Танки идут не останавливаясь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Танки идут не останавливаясь

Январь 1945 года. Ночь на Мангушевском плацдарме на западном берегу Вислы.

Такого огромного количества войск, которые были бы сосредоточены на одном, сравнительно малом куске земли, я ни разу не видел за годы войны. Местность на плацдарме безлесная, все войска, вся техника, штабы, штабеля боеприпасов, медсанбаты, кухни — все зарыто в землю, тщательно замаскировано. Только подойдя вплотную, можно было разглядеть утопленные в землю танки, орудия, самоходки, земляные норы — блиндажи, склады. Какой же необъятный труд людей потребовался, чтобы десятки тысяч машин, пушек, танков были так тщательно спрятаны, изготовлены для мгновенного удара! Все это переправлялось ночами через Вислу и исчезало под землей.

Впереди — оборонительные линии врага. Бетон, минные поля, проволока, снова бетон, опять доты, танковые рвы, надолбы, эшелонированные окопы, предельная насыщенность огня. И все это помножено на отчаянно дьявольскую решимость держать этот оборонительный вал, стоять насмерть. За спиной у них — Германия, Берлин.

Пленные говорят: «У нас одна мысль — когда же русские начнут! Этого ужаса ждем каждое утро, в тишине чувствуем смерть. Знаем, что не выдержим. Все говорят — о, господи, скорее бы они начали, все равно — конец…»

Начнем мы завтра утром. Вернее, сегодня. Уже час ночи. Одновременно с двух плацдармов на Висле и третьего — на реке Нарев, севернее Варшавы. Когда минутная стрелка доползет до положенной черточки, на вражеские оборонительные рубежи обрушится невиданная сила огня.

Да, в эти дни мы будем вспоминать июль 1941 года. И гитлеровским генералам будет над чем задуматься. Пусть вспомнят, как рвались они к Москве, к Волге, торжествуя близкую победу.

Задолго до позднего январского рассвета начнется великое наступление советских войск на Германию.

Я вышел из землянки. Черное звездное небо, удивительная тишина. Где-то впереди одиночные выстрелы, в небо взлетали осветительные ракеты. Отсюда до границы Германии сто восемьдесят километров. Надо же вдуматься — граница Германии!..

Поеживаясь на холодном ветру, я слушал тишину этой ночи. Впервые подморозило. Ровно три года назад в декабре под Москвой были лютые морозы. Два года назад я снимал в Сталинграде. И вот до Германии рукой подать. А сколько километров отсюда до Великих Лук, до Старой Руссы, где я встречал войну? Как измерить долгие дороги войны, которые все-таки привели нас в Германию!

До рассвета считанные часы. Где-то в колоннах танков, которые устремятся завтра на запад, мой «виллис» будет как пылинка в грохочущем урагане. Спать сегодня не буду. Даже если и прилягу на земляной наре, накрывшись с головой полушубком, даже если и попытаюсь заснуть, хоть на часок, все равно — не засну…

* * *

В 1965 году, когда наша страна отмечала 20-летие Победы над гитлеровской Германией, на экраны страны вышел двухсерийный документальный фильм «Великая Отечественная». Работая над этим фильмом на протяжении почти двух лет, мы просмотрели более миллиона метров кинопленки, снятых фронтовыми операторами в годы войны.

Работая над фильмом, я производил «раскопки» и в моем личном архиве, к слову сказать, находившемся в хаотическом состоянии. Случайно раскрыв одну из заброшенных на дальнюю книжную полку папок, я обнаружил связку своих телеграфных корреспонденции, отправленных из фронтовых узлов связи в «Известия» и Совинформбюро. На листы бумаги наклеены ленты телеграфного аппарата «Бодо» со строками, напечатанными заглавными буквами. Листы пожелтели и приобрели жесткость березовой коры. На некоторых сохранились служебные пометки: «Передал Сатурн», «Приняла Береза»…

Погрузившись в чтение, бегло расшифровывая все эти «зпт», «тчк», «абзац», я окунулся в атмосферу последних недель, дней, часов войны.

Перед началом наступления наших войск от берегов Вислы к Одеру и на Берлин я на несколько дней прилетел с фронта в Москву. Руководитель Совинформбюро С. А. Лозовский в беседе со мной подчеркнул чрезвычайную важность освещения в зарубежной печати всех этапов Берлинской операции, просил хоть изредка писать для Юнайтед Пресс. Я обещал сделать все от меня зависящее, если это не отвлечет меня от основной моей работы — киносъемки.

Весь боевой путь от Вислы до Одера я прошел с войсками 2-й танковой армии. Я крепко привязался к танкистам. Меня — кинооператора и журналиста — увлекла стремительность танковых прорывов. Следуя в передовых частях, устремлявшихся в глубокие рейды, я фиксировал на пленку неповторимые эпизоды. Боевая дружба связала меня с начальником штаба 2-й танковой армии генералом А. И. Радзиевским — талантливым военачальником, эрудированным и высококультурным человеком. Алексей Иванович охотно помогал мне в работе. Учитывая важность информации о действиях наших войск для советской и зарубежной прессы, он отдал приказ: мои телеграммы в Москву отправлять немедленно. Во фронтовых условиях для журналиста такой приказ был неоценим!

Во время наступления на Берлин бывало, что я передавал в Москву ежедневно по две-три короткие корреспонденции. Писал их, с трудом убеждая себя, что эти строки достигнут Москвы. Однако писал. И только впоследствии мне показали американские и английские газеты, в которых эти фронтовые телеграммы были напечатаны огромными шрифтами на первых полосах… 

Иной раз не верится, что прошло уже более четверти века с того дня, когда умолкло эхо последнего залпа на улицах Берлина. Как будто не прошумели над посеребренными головами эти нелегкие два послевоенных десятилетия. Видно, в сердцах солдатских слишком глубоки и остры рубцы пережитого. Идут годы, а грозные образы воины, и горькая боль первых месяцев, и гордая радость последних наших битв свежи в памяти.

Вспоминать пережитое мне помогают беглые записи во фронтовых блокнотах, кадры снятой пленки. Записей, впрочем, сохранилось мало. А запечатленные камерой эпизоды стали частицей боевой кинолетоппси, появившейся на свет благодаря работе всех советских фронтовых операторов, из которых многие геройски погибли в боях. Вот почему я так обрадовался, обнаружив пачку фронтовых телеграмм.

Конечно, я мог бы сегодня пройтись карандашом по их тексту. Мог бы кое-где их подправить, дополнить, отредактировать. Но я решил этого не делать. Пусть эти фронтовые очерки, репортажи, информации, написанные наспех прямо на телеграфном бланке в танке, в «виллисе», в блиндаже, в землянке, останутся такими, какими перестучал их тогда военный телеграф. Эти страницы фронтовых телеграмм дороги мне бесконечно. Они живо воскрешают в памяти трудные и светлые дни нашей победы. И мне кажется, именно в нетронутом виде эти строки могут в какой-то мере передать читателю живую атмосферу тех неповторимых дней.

Поэтому, ничего не правя, я дал машинистке перепечатать телеграммы со штампами войсковых узлов связи и с подписью: «Военный корреспондент майор Р. Кармен»…

Вот некоторые из этих телеграмм.

МОСКВА «ИЗВЕСТИЯ» БЕЛОГОРСКОМУ.

СЕЙЧАС КАЖЕТСЯ, ЧТО МНОГО, МНОГО ДНЕЙ И НОЧЕЙ ТОМУ НАЗАД ТАНКИ ТРОНУЛИСЬ СО СВОИХ ИСХОДНЫХ РУБЕЖЕЙ. СТОЛЬКО МАЛЫХ И БОЛЬШИХ ГОРОДОВ ОСТАЛОСЬ ПОЗАДИ. СТОЛЬКО ДЕРЗКИХ ШТУРМОВ, ТЯЖЕЛЫХ ПЕРЕПРАВ ЖЕСТОКИХ БОЕВ. ЧЕТЫРЕСТА КИЛОМЕТРОВ — ШУТКА ЛИ СКАЗАТЬ — ПРОГРОМЫХАЛИ, ПРОШЛИ С БОЯМИ ГУСЕНИЦЫ ТАНКОВ, УСТРЕМИВШИХ ДЛИННЫЕ ОРУДИЙНЫЕ СТВОЛЫ В СТОРОНУ БЕРЛИНА. А ВЕДЬ ВСЕГО ВОСЕМЬ СУТОК ПРОШЛО. 

МАШИНЫ ДВИНУЛИСЬ В ШИРОКУЮ БРЕШЬ, ПРОБИТУЮ АРТИЛЛЕРИЙСКИМ ОГНЕМ, И, НЕ ОСТАНАВЛИВАЯСЬ, НЕСУТСЯ ВПЕРЕД, ОБХОДЯ ИЛИ СМЕТАЯ НА СВОЕМ ПУТИ НЕМЕЦКИЕ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ РУБЕЖИ, УЗЛЫ СОПРОТИВЛЕНИЯ, ЗАМЫКАЯ СТАЛЬНЫМИ ПЕТЛЯМИ ТЩАТЕЛЬНО ОБДУМАННОГО МАРШРУТА БОЕВЫЕ ГРУППИРОВКИ ПРОТИВНИКА.

МОЩЬ И ТЕМП — ВОТ ЧТО РЕШАЕТ УСПЕХ ЭТОГО БЛИСТАТЕЛЬНОГО НАСТУПЛЕНИЯ, В КОТОРОМ ТАНКОВЫЕ ВОЙСКА ИГРАЮТ ВЕДУЩУЮ В ПОЛНОМ СМЫСЛЕ ЭТОГО СЛОВА РОЛЬ.

ПЕРВЫЕ СУТКИ РЕЙДА. ПЕРВАЯ ЗАДАЧА — ЗАХЛЕСТНУТЬ, ОТРЕЗАТЬ КРУПНУЮ ВАРШАВСКУЮ ГРУППИРОВКУ ПРОТИВНИКА. ТАНКИ РВАНУЛИ ПО МАГИСТРАЛЯМ НА СЕВЕРО-ЗАПАД. МАШИНЫ ШЛИ ПО ДОРОГЕ В ДВА РЯДА, И ЭТО БЫЛО БЫ ПОХОЖЕ НА ОБЫЧНЫЙ МАРШ, ЕСЛИ БЫ НЕ БОИ, КОТОРЫЕ ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД, ТАРАНОМ ПРОБИВАЮЩИЙ ПУТЬ ГЛАВНЫМ СИЛАМ, ВЕЛ НА КАЖДОМ ШАГУ, ОКОЛО КАЖДОГО ГОРОДКА, НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ДОРОГ. ПРЕВОСХОДСТВО НАШЕ В СИЛЕ БЫЛО НАСТОЛЬКО ПОДАВЛЯЮЩИМ, ЧТО ЭТИ БОИ НЕ МОГЛИ ЗАМЕДЛИТЬ ДВИЖЕНИЯ ТАНКОВЫХ КОЛОНН. ВСЕ, ЧТО ОСТАВАЛОСЬ У ПРОТИВНИКА К ВОСТОКУ ОТ ДОРОГИ, БЫЛО ОТРЕЗАНО, ОБРЕЧЕНО. НЕМЦЫ МОГЛИ ЛИШЬ ПЫТАТЬСЯ ОБОГНАТЬ ТАНКОВЫЕ КОЛОННЫ, ЗАХОДЯЩИЕ К НИМ В ТЫЛ, И ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ЗАМЫКАЮЩЕГО КОЛЬЦА. ПРОРВАТЬ КОЛЬЦО БЫЛО НЕВОЗМОЖНО: ЗА ТАНКАМИ НА ДЕСЯТКИ КИЛОМЕТРОВ СЛЕДОВАЛИ ПО ДОРОГАМ НАШИ ВОЙСКА — ПОЛЗЛИ САМОХОДКИ, БРОНЕТРАНСПОРТЕРЫ, АРТИЛЛЕРИЯ, ПЕХОТА НА МАШИНАХ, КОННИЦА. ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ МАШИН УСТРЕМЛЯЛИСЬ ПО БОКОВЫМ ПАРАЛЛЕЛЬНЫМ МАГИСТРАЛЯМ. НОЧЬЮ ШОССЕ БЫЛИ ЗАЛИТЫ СВЕТОМ ФАР, ГУДЕЛА ЗЕМЛЯ ОТ РЕВА МОТОРОВ. ДЛЯ ДЕМОРАЛИЗОВАННЫХ, ЛИШЕННЫХ УПРАВЛЕНИЯ НЕМЕЦКИХ ЧАСТЕЙ, РАСТЕКАВШИХСЯ ПО ЛЕСАМ, ЭТА МАГИСТРАЛЬ БЫЛА НЕПРОХОДИМОЙ.

ГОРОД ГРУЙЕЦ — ПЕРВЫЙ НА НАШЕМ ПУТИ — БЫЛ ВЗЯТ С ХОДУ. ЕЩЕ ГДЕ-ТО НА ОКРАИНАХ СТРОЧИЛИ АВТОМАТЫ ОСТАВШИХСЯ СМЕРТНИКОВ — ЭСЭСОВЦЕВ, А ЧЕРЕЗ ЦЕНТР ШЛИ НЕСКОНЧАЕМОЙ ЛАВИНОЙ ТАНКИ, САМОХОДНАЯ АРТИЛЛЕРИЯ. ТЫСЯЧИ ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА ШПАЛЕРАМИ СТОЯЛИ ВДОЛЬ УЛИЦ. НЕ РАСХОДИЛИСЬ ЛЮДИ И С НАСТУПЛЕНИЕМ НОЧИ. ЯРКИЙ СВЕТ ФАР И РОЗОВЫЕ ОТБЛЕСКИ ПОЖАРОВ ОСВЕЩАЛИ РАДОСТНЫЕ ЛИЦА. НЕ СМОЛКАЛИ ГРОМКИЕ ПРИВЕТСТВЕННЫЕ КРИКИ В ЧЕСТЬ КРАСНОЙ АРМИИ. КАЗАЛОСЬ, ОСВОБОЖДЕННЫЕ ЛЮДИ РЕШИЛИ ВЫСТОЯТЬ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ПРОВОДЯТ ВОСТОРЖЕННЫМ «НЕХ ЖИЕ!» ПОСЛЕДНИЙ ТАНК. НО ШЕСТВИЮ СТАЛЬНЫХ МАШИН НЕ БЫЛО КОНЦА И КРАЯ.

СЛЕДУЮЩИЙ ГОРОД — МЩОНУВ. ЗДЕСЬ ГИТЛЕРОВЦЫ ОКАЗАЛИ СИЛЬНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ. ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД ТАНКОВ БЫЛ ВСТРЕЧЕН МАССИРОВАННЫМ АРТИЛЛЕРИЙСКИМ ОГНЕМ. ОСТАНОВКА БЫЛА НЕДОЛГОЙ. КОЛОННА ТАНКОВ РАЗВЕРНУЛАСЬ В БОЕВЫЕ ПОРЯДКИ И, ОТКРЫВ ОГОНЬ ИЗ ВСЕХ ОРУДИЙ, УСТРЕМИЛАСЬ В ГОРОД. ПУТЬ ЧЕРЕЗ ЦЕНТРАЛЬНУЮ УЛИЦУ БЫЛ ОЧИЩЕН ДЛЯ ПРОХОДА ГЛАВНЫХ СИЛ. КОЛОННЫ МАШИН ПРОДОЛЖАЛИ СВОЙ ПУТЬ, ОСТАВИВ НЕСКОЛЬКО ТАНКОВ С ДЕСАНТАМИ АВТОМАТЧИКОВ ДЛЯ ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ЛИКВИДАЦИИ ПРОТИВНИКА, ОТТЕСНЕННОГО К ОКРАИНАМ. ТО ЖЕ БЫЛО И В ГОРОДЕ ЖИРАРДУВ, ГДЕ ГИТЛЕРОВЦЫ, ПРОПУСТИВ ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД, ОТКРЫЛИ ОГОНЬ С ЧЕРДАКОВ ПО ПРОХОДЯЩИМ ЧЕРЕЗ ГОРОД МАШИНАМ. ЭТО ЗАДЕРЖАЛО ДВИЖЕНИЕ МАШИН БУКВАЛЬНО НА СЧИТАННЫЕ МИНУТЫ. КОЛОННЫ ПРОШЛИ ЧЕРЕЗ ОКРАИНЫ, А В ГОРОДЕ, ОСВЕЩЕННОМ ЗАРЕВАМИ ПОЖАРОВ, НЕСКОЛЬКО ТАНКОВ ОСТАЛИСЬ ВЕСТИ БОЙ ПО ЛИКВИДАЦИИ ПРОТИВНИКА.

ШТАБ ТАНКОВОГО КОРПУСА ДВИГАЛСЯ НА МАШИНАХ ВМЕСТЕ С КОЛОННАМИ ТАНКОВ. НЕСКОЛЬКО БРОНЕТРАНСПОРТЕРОВ, ДВА ТАНКА, ДВЕ РАЦИИ И ОПЕРАТИВНАЯ КОМАНДНАЯ ГРУППА НА ОТКРЫТЫХ «ВИЛЛИСАХ». ВСЕ РУКОВОДСТВО ОПЕРАЦИЯМИ — ПО РАДИО. В ЭФИРЕ ПРОТЯНУЛИСЬ ПРОЧНЫЕ НИТИ, ИДУЩИЕ ЗВЕНЬЯМИ ОТ КОМАНДУЮЩЕГО ФРОНТОМ ДО КОМАНДИРОВ ТАНКОВ, ВЕДУЩИХ БОЙ. ЧЕТКАЯ БЕЗОТКАЗНАЯ РАДИОСВЯЗЬ БЫЛА НА ВСЕМ ПРОТЯЖЕНИИ НАСТУПЛЕНИЯ.

КОЛОННА ШТАБА ДВИЖЕТСЯ В ГЛУБОКОМ НЕМЕЦКОМ ТЫЛУ. ТРЕВОЖНАЯ, ТРЕТЬЯ ПО СЧЕТУ, ТЕМНАЯ БЕЗЛУННАЯ НОЧЬ. МАШИНЫ ИДУТ ОЩУПЬЮ, БЕЗ СВЕТА ПО БОКОВОЙ ПРОСЕЛОЧНОЙ ДОРОГЕ. СПРАВА, ТАМ, ГДЕ ГЛАВНОЕ ШОССЕ, ИДЕТ ОЖЕСТОЧЕННЫЙ ТАНКОВЫЙ БОЙ. ТЬМУ ПРОРЕЗАЮТ РАЗНОЦВЕТНЫЕ ТРАССЫ СНАРЯДОВ, ВСПЫШКИ ОРУДИЙНЫХ ВЫСТРЕЛОВ. ВПЕРЕДИ — СОХАЧЕВ, СО ВЗЯТИЕМ КОТОРОГО ЗАВЕРШИТСЯ ПЕРВЫЙ ЭТАП РЕЙДА.

КОРОТКИЕ ОСТАНОВКИ У ОПУШКИ ЛЕСА, В НЕБОЛЬШИХ ХУТОРАХ. КОМАНДИР КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ВЕДЕНЕЕВ ВЫХОДИТ ИЗ «ВИЛЛИСА», НЕНАДОЛГО ВЛЕЗАЕТ В МАШИНУ-РАЦИЮ. ТАРАХТИТ ДВИЖОК, ИЗ КУЗОВА МАШИНЫ ЗВУЧИТ ОХРИПШИЙ ГОЛОС ГЕНЕРАЛА. ОН ГОВОРИТ С КОМАНДИРАМИ ЧАСТЕЙ, ОТДАЕТ ПРИКАЗЫ, СВЯЗЫВАЕТСЯ С «ВЕРХОМ», УТОЧНЯЕТ ЗАДАЧУ. СМОЛКАЕТ ДВИЖОК, КОЛОННА ТРОГАЕТСЯ ДАЛЬШЕ В ТЕМНОТУ.

НА РАССВЕТЕ ШТАБНАЯ КОЛОННА СДЕЛАЛА ОСТАНОВКУ В НЕБОЛЬШОМ ХУТОРЕ. СЕМЬЯ ПОЛЬСКОГО КРЕСТЬЯНИНА ПОТЕСНИЛАСЬ В ПРОСТОРНОЙ ХАТЕ. ГЕНЕРАЛ РАССТЕЛИЛ НА СТОЛЕ КАРТУ И ЗАЖМУРИЛСЯ ОТ УСТАЛОСТИ, СЛОВНО ЗАСНУЛ НА НЕСКОЛЬКО МИНУТ. ИЗРЕДКА СТЕКЛА ХАТЫ ДРЕБЕЗЖАЛИ ОТ НЕДАЛЕКОЙ АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ КАНОНАДЫ.

В ШИРОКОЙ КРОВАТИ ЛЕЖАЛА МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА, МОЛЧА РАЗГЛЯДЫВАЯ ПРИШЕДШИХ С МОРОЗА ЛЮДЕЙ.

— БОЛЬНА? — СПРОСИЛ ГЕНЕРАЛ, КЛАДЯ НА СТОЛ ПАПАХУ. ИЗ ТЕМНОГО УГЛА ШАГНУЛА К СТОЛУ СТАРУХА.

— НЕ, ПАНЕ ГЕНЕРАЛ, ОНА СЕЙЧАС РОЖАТЬ БУДЕТ, — СКАЗАЛА ОНА И ПРОШЕПТАЛА НА УХО: — МУЖА ЕЕ НЕМЦЫ ВЧЕРА УБИЛИ. ОН В САРАЕ ЛЕЖИТ, ОНА НЕ ЗНАЕТ…

ГЕНЕРАЛ МОЛЧА НАДЕЛ ПАПАХУ, ПОДНЯЛСЯ, МЕДЛЕННО СКЛАДЫВАЯ КАРТУ, СКАЗАЛ ОФИЦЕРАМ ШТАБА:

— ПОШЛИ, ТОВАРИЩИ. — И, ТОЛКНУВ СЛЕГКА В ПЛЕЧО ЛЕЙТЕНАНТА, ЗАСНУВШЕГО МЕРТВЫМ СНОМ У ПЕЧИ, СТРОГО СКАЗАЛ РОЖЕНИЦЕ: — МАЛЬЧИКА! ВОТ ТАКОГО БОЛЬШОГО, СЛЫШИШЬ?

ЖЕНЩИНА УЛЫБНУЛАСЬ И, КИВНУВ ГОЛОВОЙ, ПРОТЯНУЛА ГЕНЕРАЛУ ХУДУЮ РУКУ ИЗ-ПОД ОДЕЯЛА. МЫ ВЫШЛИ НА МОРОЗ. СВЕТАЛО. К ГЕНЕРАЛУ ПОДОШЕЛ РАДИСТ, ДОЛОЖИЛ:

— КОПЫЛОВ ВЫЗЫВАЕТ ВАС, ТОВАРИЩ ГЕНЕРАЛ. ЕГО ТАНКИ ВЕДУТ БОЙ В СОХАЧЕВЕ…

ВЗЯТИЕ СОХАЧЕВА ОЗНАЧАЛО, ЧТО ВАРШАВСКАЯ ГРУППИРОВКА НЕМЦЕВ ОКОНЧАТЕЛЬНО ВЗЯТА В КОЛЬЦО. ЧЕРЕЗ ОТКРЫВШУЮСЯ ДВЕРЬ Я УСЛЫШАЛ ПРИГЛУШЕННЫЙ ЖЕНСКИЙ СТОН. НОВЫЙ ГРАЖДАНИН ПОЛЬСКОГО ГОСУДАРСТВА ПОЯВЛЯЛСЯ НА СВЕТ, ЧТОБЫ ПЕРВЫМ СВОИМ КРИКОМ, ЗАГЛУШЕННЫМ АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ КАНОНАДОЙ, ПРИВЕТСТВОВАТЬ ОСВОБОЖДЕНИЕ СТОЛИЦЫ РЕСПУБЛИКИ — ВАРШАВЫ.

В ЭТИ МИНУТЫ ХОЛОДНОГО УТРА ПЕРВЫЕ ШТУРМОВЫЕ ОТРЯДЫ СОВЕТСКИХ АВТОМАТЧИКОВ И СОЛДАТ ВОЙСКА ПОЛЬСКОГО ИЗ ПРЕДМЕСТЬЯ ВАРШАВЫ — ПРАГИ ПОШЛИ ПО ЛЬДУ ВИСЛЫ В ЛОБОВОЙ ШТУРМ. ГИТЛЕРОВЦЫ МЕТАЛИСЬ В ЗАМКНУТОМ КОЛЬЦЕ. ТАНКИ ПОЛУЧИЛИ ПРИКАЗ, РАЗВЕРНУВШИСЬ, НАЧАТЬ СТРЕМИТЕЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА ЗАПАД. НА ГЕРМАНИЮ. 

МОСКВА «ИЗВЕСТИЯ» БАКАНОВУ. МОЛНИЯ

…ПРОШЛО ВСЕГО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ И НОЧЕЙ С НАЧАЛА НАСТУПЛЕНИЯ. НО СКОЛЬКО ПРОЙДЕНО! СЕЙЧАС УЖЕ ТРУДНО ВОССТАНОВИТЬ В ПАМЯТИ ОБЛИК КАЖДОГО В ОТДЕЛЬНОСТИ ИЗ ГОРОДОВ, ВЗЯТЫХ С ХОДУ. ЛОДЗЬ, ВРОЦЛАВЕК, ГНЕЗЕН, КОЛА, ИНОВРОЦЛАВ. МНЕ НЕ ПРИШЛОСЬ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ В ЭТИХ ГОРОДАХ. СНИМАЯ РЕПОРТАЖ ИХ ОСВОБОЖДЕНИЯ, Я СТАРАЛСЯ БЫСТРО ЗАВЕРШИТЬ СЪЕМКИ, ЧТОБЫ НЕ ОТСТАТЬ, НЕ ОКАЗАТЬСЯ ДАЛЕКО ПОЗАДИ ОТ ПЕРЕДОВЫХ КОЛОНН ТАНКОВ, ПРОДОЛЖАВШИХ БЕЗОСТАНОВОЧНОЕ ДВИЖЕНИЕ ВПЕРЕД.

ГОТИЧЕСКИЕ КОСТЕЛЫ, УЗКИЕ УЛОЧКИ, ФАБРИКИ НА ОКРАИНАХ. НЕМЕЦКИЕ ВЫВЕСКИ II ТАБЛИЧКИ, УКАЗАТЕЛИ, ПЛАКАТЫ НА СТЕНАХ, ПРИЗЫВАЮЩИЕ ТАЩИТЬ В ГЕСТАПО, В КОМЕНДАТУРУ «ШЕПТУНОВ». ПРИКАЗЫ, ОБРАЩЕННЫЕ К ПОЛЬСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ, С ОБЯЗАТЕЛЬНЫМИ ФРАЗАМИ: «ЗАПРЕЩЕНО…», «…БУДЕТ СТРОГО НАКАЗАН…», «…ВПЛОТЬ ДО СМЕРТНОЙ КАЗНИ…». ЗАПРЕЩЕНО ПОЛЯКАМ БЫЛО ВСЕ — УЧИТЬСЯ, ЕСТЬ, ПОКУПАТЬ, ОДЕВАТЬСЯ, ГРОМКО РАЗГОВАРИВАТЬ НА СВОЕМ ЯЗЫКЕ. РАЗРЕШЕНО БЫЛО ТОЛЬКО РАБОТАТЬ НА ОККУПАНТОВ, ГОЛОДАТЬ, ХОДИТЬ В ДЕРЕВЯННЫХ БАШМАКАХ И ВЕРИТЬ ГИТЛЕРОВСКОЙ ПРОПАГАНДЕ. ВОТ ПОЧЕМУ ДОЛГОЖДАННОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ НАШИМИ ВОЙСКАМИ ПОЛЬШИ ПРЕВРАТИЛОСЬ ВО ВСЕНАРОДНЫЙ ПРАЗДНИК, МНОГОЛИКИЙ, ОЗАРЕННЫЙ УЛЫБКАМИ, ОРОШЕННЫЙ СЛЕЗАМИ СЧАСТЬЯ. И В ПАМЯТИ МОЕЙ ЗАПЕЧАТЛЕЛИСЬ НЕ УЛИЦЫ И ДОМА, А ЭТО СТРАСТНОЕ ЛИКОВАНИЕ МНОГОТЫСЯЧНЫХ ТОЛП, ОПЬЯНЕННЫХ РАДОСТЬЮ, СЖИМАЮЩИХ В СВОИХ ОБЪЯТИЯХ СМУЩЕННЫХ ТАНКИСТОВ И АВТОМАТЧИКОВ. ЭТО Я ЗАПОМНИЛ, ЭТО Я СНИМАЛ, ЭТОГО НЕ ЗАБЫТЬ НИКОГДА…

МОСКВА «ИЗВЕСТИЯ» БЕЛОГОРСКОМУ

НОЧЬЮ КОЛОННА МАШИН ПОДЪЕЗЖАЛА К НЕМЕЦКОЙ ГРАНИЦЕ. МНОГИЕ БУДУТ СПРАШИВАТЬ, ЧТО МЫ ПЕРЕЖИВАЛИ В ЭТИ МИНУТЫ.

«ВИЛЛИС» ШЕЛ БЕЗ ФАР ПО ДОРОГЕ, ОСВЕЩЕННОЙ ЛУНОЙ, СКРЫВШЕЙСЯ В МОЛОЧНОЙ МГЛЕ НИЗКОЙ ОБЛАЧНОСТИ. МЫ ОБГОНЯЛИ ПЕХОТУ И АРТИЛЛЕРИЮ. ЛОХМАТЫЕ ГОРБОНОСЫЕ КОНИ, ПОКРЫТЫЕ ИНЕЕМ, ТАЩИЛИ ДЛИННОСТВОЛЬНЫЕ ПУШКИ. ПЕХОТА ШЛА БОДРЫМ ШАГОМ, ОТДОХНУВШАЯ НА ПОСЛЕДНЕМ ПРИВАЛЕ. 

НА МОСТУ ЧЕРЕЗ РЕКУ ПЕТЦЕ ОГРОМНЫЙ ПЛАКАТ:

«ВОТ ОНА — ПРОКЛЯТАЯ ГЕРМАНИЯ!»

КАЖДЫЙ СОЛДАТ, ПЕРЕХОДЯЩИЙ ЭТОТ МОСТ, ЗАМЕДЛЯЕТ ШАГ. С ЭТОГО МЕСТА НАЧИНАЕТСЯ НОВЫЙ ЭТАП БОЕВОЙ ЖИЗНИ ВОИНА, ПРОШЕДШЕГО ТЯЖЕЛЫЙ ПУТЬ ОТ ВОЛГИ, КУБАНИ ДО ГЕРМАНСКОЙ ГРАНИЦЫ.

БОЙ НА ГЕРМАНСКОЙ ГРАНИЦЕ БЫЛ ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛЫМ. НУЖНО БЫЛО ФОРСИРОВАТЬ РЕКУ НЕТЦЕ, КОТОРАЯ БЫЛА ПРЕВРАЩЕНА НЕМЦАМИ В РУБЕЖ, РАССЧИТАННЫЙ НА ДЛИТЕЛЬНУЮ ОБОРОНУ. ТАНКИ ПРОРВАЛИСЬ К РЕКЕ, СОВЕРШИВ СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ 60-КИЛОМЕТРОВЫЙ БРОСОК ЗА ДВА ЧАСА. СПЕШИВШИЕСЯ АВТОМАТЧИКИ ПЕРЕПРАВИЛИСЬ НА ЗАПАДНЫЙ БЕРЕГ РЕКИ И В ТЕЧЕНИЕ ДЕВЯТИ ЧАСОВ ВЕЛИ БОЙ, ПРИКРЫВАЯ ПОСТРОЙКУ ПЕРЕПРАВЫ.

В 14 ЧАСОВ 26 ЯНВАРЯ ТАНКИ ПЕРЕПРАВИЛИСЬ И, СМИНАЯ ОТЧАЯННОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ НЕМЦЕВ, ПОШЛИ ПО ГЕРМАНСКОЙ ЗЕМЛЕ.

НЕ ЗАБУДЕТСЯ ЭТА НОЧЬ, КОГДА МЫ ПРОСКОЧИЛИ ПЕРЕПРАВУ ЧЕРЕЗ НЕТЦЕ И ОСТАНОВИЛИ МАШИНУ НА ТОМ БЕРЕГУ. КРУГОМ ВСЕ ГОРЕЛО, ВПЕРЕДИ ШЕЛ БОЙ. НЕ ВЕРИЛОСЬ. ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТЯЖЕЛЫХ ИСПЫТАНИЙ ПРИВЕЛИ НАС НА ЭТУ ЗЕМЛЮ. ВСЕ, ВСЕ ВСПОМНИЛОСЬ ЗА ЭТИ НЕСКОЛЬКО МИНУТ МОЛЧАНИЯ: ЛЕТО 41-ГО ГОДА, СТАРАЯ РУССА, БАРРИКАДЫ НА ОКРАИНАХ МОСКВЫ, ГОЛОДНЫЙ ЛЕНИНГРАД, ТРУПЫ ДЕТЕЙ И СТАРИКОВ, ЗОНЫ ПУСТЫНИ ПОД СМОЛЕНСКОМ И КАДРЫ НЕМЕЦКОЙ КИНОХРОНИКИ, В КОТОРЫХ МЫ ВИДЕЛИ, КАК ОРДЫ МОЛОДЫХ ГИТЛЕРОВСКИХ УБИЙЦ, ЗАКАТИВ РУКАВА, СМЕЯСЬ, ШАГАЛИ С АВТОМАТАМИ ПО РАЗВАЛИНАМ НАШИХ, СОВЕТСКИХ ГОРОДОВ.

ПЕРЕД НАМИ ВО МРАКЕ ТРЕВОЖНОЙ НОЧИ БЫЛА ГЕРМАНИЯ.

УЖЕ МНОГО СУТОК НАШИ ТАНКИ ИДУТ ПО ГЕРМАНСКОЙ ЗЕМЛЕ. В ЭТИ ДНИ МЫСЛИ И ЧУВСТВА ЛЮДЕЙ СОСРЕДОТОЧЕНЫ НА ОДНОМ: МЫ В ГЕРМАНИИ. ВОТ ОНА! ЕЕ ОБЛИК ДОПОЛНЕН ДЫМАМИ ПОЖАРОВ, ТЯЖЕЛЫМИ ТАНКАМИ, ОРУДИЯМИ И АВТОМАТЧИКАМИ В БЕЛЫХ БАЛАХОНАХ, ХРАБРЫМИ РЕБЯТАМИ, БОДРО ШАГАЮЩИМИ ПО ДОРОГАМ, — ЭТО ПЕЙЗАЖ ГИТЛЕРОВСКОЙ ГЕРМАНИИ 1945 ГОДА.

— ВОТ МЫ И В ГЕРМАНИИ, — ГОВОРИТ ВЫЛЕЗШИЙ ИЗ ЛЮКА ДЛЯ КОРОТКОГО ПЕРЕКУРА НА ТВЕРДОЙ ЗЕМЛЕ ТАНКИСТ. ОН ПРОШЕЛ ТЯЖЕЛЫЙ И ДОЛГИЙ БОЕВОЙ ПУТЬ, СТУПИЛ НА ВРАЖЕСКУЮ ЗЕМЛЮ. ОНА У НЕГО ПОД НОГАМИ. 

— ВОТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ. ШАГАЕМ ПО ГЕРМАНИИ! — ГОВОРИТ УЛЫБАЯСЬ ГЕНЕРАЛ, ОТОРВАВШИСЬ ОТ РАЗОСТЛАННОЙ ПЕРЕД НИМ КАРТЫ. — А ВЕДЬ КАК СЕЙЧАС ПОМНЮ, В 42-М ГОДУ ДРАЛИСЬ МЫ ТРОЕ СУТОК ЗА ДЕРЕВНЮ ПОДОСИНОВКА ПОД РЖЕВОМ. МАЙОРОМ Я БЫЛ. А ОТ ПОЛКА МОЕГО ТОГДА ОСТАЛОСЬ…

У ВСЕХ СЕГОДНЯ В МЫСЛЯХ ПРОШЛОЕ. ВЯЗЬМА, СТАЛИНГРАД, НАРВА, УБИТЫЙ ОТЕЦ, РУИНЫ ГОРОДОВ. У КАЖДОГО СВОЙ СЧЕТ ВРАГУ, КОТОРЫЙ ОН БЕРЕЖНО, КАК ГОРЬКУЮ ЧАШУ, ДОНЕС В БИТВАХ ДО ВРАЖЕСКОЙ ЗЕМЛИ. ВОТ ОНА — ГЕРМАНИЯ, С ЕЕ ДЕРЕВНЯМИ, ГОРОДАМИ, КИРХАМИ, ПОХОЖИМИ ОДНА НА ДРУГУЮ, АККУРАТНЫМИ ДОРОЖНЫМИ ЗНАКАМИ, ПУХОВЫМИ ПЕРИНАМИ, ДОРОДНЫМИ КОНЯМИ И БЛЕДНЫМИ ПОЛУГОЛОДНЫМИ ПОДРОСТКАМИ.

ГИТЛЕРОВЦЫ ОТСТУПАЮТ. ОНИ НЕ ПРОСТО БЕГУТ. ДЕРУТСЯ ЗА КАЖДОЕ ДЕРЕВО, КАЖДЫЙ ДОМ. СЛЕДЫ ЖЕСТОКОЙ БОРЬБЫ МОЖНО ВИДЕТЬ НА КАЖДОМ ШАГУ НАШЕГО НАСТУПЛЕНИЯ. ВТОРАЯ ТАНКОВАЯ АРМИЯ ИДЕТ ВПЕРЕД, СОВЕРШАЯ ЕЖЕДНЕВНО БРОСКИ ПО 50–60 КИЛОМЕТРОВ, И ГИТЛЕРОВЦЫ НЕ МОГУТ ОСТАНОВИТЬ ЭТОТ МАРШ СТАЛЬНЫХ КОЛОНН. ОНИ НЕ В СОСТОЯНИИ ЭТО СДЕЛАТЬ.

ГИТЛЕР ПРОСЧИТАЛСЯ В СВОИХ УПОВАНИЯХ НА «ФОЛЬКСШТУРМ», НА ВСЕНАРОДНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ. ЗА ДВА ДНЯ ДО НАШЕГО ПЕРЕХОДА ГРАНИЦЫ ОН ПРИЕЗЖАЛ В ШНАЙДЕМЮЛЬ И, ВЫСТУПАЯ НА ШИРОКОМ ПАРТИЙНОМ СОБРАНИИ, ПРИЗЫВАЛ ВСЕХ ОТ МАЛА ДО ВЕЛИКА ВЗЯТЬСЯ ЗА ОРУЖИЕ…

В КАЖДОМ ГОРОДЕ, В КАЖДОМ СЕЛЕ НАС ВСТРЕЧАЮТ СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ. СКОЛЬКО РАДОСТИ В ЭТИХ ВСТРЕЧАХ, СКОЛЬКО СЛЕЗ, ОБЪЯТИЙ И ПОЦЕЛУЕВ. В ГОРОДЕ ВИЗЕНТАЛЬ, КУДА ВОРВАЛИСЬ НАШИ ТАНКИ, НАВСТРЕЧУ ИМ ПО ПУСТЫННОЙ УЛИЦЕ БЕЖАЛА ГРУППА МАШУЩИХ РУКАМИ ПЛАЧУЩИХ ДЕВУШЕК. ТАНКИ ОСТАНОВИЛИСЬ. ЛЮБА КОЗЛОВА ИЗ ОРЛА, МИЛЯ КУЗЬМЕНКО ИЗ СУМ, ТАНЯ МАЛЬЦЕВА ИЗ КУРСКА ВСКАРАБКАЛИСЬ НА ТАНКИ. СМЕЯСЬ И ПЛАЧА, ОНИ ОБНИМАЛИ И ЦЕЛОВАЛИ ТАНКИСТОВ. В БЮССОВЕ КАТЯ ГОЛОБОРОДЬКО, ЛИДА ИЩЕНКО С ПОЛТАВЩИНЫ, ПРОНЯ УПНАХОВА ИЗ ЧЕРНИГОВА НАПЕРЕБОЙ РАССКАЗЫВАЛИ НАМ О СТРАШНЫХ ГОДАХ РАБСТВА. С ЧЕТЫРЕХ УТРА ДО ПОЗДНЕЙ НОЧИ РАБОТА НА ХОЗЯИНА. ПОБОИ, ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА, ГОЛОДНЫЕ ОБОРВАННЫЕ ДЕВУШКИ ВСЕ СНОСИЛИ, ТЕРПЕЛИ, ВЕРИЛИ, ЧТО СЕГОДНЯШНИЙ СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ ПРИДЕТ.

НА ШОССЕ БЫЛ ВЫСАЖЕН ИЗ МАШИНЫ УДИРАВШИЙ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ ГОРОДА ШНАЙДЕМЮЛЬ ИОГАННЕС ДАНЦИГ. Я РАЗГОВАРИВАЛ С НИМ. ВИДНЫЙ ФАШИСТСКИЙ ЧИНОВНИК. ЧЛЕН НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ С 30-ГО ГОДА. ИДЕЙНЫЙ ГИТЛЕРОВЕЦ. ОН ШАРКАЕТ НОГАМИ, СТОИТ НАВЫТЯЖКУ, РУГАЕТ НА ЧЕМ СВЕТ СТОИТ ГИТЛЕРА, ХУЛИТ ВСЕ, ЧЕМУ СЛУЖИЛ. ГОТОВ ВСЕ ПРОДАТЬ, СПАСАЯ СВОЮ ШКУРУ. С ОТКОРМЛЕННОГО ЛИЦА ЕГО НЕ СХОДИТ ПОДХАЛИМСКАЯ УЛЫБКА.

ВЧЕРА НА МАШИНЕ С БЕЛЫМ ФЛАГОМ ПОДЪЕХАЛ К НАШИМ ТАНКАМ НЕМЕЦКИЙ МАЙОР. ОН СКАЗАЛ: «РУССКИЕ ПОДХОДЯТ К ОДЕРУ. ВОЙНА ПРОИГРАНА. СДАЮСЬ В ПЛЕН».

МАЙОР Р. КАРМЕН

ПЕРВЫЙ БЕЛОРУССКИЙ ФРОНТ

Город Зольдин похож на все маленькие города Германии. Две остроконечные кирпичные кирхи, неуклюжая арка у въезда на окраине, несколько вымощенных булыжником улиц. Табличку «Гитлерштрассе» лижут языки пламени, перекрестки окутаны дымом, сквозь который идут нескончаемой вереницей машины, танки.

Город сравнительно с другими немецкими городами сохранился, гитлеровцев вышибли молниеносно, не дав им закрепиться в домах. На перекрестках к столбу прибиты стрелы с названиями городов. Невольно останавливаешь взгляд на стрелке «Берлин». Среди десятка других названий городов и деревень эта деловитая фанерная стрела говорит о главной цели.

Я сворачиваю с дороги, чтобы взглянуть на немецкий аэродром, захваченный нашими танкистами. Ангары, прожекторы, зенитные батареи, штабеля бомб — все брошено. Танки ворвались сюда внезапно. Кругом десятки самолетов — «юнкерсы», «хейнкели», «фокке-вульфы».

На аэродроме уже новые хозяева. Рулят из ангаров, садятся, взлетают советские истребители. Наш авиационный полк на рассвете овладел немецким аэродромом, чтобы отсюда прикрывать наступающие советские войска.

Рядом с аэродромом я увидел бараки, окруженные несколькими рядами колючей проволоки с белыми электроизоляторами. Точно как в Майданеке — фашистский стандарт. Я зашел в ближайший барак. В полумраке разглядел на нарах живые существа. На меня устремились взгляды больших глаз, сверкающих на пергаментных мертвенных лицах. Это были женщины. Они протянули поверх одеяла сухие, тонкие, как щепы, руки и молча глядели на меня.

— Кто вы?! — почти закричал я им. — Здесь есть русские?

— Есть! — ответил тихий голос с верхней нары. Я подошел и увидел девушку, приподнявшуюся на локте.

Прерывающимся шепотом она рассказывала:

— Осадчая Степанида. Шестнадцати лет увезли в Германию. Была во многих лагерях, городах. Здесь — филиал самого страшного лагеря Равенсбрук, что под Берлином. Строили этот аэродром. Босыми ногами утаптывали снег на посадочных площадках. Позавчера немцы всех угнали, нас, больных, оставили. Загубили мою жизнь проклятые фашисты… — закончила девушка и, закрыв глаза, легла на спину.

Сколько женщин погибло в этом лагере? На это никто не мог мне ответить. Сотни? Тысячи? Женщины всех национальностей томились здесь, умирая от голода, истязаний, болезнен. Неизвестна судьба двух американок — Джаксон и Виржинии Дальбер, трех женщин — офицеров английской армии, парашютисток — Лилиан Рольф, Даниэль Виллиям, Виолетты Шабо. Женщин до смерти избивала палками комендант лагеря садистка Вильгельмина Пилен.

— О, если бы она попалась нам в руки! — в один голос заговорили женщины, окружившие меня во дворе. На них — рубища с крестами, вшитыми на спине, деревянные колодки. Страшно смотреть на тринадцатилетнюю девочку Ядвигу Хомицкую. На ее прозрачном лице огромные серые глаза смотрят по ту сторону мира. Удастся ли спасти эту девочку-старуху? Научится ли она улыбаться?

Часть майора Куратова, расположившаяся вблизи лагеря, окружила оставшихся в лагере изможденных женщин заботой. Им обеспечена медицинская помощь, питание, уход.

* * *

Около города Бромберг я встретил на шоссе большую колонну людей, идущих с котомками за плечами. Впереди колонны развевался большой британский флаг. Это была группа английских солдат и офицеров, освобожденных нашими войсками из лагеря английских военнопленных. Они были взяты в Дюнкерке, Кале, Сен-Валери. Пять лет провели они в лагере в Торне. Там же наши войска освободили больше тысячи французов, проданных в рабство Гитлеру Лавалем. Англичане идут бодрым шагом по шоссе, хохочут, поют. Иногда останавливаются, чтобы поболтать с нашими бойцами и офицерами, среди которых некоторые кое-как изъясняются на английском языке.

В городе Шубин, в день его освобождения, я наткнулся на лагерь американских офицеров — военнопленных. В этом лагере содержалось тысяча пятьсот человек, взятых в плен в Африке, Сицилии и Франции. Накануне немцы угнали большую часть их на запад. Где-то наши танки их, наверное, догонят и освободят. В лагере осталось двести человек.

Меня встретил седой полковник Друри, одетый в свежий мундир с орденскими ленточками. Все офицеры, как и полковник, одеты в мундиры, сверкающие золотыми пуговицами и знаками различия, они в галстуках, сорочки открахмаленные, ботинки начищены до зеркального блеска.

Я первый, оказывается, советский офицер, оказавшийся в их лагере. Наши танки вошли в город всего лишь час назад, лагерь — в стороне от главной магистрали, по которой шли колонны войск. Знакомясь с офицерами, я сказал, что я кинооператор и журналист.

От имени освобожденных офицеров полковник Друри просил меня через печать передать благодарность Красной Армии и маршалу Сталину. Американцы наперебой говорили мне о том, какое сильное впечатление производит своей мощью Красная Армия. Многие из них уже успели, выйдя за ворота лагеря, побрататься с нашими солдатами и офицерами.

— Нас восхищает дисциплина в ваших войсках, высокая культура и рыцарский дух ваших солдат и офицеров в отношении к побежденным, — сказал полковник.

Веселые парни окружили меня тесным кольцом, сыпали шутками, задавали уйму вопросов, быстро организовали мне бритье — душистый мыльный крем, свежее лезвие «жиллет».

В первые минуты моего посещения лагеря ко мне подошел молодой высокий парень, представился: Райт Брайн, корреспондент американской радиовещательной компании. Раненым попал в плен во Франции. Не смогу ли я помочь ему отправить корреспонденцию в США.

«Даю вам два часа», — сказал я. Тем временем ребята потащили меня к столу.

На дощатом столе на тарелках были разложены плитки шоколада, жареные орешки, миндаль, сушеные фрукты, печенье, колбаса, масло. Все это — содержимое посылок, которые к рождеству прислал американским военнопленным Международный Красный Крест.

Меня не покидало чувство горечи и, скажу откровенно, даже злости при виде этих глаженых сорочек, щегольских мундиров, бритвенных приборов, пахучего мыла, а тут еще этот стол… Я вспоминал лагеря советских военнопленных, обнаруженные нашими войсками в Сталинграде, в Польше. Голод, истязания, пытки, груды мертвецов и живые скелеты…

Мы уже прощались, когда я вспомнил о Райте Брайне — журналисте. Он прибежал в последний момент и, вручая мне свою корреспонденцию, сказал:

— Я написал очень коротко о своем ранении во Франции, о жизни в плену, о том, как Красная Армия нас освободила. Прошу вас, сделайте так, чтобы эта первая моя после плена корреспонденция была переправлена в Соединенные Штаты.

Я твердо пообещал ему, что это будет сделано. Его статья была мной отправлена в Москву, в Совинформбюро через армейский узел связи. Впоследствии я видел в «Нью-Йорк таймсе» эту корреспонденцию, она начиталась словами: «Я передаю эти строки через несколько часов после того, как лагерь американских военнопленных был освобожден частями Красной Армии. Советскому корреспонденту и кинооператору Роману Кармену, обнаружившему наш лагерь, я вручаю первые после моего освобождения слова, обращенные к американским читателям…»

* * *

«На Берлин!» — написано на башнях танков, на брезентах грузовиков, на стволах орудий. Короткие остановки усталых невыспавшихся танкистов. Я подошел в лесу к костру. Экипажи двух танков сгрудились около огня. Парни опускали в языки пламени обмерзшие, черные с красными ссадинами руки, поджаривали на палочках ломтики черного хлеба. Из люка вылез танкист.

— Ребята, — сказал он, сдвинув на затылок шлем с наушниками, — через двадцать минут важное сообщение. Наверное, нам салют будет за сегодняшний город. Леша, как этот город называется?..

Хотелось рассказать им, как прекрасна в морозной дымке наша Москва, озаренная розовыми сполохами громыхающих залпов, ярким сиянием ракет. С какой любовью и лаской устремлены миллионы советских сердец к этим замечательным людям в черных полушубках, молча прильнувшим к заиндевевшей броне, слушающим через наушники далекий салют Родины, их доблести посвященный.

Отгремели залпы в честь воинов 1-го Белорусского фронта. Поудобнее уселись солдаты на броне, покрепче надвинули на уши шапки, поправили на груди автоматы. И танки, заворочав гусеницами, тронулись по шоссе к переправам на Одере.

МОСКВА СОВИНФОРМБЮРО

ПЕРЕДАЮ ДЛЯ ЮНАЙТЕД ПРЕСС

ВОЙСКА МАРШАЛА ЖУКОВА ВЫХОДОМ К ОДЕРУ ЗАВЕРШИЛИ ПЕРВЫЙ ЭТАП ГРАНДИОЗНОГО НАСТУПЛЕНИЯ, НАПРАВЛЕННОГО СВОИМ ОСТРИЕМ В СЕРДЦЕ ГЕРМАНИИ.

ЕЩЕ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ТОМУ НАЗАД ТРУДНО БЫЛО НАЧЕРТИТЬ НА КАРТЕ ЛИНИЮ ФРОНТА. БЕЗОСТАНОВОЧНО ПРОРЫВАЮЩИЕСЯ ВПЕРЕД ТАНКОВЫЕ СОЕДИНЕНИЯ ЛОМАЛИ ОБОРОНУ НЕМЦЕВ, ПРИКРЫВАЮЩУЮ ПОДСТУПЫ К ОДЕРУ. ОБХОДИЛИ УЗЛЫ СОПРОТИВЛЕНИЯ, ПРЕДОСТАВЛЯЯ ИДУЩЕЙ ПОЗАДИ ПЕХОТЕ ИХ ЛИКВИДИРОВАТЬ. ВО МНОГИХ ЛЕСАХ, ДЕРЕВНЯХ И ДАЖЕ ГОРОДАХ ОСТАВАЛИСЬ ПОЗАДИ НАШИХ ТАНКОВ НЕМЕЦКИЕ ГРУППИРОВКИ, ОБРЕЧЕННЫЕ НА УНИЧТОЖЕНИЕ.

СЕЙЧАС ВСЯ ПРОЙДЕННАЯ НАМИ ОГРОМНАЯ ТЕРРИТОРИЯ МЕЖДУ ВИСЛОЙ И ОДЕРОМ ЗАПОЛНЕНА СОВЕТСКИМИ ВОЙСКАМИ, И НЕТ УЖЕ ТАКИХ ЛЕСОВ, ГДЕ ОПАСНО БЫЛО БЫ ПРОЕХАТЬ, НЕТ ТАКИХ ЧЕРДАКОВ, ГДЕ СИДЕЛ БЫ НАЦИСТ С АВТОМАТОМ. В ОСВОБОЖДЕННЫХ ГОРОДАХ ПОЛЬШИ НАЛАЖИВАЕТСЯ НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ. МИНОВАЛИ ГОРЯЧИЕ РАДОСТНЫЕ ДНИ ОСВОБОЖДЕНИЯ, И ПОЛЯКИ ВЗЯЛИСЬ ЗА РАБОТУ — ВОССТАНАВЛИВАЮТ РАЗРУШЕНИЯ, ОТКРЫВАЮТ ШКОЛЫ, МАГАЗИНЫ, ПУСКАЮТ В ХОД ПРОМЫШЛЕННЫЕ ПРЕДПРИЯТИЯ, ОРГАНИЗОВЫВАЮТ СВОЙ БЫТ.

ПРОДЕЛАВ ВЕСЬ ПУТЬ С НАСТУПАЮЩЕЙ АРМИЕЙ, Я ПОБЫВАЛ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВО МНОГИХ ЗАНЯТЫХ СОВЕТСКИМИ ВОЙСКАМИ ГОРОДАХ ГЕРМАНИИ, В ДЕСЯТКАХ ДЕРЕВЕНЬ, ПРОЕХАЛ СОТНИ КИЛОМЕТРОВ ПО МНОГИМ ДОРОГАМ.

В НЕСКОЛЬКИХ СЛОВАХ Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ О ГЕРМАНИИ.

ПРОРЫВ НАШИХ ТАНКОВ В ГЛУБЬ ГЕРМАНИИ БЫЛ СТРЕМИТЕЛЕН. МНОГИЕ НЕМЕЦКИЕ СЕМЬИ, ПОГРУЗИВ СВОЕ ИМУЩЕСТВО НА БОЛЬШИЕ ФУРГОНЫ, ПУСКАЛИСЬ В ПУТЬ ПО ДОРОГАМ, НО ТАНКИ ДВИГАЛИСЬ БЫСТРЕЕ. ТЫСЯЧИ ТАКИХ ПОВОЗОК Я ВИДЕЛ НА ДОРОГАХ, ОНИ ВОЗВРАЩАЛИСЬ ДОМОЙ. НЕ ЗНАЯ СНА И ОТДЫХА, МЫ ДВИГАЛИСЬ ВПЕРЕД, ОСТАНАВЛИВАЯСЬ ИЗРЕДКА В ДЕРЕВНЯХ, ПОКИНУТЫХ ИХ ОБИТАТЕЛЯМИ. МЫ ЗАХОДИЛИ В ДОМА, ГДЕ НЕ БЫЛО НИ ЖИВОЙ ДУШИ: ГОРЕЛИ ДРОВА В ПЕЧАХ, СТОЛ БЫЛ НАКРЫТ ДЛЯ ОБЕДА, КОТОРЫЙ ЕЩЕ ТЕПЛЫЙ СТОЯЛ НА ПЛИТЕ. БРОШЕННАЯ НА СТОЛЕ СЕГОДНЯШНЯЯ ГАЗЕТА. ВО МНОГИХ МАЛЕНЬКИХ ГОРОДКАХ ЕЩЕ В ТЕЧЕНИЕ СУТОК ПОСЛЕ НАШЕГО ПРИХОДА ГОРЕЛО ЭЛЕКТРИЧЕСТВО, ИДУЩЕЕ ПО ВЫСОКОВОЛЬТНЫМ ЛИНИЯМ ИЗ-ЗА ОДЕРА. ЖИТЕЛИ, ОСТАВШИЕСЯ В СВОИХ ДОМАХ, СНАЧАЛА ПРЯТАЛИСЬ, ПОТОМ ВЫХОДИЛИ ИЗ СВОИХ УБЕЖИЩ И, ИСПУГАННО ГЛЯДЯ НА ПРОХОДЯЩИХ СОЛДАТ, ПРИНИМАЛИСЬ ЗА СВОИ ОБЫЧНЫЕ ХОЗЯЙСКИЕ ДЕЛА.

ОРГАНЫ НАЦИСТСКОЙ ПАРТИИ В ГОРОДАХ И СЕЛАХ ПЕРЕД ПРИХОДОМ КРАСНОЙ АРМИИ ПРОВОДИЛИ УСИЛЕННУЮ РАБОТУ, ПРИЗЫВАЯ НАСЕЛЕНИЕ К ВСЕНАРОДНОЙ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЕ. НАСЕЛЕНИЕ ПОЛУЧАЛО ОРУЖИЕ. НО МАССОВОГО ДВИЖЕНИЯ СОПРОТИВЛЕНИЯ ГИТЛЕРОВЦАМ ОРГАНИЗОВАТЬ НЕ УДАЛОСЬ. НЕМЕЦКИЕ БЮРГЕРЫ ПО ПРИХОДЕ КРАСНОЙ АРМИИ ВЫВЕШИВАЛИ НА СВОИХ ДОМАХ БЕЛЫЕ ФЛАГИ. МНОГИЕ НЕМЦЫ, С КОТОРЫМИ Я БЕСЕДОВАЛ, ГОВОРИЛИ: МЫ ОЖИДАЛИ, ЧТО ВАШИ СОЛДАТЫ НАС ВСЕХ РАССТРЕЛИВАТЬ БУДУТ, НЕ ЩАДЯ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ…

— Я ЗНАЮ ОЧЕНЬ ХОРОШО, — ГОВОРИЛА МНЕ ОДНА НЕМКА В ГОРОДЕ ЗОЛЬДИН, — ЧТО ТВОРИЛИ НАШИ НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ В РОССИИ. МЫ БОЯЛИСЬ ПОГОЛОВНОГО ИСТРЕБЛЕНИЯ.

ЧУВСТВО СТРАХА У НЕМЦЕВ ПОСТЕПЕННО ИСЧЕЗАЕТ. ОНИ НИЗКО КЛАНЯЮТСЯ КАЖДОМУ СОЛДАТУ, СНИМАЮТ ШЛЯПЫ.

С КАМЕННЫМИ ЛИЦАМИ ПРОХОДЯТ СОВЕТСКИЕ СОЛДАТЫ ПО УЛИЦАМ НЕМЕЦКИХ ГОРОДОВ. НЕНАВИСТЬ К НЕМЕЦКИМ ФАШИСТАМ, ИСКАЛЕЧИВШИМ НАШУ СТРАНУ, ТЯЖЕЛЫМ ГРУЗОМ ЛЕЖИТ НА СОЛДАТСКИХ СЕРДЦАХ. НО Я УБЕДИЛСЯ ЗА ЭТИ ДНИ, ЧТО ВО ВСЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ НЕ НАЙДЕТСЯ ТАКОГО БОЙЦА, КОТОРЫЙ БЫЛ БЫ СПОСОБЕН ПРИСТРЕЛИТЬ БЕЗОРУЖНУЮ ЖЕНЩИНУ, РЕБЕНКА ИЛИ СТАРИКА.

НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДА ЛИППЕНЕ БЕЗО ВСЯКИХ ПРИКАЗОВ ВЫШЛО НА УЛИЦЫ С ЛОПАТАМИ, МЕТЛАМИ. ПОДМЕЛИ ГОРОД, УБРАЛИ СЛЕДЫ БОЕВ — ТРУПЫ ЛОШАДЕЙ, СГОРЕВШИЕ МАШИНЫ; ЖЕНЩИНЫ ВСТАЛИ В ОЧЕРЕДЬ ЗА ХЛЕБОМ У ПЕКАРЕН, ГОРОД ПРИОБРЕЛ МИРНЫЙ ВИД. НЕКОТОРЫЕ ГОРОДА ВРОДЕ КЕНИГСБЕРГА, В ИЗЛУЧИНЕ ОДЕРА НЕСКОРО ПРИОБРЕТУТ МИРНЫЙ ВИД. ОНИ ПРЕВРАЩЕНЫ В ГРУДУ РАЗВАЛИН. БОИ ШЛИ В НИХ ЗА КАЖДЫЙ КВАРТАЛ, КАЖДЫЙ ДОМ. Я БЫЛ В ШНАЙДЕМЮЛЕ В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ОН БЫЛ ОКОНЧАТЕЛЬНО ОЧИЩЕН ОТ НЕМЦЕВ. В ЭТОМ ГОРОДЕ УЦЕЛЕЛ СРЕДИ ТЛЕЮЩИХ РУИН ТОЛЬКО ПАМЯТНИК ВИЛЬГЕЛЬМУ ВЕЛИКОМУ.

НЕМЦЫ СЕЙЧАС КОНЦЕНТРИРУЮТ БОЛЬШИЕ СИЛЫ ПРОТИВ ВОЙСК МАРШАЛА ЖУКОВА. ОНИ ПЕРЕБРАСЫВАЮТ ОТБОРНЫЕ ВОЙСКА С ЗАПАДНОГО ФРОНТА, И, ПО-ВИДИМОМУ, ДЕЛАЕТСЯ ЭТО ДЛЯ НАНЕСЕНИЯ СИЛЬНОГО КОНТРУДАРА ПО НАШЕМУ ФРОНТУ, УГРОЖАЮЩЕМУ БЕРЛИНУ.

СЮДА ПЕРЕБРОШЕНЫ ЛУЧШИЕ ТАНКОВЫЕ ДИВИЗИИ 6-Й ТАНКОВОЙ АРМИИ ДИТРИХА. СЮДА НЕМЦЫ ТЯНУТ ВСЕ СВОИ ОПЕРАТИВНЫЕ И СТРАТЕГИЧЕСКИЕ РЕЗЕРВЫ. СЮДА БРОШЕНЫ ТАК НАЗЫВАЕМЫЕ «АЛАРМ-ЧАСТИ», СФОРМИРОВАННЫЕ ИЗ ЛЕТЧИКОВ, МОРЯКОВ, ГИТЛЕРОВСКОЙ МОЛОДЕЖИ, «ФОЛЬКСШТУРМА». БОИ С КАЖДЫМ ДНЕМ ПРИНИМАЮТ ВСЕ БОЛЕЕ ОЖЕСТОЧЕННЫЙ ХАРАКТЕР.

Я ВИДЕЛ ВОЗЗВАНИЕ ГУДЕРИАНА, АДРЕСОВАННОЕ СОЛДАТАМ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА. ТАМ ЕСТЬ ТАКИЕ ФРАЗЫ:

«ВТОРУЮ НЕДЕЛЮ МЫ ВЕДЕМ ТЯЖЕЛУЮ БОРЬБУ С ПРОДВИГАЮЩИМСЯ ВПЕРЕД ПРОТИВНИКОМ.. СОВЕТЫ ДУМАЮТ, ЧТО МОЖНО ПОБЕДИТЬ ДЕРЗОСТЬЮ… НЕ ДАЙТЕ ОБМАНУТЬ СЕБЯ ПОТЕРЕЙ ТЕРРИТОРИИ!.. НАТИСК БОЛЬШЕВИКОВ НЕОБХОДИМО ОСТАНОВИТЬ! В РУКИ ВРАГА НЕ ПОПАЛИ ЦЕЛЫЕ НАШИ ДИВИЗИИ И КОРПУСА. НАШИ СОЕДИНЕНИЯ НА СРЕДНЕМ УЧАСТКЕ ВИСЛИНСКОГО ФРОНТА ДВИНУТСЯ НА ЗАПАД КАК «БЛУЖДАЮЩИЕ КОТЛЫ» К НОВЫМ ЗАРАНЕЕ ПОДГОТОВЛЕННЫМ РУБЕЖАМ… У КОМАНДОВАНИЯ ЕСТЬ СВОЙ ЯСНЫЙ ПЛАН… ВСЯ ГЕРМАНИЯ СМОТРИТ НА ВАС, СОЛДАТЫ!..»

НЕМЕЦКИЕ ГЕНЕРАЛЫ НЕ ОГРАНИЧИВАЮТСЯ ВОЗЗВАНИЯМИ К СОЛДАТАМ. НА МОСТУ ЧЕРЕЗ РЕКУ ОДЕР У ДЕРЕВНИ НИДЕЛЬКРЕНИГ НАШИ РАЗВЕДЧИКИ УВИДЕЛИ ШЕСТЬ ВИСЕЛИЦ. НА ВИСЕЛИЦАХ — НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ. НА ГРУДИ У ПОВЕШЕННЫХ ТАБЛИЧКИ: «ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ, КТО ОТСТУПИТ БЕЗ ПРИКАЗА».

ПЕРЕДАЮ ДЛЯ ЮНАЙТЕД ПРЕСС

СЕГОДНЯ В ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА ВОЙСКА МАРШАЛА ЖУКОВА НАЧАЛИ НАСТУПЛЕНИЕ НА БЕРЛИНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ.

ЭТОМУ НАСТУПЛЕНИЮ ПРЕДШЕСТВОВАЛА СЕРЬЕЗНАЯ ПОДГОТОВКА. ЗА ПОСЛЕДНИЕ ДНИ Я БЫЛ СВИДЕТЕЛЕМ, КАК БОЛЬШИЕ МАССЫ ВОИНСКОЙ ТЕХНИКИ ДВИГАЛИСЬ ПО ДОРОГАМ, ВЕДУЩИМ К БЕРЕГАМ ОДЕРА. В РАЙОНЕ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО УДАРА БЫЛИ СОСРЕДОТОЧЕНЫ МНОГИЕ СОТНИ ТЯЖЕЛЫХ ТАНКОВ И ОГРОМНЕЙШЕЕ КОЛИЧЕСТВО АРТИЛЛЕРИИ.

ПЕРЕД ФРОНТОМ НАШИХ ВОЙСК НЕМЦЫ СОСРЕДОТОЧИЛИ МНОЖЕСТВО ОТБОРНЫХ СТРЕЛКОВЫХ И ТАНКОВЫХ ДИВИЗИЙ, ПРИКРЫВАЮЩИХ СТОЛИЦУ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ.

ЭТИ СТРОКИ Я ПИШУ НА ПЛАЦДАРМЕ ЗА ОДЕРОМ. ОРУДИЙНЫЙ ОГОНЬ НЕВИДАННОЙ СИЛЫ ОБРУШИЛСЯ СЕГОДНЯ НА РАССВЕТЕ НА ПЕРЕДНИЙ КРАЙ НЕМЦЕВ, СОТНИ САМОЛЕТОВ ЕЩЕ СО ВЧЕРАШНЕГО ВЕЧЕРА БЕСПРЕРЫВНО БОМБЯТ ЕГО.

СЕЙЧАС ДВА ЧАСА ДНЯ. БОЙ НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ РАЗГОРАЕТСЯ С ВОЗРАСТАЮЩИМ ОЖЕСТОЧЕНИЕМ. Я УЖЕ ВИДЕЛ ГРУППЫ НЕМЕЦКИХ ПЛЕННЫХ СОЛДАТ И ОФИЦЕРОВ, ОТПРАВЛЯЕМЫХ В ТЫЛ. Я БЕСЕДОВАЛ С НЕКОТОРЫМИ ИЗ НИХ. ВСЕ ОНИ ГОВОРЯТ О СВИРЕПЫХ ПРИКАЗАХ СВОИХ КОМАНДИРОВ СРАЖАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕЙ ВОЗМОЖНОСТИ, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ДОПУСТИТЬ ПРОРЫВА РУССКИХ К ОКРАИНАМ БЕРЛИНА. ОДНАКО УЖЕ НАЧИНАЮТ ПОСТУПАТЬ ДОНЕСЕНИЯ С ПЕРЕДНЕГО КРАЯ, ГОВОРЯЩИЕ О ТОМ, ЧТО ВО МНОГИХ МЕСТАХ НЕМЕЦКАЯ ОБОРОНА ТРЕЩИТ. СЕЙЧАС, К ДВУМ ЧАСАМ ДНЯ ЕЩЕ РАНО ГОВОРИТЬ О ТОМ, ЧТО НЕМЕЦКИЙ ФРОНТ ПРОРВАН, НО, БЫТЬ МОЖЕТ, НЕ ЧАСЫ, А МИНУТЫ ОТДЕЛЯЮТ НАС ОТ МОМЕНТА, КОГДА МАССЫ БРОНИРОВАННЫХ МАШИН БУДУТ БРОШЕНЫ В ПРОРЫВ.

ВСЕ БОЙЦЫ И ОФИЦЕРЫ, ИДУЩИЕ СЕГОДНЯ В ЭТОТ ПОСЛЕДНИЙ ТРУДНЫЙ БОЙ, ЗНАЮТ, ЧТО ВОЙСКА СОЮЗНИКОВ УЖЕ НАХОДЯТСЯ НА ПУТИ К БЕРЛИНУ, ЗАВЕРШАЯ СВОЙ БЕСКРОВНЫЙ МАРШ ПО ДОРОГАМ ГЕРМАНИИ. Я БЕСЕДОВАЛ С СОЛДАТОМ, НА ГРУДИ КОТОРОГО МЕДАЛЬ СТАЛИНГРАДА.

— НЕ ЗАВИДУЮ НАШИМ СОЮЗНИКАМ, — СКАЗАЛ ВАСИЛИЙ ПРОКУДИН, РЯДОВОЙ БОЕЦ, СКРОМНЫЙ ГЕРОИ, ПРОШЕДШИЙ ТЯЖЕЛЫЙ ЧЕТЫРЕХЛЕТНИЙ ПУТЬ ЭТОЙ САМОЙ СТРАШНОЙ ИЗ ВОЙН. — Я БЫ НЕ ХОТЕЛ ПРОМАРШИРОВАТЬ БЕЗ ВЫСТРЕЛА ПОСЛЕДНИЕ КИЛОМЕТРЫ К СТОЛИЦЕ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ. Я ХОЧУ ПРИЙТИ В БЕРЛИН ПОД ГРОХОТ НАШИХ ОРУДИЙ II ВОДРУЗИТЬ НА ПЕРВОЙ КРЫШЕ ВОТ ЭТОТ МОЙ ФЛАГ ПОБЕДЫ, — ОН ВЫНУЛ ИЗ КАРМАНА АККУРАТНО СЛОЖЕННЫЙ КРАСНЫЙ ФЛАГ.

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВОЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ МАЙОР Р. КАРМЕН.

* * *

Пригород Берлина Линденберг. 21 апреля, 13 часов. Запись из дневника:

«Вчера, двадцатого, в семнадцать тридцать я был на восточной окраине Бернау — пригорода Берлина. За ночь Бернау был окончательно очищен от фашистов, и наши танки получили задачу наступать непосредственно на Берлин. Утром сегодня дождь, туман, авиация не работала. Танкисты генерала Кривошеина, воодушевленные близостью заветной цели, устремились вперед. Вместе с танковыми колоннами я продвигаюсь на «виллисе» в сторону северо-западных окраин Берлина. Утром сегодня маршал Жуков в радиограмме сказал, что он надеется, что славные танкисты ворвутся в кратчайший срок в Берлин и водрузят над столицей фашистской Германии знамя Победы. Мы едем по дороге, на которой горят немецкие танки и самоходные орудия, валяются сотни трупов немцев. На каждом шагу тяжелые баррикады, которые саперам, продвигающимся на танковой броне, приходилось под огнем врага взламывать. Все дороги и поля густо минированы.

Полчаса тому назад я был на батарее тяжелых стомиллиметровых орудий полковника Грекова. Они в двенадцать тридцать открыли огонь по центру Берлина из района Ейрхцоль. Огонь открыт по мостам через Шпрее и по территориям Штеттинского, Северного и Петтерского вокзалов.

В двенадцать тридцать мне сообщили, что передовой отряд танков бригады полковника Е. Вайнруба прорвался на северо-восточную окраину Берлина в районе Вейсензее». 

ТЕЛЕГРАММА ШЕСТАЯ ДЛЯ ЮНАЙТЕД ПРЕСС

ЭТУ КОРРЕСПОНДЕНЦИЮ Я ПИШУ В ТАНКЕ Т-34, КОТОРЫЙ МНЕ ПРЕДОСТАВИЛО КОМАНДОВАНИЕ, ЧТОБЫ ДАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ПОБЫВАТЬ В ЗАНЯТОМ НАШИМИ ВОЙСКАМИ РАЙОНЕ БЕРЛИНА И СНЯТЬ КАДРЫ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ. ЧЕРЕЗ ПРИГОРОДЫ БЛАНКЕНБУРГ И МАЛЬХОВ Я ВЫЕХАЛ В РАЙОН ВЕЙСЕНЗЕЕ НА БЕРЛИНСКИЕ УЛИЦЫ, ОЧИЩЕННЫЕ ОТ ПРОТИВНИКА. ПО УЛИЦАМ РОЛЬКЕНШТРАССЕ, МЕЛЬХОВЕРШТРАССЕ, КЮСЛЕРШТРАССЕ И БЕРЛИНЕРАЛЛЕЕ БЕСПРЕРЫВНО БЬЮТ ТЯЖЕЛАЯ АРТИЛЛЕРИЯ И МИНОМЕТЫ ПРОТИВНИКА. БОЛЬШИНСТВО НАСЕЛЕНИЯ ПОКИНУЛО ЭТУ ЧАСТЬ ГОРОДА, ОДНАКО МНОГО НЕМЦЕВ ОСТАЛОСЬ В СВОИХ ДОМАХ, НЕСМОТРЯ НА АРТИЛЛЕРИЙСКИЙ ОГОНЬ. НАВСТРЕЧУ НАМ БРЕДУТ ГРУППЫ ПЛЕННЫХ ФОЛЬКСШТУРМОВЦЕВ, НИКЕМ НЕ КОНВОИРУЕМЫХ.

ЧЕМ ДАЛЬШЕ К ЦЕНТРУ ГОРОДА, ТЕМ ОЖЕСТОЧЕННЕЕ СТАНОВИТСЯ БОЙ. НАШИ ШТУРМОВЫЕ ОТРЯДЫ, СФОРМИРОВАННЫЕ ИЗ ТАНКОВ, САПЕРОВ, АВТОМАТЧИКОВ, ПРОТИВОТАНКОВЫХ ПУШЕК И ТЯЖЕЛЫХ САМОХОДОК, ИДУЩИЕ ПАРАЛЛЕЛЬНЫМИ УЛИЦАМИ К ЦЕНТРУ ГОРОДА, ШТУРМУЮТ КАЖДЫЙ ДОМ, ПОДВАЛ, ЧЕРДАК, ПРЕВРАЩЕННЫЕ НЕМЦАМИ В КРЕПОСТИ ОБОРОНЫ. БАРРИКАДЫ СООРУЖЕНЫ НА МНОГИХ ПЕРЕКРЕСТКАХ ИЗ БРЕВЕН, ИЗ РАЗВАЛИН ДОМОВ. СИЛЬНАЯ КАНОНАДА ДОНОСИТСЯ С ВОСТОЧНЫХ И ЮЖНЫХ ОКРАИН. БЕРЛИН ОКРУЖЕН С ТРЕХ СТОРОН, И ЭТО КОЛЬЦО НЕУМОЛИМО СЖИМАЕТСЯ С КАЖДЫМ ЧАСОМ.

ТОЛЬКО ЧТО Я ПОЗНАКОМИЛСЯ С ТРЕМЯ МОЛОДЫМИ ТАНКИСТАМИ. СООБЩАЮ ИХ ФАМИЛИИ: ГВАРДИИ МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ КИРИЛЛОВ, ГВАРДИИ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ЛЕОНОВ И ГВАРДИИ КАПИТАН ЮРКЕВИЧ. КОМАНДИР БРИГАДЫ — ПОЛКОВНИК ВАЙНРУБ ПОСЛАЛ ИХ В БОЕВУЮ РАЗВЕДКУ, И ОНИ ПЕРВЫМИ ВОРВАЛИСЬ НА СВОИХ ТАНКАХ В БЕРЛИН.

МОЛНИЯ. МОСКВА, РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ «ИЗВЕСТИЯ». БАКАНОВУ

СНОВА ШОССЕ. НО ВОТ ПОКАЗАЛИСЬ ФАБРИЧНЫЕ ТРУБЫ, ДОМА. МЫ ВЫСКАКИВАЕМ ИЗ «ВИЛЛИСА». ПЕРЕД НАМИ, СПРАВА ОТ ДОРОГИ, ЖЕЛТЫЙ, ПРОБИТЫЙ ПУЛЯМИ ЩИТ… ЧЕТЫРЕ ГОДА ИДЯ ПО ДОРОГАМ ВОЙНЫ, ВЕРИЛИ МЫ, ЧТО УВИДИМ ЭТОТ ЩИТ С НАДПИСЬЮ «БЕРЛИН». ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ГОРДОСТИ НАШЕЙ НАСТУПИЛ. И ДОЛГО ХОТЕЛОСЬ ПРОСТОЯТЬ ЗДЕСЬ, У ВОРОТ БЕРЛИНА, ГЛЯДЯ НА ЭТИ ЧЕРНЫЕ БУКВЫ ОБЫКНОВЕННОГО ДОРОЖНОГО ЗНАКА…

ЧЕРНЫЙ ДЫМ СТЕЛЕТСЯ НАД ОКРАИНАМИ БЕРЛИНА. ГРЕМЯТ ЗАЛПЫ ОРУДИЙ, ВПЕРЕДИ СТУЧАТ ПУЛЕМЕТНЫЕ ОЧЕРЕДИ. МЫ ВЪЕЗЖАЕМ НА ШИРОКУЮ УЛИЦУ БЕРЛИНЕРАЛЛЕЕ. ОНА ПУСТЫННА. ВДОЛЬ ФАСАДОВ ИДЕТ ПЕХОТА. ЕЖЕМИНУТНО ТО ТУТ, ТО ТАМ ГРОХАЮТ РАЗРЫВЫ НЕМЕЦКИХ СНАРЯДОВ. НО ПУСТОТА ЭТОЙ УЛИЦЫ ТОЛЬКО КАЖУЩАЯСЯ. ЗАХОДИМ ВО ДВОР. НАС МГНОВЕННО ОБСТУПАЕТ БОЛЬШАЯ ГРУППА НЕМЦЕВ, НЕМОК. ОНИ ПРИГЛАШАЮТ ЗАЙТИ В КВАРТИРУ ПОЕСТЬ. ЖЕНЩИНА ПРЕДЛАГАЕТ НАМ БУТЫЛКУ С МОЛОКОМ. И ВСЕ НАПЕРЕБОЙ ГОВОРЯТ, ЧТО РАДЫ ПРИХОДУ КРАСНОЙ АРМИИ, ЧТО ЖДАЛИ НАС С НЕТЕРПЕНИЕМ КАК ИЗБАВИТЕЛЕЙ ОТ ГОЛОДА И ЛИШЕНИЙ, ОТ ТЕРРОРА ГЕСТАПО, ОТ БЕСКОНЕЧНЫХ БОМБЕЖЕК. ОНИ ПРИГЛАШАЮТ НАС В БОМБОУБЕЖИЩЕ.

МЫ СПУСКАЕМСЯ, И ПЕРЕД НАМИ РАСКРЫВАЕТСЯ ВО ВСЕЙ СВОЕЙ ТРАГИЧНОСТИ БЫТ ЖИТЕЛЕЙ БЕРЛИНА. ТЕСНЫЙ БЕТОННЫЙ ПОДВАЛ ЗАБИТ МАТРАЦАМИ. ПРИ ТУСКЛОМ СВЕТЕ СВЕЧИ ВОСКОВЫМИ КАЖУТСЯ ХУДЫЕ, ИЗМОЖДЕННЫЕ ЛИЦА ДЕТЕЙ. И ВЗРОСЛЫЕ ВЫГЛЯДЯТ МЕРТВЕЦАМИ В ЭТОМ ПОДВАЛЕ. В СВОЕ ВРЕМЯ ОНИ ВЕРИЛИ ВСЕМ ОБЕЩАНИЯМ ФЮРЕРА, СМОТРЕЛИ В КИНОХРОНИКЕ НА ВИНОГРАДНИКИ КРЫМА, ПОЛЯ КУБАНИ, САДЫ УКРАИНЫ. МОЛЧА ПРИНОСИЛИ В ЖЕРТВУ ПРИЗРАЧНОМУ БУДУЩЕМУ СВОИХ СЫНОВЕЙ, МУЖЕЙ, БЕЗВОЗВРАТНО УХОДИВШИХ НА ВОСТОК. ИХ ПОСТЕПЕННО ОТРЕЗВЛЯЛИ МОГУЧИЕ УДАРЫ КРАСНОЙ АРМИИ. ИМ ПЕРЕСТАЛИ ДАВАТЬ ХЛЕБ. ОНИ СТАЛИ ЖДАТЬ КОНЦА. И НЕСМОТРЯ НА ДОЛГОЕ ПРИСТАЛЬНОЕ ОЖИДАНИЕ, НАШИ ТАНКИ НА УЛИЦАХ БЕРЛИНА БЫЛИ ДЛЯ НИХ НЕОЖИДАННОСТЬЮ.

ТУТ ЖЕ В ПОДВАЛЕ МНЕ БЫЛ ПОКАЗАН ВЧЕРАШНИЙ ВЕЧЕРНИЙ НОМЕР «АНГРИФФ». ВО ВСЕЙ ГАЗЕТЕ НИ СЛОВА О ТОМ, ЧТО СОВЕТСКИЕ ВОЙСКА ПОДХОДЯТ К БЕРЛИНУ. ПЕРЕДОВАЯ ДОКТОРА ЛЕЯ, ПРИЗЫВАЮЩЕГО ВСЕХ НЕМЦЕВ К ОБОРОНЕ ГОСУДАРСТВА, К ЗАЩИТЕ БЕРЛИНА. ОТ КОГО ЗАЩИЩАТЬ БЕРЛИН И КАК СКОРО ЭТО ПОНАДОБИТСЯ, ДОКТОР НЕ ОБМОЛВИЛСЯ НИ СЛОВОМ. НО КОГДА БЕРЛИНЦЫ ЧИТАЛИ ЭТОТ ЛИСТОК, СОВЕТСКИЕ ОРУДИЯ УЖЕ БИЛИ ПО РЕЙХСТАГУ, А ТАНКИ НАШИ БЫЛИ В ПРИГОРОДЕ ВЕЙСЕНЗЕЕ.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

23.4.45.

МОСКВА, РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ «ИЗВЕСТИЯ». БАКАНОВУ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

НОЧЬ Я ПРОВЕЛ НА УЛИЦЕ РЕННБАНШТРАССЕ, ГДЕ В ПОДВАЛЕ ОДНОГО ИЗ ДОМОВ РАЗМЕСТИЛСЯ ШТАБ ТАНКОВОГО СОЕДИНЕНИЯ ГЕНЕРАЛА КРИВОШЕИНА. НИКТО В ЭТУ НОЧЬ НЕ СПАЛ. ОЧЕВИДНО, ОТ ОДНОЙ МЫСЛИ, ЧТО ЭТО ПЕРВАЯ НАША НОЧЬ, ПРОВЕДЕННАЯ В БЕРЛИНЕ…

СИЛА НАШЕГО НАТИСКА В ЭТИХ УЛИЧНЫХ БОЯХ ОГРОМНА. ОНА ВОЗРАСТАЕТ С КАЖДЫМ ЧАСОМ. ВОТ СООБЩАЮТ:

— ТЯЖЕЛАЯ БАРРИКАДА НА РЕЛЬКЕШТРАССЕ ВЗЯТА. ДВИГАЕМСЯ ДАЛЬШЕ…

— ДОМ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ГЕТЕШТРАССЕ И ЛАНГХАНЕШТРАССЕ В НАШИХ РУКАХ, И СОКОЛОВ ПЕРЕНОСИТ ТУДА СВОЙ НП…

— ДАЙТЕ АРТОГОНЬ ПО СКВЕРУ ОСТЗЕЕПЛАЦ, ТАМ ПЕХОТА С ДВУМЯ САМОХОДКАМИ МЕШАЕТ НАШЕМУ ПРОДВИЖЕНИЮ….

Я ПОДНЯЛСЯ НА КРЫШУ ДОМА, ЧТОБЫ ВЗГЛЯНУТЬ ОТТУДА НА БЕРЛИН. В ЛЕГКОЙ МОЛОЧНОЙ ДЫМКЕ, ОЗАРЕННОЙ ЛУННЫМ СВЕТОМ, СМУТНО ВЫРИСОВЫВАЕТСЯ ДАЛЕКАЯ ПЕРСПЕКТИВА ОГРОМНОГО ГОРОДА. ЯРКИМИ ЗАРНИЦАМИ ВСПЫХИВАЮТ В НЕБЕ ОТБЛЕСКИ ОРУДИЙНЫХ ЗАЛПОВ. НЕСКОЛЬКО ОЧАГОВ ПОЖАРОВ РОЗОВЫМ ЗАРЕВОМ ПОЛЫХАЮТ В НОЧИ, КОТОРАЯ ВОЙДЕТ НЕИЗГЛАДИМОЙ СТРАНИЦЕЙ В ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

23.4.45. 

В ту ночь генерал-лейтенант танковых войск Семен Кривошеин, оторвавшись от карты города, раздумчиво сказал мне:

— Пройдемся. Выйдем на воздух.

Мы выбрались из подвала и медленно пошли по улице. На углу он осветил фонарем табличку «Берлинераллее». Гвардейский танковый корпус, которым командовал генерал Кривошеин, первым ворвался в Берлин. Генерал немногословен. Прочитав название улицы, он спросил только:

— Помнишь Мадрид?

— Помню, — ответил я.

В одну из ноябрьских ночей 1936 года в осажденном Мадриде, когда фашисты подошли к самым его стенам и жестокие бои шли в Каса дель Кампо и в Карабанчело, я вышел из здания военного министерства на улице Гранвиа. В ночном небе гудели немецкие «юнкерсы», где-то в соседнем квартале рвались бомбы, город был погружен в темноту.

В ворота въехала машина. Из нее вышел военный. Мигнув фонариком, я узнал его. Это был Семен Кривошеин — полковник, танкист. В Испании его звали колонел Нелле. Кривошеин со своими танками дрался в Каса дель Кампо. Советские танкисты стояли насмерть у ворот революционного Мадрида.

Как радостно было в ту тревожную ночь встретить близкого человека!..

— Как дела? — спросил я.

— Держимся, — ответил Семен.

Ты не был одинок тогда, истекавший кровью Мадрид. Многие отвернулись от тебя в те страшные дни. Джентльмены из Лондона хотели задушить Испанию кольцом блокады. Но советские люди были с тобой, Испания! В Каса дель Кампо они начали штурм Берлина.

…Молча шли мы вдоль Берлинераллее, медленно обходя трупы немецких солдат, обломки повозок, штабели снарядов в соломенных корзинках…

Я взглянул на генерала. А ведь он нисколько не изменился с тех пор! Только виски заиндевели. Восемь с половиной лет… Июнь сорок первого года, потом Воронеж, Волга, Дон. Днепр, Висла, Одер и… Берлин.

Вот мы и пришли в Берлин, завершая долгий путь сражений, начатый у стен Мадрида… 

ПЕРЕДАЮ ВОСЬМУЮ ТЕЛЕГРАММУ ДЛЯ ЮНАЙТЕД ПРЕСС

СЕЙЧАС УЖЕ МОЖНО КОНСТАТИРОВАТЬ, ЧТО ЧАСТИ КРАСНОЙ АРМИИ ЗАВЕРШИЛИ ОПЕРАТИВНОЕ ОКРУЖЕНИЕ БЕРЛИНА. БЕРЛИНСКИЙ ГАРНИЗОН ОТРЕЗАН ОТ ГЛАВНЫХ ГРУПП ГЕРМАНСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ В РАЙОНЕ МЮНХЕНА И МЕЖДУ ШТЕТТИНОМ И ГАМБУРГОМ. НАШИ ТАНКИ УСТРЕМИЛИСЬ НА ЗАПАД И, ЛОМАЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ ФАШИСТОВ, ПРОРВАЛИСЬ К ГОРОДУ НАУЭН, КОТОРЫЙ ЗАНЯЛИ СЕГОДНЯ НА РАССВЕТЕ. ТАНКИСТЫ, НАСТУПАЮЩИЕ В ЭТОМ НАПРАВЛЕНИИ, С ЧАСА НА ЧАС ОЖИДАЮТ ВОЗМОЖНОЙ ВСТРЕЧИ С СОЮЗНЫМИ ВОЙСКАМИ. ВСЕ СОВЕТСКИЕ ТАНКИ, ПРОДВИГАЮЩИЕСЯ НАВСТРЕЧУ СОЮЗНИКАМ, ИМЕЮТ НА БАШНЯХ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ ЗНАКИ, ИЗВЕСТНЫЕ СОЮЗНИКАМ. ПО ИМЕЮЩИМСЯ СВЕДЕНИЯМ, СОЮЗНЫЕ ВОЙСКА НАХОДЯТСЯ ПРИМЕРНО В 25–30 КИЛОМЕТРАХ ЗАПАДНЕЕ НАУЭНА.

ПРОДВИЖЕНИЕ НАШИХ ВОЙСК ПО УЛИЦАМ БЕРЛИНА СВЯЗАНО С БОЛЬШИМИ ТРУДНОСТЯМИ… ЧЕМ БЛИЖЕ К ЦЕНТРУ БЕРЛИНА, ТЕМ ОЖЕСТОЧЕННЕЕ СТАНОВИТСЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ ВРАГА. ОБОРОНОЙ БЕРЛИНА, ПО ИМЕЮЩИМСЯ СВЕДЕНИЯМ, РУКОВОДИТ ЛИЧНО ГИТЛЕР. ОСОБЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ ИМЕЮТ ПРИ ГИТЛЕРЕ ГИММЛЕР И ГЕББЕЛЬС. РЕЗИДЕНЦИЕЙ ГИТЛЕРА СЧИТАЮТ ЗАМОК В ТИРГАРТЕНЕ. В ГЛУБОКИХ ПОДВАЛАХ ЭТОГО ЗАМКА, ПО-ВИДИМОМУ, НАХОДИТСЯ ШТАБ ГИТЛЕРА.

…НА ВСЕХ СТЕНАХ ДОМОВ, НА ВСЕХ ЗАБОРАХ ЖИРНОЙ КРАСКОЙ НАПИСАНЫ ЛОЗУНГИ ГЕББЕЛЬСА, ПРИЗЫВАЮЩИЕ К ОБОРОНЕ БЕРЛИНА: «ОСТАНОВИМ КРАСНЫЕ ОРДЫ», «НЕ ПУСТИМ БОЛЬШЕВИКОВ В БЕРЛИН», «БЕРЛИН ОСТАНЕТСЯ НЕМЕЦКИМ». ЭТИ ЛОЗУНГИ ВЫЗЫВАЮТ УЛЫБКУ НАШИХ СОЛДАТ, ПРОХОДЯЩИХ ПО УЛИЦАМ БЕРЛИНА.

Впоследствии мы узнали, что резиденцией Гитлера был не замок в Тиргартене, а подземный бункер Рейхсканцелярии. Узнали мы и о Гиммлере — его не было в Берлине в эти последние дни, он вскоре был схвачен в британской зоне и при аресте отравился цианистым калием.

МОЛНИЯ. МОСКВА, ЛЕОНТЬЕВСКИЙ ПЕРЕУЛОК, 10. СОВИНФОРМБЮРО. ЛОЗОВСКОМУ, БАЛАШОВУ. ПЕРЕДАЮ ДЛЯ ЮНАЙТЕД ПРЕСС

ОДНИМ ИЗ САМЫХ ТЯЖЕЛЫХ ЭТАПОВ БОРЬБЫ ЗА БЕРЛИН БЫЛИ БОИ ПО ФОРСИРОВАНИЮ КАНАЛА БЕРЛИНШПАНДАУЭРШИФФАРТС. ВЧЕРА ОН БЫЛ ФОРСИРОВАН, И СЕГОДНЯ ТАНКИ ГЕНЕРАЛА БОГДАНОВА ПОДОШЛИ К РЕКЕ ШПРЕЕ. МЕЖДУ КАНАЛОМ И ШПРЕЕ РАСПОЛОЖЕНЫ РАСКИНУВШИЕСЯ НА БОЛЬШОЙ ПЛОЩАДИ ПРЕДПРИЯТИЯ «СИМЕНСВЕРКЕ» — ПЯТЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ ВСЕЙ ЭЛЕКТРОПРОМЫШЛЕННОСТИ ГЕРМАНИИ. СЕГОДНЯ Я ИХ ОСМАТРИВАЛ. ЭТУ КОРРЕСПОНДЕНЦИЮ Я ПИШУ В ОДНОМ ИЗ ДОМОВ РАБОЧЕГО ПОСЕЛКА СИМЕНСШТАДТ. МЕНЯ ЗАИНТЕРЕСОВАЛ ТЕЛЕФОН, СТОЯЩИЙ НА СТОЛЕ В ОДНОЙ ИЗ КВАРТИР ЭТОГО ПОСЕЛКА. ВЕДЬ ОТСЮДА ПРЯМАЯ СВЯЗЬ С ЦЕНТРОМ БЕРЛИНА. У МЕНЯ ВОЗНИКЛА МЫСЛЬ, КОТОРОЙ Я ПОДЕЛИЛСЯ С МОИМИ ТОВАРИЩАМИ — ОФИЦЕРАМИ-ТАНКИСТАМИ.

— ДАВАЙТЕ, — СКАЗАЛ Я ИМ, — ПОПРОБУЕМ ВЫЗВАТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ГЕББЕЛЬСА.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ БЫЛО ВСТРЕЧЕНО ВЕСЕЛЫМ ОДОБРЕНИЕМ, И ЗА ВЫПОЛНЕНИЕ ЭТОГО ПЛАНА ВЗЯЛСЯ МОЛОДОЙ НАШ ПЕРЕВОДЧИК, ПРЕКРАСНО ВЛАДЕЮЩИЙ НЕМЕЦКИМ ЯЗЫКОМ, ВИКТОР БОЕВ. НО КАК ДОБИТЬСЯ ПО ТЕЛЕФОНУ ГЕББЕЛЬСА? МЫ НАБРАЛИ НОМЕР БЕРЛИНСКОГО «ШНЕЛЛЕРБЮРО». ОТВЕТИВШЕЙ СОТРУДНИЦЕ СКАЗАНО БЫЛО, ЧТО ПО ВЕСЬМА СРОЧНОМУ И ВЕСЬМА ВАЖНОМУ ДЕЛУ НЕОБХОДИМО СОЕДИНИТЬСЯ С ДОКТОРОМ ГЕББЕЛЬСОМ.

— КТО ПРОСИТ? — СПРОСИЛА ОНА.

— ЖИТЕЛЬ БЕРЛИНА.

— ПОДОЖДИТЕ У ТЕЛЕФОНА, — СКАЗАЛА ОНА, — Я ЗАПИШУ.