ГЛАВА 1 Вотчина князей Ромодановских и графов Паниных

ГЛАВА 1 Вотчина князей Ромодановских и графов Паниных

Родился и прожил большую часть жизни Иван Александрович Голышев во Мстё-ре Владимирской губернии, той самой Мстёре, которая ныне славится на весь мир своими лаковой миниатюры шкатулками. Местечко живописное, древнее, с богатой историей.

Слово Мстёра — угро-финское, осталось от живших в этих местах угро-финских племен и означает — «топкое, низменное».

Входило триста лет назад это местечко во владения князей Стародубских, а при Петре I за «особое усердие в службе» было пожаловано князю Федору Юрьевичу Ромодановскому.

«Служба» его проходила в потешной компании Петра, где князь шутливо числился генералиссимусом и королем Пресбургским. Когда царь уезжал, Ромодановский становился главою кабинета, председателем Думы.

Любитель розыгрышей, он держал дома медведя, которого научил подносить гостям большую чарку крепкой перцовки. Если гость пугался или отказывался пить, медведь хватал его за одежду, срывал шляпу и парик.

На одной из шутливых петровских свадеб Ромодановский запряг медведей в упряжку, сам сел в сани, а пятого медведя пристроил сзади, в качестве лакея.

Но не только веселыми и пьяными потехами запомнился современникам князь Федор Юрьевич Ромодановский, а и кровавым тиранством. Во время стрелецкого бунта он лично ловил, пытал и казнил восставших. Сам Петр I назвал его как-то зверем, а историк Ключевский — «министром кнута и пыточного застенка».

Ромодановские построили в этом болотистом глухом местечке Суздальского уезда на берегу реки Мстёры два монастыря — мужской и «девичий». Вокруг этих монастырей, на погосте, прозванном в честь монастырского храма Богоявленским, и зачиналась будущая Мстёра.

Пахотной земли вокруг было немного, да и она оказалась плоха для хлебопашества — поселившиеся от него отказались. Крестьяне платили князьям оброк, зарабатывая одни — кузнечным делом, другие — рыбной ловлей. Речек и озер вокруг было предостаточно, а в версте текла многоводная река Клязьма. Кто-то работал мельником на княжеской мельнице, кто-то освоил гончарное ремесло. Так что стал называться погост, из-за разнообразия развившихся ремесел, слободой Богоявленской.

После смерти кровавого «генералиссимуса» Богоявленская слобода перешла к его сыну, Ивану Федоровичу, который унаследовал и «шутовской колпак» отца. Потешая Петра на карнавале в честь Ништадтского мира, он плыл в большой лодке с медвежьими чучелами. В делах он был так же сумасброден и кровожаден, как отец.

Другой Ромодановский командовал на польской границе стрелецким полком. Однажды стрельцы пожаловались ему, что голодают и так поизносились, что мерзнут и вынуждены ходить по миру, просить одежду и еду. Князь посчитал жалобу бунтом, приказал окружить стрельцов, бить батогами и рубить.

Еще один Ромодановский остался в документах своей эпохи как взяточник и участник жестокого подавления крестьянского восстания 1648 года в Устюге.

Можно представить, как жилось крепостным под таким игом.

Богоявленская слобода стала и «местом успокоения» всех Ромодановских. Почти полтора десятка гробниц их стояло во мстёрском Богоявленском соборе, ими построенном. А над ними, как икона, висел портрет князя-кесаря, «потешного генералиссимуса» Федора Юрьевича Ромодановского. Народ считал гробницы чудодейственными, полагая, что лежат там нетленные мощи князей. Когда от сырости в храме на гробницах выступала влага, крестьяне собирали ее и мазали ею больные места.:

Мстёра стояла на «втором великом водном пути» с Востока, который шел через Каспийское море, по Волге, Оке, Клязьме и Москва-реке. Именно это и определило образ жизни мстерян. Большинство их стало или ремесленниками, производящими то, что можно продать, или торговцами. Еще в XVII веке в Богоявленской слободе на сто шестьдесят дворов было пятьдесят семь лавок, то есть почти треть домохозяев была торговцами. А к моменту рождения Ивана Голышева слобода называлась уже Мстёрой и была большим торговым селом.

Потом слободой владели графы Головкины, Панины, Тутолмины и опять — Панины. Генерал-майор Иван Васильевич Тутолмин был московским губернатором, а под старость — начальником московского воспитательного дома. Мстёра перешла к нему как приданое невесты Софьи Петровны Паниной, однако с оговоркой, что после его смерти имение снова вернется к Паниным.

Генерал умер раньше своей жены, а Софья Петровна перед смертью завещала Мстёру племяннику Виктору Никитичу Панину, внучатому племяннику воспитателя Павла I, Никиты Ивановича Панина.

Отцом Виктора Никитича Панина был известный в свое время дипломат, а матерью — урожденная графиня Орлова.

Хозяева Мстёры менялись, но по-прежнему из слободы шли в первопрестольную или в Петербург, где жили графы, обозы с луком, рыбой и садовой ягодой, на графской конюшне секли провинившихся, крестьяне платили оброк и искали способ прокормить семью.

В монастырях Суздальского уезда издавна процветало иконное дело, и основным занятием мстерян еще в XVII веке стало иконописание, уже тогда этот промысел во Мстёре был наследственным.

Иконописание сделало эти места центром любопытнейшего явления русской истории — офенства, бродячей торговли. Несколько сот подвод с дешевыми иконами вывозили ежегодно из Мстёры гуртовые торговцы-офени, и сотнями разносили в коробах и мешках офени-ходебщики, коробейники. И в середине XIX века всех мстерян можно было поделить на иконописцев и торговцев. Из торговцев большинство уходило осенью по первопутку во все концы России, а часть торговала в лавках самой Мстёры и на ярмарках — Холуйской, Вязниковской и Нижегородской.

А еще мстеряне кормились садами и огородами, особенно — огородами, для которых тут была подходящая почва. И во Мстёре было принято выбирать жену «не в хороводе, а в огороде».

Слобода вольготно раскинулась на пологом склоне к реке Мстёре. За рекой на версту до Клязьмы тянулись пойменные луга. А за Клязьмой и вокруг слободы синели сосновые боры.

Расстроилась Мстёра вокруг двух каменных храмов — Богоявленского собора XVII века и церкви Иоанна Милостивого, более позднего времени.

Семнадцать довольно плотно застроенных деревянных улиц Мстёры в 1832 и 1833 годах почти полностью выгорели. Невредимыми остались только каменные церкви да стены двух десятков каменных домов.

Во Мстёре застучали топоры. Новые дома строили на манер городских, с мезонинами, часто в два этажа, так что вся слобода вскоре светилась свежими срубами и пахла сосновой стружкой.

Центром ее как была до пожара, так и осталась торговая площадь возле Богоявленского храма. Тут стояли два каменных корпуса торговых рядов со складами и 72 лавками, да еще двадцать лавок, деревянных, пристроились рядышком.

На площадь смотрели окна двухэтажного каменного здания, в котором размещалось сельское управление: бурмистр (после крестьянской реформы — старшина), его помощники по сбору податей, писец, блюстители порядка. В этом же здании было церковно-приходское училище.

В слободе было несколько иконных мастерских, мастерских по прокату фольги для икон, кожевенный, кар-тофеле-паточный, поташный и кирпичный заводы, несколько фабрик — две мыльных, полотняная, миткалевая. На реке Таре, огибающей Мстёру с юга, стояло несколько мельниц.

Проживало во Мстёре четыре с половиной сотни икон-ников, пятьдесят сапожников, по два с половиной десятка кузнецов и чеканщиков.

На 350 дворов приходилось 70 лошадей, две с половиной сотни коров и несколько десятков овец, коз и свиней.

Мстёра была подлинно русским уголком. Православные мстеряне аккуратно ходили в церковь, проводили в год четыре крестовых хода. Но Мстёра наполовину была раскольничьей, и в слободе было семь кладбищ, ибо каждая раскольничья секта хоронила умерших отдельно, на своем кладбище.

По субботам и в храмовые дни в слободе устраивались ярмарки. На пристани летом шла бойкая торговля привозимыми с низовых губерний хлебом и рыбой: севрюгой, сазанами, судаками, которые мстеряне закупали большими партиями, а потом развозили, торгуя, по всей округе. Таких торговцев прозвали тут «сазанниками».

Торговцы низовых губерний возвращались домой не порожними, нагружаясь местным строевым лесом, дровами, луком, телегами и прочей деревянной утварью.

На центральной, широкой, в два порядка, Большой Миллионной улице жили в основном «первостатейные», слободчане побогаче. По ней же проходил, с юга на север, Шуйский тракт, с довольно бойким движением.

Проезжие останавливались отдохнуть или поменять лошадей на постоялом дворе Паниловых. Двухэтажный (низ — каменный, верх — деревянный) дом их, с большим двором и конюшнями, стоял на Нижней улице, рядом с Базарной площадью.

От Большой Миллионной высоко в гору поднимались улицы Кузнечная, Вязовая, Успенская, Никольская…

Параллельно Миллионной, чуть выше, шла Сотельная, на которой жил люд победнее, а дома тут стоили не более сотни.

На Вшивой горке жили тягловые крестьяне, а в грязных и запутанных Собачьих переулках — беднота.

Но в целом, как писал потом сам Голышев, мстеряне умели «нажить деньгу», но также они умели и прожить ее разом на пирушке, когда «последняя копейка ребром». Для этого в слободе было два питейных дома, трактир, ренсковый погреб и еще несколько мелких питейных лавочек.