Встречный

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Встречный

1

Под окнами комнаты, где разместилась группа перспективного проектирования, пролегала дорога на полигон. Когда выезжала из цеха машина, любой из конструкторов безошибочно определял модель: БТ-5 или БТ-7.

Хотелось настежь раскрыть окно, особенно если проезжала любимица БТ-8, проект которой они создавали совсем недавно. Но Морозов умышленно придвинул стол впритык к подоконнику, чтобы помешать людям подойти к окну, не дать им расслабиться. Будь он в комнате один, наверно, распахнул бы створки, чтобы полюбоваться «бетушкой». Но он был не один, и надо было не любоваться танком вчерашнего дня, пусть даже любимым, а думать о будущем, о новой машине, которая пока представляется туманно даже Кошкину.

Казалось, с корпусом танка все ясно: есть образец машины с наклонной броней. Но к удивлению самого его конструктора Васильева, сделать первоначальный вариант было проще. Взяли знакомую до мелочей БТ-7, придумали ей иной «покрой» брони из тонких пулестойких листов — и готов новый корпус. Правда, удачно найденный наклон броневых листов смогли применить всего на трех опытных машинах — в серийное производство цыгановский БТ-ИС не запустили.

Замысел Кошкина куда сложней, обширней! Предстоит создать универсальный, небывалый танк, который стал бы лучшим в армии. Для него надо изготовить броню — и толстую, и крепкую, и вязкую, чтобы снаряд взять не мог, да поставить листы под нужным углом, да сварить эти листы, потому что клепка непрочна!

Оптимальный наклон искали не только «корпусники» Васильев и Вирозуб, но и Кошкин, и по горло занятый трансмиссией Морозов, и еще добрая треть группы перспективного проектирования. Со всего этажа приходили с эскизами к Кошкину. Каждый теоретически обосновывал наиболее выгодный, по его расчетам, угол наклона, но кто был прав, мог доказать только эксперимент.

— На полигоне проверим и найдем! — говорил Кошкин.

Снайперы-артиллеристы в присутствии конструкторов обстреливали сваренные под разными углами броневые листы, а в конструкторском отделе продолжали работать до полуночи.

Васильев и Вирозуб резали фанеру и картон, сбивали, склеивали из них макеты корпусов. В комнате из-за макетов негде было повернуться. Оставляли те, что казались лучшими. Жора упорно отстаивал макет корпуса с овальным передним листом, пока не убедился, что производство такого листа окажется очень сложным. Остап защищал гофрированные листы бортов, доказывал, что острые выступы и глубокие впадины в металле станут ловушками для снарядов. Потом сам же издевался над своей идеей, сравнив ее по практичности с предложением просверливать отверстия в танковых бортах: мол, вражеские снаряды пролетят сквозь те отверстия, не затронув ни механизмы, ни экипаж.

— Пэрэстаньтэ, хлопци, гоготать, я нэ шуткую!

…Хлопцы, ребята — поистине ребята! Дмитрусь, Остап, Жора, Яша. Да как их иначе назовешь, если Дмитрию Бадаеву и Остапу Вирозубу было по двадцать пять, а Яша Белан едва перешагнул свой двадцатый год. Сидит у самой двери маленький, худой, стеснительно-молчаливый, подает голос только тогда, когда к нему обращаются. Как вот сейчас — с Морозовым.

— Получается, Яша?

Юноша поднял над столом курчавую черную голову:

— Фрикционы не компонуются.

— У такого компоновщика, как ты, получится. Покажи чертеж.

Чтобы лучше разглядеть его, Морозов направился к окну и чуть было не упал, споткнувшись о макет, высунувшийся из-под стола Остапа.

— Цяцю нэ роздавы! — крикнул Вирозуб.

— Бэгэмот, а нэ цяця! — смеялся Морозов.

Осенью тридцать седьмого года поступил приказ Наркомтяжпрома спроектировать по заказу военного ведомства и подготовить к серийному производству двадцатитонный средний танк, обозначенный номером Т-20.

Предлагая сохранить колесно-гусеничный ход, военные настаивали на усилении броневой защиты.

Но усиления не получилось.

Все расчеты и эксперименты утверждали, что колеса с одной парой ведущих не в состоянии будут передвигать толстобронную, отяжелевшую машину. Если же поставить редукторы к трем колесным парам, как на цыгановском БТ-ИС, технология изготовления трансмиссии настолько изменится, что завод не сможет наладить массовое производство Т-20 и за несколько лет.

Долго пришлось Кошкину доказывать представителям заказчика, что танку с колесами противопоказана тяжелая броня. Те вынуждены были согласиться на обычную. И если раньше в группе проектирования некоторые еще сомневались в бесперспективности колесно-гусеничного танка, то теперь конструкторы окончательно убедились: средний танк с противоснарядной броней может и должен быть только гусеничным.

А в остальном никто не ущемлял Т-20. Он был в программе, был законом. Но параллельно шли работы над внеплановым танком, его на заводе стали называть кошкинским, или Встречным.

2

Танковый дизель познал такие предродовые муки, что иным двигателям и не снились.

Его конструировали несколько лет, много меняли, долго испытывали на стендах, а когда, казалось, двигатель созрел, чтобы мчать боевую машину двести часов установленной нормы, он замирал на шестом или девятом часе.

И все же Кошкин верил в танковый дизель.

Влиятельные поклонники бензиновых моторов требовали прекратить финансирование дизельного КБ, снять двигатель с испытаний и тогда, когда он уже работал и сорок, и пятьдесят часов. Чтобы спасти его, Кошкин и начальник дизельного КБ завода выехали в Москву.

Они пошли к начальнику бронетанкового управления Павлову.

Дмитрий Григорьевич Павлов объяснения конструкторов слушал жадно. Время от времени он наклонялся к чертежам или брал макет дизеля, подключал к сети, снимал алюминиевую крышку и с удивлением и радостью слушал напевный гул двигателя. Больше всего Павлову по душе пришлось то, что нет в дизельном двигателе системы зажигания и карбюрации рабочей смеси — виновников танковых пожаров. А как горят танки, насмотрелся в Испании, когда он, Пабло, командир танковой бригады, вел их в бой, когда, втиснув свое большое плотное тело в тесное нутро танка, мчался вперед, показывая, как надо бить фашистов, сколько бы их ни было и с каким бы оружием они ни шли. Он гордился своими танкистами, и жалел их, и оберегал, но был бессилен, когда огонь охватывал бензиновые моторы. И с каждой сгоревшей машиной, с каждым погибшим танкистом накапливался в нем, Пабло, а теперь комкоре Павлове, суровый счет к конструкторам.

Но вот он с ними встретился, и оказалось — они стремятся к тому же, думают над тем же — как обезопасить танкистов в боевых условиях. И мысли их овеществлены в танковом дизеле, пусть еще и не достигшем полной зрелости.

— К дьяволу бензиновые моторы — горят дико! Поставим дизели на все новые танки. С твоего и начнем, Михаил Ильич!

В эти минуты комкор выглядел до того отзывчивым и щедрым, что Кошкин не мог не попросить Павлова помочь ленинградцам.

О нагрянувшей беде Кошкин узнал накануне от прилетевшего в Москву Галактионова.

…На опытном заводе появился новый заместитель наркома обороны но вооружению командарм Кулик. Приказал остановить производство самоходных орудий СУ-5, прекратить работы над экспериментальными самоходными орудиями больших калибров.

— Мы стояли с Куликом у макета. Я говорю: «Снаряды этого орудия раскрошат любые укрепления, противника», а он: «Идея Тухачевского?.. Снять, и чтоб следа не осталось!» Чувствую, спор к добру не ведет, но молчать не в силах. Умоляю сохранить самоходки, а он: «На переплав! Все на переплав! Немедля!»

…Если б не Галактионов поведал об этом, не поверил бы Михаил Ильич, что угроза нависла и над теми самоходками, которые уже начали поступать на вооружение армии. Он готов был ринуться вместе с друзьями спасать самоходки, хотя знал, что Галактионов с Гинзбургом обили немало порогов, и понимал, что нельзя ему отрывать теперь силы и время от дизеля и нового танка. Может, Павлов поможет?

«Но почему молчит? Не может защитить самоходки? Это же его самоходки!»

Едва комкор услышал имя Кулика, как потухли глаза и погрузневшее тело глубоко опустилось в кресло.

…Не раз за Пиренеями сталкивались Павлов с Куликом. Из ограниченного опыта первых танковых боев в Испании с ее горами и скалами, каменными крепостями селений Кулик вывел, что танки на любом театре военных действий могут и должны применяться только для непосредственной поддержки пехоты. И не более чем поротно и побатальонно.

Отозванный из Испании в конце тридцать шестого года, Кулик не нашел в Москве поддержки этих взглядов. Особенно критически отнесся к ним Тухачевский. Когда же последнего устранили с поста заместителя наркома по вооружению и на его место поставили Кулика, доказывать тому, что танки не придаток пехоты, а самостоятельный род войск, стало невозможно. А теперь — самоходки…

Павлов пытался понять, что произошло с Куликом. Неглупый человек, мужал с Красной Армией, нужды ее понимал. Почему же такое? «Может быть, не столько виноват Кулик… Пока обязанности не оторвались от его природных способностей и возможностей, приносил пользу. Не в меру возвеличили — беда для армии и для него тоже. На высоте руководителя вооружения армии огромные нужны энергия и талант, дальнозоркость требуется, а Кулик близорук и потолка своего достиг еще до этого взлета. Да он ли один страшится нового в технике и вооружении? С новым, непривычным, медленно зреющим уйма хлопот, иногда и неприятностей. Без терпения, без доверия к конструкторам и рабочим нам, военным, не обойтись. А где твое доверие, комкор Павлов, где твоя настойчивость? Разве ты сейчас решишься насмерть встать за самоходки?.. Ковыряешься, кое-что по мелочам отстаиваешь, а крупно, как эти конструкторы — за дизель, за внеплановый свой танк, бросишься ты в бой?..»

Молчание затянулось. Михаилу Ильичу казалось, он испортил разговор, нельзя было обо всем за одну встречу. И вдруг услышал короткую, вполголоса, фразу:

— Попытаюсь, Михаил Ильич. Мне тоже больно…

И больше ни слова о самоходках.

Тряхнув головой, Павлов встал.

— Ты, Михаил Ильич, не сомневаешься в своем Встречном?

— Не сомневаюсь.

— В таком случае сделай мне танк таким, чтобы я и мои танкисты могли в нем чай пить и над вражескими снарядами посмеиваться.

Кошкин измерил взглядом Павлова.

— Танк на вас не рассчитан, Дмитрий Григорьевич. Инструкции запрещают лезть в танк человеку с вашими габаритами.

— Я как кошка свертываюсь, — комкор засмеялся. — Когда твой гусеничный будет готов?

— Надеюсь, года через полтора.

— А недругов не забыл? Кажется, их у твоего Встречного не меньше, чем скал в Испании. Хотя и друзей прибавляется…

Не стал дожидаться ответа, предложил:

— Поедешь к раненым. Настоящие герои! Расшевели их, расскажут такое, что нигде не услышишь, не вычитаешь. Комбата Жезлова помнишь? Да-да, ленинградец. Он со старшим механиком-водителем Мальгиным придумал двухслойную броню, экранировку к твоим «двадцатьшестеркам», — бронепули не брали!

Вызвав адъютанта, Павлов приказал отвезти Кошкина в дачный поселок Малаховка.

3

Выздоравливающие танкисты с мельчайшими подробностями рассказали Кошкину о боях в Испании, о достоинствах и недостатках «двадцатьшестерок», немецкой и итальянской техники. Слушая их, Кошкин словно сам побывал в Сесенье, Мадриде и под Гвадалахарой, воевал рядом с этими танкистами, скоростью и маневром спасал машины от снарядов противотанковых пушек, устранял на ходу неисправности, выскакивал с экипажами из горящих машин. Он спрашивал, какие механизмы чаще выходили из строя, а какие устояли в боях, на длительных переходах, при крутых подъемах и спусках, что следует делать конструкторам, чтобы с танками и людьми не повторялись, не могли повториться трагедии, подобные испанской. И все танкисты заявили в один голос: нужна толстобронная машина с мощной пушкой и надежным, сильным мотором.

Кошкин был доволен. Танкисты, участники боев, хотели иметь именно такую машину, над какой работала группа перспективного проектирования, — хотели иметь Встречный. Одно огорчило его — слепая вера некоторых танкистов, воевавших в Испании, в двухслойную броню, производство которой было налажено в Барселоне. По их рассказам не трудно представить себе экранировку из двух склепанных вместе листов: одного, обращенного вовнутрь танка, — из мягкого котельного железа, другого, наружного, — из обычной хромоникелевой стали. Кошкин знал: такая двухслойная броня могла противостоять простой пуле, но не бронебойной. На подмосковном полигоне бронепули пробивали экранные двухслойные листы не только с коротких, но и с длинных дистанций. Вернувшиеся из Испании танкисты об этом не слышали. С гордостью рассказывали они, как придуманные ими двухслойные листы, укрепленные на корпусе танка, выдержали в одном бою сильный ружейный и пулеметный огонь врага.

Кошкин пробовал доказывать танкистам, что появись в том бою противотанковая пушка или заряди противник пулеметы бронепулями — и тонкий наружный лист экранировки был бы пробит первой же очередью, а мягкое котельное железо — какая защита?.. Да разве докажешь, если немало командиров и военных техников возводят экранировку чуть ли не в степень технического открытия… Значит, тем скорее надо пустить в производство толстобронный танк, испытать, доказать, что не экранный тип брони из склепанных слабых листов, а только противоснарядный лист в тридцать — сорок миллиметров способен защитить машину и людей от противотанковых пушек.

Накануне отъезда Кошкина из Москвы Павлов предложил взять механиком-испытателем на завод выписавшегося из госпиталя Игоря Мальгина.

— Настоящий танковый ас! Не хотел бы с ним расставаться, но он уже двойной срок службы отбухал, и девушка его в твоем городе живет.

В купе они оказались вдвоем, и Кошкин узнал, что произошло с Игорем после Гвадалахары. Правда, о себе Мальгин говорил скупо. Больше об испанце Марсело, о Жезлове, о Курте Вейганде, с которым работал на уралмашевской сборке и неожиданно встретился под Мадридом, где Игорю прислали пополнение — коммунистов из отряда Тельмана. Он воевал с Куртом недолго. Раненные, потерявшие машину, они несколько дней выбирались из кольца чернорубашечников. Потом — минное поле, взрыв и госпиталь в Барселоне. Игорь не помнил, как он туда попал, не знал, что произошло с Куртом, — возможно, подорвался на мине…

— А девушка ваша знает, что вас выписали? — спросил Кошкин.

— Нет еще… — только и сказал Игорь и смолк. Что ему было говорить, если за полтора месяца в Малаховке, кроме двух телеграфных слов «Жив. Приеду», ничего не послал, даже адреса. Сказали: лучше не сообщать. Но это же не запрет! Скорее не хотел, чтобы Галя увидела его в больничном халате, желтого, изможденного. Он сам себе был противен. Как взглянет в зеркало — отпрянет. А как ей такого увидеть? Может, и той телеграммы не получила, уехала неизвестно куда?

И не знал Игорь, что в день, когда он покинул Малаховку и носился по столичным универмагам в поисках подарка Гале, она добралась до его палаты, а сейчас догоняла пассажирский поезд на экспрессе.

НЕДООЦЕНКА ТАНКОВ

В ходе технической реконструкции и организационной перестройки Советской Армии Центральному Комитету партии, Реввоенсовету СССР пришлось преодолеть имевшие место консерватизм, недооценку значения новой военной техники, в частности танков, и преувеличение роли конницы в современной войне, фетишизацию опыта гражданской войны 1918—1920 годов.

Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский писал об этом 6 мая 1937 года в «Красной звезде»:

«Прежде всего пришлось столкнуться с теорией «особенной» маневренности Красной Армии, — теорией, основанной не на изучении и учете нового вооружения как в руках наших возможных врагов, так и в руках советского бойца, а на одних лишь уроках гражданской войны, на взглядах, более навеянных героикой гражданской войны, чем обоснованных ростом могущества культуры, ростом крупной индустрии социалистического государства, а также ростом вооружений армий наших возможных противников из капиталистического лагеря».

История второй мировой войны, т. 1, с. 264.

ЭТО ОНИ СОЗДАЛИ В-2

…Те, кто создал двигатель В-2, в силу секретного характера работы, были в свое время обойдены народным признанием. Теперь можно назвать их имена: это конструкторы К. Ф. Челпан, Я. Е. Вихман, Т. И. Чупахин, И. Я. Трашутин.

Сейчас не нужно доказывать преимущества дизельного двигателя перед бензиновым, стоявшим на всех танках мира. А тогда авторам модели В-2 пришлось приложить немало усилий, чтобы дать жизнь своему детищу.

…В бронетанковой академии как курьез… показали инструкцию, по которой в 30-х годах надлежало заводить мотор танка в присутствии пожарников. Бензиновые авиационные двигатели, применявшиеся тогда для бронированных машин, были очень сложны в эксплуатации и опасны для экипажа. В-2, хотя и состоял почти из двух тысяч деталей, оказался простым в обращении и безопасным в работе. Он обладал мощностью в 500 «лошадей». Наша промышленность сумела в короткий срок освоить серийный выпуск В-2 на многих заводах Урала и Сибири.

Ни одна страна в мире не могла создать ничего подобного В-2. Фирме «Дженерал моторс», например, понадобилось десять лет, чтобы сконструировать двухтактный дизель «Джи-Эм-Си», мощность» всего в 210 лошадиных сил. На американском танке «Шерман» стояла двигательная установка из двух «Джи-Эм-Си», а чаще она состояла из пяти бензиновых автомобильных агрегатов. Случалось, что англичане ставили на свои крейсерские танки авиамоторы «Либерти» двадцатипятилетней давности.

Комсомольская правда, 16 июня 1967 года.

ВНИМАНИЕ, ТАНКИ!

Мои отношения с генеральным штабом после того, как его начальником стал генерал Бек, осложнились. Человек старой школы, он о современной сложной технике не имел никакого представления и постоянно выступал против моих планов организации бронетанковых войск.

С назначением командующим сухопутными войсками генерала барона фон Фрича мне стало значительно легче разрешать вопросы развития бронетанковых войск.

В конце лета тридцать пятого года мы провели четырехнедельные учения для танковой дивизии, в которую были объединены все имевшиеся бронетанковые части и подразделения. Генералы Бломберг и Фрич с большим интересом следили за этими учениями. Их результаты оказались удовлетворительными. Когда был выпущен желтый аэростат, сигнал окончания учений, Фрич шутливо сказал: «Теперь остается, чтобы на аэростате появилась надпись: «Танки Гудериана — самые лучшие».

В октябре сформировали три танковые дивизии. Одна — под моим командованием. Я покинул Берлин, чтобы сменить службу в центре на практическую работу в войсках.

В августе 1936 года меня произвели в генерал-майоры.

По поручению генерала Лутца я зимой 1936—1937 годов написал книгу «Внимание, танки!». В ней я изложил историю возникновения и развития танков, а также свои взгляды на организацию бронетанковых войск Германии в будущем.

В книге я указывал, что в России насчитывается десять тысяч танков, однако против этой цифры возражали начальник генерального штаба Бек, а также цензура. Мне стоило большого труда добиться разрешения на опубликование этих цифр. Хотя я располагал данными о семнадцати тысячах танков у русских, но сам с чрезвычайной осторожностью подходил к опубликованию имевшихся сведений.

Практика тоже со скрипом пробивает себе дорогу.

Пока еще плохо устраняются конструктивные недостатки Т-3 и Т-4, которые должны изменить облик не только бронетанковых сил, но и всего вермахта. Недопустимы затяжки испытаний.

Наконец-то! Новые танки испытываются на Куммерсдорфском полигоне. Появилась надежда, что в 1938 году, несмотря на все преграды, в армию начнут поступать Т-3 и Т-4.

В последний день испытаний, прошедших при моем участии, в Куммерсдорф прибыл Гитлер. Он был доволен скоростью Т-3 — пятьдесят километров в час, тридцатимиллиметровой броней, надежно защищающей экипаж от огня крупнокалиберных пулеметов и снарядных осколков. Особенно понравилась фюреру семидесятипятимиллиметровая пушка танка Т-4, хотя пушка короткоствольная и стреляет малоэффективным навесным огнем.

1938 год начался неожиданным присвоением мне звания генерал-лейтенанта и приглашением в Берлин для беседы с Гитлером. Меня назначили командиром 16-го армейского корпуса.

Я принял дела корпуса от своего уважаемого предшественника генерала танковых войск Лутца. Начальник штаба корпуса — полковник Паулюс. Его я хорошо знаю в течение ряда лет как умного, добросовестного, старательного и глубоко мыслящего офицера генерального штаба. Мы с ним работаем в полном согласии.

1 сентября 1939 года в 4 часа 45 минут мой корпус перешел польскую границу, развертываясь в боевые порядки.

Опыт боевых действий в Польше вскрыл серьезные упущении главного командования сухопутных сил.

Легкие пехотные дивизии представляют собой неполноценные соединения. Их следует реорганизовать в танковые дивизии.

Моторизованные дивизии слишком громоздки по своему составу. Из них собираются изъять по одному пехотному полку.

А больше всего меня беспокоит чрезвычайно медленное перевооружение танковых полков машинами Т-3 и Т-4. Эта медлительность — следствие все еще недостаточной производственной мощности промышленности, неповоротливости главного командования сухопутных сил, которое все еще медлит с оснащением войск новыми типами танков.

ГУДЕРИАН Г.

Воспоминания солдата (перевод с немецкого). Воениздат, 1954, с. 29, 30, 43—45, 64, 84, 182.