V. В ПОДПОЛЬНЫХ КРУЖКАХ ПЕТЕРБУРГСКИХ РАБОЧИХ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

V. В ПОДПОЛЬНЫХ КРУЖКАХ ПЕТЕРБУРГСКИХ РАБОЧИХ

Осенью 1893 года в Петербург приехал Ленин. В очень короткий срок «необыкновенно глубокое знание Маркса, умение применять марксизм к экономической и политической обстановке России того времени, горячая, несокрушимая вера в победу рабочего дела, выдающийся организационный талант — все это сделало Ленина признанным руководителем петербургских марксистов»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 17–18.}.

Лучшие силы петербургских социал-демократов (Г. М. Кржижановский, А. А Ванеев, Л. М. Книпович, Н. К. Крупская, З. П. Невзорова и др.), начинавших работу в подпольных кружках, сплотились вокруг Ленина.

Ленин поставил своей важнейшей задачей объединить разрозненные подпольные кружки в единый, революционно действующий рабочий союз. Такого рода объединение рабочих должно было, по мысли Ленина, стать основой, зародышем революционной партии, опирающейся на широкое рабочее движение. В течение последующих (1894–1895) лет Ленин неуклонно, со всей присущей ему силой и твердостью, борется за осуществление намеченной великой задачи.

Ленин сыграл важнейшую роль в объединении первых социал-демократических кружков Петербурга. В 1895 году Владимир Ильич объединил около 20 кружков в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Это объединение, это создание единого союза имело поистине историческое значение, так как организацией «Союза борьбы» Ленин подготовил создание революционной марксистской рабочей партии.

«Союз борьбы за освобождение рабочего класса» «не только занимался революционным просвещением—пропагандой, но и агитацией среди рабочих, он руководил массовым рабочим движением. Знаменитая стачка 1896 года в Петербурге происходила уже под руководством петербургского «Союза борьбы».

В то время не только отдельные товарищи, но и целые кружки, чтобы труднее было полиции их выследить, назывались разными кличками вместо настоящего имени. Ленина называли «Стариком», «стариками» звали и других его сторонников, хотя они были сравнительно молодыми еще людьми, не достигшими 30 лет»{Ем. Ярославский. Биография В. И. Ленина. М., 1940, стр. 28.}.

Летом 1896 года в столице произошла забастовка текстильщиков, принявшая по тому времени большие размеры. Достаточно вспомнить, что 17 бумагопрядильных фабрик сразу, выполняя решение стачечного комитета, прекратили работу. Эта быстрота и, главное, одновременность забастовки, показывавшая значительную спайку, организованность рабочих, в сильной степени обеспокоили предпринимателей и власти. Остановились крупнейшие мануфактуры — Екатерингофская, Калинкинская, Митрофановская, Невская…

Через 3–5 дней к забастовавшим рабочим присоединился еще целый ряд фабрик и заводов, расположенных за Невской заставой, в районе Нарвской заставы, на Охте. Полиция с огромной тревогой доносила в министерство внутренних дел, что число забастовавших достигло 35 тысяч.

Эта забастовка внушила революционерам уверенность в силу рабочего класса, показала, какая мощь таится в столичном пролетариате. А. И. Ульянова-Елизарова в своих «Воспоминаниях об Ильиче» пишет:

«Какое-то окно открылось в душном и спертом каземате российского самодержавия, и все мы с жадностью вдыхали свежий воздух и чувствовали себя бодрыми и энергичными, как никогда»{А. И. Ульянова-Елизарова. Воспоминания об Ильиче. М., 1934, стр. 68.}.

Стачка текстильщиков дала вместе с тем толчок для дальнейшего развития подпольных социал-демократических кружков, для продолжения работы организованного Лениным «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Ленин так направлял и организовывал работу своих сотоварищей по руководству подпольными рабочими кружками, чтобы добиться в возможно широком масштабе соединения социализма с рабочим движением. Руководители «Союза борьбы» на материале самой действительности воспитывали петербургских металлистов и ткачей политически.

Условия работы на петербургских заводах и фабриках были в то время крайне тяжелы. Они с исключительной правдивостью запечатлены в воспоминаниях одного из верных учеников Ленина — Ивана Васильевича Бабушкина. Вот описание рабочего «дня» на Семянниковском заводе в Петербурге:

«Идя перед вечером через мастерскую нижним этажом, мы с озлоблением смотрели на висевший у стены фонарь, в котором горела свеча, а на стеклах была надпись: «Сегодня полночь: работать от 7 ч. Вечера до 11,5 ч. вечера» или «Сегодня ночь: работать от 7,5 ч. вечера до 2,5 ч. ночи». Эти надписи чередовались изо дня в день, то-есть сегодня полночь, завтра ночь. Таким образом, приходилось вырабатывать от 35 до 45 рабочих дней в месяц, что на своеобразном остроумном языке семянниковцев выражалось так: «у меня или у тебя в этом месяце больше дней чем у самого бога»; и действительно, несчастными полночами и ночами иногда нагоняли в течение месяца до 20 лишних дней»{«Воспоминания И. В. Бабушкина (1893–1900 гг.)». Л., 1925, стр 36.}.

Рабочие трудились до изнеможения, до обмороков. И. В. Бабушкин вспоминает, что, измученный этой бесконечной, низкооплачиваемой сверхурочной работой, он прямо-таки засыпал на ходу и нередко просыпался от удара… лбом о фонарный столб. Незабываемы его описания рабочих каморок, похожих скорее на нору зверя, чем на жилище тружеников столицы в самом конце XIX века:

«У нас пропала охота осматривать дальше общую кухню, прачечную и помещение для семейных, где серая обстановка скрашивалась лишь одеялом, составленным из бесчисленного множества разного рода лоскуточков ярких цветов и которое покрывало кровать, завешенную пологом. Полог служил двум целям: с одной стороны, он должен был прикрыть нищету, с другой — он удовлетворял чувству элементарной стыдливости, ибо рядом стояла такая же семейная кровать с такой же семейной жизнью. Все это было слишком ужасно и подавляло меня…»

Таковы были условия существования рабочих не на одном Семянниковском заводе. И эти живые, конкретные факты повседневной жизни руководители подпольных рабочих кружков умело использовали на занятиях со своими слушателями-рабочими. Иван Васильевич рассказывает, как руководил одним из марксистских рабочих кружков Ленин. Члены этого подпольного кружка, организованного Лениным, обычно собирались в комнате Бабушкина. В кружке было всего 6–8 человек. С каким вниманием, с каким интересом слушали они объяснения своего лектора!

Ленин начал «занятия по политической экономии, по Марксу. Лектор излагал нам эту науку словесно, без всякой тетради, часто стараясь вызвать у нас или возражения или желание завязать спор, и тогда Подзадоривал, заставляя одного доказывать другому справедливость своей точки зрения на данный вопрос. Таким образом, наши лекции носили характер очень живой, интересный, с претензией к навыку стать ораторами; этот способ занятий служил лучшим средством уяснения данного вопроса слушателями. Мы все бывали очень довольны этими лекциями и постоянно восхищались умом нашего лектора…»{«Воспоминания И. В. Бабушкина (1893–1900 гг.)». Л., 1925, стр. 51.}

Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», как определил сам Ленин, являлся зачатком революционной партии, опирающейся на рабочее движение.

«Ленин ставил перед «Союзом борьбы» задачу связаться теснее с массовым рабочим движением и политически руководить им. От пропаганды марксизма среди небольшого количества передовых рабочих, собранных в пропагандистских кружках, Ленин предложил перейти к злободневной политической агитации среди широких масс рабочего класса. Этот поворот в сторону массовой агитации имел серьезное значение для дальнейшего развития рабочего движения в России»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 18.}.

Повсюду — в Москве, Тифлисе, Костроме, Ярославле, Ростове на Дону, Киеве, Самаре, Казани — в десятках городов европейской и азиатской части России возникают марксистские организации, растут социал-демократические подпольные рабочие кружки.

Работа Владимира Ильича по объединению и укреплению рядов «Союза борьбы», а также по руководству движением находила широчайший отклик среди молодежи, тяготевшей к социал-демократическому движению, к марксизму. Исключительное значение для формирования российской социал-демократической рабочей партии имела написанная Лениным в 1894 году в Петербурге работа «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». В этом классическом произведении Ленин гениально завершил идейный разгром народничества, показав всю никчемность и фальшь народников. Ленин негодующе-ироническими, меткими словами заклеймил позицию народников, отказавшихся, по сути дела, от революционной борьбы с правительством и думающих, «что если попросить хорошенько да поласковее у этого правительства, то оно может все хорошо устроить»{В. И. Ленин. Соч., изд. 4, т. 1, стр. 242.}.

Ленин выдвинул совершенно иной, принципиально отличный путь борьбы с самодержавием: путь организации из разрозненных рабочих кружков единой социалистической рабочей партии.

Важное значение для формирования социал-демократических организаций на местах имела написанная Лениным (совместно с И. В. Бабушкиным) в конце 1894 года прокламация — обращение к бастующим рабочим Семянниковского завода и написанная В. И. Лениным осенью 1895 года большая листовка «К рабочим и работницам фабрики Торнтона».

Ц. С. Зеликсон-Бобровская, работавшая в эти годы в рабочих подпольных кружках, вспоминает:

«Карманы Елены (приятельница Ц. С. Зеликсон-Бобровской, ученица петербургских фельдшерских курсов, приехавшая к своей подруге в город Велиж. — M. H.) полны нелегальщины, привезенной ею из Петербурга, напечатанными на гектографе воззваниями к бастующим ткачам и прядильщикам.

Среди этих коротких листков есть одна более объемистая листовка, озаглавленная «К рабочим и работницам фабрики Торнтона».

Про эту листовку Елена рассказывает, что она была выпущена осенью 1895 года, когда к общей забастовке ткачей и прядильщиков еще только шла подготовительная работа, что написана она человеком, вскоре после того очутившимся в тюрьме, где он пребывает и сейчас. Зовут этого человека «Старик». Сидя в тюрьме, он руководит повседневной революционной работой петербургских социал-демократов, связь с которыми не прерывалась у него и после ареста. Настоящей фамилии «Старика» она не знает, но если бы и знала, не стала бы сообщать, строго придерживась конспирации»{Ц. С. Зеликсон-Бобровская. Незабываемые встречи. Воспоминания о Ленине. M., 1947, стр. 8.}.

Уже в то время Ленин обращал внимание не только на идейный разгром народничества. Он также решительно выступал и против «легальных марксистов»{«Легальными марксистами» называли буржуазных интеллигентов, «попутчиков» революционного движения пролетариата, выхолащивавших важнейшие стороны марксизма (учение о диктатуре пролетариата, вооруженном захвате власти и т. д.). Они пытались «приспособить марксизм к условиям российской действительности» и печатали свои статьи в разрешенных правительством (легальных) газетах и журналах.}, среди которых главную роль играл П. Б. Струве. После поездки за границу (в мае 1895 года), а затем посещения Вильны, Москвы. Орехово-Зуева Владимир Ильич прилагает все усилия для создания единой рабочей партии. Период работы в разрозненных рабочих кружках должен был, по гениальному плану Ленина, завершиться организацией всероссийской партии социал-демократов. Владимир Ильич работает над выпуском нелегальной газеты «Рабочее Дело». Для этой газеты Ленин пишет статью «К русским рабочим» и статью «О чем думают наши министры?».

Кипучая деятельность руководителя «Союза борьбы» была прервана неожиданно: в ночь на 9(21) декабря 1895 года Ленин был арестован и отправлен в Дом предварительного заключения.

Однако и в тюремных условиях великий Ленин нашел способы и средства поддерживать теснейшие связи с товарищами из «Союза борьбы». В тюрьме Ленин написал проект программы партии, листовки о рабочем движении. Н. К. Крупская помогала Ленину переписываться с оставшимися на свободе членами «Союза борьбы» и пересылать «на волю» свои указания.

«Владимир Ильич, — вспоминает А. И. Ульянова-Елизарова, — был неистощим на хитрости и очень строг в конспирации, так что все обошлось для него счастливо, и рабочие читали его вновь выходящие воззвания и листовки, в то время как производилось строгое расследование жандармами прежних «преступлений» автора. Своим бодрым, деятельным настроением в тюрьме Владимир Ильич заражал и товарищей, умудряясь вести, несмотря на все запреты, переписку и сношения с ними»{А. И. Ульянов а-Елизарова. В. И. Ульянов (Н. Ленин). 1934, стр. 35.}. И вплоть до своей ссылки из Петербурга в далекое сибирское село Шушенское Владимир Ильич оказывал непосредственное влияние на работу «Союза борьбы».

Поэтому, когда осенью 1896 года Бауман приехал в Петербург, в столице деятельностью Ленина уже было подготовлено поле для широкой подпольной работы в рабочих кружках.

Бауман и В. Сущинский через две-три недели пребывания в столице ознакомились с положением дел в подпольных кружках и со всем энтузиазмом юности взялись за любимое дело. Еще в Казани Бауман находил пути к рабочим различных профессий необычайно быстро и умело. Но теперь в петербургских рабочих кружках он ведет дело глубже. Он озабочен прежде всего подбором и проверкой состава членов кружка, их отношением к своим занятиям. К горячности, энергии молодости у агитатора-петербуржца прибавился житейский опыт, опыт подпольной работы в слободках Казани. Петербургский рабочий класс, уже искушенный в организации стачек, в открытых выступлениях против предпринимателей и властей, давал несравненно большее поле деятельности для агитатора-пропагандиста марксизма, чем рабочие казанских фабричных слободок. К тому же агитатору было легче проникнуть на громадные петербургские заводы, окруженные со всех сторон жилыми домами. Заводы находились нередко почти в центральных районах столицы.

По воспоминаниям современника, Бауман «сходился с петербургскими металлистами, ткачами, судостроителями-рабочим и очень быстро и умело… его невольно привлекающая внимание манера говорить просто и доходчиво, уменье самые, казалось бы, мелкие, будничные вопросы рабочей жизни освещать, осмыслить в духе основных задач рабочего класса — все это через пару недель делало его другом многочисленных слушателей». Опыт борьбы с филерами, приобретенный уже в Казани, еще более обогатился в условиях Петербурга. Одним из наиболее удачных приемов, которыми пользовался Бауман для «потери следов», было «очищение водой». Этот прием, примененный еще народовольцами, состоял в следующем. Заметив за собой слежку, Бауман неторопливо, словно прогуливаясь, направлялся к Неве и подходил к перевозу. Как только ялик отчаливал, он прыгал в лодку и садился рядом с перевозчиком, говоря, что крайне торопится. В то же время «очищаемый водой» зорко смотрел на берег, где филер напрасно метался в поисках другого ялика. Переехав Неву, Бауман поспешно выскакивал из лодки и стремился уехать на конке в противоположный конец города. Умело он уходил от наблюдения и проходными дворами, разделявшими многоэтажные столичные здания. Лишь вечером, с противоположной огороды, приходил в этих случаях Бауман на свою квартиру. С такими же предосторожностями посещал Бауман и рабочих, в особенности Царева и Осипова, проживавших на Слоновой улице. Там (дом № 67, квартира 18) несколько раз происходили нелегальные сходки рабочих фабрик и заводов ближайшего района. По-двое, по-трое приходили на отдаленную Слоновую улицу члены подпольных рабочих кружков. С большими предосторожностями, в глубоких сумерках, пробирались туда же по окрестным пустырям и задворкам Бауман и его сотоварищи по руководству подпольными кружками — братья и сестра Сущинские и студент технологического института Александр Спицын. Как правило, пропагандисты никогда не ходили большой группой: два-три мастеровых, в субботний вечер пробиравшиеся «под хмельком» окраинными переулками, меньше привлекали внимание шпиков. Когда в комнате Царева или в просторных теплых сенях Осипова набиралось человек 15–20 рабочих, Бауман или Сущинский проводили очередную беседу-занятие кружка. Окна были самым тщательным образом закрыты плотными занавесками, и говорить старались не громко, хотя нередко в пылу спора хозяин квартиры, плотный, приземистый петербургский металлист, первый забывал о конспирации и с жаром, громко рассказывал об «очередном фокусе» заводчиков или владельца верфей.

В это же время Бауман был озабочен подысканием квартиры, достаточно отдаленной и обособленной, в которой можно было бы без большого риска проводить конспиративные собрания. Агентура охранного отделения отметила в своих ежедневных донесениях, что «Макар Иванович{Подпольная кличка H Э. Баумана в то время.} нередко встречался (в первой половине января и в начале февраля 1897 года) с лишенным всех прав состояния Александром Дементьевым, давно находившимся под негласным наблюдением как лицо, имеющее большое знакомство среди лиц, в политическом отношении крайне подозрительных». Бауман и Сущинский дважды посещали А. Дементьева в деревне Исаковке (Черновская улица, дом № 60), за Большой Охтой. Отдаленность этого пригорода и вместе с тем расположенные неподалеку от Охты крупные заводы и фабрики казались Бауману удобным местом для создания конспиративной квартиры. Бауману не удалось нанять поблизости от местожительства Дементьева конспиративную квартиру, но на квартире по Черновской улице он провел несколько собраний рабочих, разъясняя «Устав рабочей кассы», задачи «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». На этих собраниях (одно из них происходило 10 (23) марта вечером) присутствовали Сущинский, Пилипец, Царев, Осипов и около пятнадцати рабочих охтенских заводов и фабрик.

17 февраля (1 марта) Бауман провел нелегальное собрание с рабочими в одном из излюбленных петербургским рабочим людом «трактире 3-го разряда» — на углу Калашниковской набережной и Смольного проспекта.

Трактиры для ночных извозчиков, торговцев в разнос, ходивших по улицам с зари до глубокой ночи, были очень удобным местом для конспиративных встреч и собеседований.

Рабочие ночной смены заходили туда на часок выпить «пару чаю» в ожидании фабричного гудка, перекинуться в картишки или просто послушать хриплое пенье трактирной «машины», безустали заводимой проворными половыми — ярославцами или костромичами. Никого не удивляло поэтому, если в дальней горнице усаживалась целая компания молодых рабочих, требовавшая себе несколько «пар чаю» и немудреной закуски, вроде воблы, баранок и студня.

Николай Эрнестович раза два собирал там рабочих, среди которых были члены руководимых им кружков — Царев, Осипов, Пилипец и другие.

На одном из собраний Бауман читал «Устав рабочей кассы», сопровождая каждый параграф подробными объяснениями. Он стремился, чтобы этот важный документ как можно более отражал политические требования рабочих. Поэтому беседа затянулась заполночь. Уже прогудел в половине первого гудок за Нарвской заставой, а рабочие все еще не расходились. На этом же нелегальном собрании Николай Эрнестович передал одному из членов кружка 11 рублей для уплаты за квартиру.

14 (26) марта Бауман опять явился на конспиративное свидание в трактир «Кострома», находившийся на Большой Болотной улице. Там он беседовал с несколькими членами рабочего кружка, обсуждая события на Екатерининской мануфактуре — летнюю стачку рабочих, вынудившую администрацию фабрики пойти на уступки. В конце беседы Николай Эрнестович передал рабочему Пилипецу тщательно завернутые в газетную бумагу 10 экземпляров «Объяснения закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах». Это «Объяснение» написал Ленин осенью 1895 года; работа была в декабре нелегально издана в Петербурге отдельной брошюрой, и рабочие столицы зачитывались на собраниях подпольных кружков правдивым описанием своей жизни, мастерски нарисованным Лениным.

Рабочие подпольного кружка, руководимого Николаем Эрнестовичем, с увлечением читали также написанную И. В. Бабушкиным прокламацию «Что такое социалист и политический преступник?». Эту прокламацию Бауман распространил через кружковцев и в рабочих пригородах столицы{Помещена в сборнике «Листовки петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» 1895–1897 г.г.». М., 1940, стр. 20.}. Бауман передал Пилипецу и 80 экземпляров воззвания «Товарищи, почти каждый день мы не досчитываемся…». В этой прокламации метко и сжато описывалась «хитрая механика» хозяйских обсчетов и притеснений рабочих. «Чаепитие» в трактире затянулось, — лишь вечером Бауман и его слушатели поодиночке и по-двое, чтобы не привлекать внимания, разошлись из «Костромы».

Подобного рода «чаепития» или прогулки с двумя-тремя членами кружков по отдаленным окраинным улицам за заставой Бауман устраивал нередко. Целые дни уходили у него на организационно-пропагандистскую работу. И лишь поздней ночью приходил Николай Эрнестович на свою квартиру-«коммуну», где он жил совместно с братьями Сущинскими. «Коммуна» эта была достаточно своеобразной. В самом конце 1896 года Бауман и его друзья, в целях экономии и лучшего устройства бытовых мелочей, отнимавших массу драгоценного времени, решили устроить на своей квартире, на Каменном острове, «коммуну», отчасти под влиянием идей Чернышевского, а более всего из желания разгрузить каждого пропагандиста и агитатора рабочих кружков от «мелочей жизни». Обедать в кухмистерских зачастую было не по карману, так как сбережения, которые сделал Бауман, работая ветеринарным врачом, вскоре растаяли. Поэтому «коммунары» решили выбрать «организатора продовольственных закупок» и «казначея», которые и заботились по очереди об ежедневных обедах и ужинах. Все наличные средства и случайные заработки членов «коммуны» (от уроков, переписки, занятий в этнографическом обществе и т. п.) поступали в распоряжение «казначея». Такого рода «организация быта», по воспоминаниям «коммунаров», позволяла сэкономить немало времени для самообразования.

Занимаясь в подпольных кружках, помогая развитию сознания рабочего, Бауман ъ то же время усиленно работает над собой. Он по ночам читает и перечитывает тот «золотой фонд» пока еще немногочисленной марксистской литературы, который можно было получить в петербургских революционных кругах половины девяностых годов. С популярным изложением учения К. Маркса, данным Каутским («Экономическое учение К. Маркса»), Бауман ознакомился еще в Казани. Точно так же была прочтена и на многочисленных рефератах-собеседованиях с товарищами обсуждена работа Плеханова «Наши разногласия». Теперь же в столичных условиях можно было пополнить свои знания еще более глубокими марксистскими произведениями. Бауман с глубоким вниманием знакомится с работами Ленина — победоносным оружием развивающегося марксизма, в особенности с исключительно важной для окончательного разгрома народничества классической работой Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», а затем с написанной Лениным в конце 1894 и начале 1895 годов работой «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (отражение марксизма в буржуазной литературе)».

Эти классические произведения В. И. Ленина стали боевым, острым оружием революционных марксистов, направленным против народников и «легальных марксистов».

Одновременно Николай Эрнестович читает и перечитывает, делая многочисленные выписки, первый том «Капитала». В особенности большое впечатление произвели на него главы о первоначальном накоплении капитала.

Немало книг прочитал Бауман и по этнографии. В половине 1896 года он получил работу от этнографического общества и для выполнения поручения должен был расширить свои знания о быте, верованиях, одежде и особенностях земледелия национальных меньшинств на севере России. Кроме того, занятия этнографией давали «непрактикующему ветеринарному врачу», как Бауман иногда называл себя в шутку, средства для жизни.

Все новые и новые сведения об усилении рабочего движения поступали к руководителям подпольных кружков. Бауман и его соратники решили издавать пока непериодический, приуроченный к тем или иным событиям рабочей жизни, «Петербургский рабочий листок». Николай Эрнестович вместе с братьями Сущинскими и другими членами «Союза борьбы» деятельно участвовал в подборе материалов, а затем и в печатании «Листка». Январь и февраль 1897 года промелькнули в особо напряженной работе.

«Союз борьбы» решил организовать 1 мая демонстрацию рабочих.

После ареста «стариков», во главе с Лениным, руководить «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» стали новые люди, получившие название «молодых» (Катин-Ярцев, Тахтарев и др.). Вскоре выяснилось, что «молодые» неправильно понимают задачи рабочего движения, неправильно намечают пути дальнейшей борьбы рабочих. «Молодые» уже с начала 1896 года стали уклоняться от ленинского пути, от указаний Ленина о необходимости сочетания экономической борьбы с борьбой политической.

«Увлекшись стачечным движением, принявшим в Петербурге летом 1896 года широкие размеры, «молодые» в своей пропаганде и агитации выдвигали лозунги, отрывающие экономику от политики, принижающие политическую борьбу рабочего класса до борьбы за «пятачок», — пишет Ц. С. Зеликсон-Бобровская об этом периоде работы Н. Э. Баумана. — Бауману, ставшему деятельным пропагандистом, которого часто можно было встретить в рабочих районах столицы, приходилось вести идейную борьбу с этими «экономистами», с этими будущими меньшевиками»{Сборник «Н. Э. Бауман». М, 1937. стр. 12–13.}. Так, в практической живой работе среди подпольных кружков, в непрерывном, тесном общении с рабочими столицы, в борьбе с «молодыми» развивался пропагандист и агитатор «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Бауман энергично доказывал, что на маевке должны преобладать требования политического, а не узко экономического характера. Но «молодые» колебались: им казалось «все еще преждевременным» поднимать петербургских рабочих на чисто политическую борьбу{В феврале 1897 года Ленин, перед отъездом в ссылку в Восточную Сибирь, встретился «с другими освобожденными перед ссылкой «старыми» членами «Союза борьбы» и с «молодыми». На собрании «старых» и «молодых» членов «Союза» Ленин резко критикует намечающийся «экономизм» «молодых» (В. И. Ленин. Соч., изд. 4, т. 2, стр. 528).}. Бауман ссылался на указания «стариков», в особенности на директивы, полученные из Дома предварительного заключения от

— Ленина. Николай Эрнестович решил ориентировать членов своих подпольных кружков на первомайское лолитическое выступление. С каждым месяцем Бауман работал все напряженнее и плодотворнее. Но охранка и жандармерия усиленно разыскивали всю зиму 1896/97 года руководителей подпольных рабочих кружков и оставшихся на свободе членов «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В начале марта 1897 года в Петербурге, на Варшавском вокзале, был задержан уезжавший к себе на родину в Витебскую губернию член подпольного кружка рабочий Пилипец. В его вещах оказалось немало «литературы возмутительного содержания», как отметил департамент полиции (фонд департамента полиции, особый отдел — «Справка о революционной деятельности Н. Э. Баумана»): 10 экземпляров брошюры «Объяснения новых правил для рабочих», 5 экземпляров брошюры «Рабочий день», 4 экземпляра «Петербургского рабочего листка», 19 воззваний «Союза борьбы», датированных 6 марта 1897 года. На допросе Пилипец не выдержал и дал ряд ценных для жандармов признаний. Он показал, что все эти издания он получил от Баумана и что тот поручил ему распространить нелегальную литературу на одной из фабрик города Риги, где Пилипец работал до переезда в Петербург. Одновременно жандармское управление получило сведения от своих филеров и об участии Баумана в «коммуне» на Каменноостровском проспекте. Департамент полиции решил ликвидировать «очаг крамолы», и сам начальник петербургского охранного отделения полковник Пирамидов приступил к обыску и допросам членов «коммуны». Глубокой ночью в квартире, где проживал Бауман, раздался резкий стук: жандармы в сопровождении филеров и дворников явились с обыском. Многочисленные обыски, предпринятые жандармерией и полицией в марте 1897 года, обещали охранному отделению и жандармам «громкое дело», большой политический процесс. Кроме того, в охранных донесениях Бауман упоминался не раз как один из виднейших руководителей подпольных рабочих кружков. Поэтому полковник Пирамидов буквально поставил все вверх дном в небольшой комнатке, занимаемой Бауманом: жандармы взломали подоконник, подняли несколько половиц пола, выстукивали печь, думая найти там тайник для прокламаций, взрезали обивку дивана и усиленно копались в ней. Обыск длился около шести часов. Бауман вел себя крайне спокойно, изредка подавая иронические реплики-советы: как удобнее, по его мнению, «как бывшего хозяина комнаты», ломать пол, как сразу вывернуть наизнанку обивку кресла и т. п. Полковник бросал на него весьма нелюбезные взгляды, но держался достаточно корректно, ограничившись лишь одной угрозой:

— Посмотрим, каково будет ваше самообладание, когда вы годик-другой проведете в иной комнате!

Бауман в ответ на это усмехнулся и так же иронически попросил разрешения закурить, потому что от «его папиросы разыскиваемые жандармами рукописи пострадать вряд ли смогут».

Жандармы тщательно перечитали малейшую записку, каждую бумажку, найденную на письменном столе и в вещах Баумана. Полковник Пирамидов сосредоточенно составил особую «опись отобранного по обыскам, произведенным 20, 21 и 22 марта 1897 г. по списку под лит. Б»:

«Рукописные: 1. тетрадь, не сшитая, озаглавленная «Теория ценности и денег» — К. Маркса; 2. тетрадь, озаглавленная «Прибавочная стоимость»; 3. тетрадь из 9 листов по рабочему вопросу с указанием на полях авторов соответствующих сочинений».

Все это немедленно было весьма тщательно упаковано и перевязано. Пирамидов сделал на этих материалах крупную надпись: «Особые сведения к дознанию», и приступил к рассмотрению остальных документов. В опись отобранного при обыске у Баумана были затем включены дополнительные «материалы явно преступного содержания:

1. тетрадь, в которой помещен рассказ «Мокрая курица» тенденциозного содержания;

2. тетрадь с заметками по рабочему и общественному вопросам;

3. тетрадь, в которой трактуется о выработке программы для систематического чтения в социал-демократическом духе;

4. тетрадь, в коей изложены программы систематического чтения в том же духе».

В заключение жандармы отобрали и «приобщили к найденным противоправительственным материалам» около трех десятков книг, хотя и изданных в легальных типографиях с разрешения цензуры, но «подобранных для воздействия на рабочих в том же социал-демократическом направлении». Отобрана была вся переписка, включая письма родным в Казань, отобраны все фотографические карточки, лежавшие на столе и находившиеся в ящике письменного стола. Пирамидов и филеры с разочарованием вглядывались в эти карточки: ни одной фотографии лиц, работавших с Бауманом в подпольных кружках! Но полковник «приобщил к делу» даже карточки родных Баумана, внеся их в протокол обыска.

В «описи обыска» далее указано, что отобраны: «8. фотографические карточки Герцена и Лассаля». Когда пристав, торжествуя, поднес Пирамидову эти фотографии, жандармский полковник не удержался от насмешливого вопроса:

— Конечно, писателями интересуетесь?

Но Бауман вместо ответа хладнокровно указал ему на карточку И. А. Крылова:

— А вас, может быть, и баснописцы интересуют? Полковник побагровел, но сдержался и с особым старанием закончил «опись обыска»:

«10. револьвер, заряженный шестью патронами». Это «сугубо вещественное доказательство» он немедленно разрядил и завернул в особый пакет.

— Для чего револьвер у вас? Ведь это — оружие! — обратился он к Бауману.

— Знаю. И даже хорошее оружие, — спокойно ответил тот. — Но я ветеринарный врач и по роду своей работы могу иметь оружие для уничтожения острозаразных или заболевших бешенством животных.

Обыск закончился на рассвете. У подъезда уже стояла полицейская карета с маленькими окошечками, наглухо затянутыми шторами. В ней обычно отвозили арестованных в Дом предварительного заключения. Но Бауман вскоре понял, что его везут в какое-то иное место. Карета то и дело меняла направление, жандармы старались проехать окружным путем, минуя многолюдные улицы.

На попытку Николая Эрнестовича узнать, куда его везут, сидевшие рядом жандармы ответили угрюмым молчанием. Когда же карета мягко застучала колесами по торцовой настилке мостовой, а затем в окне на секунду мелькнула широкая, занесенная снегом лента Невы, Николай Эрнестович все понял.

«Петропавловская крепость…» — подумал он и решительным жестом потянул занавеску. Сомнений больше не оставалось: карета подъезжала к высоким стенам и бастионам крепости. И навеки в памяти запечатлелись просторы реки, одинокий водовоз у проруби да пара мальчишек с салазками… Жандарм грубо и резко, что-то угрожающе ворча в прокуренные до желтизны усы, задернул занавеску. Другой спутник, сидевший слева, хотел было схватить арестованного за руки, но Николай Эрнестович, усмехнувшись, засунул руки в рукава пальто и откинулся на сиденье. Он заставил себя успокоиться и на окрик жандарма: «Выходи!», не торопясь, вышел из кареты. Бауман сразу узнал железные решетчатые ворота Трубецкой куртины, бастионы, где столько лет томились народовольцы… Сколько же лет придется провести здесь ему?..

После тщательного обыска и переодевания в арестантское платье его повели на второй этаж. Он стал узником одиночной камеры № 56.