ВСЕГДА В СТРОЮ
ВСЕГДА В СТРОЮ
Через пять лет после смерти Островского разразилась военная гроза. Писатель занял свое место в боевой цепи.
Секретарь ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлов, обращаясь с речью к молодым фронтовикам, говорил:
«Пусть в сердце твоем, молодой воин, фронтовик-комсомолец, неугасимым пламенем горят слова Николая Островского, которые звучат сегодня, как пророческое завещание:
«Фашизм безнадежно попытается разгромить нашу страну. И вам, второму поколению комсомола, придется грудь с грудью столкнуться в последнем и решительном бою с этим проклятием человечества.
Мы, старые комсомольцы, почти детьми дрались рядом со своими отцами за власть Советов. Нет у нас большей гордости, как сознание, что в этой борьбе мы были достойными сынами своего класса. Мы своими глазами видели всю подлость и жестокость врага. Мы учились ненавидеть. Наши сердца закалялись в этой кровавой борьбе. И когда, вступая в освобожденные города, мы видели виселицы с телами замученных товарищей, то наши сабли разили еще беспощадней. Вы деретесь не хуже нас. И когда надо будет взяться за оружие, то вы покроете себя неувядаемой славой. Борьба продолжается. Каждый из нас на посту и делает свое дело».
Товарищи фронтовики, выполним это завещание пламенного комсомольского трибуна, который до последнего дыхания был верен знамени нашего Союза! Будем достойными братьями Павла Корчагина и его боевых друзей. Будем учиться у них ненависти к врагу и любви к родине…»
«Самое дорогое у человека — это жизнь…»
Сколько раз была повторена эта клятва Павла Корчагина в дни Отечественной войны; сколько уст шептали ее, подобно тому, как Павел произносил ее у могилы замученной врагами Вали. Сколько рук переписывало ее в тетрадки, в свои полевые книжки, скольких людей сделала она бесстрашными и неуязвимыми перед лицом гитлеровских извергов, сколько воинов повела она на подвиг, сколько раненых твердили ее сквозь зубы среди невыносимых мук…
В музеях Н. Островского хранится множество писем воинов Советской Армии — свидетельства огромного влияния корчагинского образа и примера на советских людей. Старший лейтенант И. Селин писал в разгар войны:
«Что делается с книгой «Как закалялась сталь»! Читают ночью в землянках, блиндажах. Конечно, освещения у нас нет, но приспособили лучины, светят ими и читают вслух. Как только перерыв между боями, уже слышишь — начали читку. Говорят: раз прочтем, второй читать будем и в третий прочтем. Я таких чтецов в первый раз в жизни встречаю…»
Эта книга была лучшим другом и наставником экипажа катера «СК-065». Обожженная в бою и пробитая осколками фашистских бомб, она обагрена кровью Героя Советского Союза старшины 1-й статьи Григория Куропятникова.
Группа сталинградцев, Героев Советского Союза — гвардии старшина А. Медведев, гвардии младший лейтенант С. Романцев, старший сержант В. Кощеева, гвардии лейтенант А. Чайка и другие, — писала в Московский музей Н. Островского:
«Дорогие товарищи!
Мы, молодые воины сталинградской армии генерала Чуйкова, обращаемся к вам, хранителям реликвий прекрасной жизни любимого писателя советской молодежи, нашего друга Николая Островского.
12 лет тому назад Николай Островский привел в нашу семью своего героя — Павла Корчагина. Он сразу стал для нас товарищем и другом. Он научил нас главному — любви к жизни, родине и ненависти к врагу.
Нам довелось так же, как Павлу Корчагину, провести свои молодые годы на ратном поле, в окопах и в походах, с клинком и винтовкой. Нам было трудно, но мы помнили слова Корчагина: «Самое дорогое у человека — это жизнь… Вся жизнь, все силы должны быть отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
Эти слова мы не только помнили. Они хранились в нашем сердце, как сокровище, а в солдатской сумке мы несли с собой книгу «Как закалялась сталь» и хранили ее, как оружие, разящее врага.
Неистребимая сила жизни Корчагина вдохновляла нас на подвиги, рождала героев…»
Группа сталинградцев — Героев Советского Союза — читает «Как закалялась сталь».
Они рассказывали далее в своем письме, в каких условиях приходилось сражаться им, «поколению корчагинцев», как они сами себя называли. Что бы ни случилось, как бы ни было трудно в бою, они высоко держали знамя советской отчизны.
Письмо было написано в 1944 году, но пламенная вера Корчагина, непреклонная его воля, жившая в сердцах гвардейцев, подсказывали им, что близок уже «тот день, когда юные герои из нового поколения Павлов Корчагиных, как победители, пройдут по улицам Берлина».
Гвардейцы заканчивали свое письмо словами, как бы обращенными к самому Островскому, вечно живому другу:
«И когда мы вернемся домой после победы, мы принесем вам не один томик «Как закалялась сталь» с простреленными и обожженными страницами, чтобы люди могли видеть, как вместе с нами на всех фронтах сражался за родину ее бессмертный сын, наш друг и брат Корчагин — Островский».
Вот письмо партизанки Лены — живой и горячий человеческий документ, в котором явственно обрисовывается целая человеческая судьба:
«Моя мечта была стать капитаном дальнего плавания, я решила по окончании десятилетки итти в институт инженеров водного транспорта на судоводительское отделение. Мои любимые писатели всегда занимали второе место после книг о судовождении, и только одна книга — совсем не морская, но замечательная книга — была в числе первых. Эта книга называлась «Как закалялась сталь». Война с Германией началась как раз в день получения мною аттестата об окончании десятилетки. Война разрушила все мои планы: я ушла в истребительный батальон и вскоре очутилась в чудесных сосновых лесах Ленинградской области в одном партизанском отряде. Перед отъездом, в одном из магазинов на Невском, случайно достала новый экземпляр книги Островского в красной обложке… Эту книгу я взяла с собой.
Мы собирались в свободное время в землянке или около костров и в десятый раз перечитывали страницы уже довольно потертой книги: ведь мы всюду носили ее с собой, и бывало так что она по два дня была в снегу и потом мы подсушивали ее около костра. Мы не могли не носить ее с собой— она была нашим путеводителем в борьбе и верным товарищем. И если в трудные минуты кто-нибудь
из ребят падал духом, стоило только сказать: «Вспомни Павку Корчагина», как нытику становилось стыдно и он первым вызывался итти в самые опасные операции. И где бы мы ми были, нам казалось, что Павел Корчагин с нами, и нам было легче переносить трудности».
«Все ли я сделал?» — спрашивал себя в критическую минуту Корчагин. Силы его иссякали — он побеждал свое бессилие. Мужество человека знает пределы — Павел делал его беспредельным.
«Все ли я сделал?» — спрашивали себя тысячи Корчагиных в ожесточенные часы боя, когда казалось, что жизнь невыносима и силы на пределе. И они делали безграничным то, что, казалось, имеет свои границы. Так продолжалась корчагинская жизнь, так жил своей новой, второй жизнью в Отечественной войне, во второй схватке с немецкими захватчиками Павел Корчагин.
«Когда мы идем в атаку, нам кажется, будто на правом фланге наших боевых порядков с винтовкой наперевес идет Павел Корчагин; он бьет поганых немцев так, как в гражданскую, увлекая все подразделение своим примером», — писала группа комсомольцев.
Таков был голос фронтовиков, солдат и героев Великой Отечественной войны. Тот, кто соприкоснулся с Корчагиным в книге Островского, как бы унес в себе его частицу, сдружился с ним, нашел в нем возвышающий пример и прочную моральную опору.
В 1948 году (в 10-й книге журнала «Новый мир») были опубликованы дневники Героя Советского Союза гвардии старшего лейтенанта Евгении Рудневой, штурмана гвардейского ночных бомбардировщиков авиационного полка. Евгения Руднева родилась в 1920 году и погибла в 1944. Когда ей было семнадцать лет, школьницей 10-го класса, она с восторгом перечитала роман Островского и записала в своем дневнике;
«Изучаем «Как закалялась сталь». Я перечитала роман, нашла в нем много нового и, вероятно, не раз еще буду перечитывать. Корчагин — Островский… достоин быть образцом для многих поколений… Чудная книга!»
А в 1944 году в ее фронтовом дневнике мы вновь встречаем запись об этой книге:
«5 марта 1944.
В который раз перечитывала «Как закалялась сталь»… Раньше и не думала о смысле этих слов: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут оборвать жизнь». Надо спешить жить. Жить — в самом высоком, в самом святом смысле этого слова…»
Мужество Корчагина испытывалось не только в бою. Трагическая судьба Павки после тяжелого ранения— его борьба со страшным недугом, со слепотой и инвалидностью, его торжество над физическим бессилием тела — казалась в годы выхода книги исключительной, выходящей за пределы жизненных норм. Война сделала судьбу Корчагина уделом многих воинов, проливших свою кровь и получивших увечья. И им пришлось разделить с храбрым другом своим участь тяжелой борьбы за место в жизни, за место в строю.
Комсомолец Ваня Пятовский увлекался Корчагиным. В школьном спектакле 10-го класса Кировской школы он играл роль Павки. Товарищи запомнили, с каким жаром он произнес на подмостках эти слова: «Живи и тогда, когда жизнь становится невыносимой». Никто не думал в ту пору, какой особенный смысл для Пятовского приобретет эта фраза.
Через год В. Пятовский, командир отделения автоматчиков, был тяжело ранен под Калинином. В письма к директору Кировского дома пионеров Пятовский писал:
«Мне тяжело и больно вспоминать первые дни и месяцы своего ранения. Дела мои сложились очень трагично… Сейчас я в положении Павки Корчагина Три раза подвергался операциям, потерял память, приобрел костыли… Но не грусти обо мне: костыли — не преграда в жизни. В трудные минуты мне помог он, Павка Корчагин, его великая жажда жить и быть полезным своему народу. Мы часто собираемся в палате у моей койки. Мы — это Леша Стриковский, молодой кораблестроитель, добровольно ушедший на фронт и потерявший ногу, лейтенант Яша, принимавший участие в боях за Ленинград и в результате ранения пока лишившийся дара речи. Он слушает нас и объясняется знаками.
И мы говорим о Корчагине, о нем — победителе смерти. И никто из нас не падает духом. Мы многое еще сделаем для родины, так и передай друзьям…»
Пятовский вернулся в строй.
Мужество Корчагина, его страсть стали щитом и оружием для тех, кто испытал его трагическую участь. Духовная сила Корчагина коснулась и одухотворила не только тех, кто разделил с ним его судьбу. Она оказала влияние на окружающих, заставила их по-новому отнестись к самому представлению об инвалидности.
Телеграфистка Катя Михайлова из села Завод-Сузун в Сибири писала своей подруге: «Вернулся Николай с фронта, раненный в глаз. Он потерял зрение». Николай говорил Кате: «Теперь я никому не нужен. Вот если бы я был зрячий, то на меня обращали бы внимание, а теперь ни одна девушка не хочет итти за меня». Катя ухаживала за Николаем и полюбила его. Сузунские бабы стали говорить: «Наша телеграфистка выходит замуж за слепого». Спрашивали Катю: «Что же тебя заставляет выйти за слепого?» Она отвечала им: «Он слепой, да умный, а вы зрячие, да дуры…» Николаю она твердит: «Тебе трудно, но мы все любим тебя, потому что ты принес свою жертву за родину. Пусть же тебя воодушевляет образ Павки Корчагина…»
Другая девушка, Аня Месяцева со станции Калачинской Омской области, через газету «Комсомольская правда» разыскивала инвалида Отечественной войны Леню Надточий. «Тут вышла такая история, — писала Месяцева. — Леня потерял на войне ногу и глаз. И вот он не писал нам месяца три-четыре, а потом вдруг прислал моей подруге Тане записочку, в которой сообщает о своем ранении и извиняется перед нею за то, что ей пришлось на протяжении семи лет ждать его. Он думает, что Тане было бы неприятно принять его с таким увечьем. Своего адреса он не указал. Таня в горе, и мы все, их друзья, тоже горюем: как нам разыскать Леню и сказать ему, чтобы он немедленно приезжал к нам. Таня ждет его. И вот мы решили написать ему через газету…»
Далее Месяцева обращалась к майору Надточий:
«Ты хочешь свое горе пережить в одиночестве. Но нет, Леня, ты обижаешь нас, думая обо всех нас так плохо.
Конечно, первое время тебе будет тяжело. Но помни, Леня, умные слова: «Сумей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной для других». Помнишь Николая Островского, — он полжизни провел в постели, совершенно слепой, без движения, и все-таки он умел трудиться, веселиться, любить друзей и всем сердцем ненавидеть врагов. А ты, Леня, находишься в гораздо лучшем положении, чем он. Стало быть, тебе будет легче».
Островский и Корчагин выступают здесь не в роли прекраснодушных «утешителей». К ним, к их примеру неизменно прибегали как к нравственному авторитету, и Корчагин невольно становился судьей в самых интимных отношениях между людьми. Он судит — и ему верят; в споре, в столкновении чувств и переживаний обращаются к нему. Моральное влияние Корчагина позволяло раскрыться тонкости чувств, нежности души, простоте человеческих переживаний, побуждений, порывов. Это возвышающее, облагораживающее влияние отчетливо прослеживалось в сходных обстоятельствах — в бою с врагом, в борьбе с недугом, в битве за жизнь — и притом за жизнь, до последней капли крови посвященную родине, отданную на пользу народу.
Для определения состава морской воды нет необходимости вычерпать море, — достаточно одной капли. И по гребню волны мы узнаем силу ветра.
Приведенные документы рассказывают о том, как жизнь дописывает роман Островского.
Перед нами открылось поколение Корчагиных. Да, поколение людей, в котором каждый несет какие-то черты Корчагина, проявляет хотя бы частицу свойств и качеств, присущих герою произведения Островского.
Иначе и не могло быть. Ибо героический характер Корчагина — живое олицетворение тех черт, которые воспитывает в советском народе большевистская партия, растит советское государство, укрепляет социалистическое общество. Это черты нового человека, пришедшего в мир, черты людей сталинской эпохи.
«Человеческое сознание, — писал Карл Маркс, — есть общественный продукт». Литературный герой, как и всякий образ искусства, отражает реальную жизнь. Грандиозный процесс формирования нового человеческого характера, процесс воспитания новых качеств в народе совершается в действительности в результате советской системы, в результате неутомимой работы большевистской партии. Мировоззрение Ленина — Сталина, б духе которого растет и развивается сознание советского человека, является решающим условием для формирование всех тех качеств, которые присущи герою нашего времени. Только потому и могли книги Островского оказать такое огромное воздействие на сознание современников, что Павел Корчагин, Андрий Птаха и другие воплотили в себе такие черты и такой характер, которые воспитывает в народе партия Ленина — Сталина. Большевистская идейность является их глубочайшей сущностью, их душой. И она-то помогает формировать другие души. Корчагин потому и мог стать примером для подражания, мог повести за собой других людей, что сам был представителем того коммунистического авангарда, который ведет за собою массы.
Красота искусства неотделима от красоты людей, от красоты нравственного мира, в котором и которым живет искусство. Произведения Островского защищают и утверждают именно эти эстетические критерии.
«Нельзя считать случайностью, — говорил В. М. Молотов, — что ныне лучшие произведения литературы принадлежат перу писателей, которые чувствуют свою неразрывную идейную связь с коммунизмом»[120].
Авторы новых произведений о нашей жизни, воссоздавая правду жизни, упоминают о Корчагине, ссылаясь на него, как на бытующую реальность. Так встречаемся мы с Корчагиным в «Молодой гвардии» А. Фадеева, в «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого, в «Кружилихе» В. Пановой, в «Знаменосцах» А. Гончара, в повести «Трое в серых шинелях» молодого писателя В. Добровольского… Кошевой и Мересьев, Таня и Сиверцев, Черкашин, Чемезов и другие новые герои литературы испытали на себе влияние Корчагина.
В тетрадке, куда Жора Арутюнянц заносил названия прочитанных книг, на первом месте стояло: «Н. Островский. «Как закалялась сталь». Вот здорово».
Среди дорогих сердцу Ули Громовой мыслей мы также находим ссылку на Корчагина: «Самое дорогое у человека — жизнь…» Краснодонцы не только переписывали страницы романа о Корчагине в свои школьные тетради, — делом своей короткой юной жизни они словно бы продолжали любимую книгу. Облик молодого человека Советской страны, образ его мыслей, направление его стремлений, характер его поступков и действий — все основное, коренное, что определяет человека, осталось таким же для Олега Кошевого, как и для Павла Корчагина.
Мать Олега Кошевого писала матери Николая Островского:
«Впервые книгу «Как закалялась сталь» Олег прочел на украинском языке, будучи учеником 6-го класса. Надо сказать, что Олег читал вообще очень много книг, но ни к одной из них он не имел такого пристрастия, как к книге Островского. Помнится мне, Олег принес домой и сразу начал читать. Все в доме уже давно спали, и я вдруг услышала громкий разговор, доносившийся из комнаты Олега. Я была удивлена и немало испугалась. Кто бы мог в такое позднее время (а было около четырех часов ночи) говорить у нас в доме, да еще в Олешковой спальне? Когда я зашла к нему в комнату, я увидела его одного лежащим в кровати и произносившим беспрерывно: «Вот это Павка, вот это молодец!»
На мой вопрос: «О чем ты говоришь и почему не спишь?» — он ответил: «Мамунька, ты не сердись за то, что до сих пор не сплю. Я читаю такую книгу, что не могу оторваться. Но я сейчас буду спать. А когда я уйду в школу, ты, — пожалуйста, постарайся прочитать ее вот до этого места. А тогда я дальше буду продолжать читать вслух вместе с тобой. Только дай слово, что ни одной странички больше без меня». И он указал мне главу седьмую.
Я взяла у него книгу и пообещала исполнить его просьбу. Но я так была увлечена чтением, что, пока пришел Олежек из школы, уже далеко обогнала его. Остальную же часть книги мы читали вместе. Окончив книгу, Олег поделился со мной своими впечатлениями и спросил меня:
«Мамка, а можно ли научиться быть таким, как Павка: выносливым, терпеливым и закаленным, именно как сталь?»
И, не дожидаясь ответа, продолжал:
«Я буду во всем подражать Павке. Но то, о чем говорил он, мне, наверное, не придется говорить, ибо Корчагин в мои годы пережил тяжелые испытания, участвуя в революционной борьбе за молодую советскую власть. А мы, молодые пионеры, такой тяжелой жизни не знаем. Мы растем счастливыми, нам везде и всюду открыты двери, в любые учебные заведения, и мы можем свободно выбирать себе любую профессию. Я, мамка, обещаю тебе, что буду вырабатывать и в себе все те качества характера, какие были у Корчагина. Я буду постоянно учиться на «отлично», буду примерным среди всех юношей, я буду помогать отстающим. А если на нашу страну нападет враг и захочет отнять у нас, советских людей, все то, чем мы пользуемся и что дал нам Сталин, то я, мамка, тоже буду драться за это, как Корчагин, сколько бы лет мне ни было».
…Вторично Олег прочел две книги Островского на русском языке весной 1942 года, будучи учеником 9-го класса и комсомольцем. Безусловно, что на этот раз Олег, имеющий свои реальные взгляды на жизнь, прочувствовал эти книги гораздо глубже. Они послужили ему хорошей школой и путеводной звездой в дальнейшей его жизни и борьбе.
Путь моего сына во многом похож на путь Корчагина даже в его интимной жизни. Олег подражал Корчагину во всем.
У Олега была любимая девушка Лина. В трудные дни немецкой оккупации он порвал с ней дружеские отношения, не найдя в ней хорошего друга в борьбе с немецкими захватчиками. Она, как и Тоня Туманова, была проникнута духом дешевого индивидуализма и мещанской психологии. Я видела, что ему трудно было переносить этот разрыв, и советовала ему помириться с ней. Но он и тогда поставил в пример Павку, заявив, что любовь не должна служить барьером на пути революционной борьбы, а наоборот, настоящая любовь должна являться движущей силой, вдохновляющей на подвиг. А коль такого понятия у Лины нет — с этого дня я ее выбрасываю из своей памяти».
Надо сказать, что Олег по трудно разрешимым жизненным вопросам чаще всего обращался за советом к двум бессмертным книгам Островского. Стоило кому-нибудь приуныть или захандрить, как Олег брал с этажерки книгу и приводил примеры из жизни Корчагина; в особенности он ссылался на вторую часть романа, где ярко выражен волевой характер борца-революционера. От себя же Олег добавлял:
«Слышали и прочувствовали ли то, что я сейчас прочел? Так вот, чтобы я не видел больше уныния и кислых выражений на ваших лицах. Понятно?» И тут же в шуточном тоне он добавлял: «Если не понятно, советую вам, «синьор» или «мадемуазель», обратиться за советами к бессмертному Островскому, по адресу: комната Олега Кошевого, этажерка, том № 1, на верхней полке».
Но вот настали черные дни в жизни Олега, когда он впервые приуныл, — это были дни немецкой оккупации. И тогда Олег вспомнил о Павке Корчагине, о том, что не все еще потеряно, что надо искать выход. Озаренный идеей борьбы, он стал на твердый путь — на путь Корчагина. Олег сколотил вокруг себя группу друзей, читал им отрывки из «Как закалялась сталь» и «Рожденных бурей». Он прививал своим друзьям любовь к родине, жгучую ненависть к врагу. Он укреплял их веру в свои силы, веру в окончательный разгром немецкого фашизма. Олег любил повторять своим товарищам по оружию слова Корчагина: «Самое дорогое у человека — жизнь…» И, как бы продолжая замечательные слова Корчагина, он добавлял: «Трус умирает два раза без славы, а смелый — один раз, но как герой».
Олег и его друзья умерли героями, отдав свою жизнь за освобождение человечества
Я, мать Олега, хочу выразить вам свою большую благодарность, что вы воспитали такого супа, бессмертного большевика и талантливейшего пролетарского писателя, который сыграл огромную роль в воспитании моего сына, в революционной борьбе против мирового зла человечества — фашизма. Миллионы молодых людей, подражая Корчагину, показывали и показывают сейчас образцы беспримерной любви и служения родине и великому Сталину»[121].
Так продолжалась линия Корчагина.
Летчик А. Маресьев — Герой Советского Союза и герой «Повести о настоящем человеке» — пережил трагедию Павла Корчагина; он потерял в бою обе ноги и выбыл из строя. «Стоит ли бороться за выздоровление? — думалось ему. — Что сулит оно? Ведь я не буду больше полезен обществу в ту меру сил, в которую я привык жить и работать. Быть может, я стану обузой для общества…»
Маресьев родился и вырос в советское время: был октябренком, пионером, комсомольцем… Все, чему учила его советская жизнь, противоречило такому образу мыслей. Перед глазами стоял пример Островского — Корчагина. Он говорил ему: «Не все еще потеряно. Можно еще бороться. До сих пор не было случая, чтобы безногие управляли самолетом. Что же с того? Мало ли чего не было до сих пор! Ты не имеешь права отказываться от своей цели, пока не исчерпал все возможности».
В статье «Школа настоящих людей», напечатанной в «Комсомольской правде», А. Маресьев писал: «Настоящий советский человек — это тот, кто всегда подчиняет свои личные интересы интересам общего дела, честно и до конца выполняет свой долг перед обществом, который ставит перед собой трудные цели и стремится к ним, несмотря ни на какие лишения…»
Таких «настоящих» людей у нас миллионы. Их становится все больше и больше.
Тяжело жилось маленькой Тане (роман «Кружилиха»), эвакуированной вместе с матерью из голодного, оледенелого блокадного Ленинграда, но вдали от родного города, как с верным другом, советовалась она с Павлом Корчагиным:
«Таня дочитала книгу, закрыла ее, закрыла глаза и положила щеку на переплат. «Как закалялась сталь» было написано на переплете. На щеках Тани, под ресницами блестели слезы…»
Герой повести «Трое в серых шинелях» В. Добровольского Виктор Черкашин, для которого «жить — значит, приносить пользу», на просьбу тяжело раненного Чемезова принести что-нибудь почитать, не задумываясь, отнес ему «Как закалялась сталь».
Душа Чемезова была «убита войной». Виктора передернуло от ужаса, когда он, в очередной раз, встретился с Чемезовым в госпитале. Человек еще жил, а мозг перестал работать. «Я уже мертвец», — говорил Чемезов. «Это кажется, — пытался успокоить его Черкашин, — мнительность такая бывает. Главное — воля».
«Чемезов ничего не ответил. Он уже не был так резок и угловат, как в первые дни их свиданий. Книга «Как закалялась сталь» лежала на тумбочке.
— Островский был писателем, — сказал Чемезов грустно.
— Островский стал писателем, — поправил Виктор. — Он переменил оружие, взял в руки перо, но остался в строю.
— Мое оружие — мускулы, — перебил Чемезов, тяжело дыша. — Оно уничтожено. Я не философ и не писатель. Не знаю, что такое подвиг, но что-то подобное я делал на войне. А теперь я — мешок с костями, насмешка.
Слова были тихие и грустные, и их было очень больно слушать. Виктор сказал, не отводя глаз от потемневшего лица Чемезова:
— Мне кажется, что настоящий подвиг — это только такой, который имеет продолжение. Тогда это подвиг.
Чемезов приподнялся на локте, спросил сердито:
— Какой же подвиг я могу еще сделать?
— Жить, — ответил Виктор, глядя в его испуганные мутные глаза.
Они помолчали. Ранние зимние сумерки за окном часто озарялись синими вспышками — проходили трамваи. Где-то в коридоре или, может быть, в соседней палате заиграло радио. Знакомый марш, который запомнился по цирку.
Чемезов взял с тумбочки книгу, перелистал, сказал глухо:
— Жалко, что я не Корчагин.
Но ведь Майя говорила: я не могу быть Олегом Кошевым. Это вызывало протест. Виктор сам всегда ясно чувствовал в себе потребность в жизненном идеале. В детстве он хотел быть похожим на Чапаева, в юности — на Чкалова, в войне — на Корчагина. Он проверял себя по другим людям, которые, по его мнению, были лучше его. Он был согласен с Гольдбергом, что в жизни никогда не поздно учиться. Его раздражало нежелание людей воспитывать себя. «Я не могу быть Кошевым». А ты старайся, бейся за это, карабкайся на эту вершину, обдирая в кровь руки и ноги. И знай, что это и есть жизнь».
И Корчагин в конце концов «воскресил» душу Чемезова.
Гвардии лейтенант Саша Сиверцев из «Знаменосцев» был тяжело ранен в глаза. «Ему, бедняге, ничего уже не суждено видеть», — сказал о нем Шовкун. А ведь Сиверцев больше всего боялся потерять зрение, — он мечтал стать художником.
«…В одно мгновение отошло в сторону все, о чем мечталось. Нет художественного института.
Пускай! Однако жить буду, — мысленно произнес он себе с ожесточенным мужеством. — Скажи: ведь жил как-то Павка Корчагин, наш старший брат?..»
Павел Корчагин стал старшим братом сегодняшней советской молодежи. Островский сказал о нем правдивое, страстное, умное слово — и сказанное писателем было услышано народом, советской молодежью. Поэт нового ее поколения Константин Симонов писал об Островском:
Мне кажется, он поднимается снова…
Мне кажется, жесткий, сомкнувшийся рот
Разжался, чтоб крикнуть последнее слово,
Последнее, гневное слово — «вперед!».
Пусть каждый, как найденную подкову,
Себе это слово на счастье берет.
Суровое слово, веселое слово,
Единственно верное слово — «вперед!».
Новые поколения Советской страны взяли себе на счастье суровое, веселое, верное слово Островского. Оно было плодоносным и живым, это слово.
Как в детях мы узнаем черты отцов, так в нынешней молодежи, в героях новых произведений советской литературы мы видим корчагинские черты, корчагинский неукротимый дух, стойкость и бесстрашие в борьбе.
Павлу Корчагину была еще знакома старая жизнь, он заглянул «на ее дно, в колодезь, и затхлой плесенью, болотной сыростью пахнуло на него…» Он бесстрашно ринулся на борьбу, чтобы завоевать новый мир: ринулся от тьмы к свету, из старого мира — в иной, еще не бывший, совсем новый, загадочный и манящий.
Комсомольско-молодежная бригада имени Павла Корчагина, обслуживающая паровоз «Н. Островский». Депо Шепетовка (1950).
Олег Кошевой же знал старую жизнь только по книгам и рассказам старших. Он принадлежал к тому поколению, о котором Ленин говорил в 1919 году:
«Внуки наши, как диковинку, будут рассматривать документы и памятники эпохи капиталистического строя. С трудом смогут они представить себе, каким образом могла находиться в частных руках торговля предметами первой необходимости, как могли принадлежать фабрики и заводы отдельным лицам, как мог один человек эксплуатировать другого, как могли существовать люди, не занимавшиеся трудом»[122].
Боевой экипаж танка «Николай Островский», участвовавшего в боях на Орловско-Курской дуге (1943).
Корчагины боролись за то, чтобы «сказку сделать былью», а Кошевые уже жили в этой завоеванной социалистической были и пользовались всеми благами Сталинской Конституции. Они выросли вместе с советским строем, и в их образе нашли свое наиболее красноречивое выражение достижения этого строя, его культура, его созидательный пафос. Естественно, что Олег Кошевой в смысле знаний, культуры стоит уже на новой, более высокой ступени, чем Корчагин; он опирается на весь опыт миллионов Корчагиных, опыт большевистской партии в строительстве и защите социализма.
Во имя того, чтобы выросли Кошевые, бился и отдал свою жизнь Николай Островский.
Это была жизнь пламенного большевика, беззаветно, до конца отданная великому делу коммунизма; жизнь верного сына партии Ленина-Сталина, сражавшегося до последнего своего дыхания за ее бессмертные идеи; прекрасная жизнь, полная огня и отваги. Николай Островский сгорел дотла и только потому умер.
Но такие, как он, не умирают! Широким и твердым шагом идет Островский — Корчагин вместе с нами к высотам коммунизма.
В тех самых Киевских железнодорожных мастерских, где некогда работал Островский, трудятся сейчас бригады его имени, и лучшие производственники считают за честь называть себя «корчагинцами».
На доску почета московского инструментального завода «Фрезер» занесены стахановцы, новаторы производства из бригад имени Павла Корчагина. Они помнят слова Островского:
«…Недостоин звания героя тот, кто хорошо сражался на фронтах, а сейчас неспособен быть передовым бойцом. Труд, ставший делом чести, делом славы, делом доблести и геройства, рождает новых героев, не менее мужественных…»
В одной из газетных телеграмм мы прочитали о том, как воодушевляет пример Островского молодых бойцов сталинской послевоенной пятилетки.
В Днепропетровске, на участке слесарной мастерской вагоноремонтного завода имени Кирова, где работает молодежная бригада ремонтников комсомольца Юрия Авраменко, висит большой портрет писателя Николая Островского. Эта бригада, рассказывается далее в телеграмме, ежемесячно перевыполняет план. Вместо 30 вагонов они ремонтируют 36–40 вагонов в месяц. И словно бы рапортуя тому, чье имя носит их бригада, комсомольцы послали в музей Н. Островского письмо с подробным рассказом о своих методах работы и о том, как уже в ноябре 1949 года комсомольская бригада имени Н. А. Островского завершила выполнение пятилетнего плана и отремонтировала вдобавок 35 вагонов сверх плана.
Молодые рабочие Электрометизного завода (Москва) подали заявление в комсомольский комитет. Они писали:
«Мы восхищаемся трудовыми подвигами Павла Корчагина на строительстве узкоколейной железной дороги. Наша бригада решила работать по-корчагински, поэтому мы называем себя «корчагинцами» и просим комсомольскую организацию завода закрепить за нами это высокое для нас имя».
Бригады имени Островского и Корчагина работают на «Красном выборжце», «Электросиле» (Ленинград), на заводе измерительных приборов (Краснодар), на нефтяных вышках (Грозный)…
Старый рижский токарь с электротехнического завода «ВЭФ» подходит к молодому бригадиру и говорит:
«— Какое имя носит твоя бригада?
— Олега Кошевого!
— Я собрал девушек и тоже организую бригаду. Они хотят назвать ее именем Павла Корчагина…»
Эстонский поэт Юхан Шмуул написал поэму «Парни из Ярвесуу».
Это поэма о молодежной бригаде, работающей на строительстве колхозной электростанции. Бригада состоит из двенадцати безусых юнцов, и электростанция, которую они строят, становится тем самым путем, что ведет их в большую, настоящую жизнь.
Кто же напутствует их? Кто учит их преодолевать преграды и итти только вперед?
Поэт рассказывает:
Сходит к нам с книжной страницы
сам
Корчагин.
И просит слова.
…Боярка. Осень. Разбитый разъезд
уныньем ночным их встретил.
Из самых невероятных мест
пронзительный дует ветер…
Рассказ о подвиге комсомольцев в Боярке вызывает в памяти страницы романа. И «парни из Ярвесуу» —
…слушают жадно, с открытым ртом,
уставившись взглядом вдаль,
о том, как учила борьба,
о том,
как закалялась сталь.
Ну, книга!
Попробуй такое, мудрец,
чернилами напиши.
Так может лишь кровью писать боец —
знаток человечьей души!
Великая книга!
Любая из строк
вопросом стоит отныне:
— Смогу ли
то, что Корчагин смог?
Смогу ли,
что Павел вынес?
Дорогое имя попрежнему служит возвышающим образцом.
Пароход «Н. Островский» на Азовском море (1950).
Девушка-колхозница отказалась было от трудного задания; она считала себя неподготовленной и боялась его. Но вот она открыла книгу и, прочитав напечатанные в ней строки, почувствовала, что краснеет до корней волос.
«Трус в нашей стране — это презренное существо, — читала она. — Мы не понимаем, мы не можем себе представить, откуда могут рождаться трусы, когда жизнь прекрасна, когда каждый шаг борьбы зовет нас к победе… Мужество рождается в борьбе, мужество воспитывается изо дня в день в упорном сопротивлении трудностям. И девиз нашей молодежи — это мужество, это упорство, это настойчивость, это преодоление всех препятствий».
Ее охватило волнение. Устами Николая Островского говорила с ней ее совесть. «Несколько раз я перечитала это место»[123], — пишет она. И девушка взялась за дело: она стала звеньевой, мастером высокого урожая. Ей присвоили звание Героя Социалистического Труда.
Можно привести множество подобных фактов — ярчайших свидетельств сегодняшней живой и активной силы Островского.
Машинисты водят паровозы «Николай Островский», летчики — самолеты «Николай Островский», танкисты — танки «Николай Островский», моряки-пароходы «Николай Островский», комбайнеры — комбайны «Николай Островский»…
Молодежь свободной демократической Болгарии строит новую жизнь, следуя примеру советской молодежи. Среди отрядов строителей Димитровграда есть отряд имени Павла Корчагина. Болгарский писатель рассказывает о строительстве железобетонного моста через горный перевал на Хаинбоазе и называет молодых героев стройки «юными Корчагиными».
Не умереть страшно было Островскому — страшно было не жить.
Но он жил и жив!
Он жив сегодня и будет жить в поколениях.
Бессмертно счастье героя, который стал единым целым со своим великим, героическим народом, ведущим человечество вперед и выше — к коммунизму.