Пустошка, Пустошка!..

Пустошка, Пустошка!..

Снежные метели сменились ростепелью с туманами. Ни танки, ни авиация не могут действовать. С начала марта части фронта стоят в обороне на рубеже Новосокольники — Пустошка. 219-я стрелковая дивизия, куда нас направили после отдыха, занимает позиции в районе самой Пустошки.

Не знаю, откуда идет это название, но сейчас оно соответствует действительности: на месте города, через который проходит наш передний край, лежит черная пустошь. Трудно отыскать здесь целый кирпич, бревно или доску — всюду лишь каменная россыпь, щепа и гарь.

За городом большое, по-зимнему суровое озеро. Синий бор на горизонте да нитка шоссе на Ленинград несколько разнообразят унылый, неприветливый пейзаж.

Бои предстояли затяжные: сплошные болота не промерзают даже в сильный мороз, лесистая, с холмами местность труднопроходима для танков. В условиях долговременной обороны особенно нужны снайперы. Меня и Шуру Скрипину, имевших некоторые инструкторские навыки, прикомандировали к учебному батальону.

В дивизионном тылу открылись краткосрочные снайперские курсы. Уже не мужчины учили девушек снайперскому делу, а мы, обстрелянные стрелки, занимались с парнями. Молодых бойцов поражали наша меткость, быстрая ориентировка на местности, умение маскироваться, ползти по-пластунски. Один из моих учеников чистосердечно признался, когда пришло время прощаться:

— А ведь мы о вас, девушках с орденами, поначалу плохо думали. Оказывается, вы свои награды за дело получили. Сравняюсь ли когда-нибудь с вами, товарищ гвардии сержант?

Полмесяца занятий дали неплохие результаты. Мне не довелось впоследствии встречаться со своими учениками — в батальоны, где были девушки-снайперы, их не направляли, полагались на нас. Но слухи доходили: ребята воюют хорошо.

Первой, кого я встретила, вернувшись в батальон, была Зоя Бычкова: она недавно выписалась из госпиталя. Зоя шумно обрадовалась мне, рассказала о своем житье-бытье. Почему-то тянуло посмотреть на ее руку с ампутированным пальцем, и от этого было как-то неловко.

— А знаешь, Люба, что сделал Булавин, когда я объявилась? Вот что! — Поднеся изувеченную руку к губам, Зоя поцеловала ее. — И знаешь, что сказал? «Все равно ты, Зоя Николаевна, самая красивая девушка на всем советско-германском фронте!»

У меня стало легче на душе от этих ее слов. Значит, подруга не очень переживает из-за своего увечья.

Кажется, впервые девчатам отвели такую удобную и теплую землянку. Стояла она у подножия возвышенности, из дверей было видно далеко вокруг. Окно не менее полуметра высотой, дощатый пол, дверь с крючком. Настоящий дом! У входа — большая железная бочка — армейская печь. Справа — земляная лавка, на ней спали Клава и Полина. Вдоль другой стенки — двойные нары, здесь размещались Зоя со своей напарницей Ниной Обуховской.

Мне, как опоздавшей, достался маленький лежачок у самой печки. Он был коротковат, но это не пугало — я привыкла спать калачиком. Посреди землянки оставалось место для стола.

Девчата вернулись с передовой в темноте, зацеловали, затормошили меня. Лишь Полина не проявляла энтузиазма, знала, что Клава теперь будет в паре со мной.

Закрыв дверь на крючок, снайперы поснимали промокшие насквозь ватные брюки и, отжав их, развесили у печи для просушки. Почистив винтовки и умывшись — вода была заготовлена Зоей, — сели ужинать. В дверь постучали.

— Нельзя! Позже заходите! — закричали девушки.

Как и раньше, каждый вечер на огонек тянулись разведчики, артиллеристы, офицеры из штаба батальона. Кому не хочется посидеть в теплой уютной землянке, послушать песни и рассказы, а то и просто поглядеть на девчат! К приходу гостей хозяйки дома успевали переодеться, сделать прическу, словом, навести красоту.

Нары покрыты солдатскими одеялами, на «подушках» из свернутых телогреек — тюлевые накидки. Кто-то из девушек нашел среди развалин чудом уцелевшую штору. Порвали ее — вот и накидки для подушек и занавеска на окне.

— Девчата остаются девчатами даже на войне! — говорили гости, в который раз оглядывая немудреное в общем убранство. — Из ничего могут создать уют. — И задумывались, вспоминая свои дома, довоенную жизнь.

Если девушки возвращались усталые, огорченные неудачной «охотой», то дверь запиралась крючком до утра, на стук не отвечали. Потопчутся гости у порога и, извинившись, уходят.

В день моего возвращения народу набилось столько, что непонятно было, как даже в такой просторной землянке поместились все. Те, кому не хватало места на лавках, сидели на полу. Артиллеристы принесли заказанную Зоей рыбу: они глушили ее в озере гранатами. Солдат-украинец получил посылку с жареными семечками, принес угостить. Весь вечер лузгали семечки, пели, балагурили. Давно мне не было так хорошо.