Необычные солдаты

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Необычные солдаты

Позади остались развалины Великих Лук, шоссе бежит в сторону Невеля. За дальней грядой холмов на горизонте погромыхивает, усиливаясь по мере нашего приближения к фронту, артиллерийская канонада. Два грузовика с запыленными гвардейскими значками на радиаторах мчат к передовой роту не совсем обычных солдат.

Посмотреть со стороны — воины как воины: пилотки со звездочкой, пятнистые маскхалаты, винтовки крепко зажаты меж колен. Но порывы встречного ветра вырывают из-под пилоток то светлую, то темную прядь мягких девичьих волос. Нет-нет да и затянет высокий голос песню и дружно подхватывают ее другие. И винтовки необычные — с оптическим прицелом, укрытым кожаным чехольчиком, и обращение с ними особенно бережное.

Необычные солдаты — это мы, пятьдесят воспитанниц Центральной женской снайперской школы под Москвой. Первый выпуск школы! Каждая из нас горда, что попала во фронтовую роту. Мы только что пристреляли свои винтовки в запасном армейском полку, а некоторые успели и отличиться во время инспекторских стрельб, оставив позади прославленных снайперов армии. Теперь мы направляемся в свою часть — в 21-ю гвардейскую стрелковую дивизию Третьей ударной армии.

По краям шоссе разворачивается однообразный, бедный красками пейзаж Псковщины: выгоревшие под солнцем холмы, заброшенные из-за войны пашни, перелески и бор, стоящий сплошною синей стеной, зеркальца бесчисленных безымянных озер и озерочков с заросшими камышом протоками. Кое-где земля изрыта глубокими воронками от снарядов и авиабомб. В низинах воронки до краев полны черной водой. Под откосом рыжий от огня вражеский транспортер, он разбит прямым попаданием; стальная гусеница растянулась далеко по траве.

Водитель, не сбавляя скорости, высовывает голову из окна кабины и беспокойно озирает небо. Как по команде, мы смотрим вверх. Нам везет: низкая облачность мешает действиям вражеской авиации.

Впереди часто загрохотали пушки. Близкое дыхание войны сгоняет улыбки с лиц, гасит возникающую песню.

На развилке головная пятитонка, замедлив ход, сворачивает на проселок. Притормаживает и наш водитель: те, кто в первой машине, едут в 69-й стрелковый полк, а мы — в соседний, 59-й. Это наше первое расставание после снайперской школы, впереди неизвестность. Подруги машут нам, кто-то встает в кузове во весь рост:

— До скорой встречи, девочки! Желаем удачи!

Грузовик поднимается на бугор и исчезает в ложбине. Облако пыли, поднятой колесами, медленно оседает на траву. Наш водитель, не теряя времени, заруливает машину в ближний лесок. Подминая кусты, пятитонка въезжает в густые заросли ольховника и останавливается.

Из кабины выбирается молоденький лейтенант, он должен сопровождать нас до места.

— Шабаш! Приехали, девушки! Отсюда до передка рукой подать…

Водитель открывает задний борт грузовика. Осторожно передав пристрелянные винтовки тем, кто сошел раньше, спрыгиваем наземь. Затекшие ноги не слушаются. Моя напарница Зоя Бычкова не то для разминки, не то просто так, чтобы посмешить, идет по кругу, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу. Раздается смех. Хмурится старшая снайперской группы Саша Шляхова.

— Девочки, что за веселье? Мы не в школе.

26 стрелков, разбитых на снайперские пары, дважды «чертова дюжина»! Команды строиться нет, но мы, разобравшись по парам, выстраиваемся в два ряда. Теперь веселая Зоя надумала демонстрировать сверхусердие: вытянулась по струнке, выкатила грудь колесом. Незаметно подталкиваю свою заводную напарницу. Действительно, здесь не школа.

Лейтенант, успевший выломать и очистить от коры ветку орешника, оглядывает строй, хлопает самодельным стеком по голенищу сапога.

— Ну, пошли, девчата!

Бесшумно шагаем за ним по тропке, ведущей к штабу полка. Склон холма, на который мы поднимаемся, порос мелким кустарником. Не сразу между кустами заметишь землянки, обложенные дерном по самую верхушку. Отличная маскировка! Не только с воздуха — вблизи не видны.

Где-то позади бухает полковая пушка, над головой с шелестом проходит снаряд, чуть позже далеко впереди слышится лязгающий звук разрыва. Совсем близко, как кажется, стучит станковый пулемет. Штаб полка — еще не совсем передовая, но звуки войны, такие громкие и новые для слуха, заставляют сжаться сердце.

На поляне перед штабным блиндажом, возле которого стоит часовой с автоматом, остановка. Лейтенант и Саша Шляхова идут представляться командиру полка. Рассаживаемся в кружок, с наслаждением вытягиваем ноги. Щегольские финки — прощальный подарок наших шефов из ЦК ВЛКСМ — сдвинуты на ремне, чтобы не уколоться о ножны. Снайперские винтовки у каждой на коленях оптикой вверх: не сбить бы прицел!

Не без удивления разглядывают девушек бойцы, появляющиеся из лесу, — уж больно грозен, наверное, наш вид: в маскхалатах, вооруженные до зубов! А мы с завистливым уважением смотрим на фронтовиков, на их видавшие виды, черные от пота или, наоборот, белые от частых стирок гимнастерки, на плащ-палатки, на гвардейские значки, краснеющие эмалью, словно боевые ордена.

Возле маленькой Зои опускается на корточки автоматчик в немецком маскхалате, его внимание привлекла новенькая финка.

— Ай, хорош ножичек! Подари, курносая. Зачем он тебе? А мне в разведке ой как пригодится.

— Надо еще заслужить такой подарок, — отрезает Зоя. — Я ж не прошу тебя: подари автомат!

Сидящий поодаль усатый, в годах, гвардии сержант с медалью «За отвагу» на груди принимает сторону девушки.

— Правильно говоришь, дочка, оружие надо заслужить!

Это, по всему видать, обстоятельный человек. Подсев ближе, он расспрашивает Зою, на каком расстоянии более всего действен бой снайперской винтовки, и сколько пришлось учиться искусству сверхметкой стрельбы, и бывал ли кто из нас в боевых переделках. Ему отвечают сразу несколько голосов. Усач выслушивает всех, молча кивает головой, словно поддакивая, но в прищуренных его глазах я вижу сомнение, даже недоверие. Что ж, война словам не верит!..

Возвращается Саша Шляхова, сияет: довольна результатами переговоров.

— Подъем, девушки! Командир полка приглашает нас к себе на ужин. А там — в батальоны, нас уже ждут.

Высокий подполковник в кителе, увешанном боевыми орденами, поднимается из-за стола. Из штаба армии сообщили о наших успехах на стрельбище, говорит командир, он рад, весьма рад, что такие меткие стрелки будут служить у него в полку. Снайперы сейчас, в обороне, особенно нужны.

Связной командира разливает густой, наваристый суп, насмешливая девушка с погонами рядового ставит перед нами полные миски. Поначалу чувствуем себя несколько скованно, разговор не завязывается. Отвечая на вопросы подполковника, вскакиваем и вытягиваемся, задевая край стола.

— Да не вставайте, девчата, и без того тесно! — улыбается он. — К чаю сладкое-то найдется у тебя? — спрашивает командир полка у связного.

Похоже, он больше видит в нас девушек, а не солдат, не снайперов. Придется делом доказать свою боевую выучку! К этому мы все готовы…

Смеркается, когда выходим из блиндажа. Стрельба затихла, вдали, через правильные промежутки, бухает одинокое орудие. В ожидании связных из батальонов усаживаемся на землю и затягиваем песню, которую разучили в запасном полку. Особенно лихо отчеканиваем строчки, относящиеся к нашей теперь армии:

Третья ударная, боевая, славная,

Силой богатырскою немца разобьет!..

К блиндажу подходят офицеры-артиллеристы. Капитан — самый молодой из них, но, видно, старший по должности — спрашивает у часового:

— Откуда столько соловьев налетело?

— Пополнение, товарищ гвардии капитан. Снайпера.

Девушки поспешно вскочили и приветствуют офицеров, как положено по уставу. Только вовсе не похож на начальство щеголеватый гвардии капитан в фуражке с лакированным козырьком, заломленной набекрень.

— Да тут, я вижу, и чижики есть! — капитан, улыбаясь, посматривает на самых маленьких из нас.

Бойкая Зоя выталкивает вперед Аню Носову, лучшую нашу песенницу: в роте ее и впрямь зовут Чижиком.

— Вот кто у нас главная запевала, товарищ капитан.

— Молодец, главная запевала! — Голубые глаза артиллериста останавливаются то на одном, то на другом лице. — И куда же путь держите?

На вопрос, вытянувшись в струнку, отвечает Шляхова:

— Половина — в первый батальон, товарищ гвардии капитан, остальные — во второй.

— И ни одной в артдивизион?! — Офицер щурит глаз и подмигивает одному из своих спутников. — Что вы скажете на это?

— Грабеж, Борис! — басит старший лейтенант. — Как всегда, богов войны затирают.

— Ну, мы ще побачимо, хто кого! — Капитан неожиданно переходит на украинскую речь. — Бувайте здоровеньки, дивчата! — И, вскинув ладонь к козырьку, он первым скрывается в блиндаже.

Клавдия Прядко, услышав родной язык, переглядывается со Шляховой. Интересно, откуда родом артиллерист? Часовой, к которому подруги обращаются с вопросом, не знает этого.

— Вот если б вы, дочки, спросили, как палят пушки капитана Шора, я бы вам сказал. Берут немца в шоры, одним словом!

Это была не единственная солдатская поговорка о прославленном пушкаре, командире артдивизиона гвардии капитане Борисе Шоре.

Совсем стемнело, когда пришли связные. Я оказалась в группе, назначенной в первый батальон. Мы тронулись. Наш провожатый, закинув автомат за спину, шел впереди. Он негромко напевал песенку, входившую в моду на фронте: «Нина, Ниночка, моя блондиночка». Никто не подтягивал, не до того было.

Узкая, извилистая тропа вела в овражек. Идем, ступая след в след, стараемся не зацепить винтовкой за куст. Совсем близко и уже позади нас строчит пулемет. Громко хлопает винтовочный выстрел. Взвивается ракета, высветлив верхушки деревьев, отчего лес кажется театральной декорацией.

Я жадно всматриваюсь в темноту, к передовой ведь идем… Автоматчик, покончив с одной песней, высвистывает другую: «Ты ждешь, Лизавета…» Неужели решил перебрать все женские имена? Сначала меня поразило, как это он не боится шуметь среди ночи по пути на передовую. Потом стало понятно: для него расположение батальона — это глубокий тыл; на войне все относительно. И надо ведь перед новичками, да к тому же девчатами, свою лихость показать!

На скате высоты землянка, чернеет открытая дверь. Неподалеку еще одна землянка, от нее отделяется фигура часового. Узнав нашего провожатого, он сердится:

— Опять шумишь… Свистун!

Но связного нелегко смутить.

— Вот ваша деревня, вот ваш дом родной! — громко говорит он, показывая автоматом на пустую землянку. — Устраивайтесь, сестрички, не буду мешать.

Внутри довольно тесно и абсолютно темно; сквозь крошечное оконце вряд ли и днем пробивается свет. Разобравшись, ложимся вповалку на нарах из жердей, покрытых лапником. И засыпаем сразу, как убитые.