Глава III. История Бронислава Монгирда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III. История Бронислава Монгирда

Я уже упоминал, что наш товарищ Боря Монгирдас (Бронислав Монгирд) был, можно сказать без преувеличения, самым интеллигентным парнем в нашей роте. Всегда уравновешенный, дружелюбный, он вызывал какое-то необычное уважение к себе. С первых дней во время вступительных экзаменов меня тянуло к нему. К сожалению, мы попали в разные группы, но чувство товарищества между Кимом Лавриновечем, мной и Борей сохранялось. На его свадьбе мы с Кимом были свидетелями. В дальнейшем наши судьбы сложились по-разному.

Боря одним из первых из нашего выпуска закончил заочно институт, стал примерным семьянином, устроился работать на берегу на ремонтном заводе. И только после пошёл плавать на судах Реффлота. Какое-то время работал старпомом на «греках», а после развала Союза он вскоре возглавил коммерческий отдел у Сени Бича, нашего однокашника, ставшего «хозяином» Реффлота.

Мы общались с Борей очень редко, так как работы было невпроворот, а «дружескими выпивками» ни он, ни я не увлекались. Ким в это время жил в Таллине со своей Людой. «Пахал» несколько лет старпомом на эстонских «торгашах», побродил по свету, увидел, наверное, около сотни новых портов.

Так получилось, что о своём товарище Боре Монгирдасе, о его необычном прошлом мы знали немного. Видимо, сказалось, что мы были в разных группах. В нашей группе СВ-202 мы знали друг о друге более-менее всё: кто откуда родом, кто родители. А Боря остался за «занавесом». Да мы и не очень-то интересовались, жили жизнью настоящей, а не прошлой. Мельком проскользнуло, что его предки — из знаменитых польских фамилий. И вскоре литовская фамилия «Монгирдас» сменилась на польскую «Монгирд». Уже начав работать над этой книгой, я набрался смелости попросить Борю рассказать историю его рода, и вскоре получил от него большое письмо. Это письмо почти без сокращений привожу ниже.

«Я потомок одного из старейших родов Великого Княжества Литовского. По документам восстановил 18 поколений непрерывной мужской линии, начиная от королевского наместника в Полоцке времён князя Олгерда (?-1377), сына Гедемина. В то время (XIV–XV вв.) воеводы назывались «королевскими наместниками». Государственным языком был старорусский. Литва была «от моря до моря» (т. е. от Балтики до Чёрного моря), и основная часть населения говорила по-русски. Великие князья женились на русских княжнах, и имена их были без современных литовских окончаний «^s». Например, знаменитый великий князь Vitautas писался «Witowt», а его сыновья, которых убили крестоносцы, звались не Jonas и Jurgis, а Иван и Георгий. У меня есть фотографии старинных печатей тех времён, а документы, которые я перебирал своими руками, подтверждают это. Мои предки происходят от викингов, и поэтому писались в начале как Mondigird vel Mondigerd («vel» в переводе с латыни — «или»), а имена несколько столетий были Han, Petrasz (Петраш), Hanus, Peter и т. п.

После соединения Великого Княжества Литовского с Польшей (1386 г.) король польский был одновременно великим князем литовским. В 1413 году (Гродненская уния) 47 самых знаменитых боярских родов Литвы были приобщены к польским родовым гербам. Мой прямой предок Petrasz vel Piotr принял на себя и на дом свой на вечные времена герб Wadwicz («Вадвич»). В 1453 году он стал гетманом Великого Княжества Литовского. Гербовая печатка из горного хрусталя хранится у меня до сих пор. Были в моём роду надворные маршалы, воеводы и т. п., но в XVII веке род «подупал» — предки сидели в своих имениях и занимались сельским хозяйством. У моего прадеда Яна Монгерда (1848–1919) было имение Мишуце и хутор Натанишки (Жмудь, Литва). Мой дед Владислав Монгерд (1877–1960) в 1906 году окончил Московский университет, медицинский факультет. Учился 10 лет, так как учёбу прервали ссылки. Ссылки за увлечение социализмом, за участие в студенческих волнениях. Его фамилия фигурирует во всех литовских энциклопедиях, даже в 3-томной брежневских времён.

Дед женился на дочери инженера Бронислава Малевского и поселился в их имении Высокий Двор (на литовском языке — Aukstadvaris). Городок и имение носят одинаковые названия. Бронислав Малевский имел три инженерных диплома. Окончил Рижский институт, два факультета: гражданского строительства и архитектуры. Затем — Петербургский институт путей сообщения. Строил по России железные дороги, был главным архитектором Баку, затем начальником Забайкальского участка строительства Транссиба. Туда к нему приехала вся семья, так как имение из-за участия семьи о всех трёх восстаниях — 1794, 1830 и 1863 гг. — было разорено и почти национализировано. Нужны были деньги, чтобы всё откупить и восстановить. В 1901 году он вернулся, выкопал форельные пруды, восстановил хозяйство, отремонтировал дом. Его здоровье было подорвано, болел он астмой, рано умер. В его честь мне дали имя Бронислав. Малевские были родственниками великого польского поэта Адама Мицкевича. Он часто бывал в Высоком Дворе. До сих пор в парке у дома есть дуб и беседка, где любил сидеть с друзьями поэт. Эти вещи — под охраной государства с советских времён. В 1998 году ЮНЕСКО отмечало 200-летие со дня рождения Мицкевича. Вышла книга на польском языке «Места молодости Мицкевича». Есть там фотография моего дома, беседки, дуба. Пишут о Милевских и Мон- гирдах, в том числе и обо мне немного.

После очередной польско-литовской унии 1569 года (Люблинская уния) в Великом Княжестве Литовском официальным государственным языком стал польский. По-литовски говорили только «низы» и в деревнях. Такое положение сохранялось до утраты самостоятельности польско-литовского государства в 1795 году (3-й раздел). В Великом Дворе 90 % населения говорило по-польски. На вопрос: «Кто вы по национальности?» отвечали: «Мы тутошние». Городок лежал в нескольких километрах от польской границы.

Мой отец и моя мать окончили в Каунасе польскую гимназию. Отец затем учился на электротехническом факультете Каунасского университета. Мать — Людвика Колышко из обедневшей дворянской семьи (19081989) — была учительницей и деятелем польской культурно-просветительской организации «Pochodnia» («Факел»). Одно время она была инспектором польских школ всей Литвы.

Я родился в Каунасе, крестил меня ксёндз Ян Конопацкий. Метрики я вытребовал уже в советское время, будучи в Клайпеде. Поэтому всё было написано по-русски: «Монгерд Бронислав Тадеушевич — 18.XII.1936 г.». В 1940 году, после «освобождения» Литвы, у нас, как и везде, были организованы рабоче-крестьянские комитеты (до этого в Литве царила фашистская диктатура президента Сметоны, захватившего власть путём переворота. Все прогрессивные деятели были арестованы, много лет держались в «9-м Форте» — спецтюрьме — в Каунасе. Группа коммунистов была расстреляна по указанию Сметоны. — Прим. автора). В комитеты вошли в основном бывшие наши рабочие. Начался делёж земли. Председатель комитета прибежал однажды рано утром в 4 часа к нам и сказал, чтобы дед написал заявление, что его имение не родовое, а купленное за заработанные деньги моим прадедом Малевским. В этом случае нам оставят 30 га земли. Отношения у нас с рабочими были хорошими, поэтому председатель решил помочь нам.

Дед мой бесплатно лечил всех (он был хорошим врачом), оплачивал лекарства, многое давал бесплатно, за свой счёт ремонтировал дома и т. п. Уже недавно один местный житель рассказал мне, что когда у его отца сдохла корова, мой дед подарил ему другую корову. Когда нас реабилитировали в 1957 году и отец первый раз приехал в Высокий Двор, его встречал весь городок, и каждый приглашал к себе в гости. Ко мне здесь потомки бывших наших рабочих тоже относятся очень хорошо.

У нас в семье все хорошо говорили по-русски.

Поэтому местный комиссар НКВД еврей Чепель — бывший учитель физики в Ленинграде — часто к нам заходил «на чаёк». Даже он как-то сказал: «Вы — положительные эксплуататоры, вас все любят». За 3 дня до высылки, уходя вечером, Чепель сказал: «Вам бы лучше отсюда уехать, и как можно скорее». После этих слов вышел. К сожалению, его не поняли. Дед твердил: «Местные власти к нам хорошо относятся, нечего бояться». Дед не понимал, что местные власти не при чём (всё решал НКВД, где было сплошное засилье евреев от Ягоды, Берии до мелкого Чепеля. Виктор Топоров, еврей из Питера, в своей книге «Двойное дно» (1999 г.) говорит: «Евреи составляли не иссякающий на протяжении двух десятилетий источник кадров ЧК-НКВД и института комиссаров». Не было в органах добрых евреев. Заходя «на чаёк», Чепель делал своё грязное служебное дело. — Прим. автора).

14 июня 1941 года в час ночи раздался стук в дверь. Вошло несколько энкавэдэшников и представителей местной власти. Зачитали бумагу: «Постановлением Тракайского отделения НКВД вы переселяетесь в глубь РСФСР. Быстро собирайтесь».

Запихали нас в товарный вагон, где были двойные деревянные нары и в углу — дырка в полу, туалет. На окнах — решётки, дверь закрыта, охрана из НКВД. Наши «соседи» — фармацевт Хавкин, школьный учитель с семьёй, продавщица-частница, у которой был маленький магазинчик, сержант польских погранвойск и т. п. Все — «враги народа». Везли две недели. В пути мы узнали, что началась война. «Выкинули» нас на станции Славгород (Алтайский край). Стариков и детей посадили на машины, остальные пошли пешком в степь на кирпичный завод в четырёх километрах от города.

Разместили всех в сараях для сушки кирпича. Затем в течение двух месяцев из города приезжали кадровики с различных предприятий и отбирали работников нужной специальности. Квартиру надо было самому искать и снимать. Отец попал электриком на моторно-ремонтный завод, дед — в местную амбулаторию. Сняли мы комнатёнку с общей с хозяевами кухней. Так началась новая жизнь в городке Славгороде. Несмотря на то, что все были с образованием, в 1943 году голодали, ели картофельную шелуху и то не вволю. Вместо паспортов были справки. Ежемесячно надо было отмечаться в НКВД. Когда мне исполнилось 16 лет, я тоже получил справку, а паспорт выдали только в 1954 году, да и то с записью в нём: «Имеет право проживать только на территории Алтайского края». После поступления в Клайпедское мореходное училище паспорт поменяли на нормальный.

У Алика (Algimantas) Манялиса (нашего однокашника по мореходке) другая история. Его отец был кадровым военным. В чине капитана ушёл в отставку, поселился в родной деревне (имели всего 30 га земли). Его избрали деревенским «головой». Как буржуазный офицер и буржуазный чиновник — естественно, «враг народа». Его — в лагерь, а семью — в Сибирь. Проживал Алик с братом и матерью в горном Алтае, в посёлке Турочак».

На этом письмо Бори с описанием его «родовой» жизни заканчивается. Далее он сообщает, что родительский дом придётся, по всей видимости, продать.

Алику Манялису после окончания мореходки не открыли визу, и ему было разрешено работать на судах, плавающих только на Балтике. Он закончил заочно юридический институт, был юрисконсультом в Базе Активного морского рыболовства.