марухский перевал после того, как она отличилась до этого на Клухорском перевале.

Эта батарея была грозой для немцев и в последующих боях в зимний период. Она неоднократно выручала полк в минуты смертельной опасности. В один из декабрьских дней замечено было скопление большой группы немцев в узком ущелье, метрах в 400 от батареи. К счастью, место это было тщательно пристреляно. Минометчики мгновенно открыли массированный огонь. Мины ложились в цель. Егеря навсегда остались в этом узком ущелье. Но, к сожалению, как вспоминают участники боев, с этой батареей случилось несчастье. Однажды на нее обрушилась снежная лавина. Был издан специальный приказ командующего 46-й армией, в котором командиру 810-го полка было предложено раскопать под снегом бойцов батареи и переправить самолетом в Сухуми, где намечено было их с большими почестями похоронить.

Поиски специальной спасательной группы не увенчались успехом. Под многометровой толщей снега трудно было что-либо найти...

Лишь сейчас, спустя более двадцати лет, пришлось внести в эту историю существенную поправку.

Ныне здравствующий в Боржоми бывший комиссар этой батареи Александр Самуилович Андгуладзе рассказывает, что действительно батарея целиком попала под обвал. Но им быстро пришли на помощь находившиеся рядом бойцы 155-й бригады, которым с большим трудом удалось извлечь из-под снега командира батареи Бекбудиева, комиссара Андгуладзе и некоторых других. Но навечно остались похороненными в ледниках заместитель командира батареи лейтенант Максим Сысенко, командир отделения и несколько минометчиков.

– С большой болью в душе, – вспоминает Андгуладзе, – мы пережили эту тяжелую для нас утрату. Но вдвойне больно было за Максима Сысенко. Ведь только днем раньше он получил известие о награждении его вторым орденом за бои на Марухском перевале.

– С заслуженной наградой тебя, дорогой Максим, – по-братски обнимая, говорил Бекбудиев. – Один орден, подученный на перевале, пяти орденов стоит.

– Спасибо, друзья, – радовался Максим, – завтра поднесут нам сюда “наркомовские” сто граммов, и мы что-нибудь сообразим.

Случилось так, что в этот же день фашистский снайпер серьезно ранил Сысенко в руку. Мы пытались его эвакуировать немедленно, но он наотрез отказался:

– Вот завтра обмоем мой орден, а затем спущусь вниз и отдохну с недельку, пока царапина заживет...

Целый день Сысенко находился на наблюдательной пункте и, превозмогая боль, корректировал огонь батареи... И вдруг настигла его лавина.

В один из тяжелых для полка моментов, когда он, потеряв большую часть личного состава, откатился несколько назад от перевала, майор Смирнов вновь встретился с генералом Леселидзе, который был уже командующим армией. Тот едва узнал в осунувшемся и похудевшем майоре молодцеватого командира боевого полка, с которым прощался перед маршем там, внизу.

– Ну, вот и встретились еще, – сказал генерал. – Как твои чудо-богатыри?

Генерал и сам понимал, что вопрос его, по меньшей мере, нелеп. Вокруг он видел валящихся с ног от усталости, голода и обморожения вчерашних юношей, удивительно рано повзрослевших сегодня. Генерал знал, кроме того, что сейчас, напрягая последние силы, полк должен пойти в новое контрнаступление, потому что автоматные и пулеметные очереди немцев становились все ближе. И оставшиеся бойцы пойдут в это контрнаступление без единого упрека или хотя бы такой малости, как законного требования досыта поесть и поспать полчаса. Со смешанным чувством нежности и сострадания смотрел командарм на майора, втайне надеясь, что тот не вспомнит в связи с этим вопросом его недавней фразы, сказанной тогда перед походом на Марухскпй ледник. Но майор вспомнил. Бросив короткий взгляд на бойцов, он тихо сказал:

– Богатыри погибли смертью храбрых, товарищ генерал, одно чудо осталось.